la fatigue

Енгук устал. Если б мог, он бы сейчас же свалился на ближайший диван, и заснул бы хотя бы часов на шесть, потому что глаза уже болят от недосыпа, черные мешки под глазами, кажется, скоро скроют за собой и глаза, а руки дрожат, как у тяжелобольного. Бан Енгук готовится к камбеку. Как говорится, новая песня сама себя не напишет, а танец не выучится, и у Гука, честное слово, слишком мало времени, чтобы тратить его на какой-то глупый сон. Днем его ждут извечные тренировки – танцевальные и вокальные. Компания решила в очередной раз удивить милых фанаток, и в этот раз Енгуку, как и Зело выделили аж по две вокальные строчки. И пусть для того, чтобы их исполнить, им не нужны особые тренировки, любой мог бы их исполнить, но компания как всегда полошиться не по делу. Учитель Химчана готов выдрать себе волосы от проделок Зело, который не может толком понять, чего от него хотят, и никак не может привыкнуть к этой манере вытягивать звуки. У младшего истерики, потому что ему не нравится быть вокалистом, и обычные методы успокоения ему уже не помогают – Зело начисто запретили есть мороженое, то, что могло привести его в норму за считанные минуты. Зато теперь Чхве не вытащить из танцевального зала, но все это сопровождается тем, что в аптечке уже закончилась мазь от синяков, которые непременно появляются на все ещё не готовом к таким нагрузкам теле. Енгуку жаль этого маленького ребенка, жаль устающих вокалистов, с которых по три шкуры сдирают на репетициях, жаль Чонопа, к которому придираются со всех сторон, потому что и танец его вдруг стал не слишком хорош, и голос недостаточно идеален. Не жаль Бану только себя. Он привык, он знал, на что идет, когда ввязывался во все это, да и просто давным-давно привык к тому, сколько работы на него наваливается, что он должен быть за все в ответе и ко всему готов. Его не зря зовут «папочкой семейства» - он и правда всегда ко всему готов и за все в ответе. И сейчас ему стоит перестать размышлять о подобном, а просто взять и написать песню, которая будет достойным оправданием всех их мучений в этом и последующем месяце. Стены в общежитии тонюсенькие, и Бан отчетливо слышит, как тихо хнычет в свою подушку Чжунхон, прекрасно представляя его в этот момент. Младший, по привычке, скрутился в комочек, поджав колени к груди и прижав к животу огромного белого медведя – подарок от ребят на его день рождения. Он почти видит, как разметались по цветастой подушке, покрашенные в новый цвет волосы, едва пережившие обесцвечивание. Он почти замечает, как дрожат узенькие, детские ещё плечики от напора проблем и усталости, которая навалилась на этого солнечного ребенка. Его успокаивает только одно, лишь одна деталь не дает ему сорваться с места и пойти к Зело, попытаться его успокоить, при своей полной необразованности в этом вопросе. Енгук всегда, даже в детстве был немного черствым и ему слишком сложно помогать другим справляться с эмоциями, как и ему самому сложно их за собой признавать. Эту маленькую деталь зовут Ким Химчан, и сейчас она тихим, истинно отцовским голосом рассказывает малышу Чжунхону сказки. Енгук слышит обрывки истории про славного самурая Гука и милую принцессу Химе, которую нужно спасти от дракона с именем их менеджера, слышит, как вдохновленно Химчан рассказывает младшему о приключениях рыцаря, о друзьях, которых тот собирает на своем пути и обо всем-всем, что только можно, чтобы как-то успокоить маленького мальчика, у которого от нескончаемых репетиций и тренировок начался стресс. Ким Химчан не зря зовется матерью группы, хотя Бан дал бы ему имя отца-одиночки, или главного воспитателя для подростков. Он умеет общаться со всеми с чуткостью и должным пониманием, при этом уважая мнения младших, отдавая им должную долю уважения. Химчан, никогда не имея младших братьев и сестер, кажется, успел навозиться с карапузами сестры, или научился этому чудесному умению общаться с