Полное погружение

Сара решает, что ненавидит это время года, пока пересекает парковку. Холод не уходит, он возвращается с удвоенной силой каждый раз, когда она думает, что худшее позади. Да еще ночные смены, которые здорово ослабили ее чувство времени; ей по-прежнему приходится предпринимать некоторые усилия, чтобы успешно игнорировать тревожное чувство ожидания. «Вот только чего?» — думает она каждый раз, когда смотрит на часы. Выходя из наполненного низким жужжанием неона антисептического кокона, который принято называть отделением неотложной помощи, чтобы купить стакан кофе и подышать свежим воздухом, она чувствует себя так, словно попала в параллельную вселенную. Сегодня это чувство даже сильнее, чем обычно. Все было спокойно: сломанные ноги, боли в груди, высокая температура и ничего больше. Не то чтобы она ожидала того, что показывают в медицинских сериалах — потребовалось не более одного дня, чтобы избавиться от этого заблуждения — но каким-то образом она согласилась сегодня остаться в ночную смену с Тимом. Ну и что, у нее найдется, чем заняться, особенно если не будет никаких отвлекающих факторов. Но сначала, опять же, кофе. Из кофемашины, что около аптеки через дорогу, опять же, потому что это означает, что ей придется преодолеть немаленькое расстояние пешком и занять свою голову мыслями о том, почему, черт возьми, так холодно, и действительно ли нужно продолжать пить кофе, который на вкус как ржавчина, вместо того, чтобы думать о необъяснимо разрушающихся отношениях. Да, звучит как план. Она уже дрожит, когда доходит до кофемашины и останавливается в нескольких шагах позади какого-то парня, который приобретает свой стакан и выглядит так, словно ему отчаянно нужна чашка дымящейся темной жидкости. Он одет только в джинсы и футболку, выцветшую и потертую. Они вряд ли дают ему хоть какое-то тепло, но это действительно не ее дело. Она ждет. И ждет. И ждет. Человек, стоящий перед автоматом, даже не собирается отойти в сторону, и Сара с досадой отмечает, что он держит стакан у губ, видимо, решив выпить его на месте, а не взять и уйти, как поступают все порядочные люди, когда за ними есть очередь. «Бывают же люди, — думает она, и громко прочищает горло. — Мне сегодня действительно не до этого». Ответа нет. Либо парню плевать, либо он просто не распознал в ее звуке призыва отойти в сторону. Она вздыхает. — Прошу прощения? По-прежнему тишина. — Простите? Вы уже закончили? Я бы хотела взять себе кофе. Он не двигается, не поворачивается на звук ее голоса. «Может быть, он меня не слышит», — думает Сара, вдруг чувствуя себя глупо, что не догадалась рассмотреть эту возможность. Она обходит вокруг незнакомца, чтобы попасть в поле его зрения, и предпринимает новую попытку. — Сэр, вы закончили... На этот раз она не договаривает предложение, потому что может видеть его лицо. Парень — не старше тридцати, короткие волосы песчаного цвета, темные круги под глазами — явно не подозревает о ее присутствии. И он не пьет свой кофе, как она изначально предполагала; чашка находится близко от его губ, так близко, что пар должен беспокоить его, но он продолжает держать стакан, не собираясь делать глоток или опустить его; пальцы, сжимающие обод, уже успели побелеть. Ничего не происходит, он просто стоит со стаканом в руке, словно забыл, как двигаться, его рот слегка приоткрыт, глаза расфокусированы и смотрят в никуда. Сара чувствует, как внутри нее начинает формироваться тревожное чувство. — Эй, ты... ты меня слышишь? Она снова осматривает его одежду. Парень одет не по погоде, его открытые руки («Ни шрамов, ни следов от уколов», — на автомате отмечает она) покрыты мурашками, ногти почти фиолетовые, но он, кажется, не чувствует холода. На самом деле, понимает она с тревогой, он даже не дрожит. Его дыхание медленное и ровное, на лице нет никакого выражения, и если его тело находится в бедственном положении, он, кажется, даже не знает об этом. Она осторожно — очень осторожно — протягивает руку и кладет ладонь на голое предплечье незнакомца, пытаясь привлечь его внимание. Кожа холоднее, чем она ожидала. — Эй! Эй! Он не реагирует: по-прежнему смотрит вдаль пустым взглядом, рот приоткрыт, длинные ресницы уже влажные от пара, продолжающего подниматься из стакана, который парень все еще держит в замерзшей руке. «И что мне теперь делать?» — Сара нащупывает мобильный телефон в кармане, размышляя, кто может принять парня в больнице, затем решает попробовать еще раз. — Вы можете посмотреть на меня? Сэр? Вы можете попробовать рассказать, что случилось? Все хорошо, я врач. Она чувствует себя полной дурой, но по какой-то причине именно эти слова иногда помогают людям успокоиться. Парень медленно моргает, больше рефлекторно, чем реагируя на ее слова, его взгляд не фокусируется. Темные круги под глазами кажутся почти синими в этом свете. Бессонница и боль могут навредить сильнее, чем что-либо еще, она знает об этом не понаслышке, искренне желая, чтобы у нее не было шанса обзавестись таким багажом знаний. Она задается вопросом, не усилится ли ее бессонница после событий сегодняшнего дня. Ей