детьми в каком-то гиперпространстве, потому что все мемберы без исключения называли его мамочкой, и своего мнения менять не решались. - А можно и мы послушаем? – слышится за стеной слабый голос почти охрипшего Ендже, и неловкое покашливание Чонопа рядом. Енгук снова не видит, но знает, Дэхен там же, рядом с ними, просто улыбается, потому что недавно на репетиции сорвал голос, и теперь его единственным способом общаться с миром был Ендже. Енгук слышит и улыбается – детишки в порядке. Химчан никогда не умел им всем отказывать, поэтому слышится шуршание, а после рассказ возобновляется. Химчан рассказывает о том, что со всеми ними происходит, но в такой неповторимо сказочной оболочке, что и Гук верит, что все происходит в какой-то абсурдной сказке, и забывает на миг о проблемах и недосыпе, просто слушая давно уже ставший родным голос. Енгук слышит каждую нотку в нем, различает эмоции уже лучше своих, потому что Химчан всегда рядом, и не только рядом с ними – рядом со всеми, и кажется вовсе не унывающим и живым. Всегда бодр, всегда поддерживает, всегда поможет, если помощь нужна, да и если ты даже не можешь сказать о том, что она понадобится. За мыслями Енгук снова отвлекается от листа с бумагой, а когда снова смотрит на него, написанные недавно строчки уже кажутся пресными и какими-то физически неприятными, и Гук морщится, сминая лист и выбрасывая его на пол, к куче таких же листов. Работа возобновляется, но идет медленно и через силу – Енгук не может выдавить из себя ни одной адекватной строчки. Енгук не может вообще ничего поделать с собой, со своей усталостью и со своей неспособностью написать хотя бы начало. Даже название – уже проблема. - Енгук-а, я принес тебе кофе, - эхом разносится по комнате, и Бан вскидывает голову, чтобы увидеть лицо стоящего рядом с ним Химчана. Лицо бледное и осунувшееся, с такими же, как и него самого, синяками под глазами, с такой же дикой тоской на дне черных омутов, больше не щурящихся по-лисьи. Химчан, кажется, выглядит хуже него, потому что на днях одна из стажерок сказала, что он потолстел. Енгук знает, что Химчан не ест третий день, но даже намекнуть на это значит поссорится с Кимом. А он и так на грани нервного срыва. Но это видит только Енгук, потому что только Енгуку можно смотреть на Химчана, не готового общаться с людьми. Только рядом с Баном появляется Химчан злой, Химчан усталый, Химчан истеричный и Химчан плачущий – те его ипостаси, которые никто видеть не должен. Енгук улыбается и кивает на место рядом с собой, отставляя в сторону пустую чашку кофе и давая поставить новую порцию кофеина на столик перед ним. - Я думал, тебе пригодится, потому… - Спасибо, - Енгук улыбается парню, и, не сдерживаясь, притягивает его к себе, утыкаясь носом в пахнущие яблоком и медом волосы – это шампунь Дэхена так пахнет, но Киму прощаются такие мелочи. - Это всего лишь кофе, Гук. - Я за ребят благодарю,- тихо шепчет Бан в ответ и прижимает парня к своей груди чуть сильнее, крепче перехватывая свои руки на чужой и без того тонюсенькой талии, - Им всем нужны такие сказки на ночь. Им всем нужна поддержка, ты даришь её им. - Мальчики просят вернуть отца в семью, - тихо говорит Химчан, но в его голосе нет ни упрека, ни просьбы, только одна тоска, какая-то черная и неподъемная, потому что ему видно, как трудится Бан ради того, чтобы урвать хотя бы традиционный ужин всем вместе в своем загруженном дне. Иногда Киму кажется, что все, что у них было, трещит по швам из-за этого чертового камбека, все, что только наладилось, снова рушится. Зело снова плачет ночами, снова ходит весь в синяках и царапинах, не умея остановится вовремя, Чоноп смотрит тоскливо и снова потихоньку замыкается в себе, перестает говорить и все чаще сидит один. Дэхен все чаще срывается на Ендже, а тот от обиды и злости грубит всем подряд, он недавно поссорился с мамой из-за этого, и едва не поссорился с Зело. Енгук не спит ночами, и черт знает, сколько ещё у него дел, о которых он им не рассказывает, и которые ему приходится решать, пока они спят в своих кроватях смехотворные часы. Химчан по сравнению с ним совершенно в норме. Но все знают, что это не так. - Химчан, пошли поедим? Я сварю нам рамен, - тихо шепчет на ухо задумавшемуся парню Бан. В его голосе – не просто просьба, мольба. В его взгляде непроходимая грусть, тоска на грани с полным отсутствием эмоций, и больше всего на свете Химчан боится, что когда-нибудь Бан снова от него закроется. Что мостик, который он так долго и осторожно прокладывал к парню целыми годами будет разрушен. Но с другой стороны стоит его внешний вид, очередные крики менеджера о лишнем весе, и горы комментариев фанатов в сети о том, что он потерял форму. С другой стороны – злость на него и на ребят, в следствие новые изнуряющие тренировки…. - Дети не будут рады, если их мама упадет когда-нибудь в обморок, Химчан. Енгук не умеет готовить рамен, но выходит сносно. Химчан без удовольствия или каких-либо вообще чувств жует еду, опустив взгляд в тарелку и думает, что он слишком устал от всего этого. Он слишком устал видеть дорогих ему людей в таком состоянии, устал выслушивать несуществующие упреки, и устал бороться. Он хочет просто поспать, немного поваляться в горячей ванной и провести хотя бы пару часов с Енгуком наедине. Без мыслей о том, что будет завтра, без взгляда полного дикой усталости, без всего, что преследует их теперь. - Чан, ты же понимаешь…Потерпи немного, - Ким и не замечает, как Бан оказывается рядом, как садится перед ним на колени и как берет его лицо в свои ладони, но сейчас он видит перед собой осунувшееся и усталое лицо Енгука и не может сдержаться. - Енгук…Я устал, я устал видеть ребят такими унылыми, устал от криков, я не хочу видеть больше слез Зело, потому что в следующий раз у меня просто не хватит духу отрицать то, что он говорит. Я не хочу видеть тебя в таком состоянии, понимаешь?! Бан кивает, и Ким затихает тут же. Ему не нужно большего – не нужно тирады и оправданий, он рад, что не слышит этого «ну ещё немного», которыми кормит их менеджер и вся группа. Он просто роняет голову Енгуку на грудь и не хочет двигаться. Гук прижимает Чана к себе и мягко гладит по спине, вдыхая запах его волос и просто прикрывая глаза – он тоже не хочет всего того, что происходит. Он хочет чуть-чуть свободы, нормального шестичасового сна и сводить всех своих ребят в аквапарк, как давно просил Зело. И как нарисовано на их недораскрашенном плакате, который предложил нарисовать Дэхен две недели назад, чтобы им всем было, к чему стремиться. Хочется просто немного человеческой жизни. - Химчан… Енгук зовет тихо, почти не издавая звуков, но вокалист слышит его на уровне инстинктов, поднимает голову, чтобы тут же быть пойманным в мягкие объятия и захваченным теплым поцелуем. Енгук держит осторожно, будто боясь сломать его фигуру и целует трепетно, будто бы неловко. В этом поцелуе спрятаны все «ещё немножко» этого мира. В это поцелуе спрятана вся усталость и сдерживаемая горечь. В этом поцелуе вся любовь, которую Бан готов дарить, и Химчан принимает её взахлеб, хватается за чужие плечи и несдержанно плачет, потому что слишком долго старался быть сильным ради их всех. В руках реппера он может побыть слабым. Енгук укладывает его на диван, обессиленного и уставшего, и накрывает пледом, бережно положив ему под голову подушку. Схватив со стола карандаш и блокнот, Енгук уходит на кухню. Менеджер смотрит на него как на бога и умалишенного одновременно. - Отпуск? - Я неясно выразился? Вот все песни для альбома, вы можете их пока шлифовать, а мы в это время останемся в недельном отпуске. Если же нет – никто не мешает мне, например, подать на вас иск в суд. Мужчина чешет гладко выбритый подбородок и неуверенно смотрит на заросшего щетиной Бана, у которого глаза сияют жаждой справедливости и…отдыха. - Ты все это за ночь написал? - А по мне не видно?- язвит в ответ Гук и поджимает губы, вскидывая подбородок, - Если вы откажетесь… - Хорошо, идите в свой небольшой отпуск, - Енгук вздрагивает от голоса директора и оборачивается, чувствуя, как начинает кружиться голова. Ему плохо, и его тошнит немного после вчерашних кулинарных изысков, а ещё руки почти не шевелятся от того, сколько ему пришлось писать этой ночью. Бан кланяется несколько раз, и уходит как можно быстрее, пока мужчина не решит передумать. - Зело, солнышко… Бан осторожно заходит в репетиционный зал и светло улыбается обернувшемуся на него ребенку. И Чхве не нужно слов больше – он подлетает и обнимает парня со всей силы, носом утыкаясь в чужие волосы и тихо хныча. Парень не может выдавить из себя слов, только позорный скулеж и слезы от того, что у них все снова станет нормально. Чжунхон верит в это всей душой. Бан успокаивает мальчика, как может, гладит его по спине и шепчет что-то успокаивающее на ухо. Ждет, пока Зело придет в себя и просит его помочь собрать остальных ребят. Макне улыбается и кивает, убегая тут же и по пути успевая поставить себе пару новых синяков, которые, Енгук знает, замажет ему Чоноп новой купленной лично им мазью от синяков и царапин. Енгук осторожно подходит к двери студии и просто без слов забирает плачущего Ендже из комнаты, на входе встречая кого-то, даже ему не знакомого, но по ощущениям неприятного, и орет на него за то, что он обидел его Ендже. Вообще-то такого могло и не быть, но от того, как под его рукой сжимается в комочек парень Бан понимает, что все так и есть, и едва сдерживается, чтобы не врезать этой неизвестной личности. Ендже приходится успокаивать дольше, но Енгук бы ни за что не назвал это время потраченным в пустую. - Хен, а куда мы? - Сейчас заберем нашу мамочку и поедем в общежитие. Отдыхать, - спокойно улыбается лидер, и у вокалиста подрагивают уголки губ в намеке на улыбку, пока он стирает ладошками с щек слезы. Ю остается с ребятами в холле, пока старший уходит за Химчаном. Парень находится в звукозаписывающей студии. В истерике и с пачкой сигарет в руках, которую он то порывается смять, то вытащить одну из никотиновых палочек и закурить. - Енгууук…Он-ни говорят, что я ни на что не гожусь….Мне ска-сказали, что я бесполезен в группе, и что мое красивое лицо ничего-о не значит…Мо-может мне и правда лучше уйти? Я ведь и правда ничего не значу: у Дэхена и Ендже такие невероятные голоса, Чоноп просто ас в танцах, а Зело у нас просто маленький талант…Про тебя даже говорить страшно… - Что за глупости ты говоришь? Химчан,- Бан берет парня под руки и поднимает с пола, тут же прижимая к себе, потому что тот просто не стоит на ногах. - Это не глупости, это чистая правда. Что я для группы? Всего лишь красивое личико, не боль… Енгук раньше часто так делал, но вокалист слишком отвык, чтобы быть к такому готовым. Теплые губы сразу дарят какое-то небольшое спокойствие, а теплые, крепкие и уверенные руки на талии заставляют перестать думать о глупостях. Его целуют, значит, он нужен. Значит, он любим и незаменим. Ким жмется к парню ближе и боится выпасть из его рук, старается держаться, но все равно едва не виснет на парне, который без проблем его прижимает к себе. После губ Енгук не останавливается, и исцеловывает все лицо: подбородок, брови, скулы, нос, собирает губами влагу со щек и прижимает к себе, не давая отстраниться. - Мы едем домой, Химчан. Наше «скоро» уже наступило. Ким не верит своим ушам, улыбается счастливо и прижимается к парню, будто бы боясь, что все это сон. Но это правда, и внизу его ждут такие же усталые и неверящие своем счастью ребята, которые идут следом за уверенным Баном и даже не галдят привычно от нехватки сил. Засыпая, Химчан думает, что после того, как они все хорошенько отоспятся, то пойдут в аквапарк, как этого хотел Зело. Обязательно пойдут. Енгук улыбается и укрывает своих ребят одеялами.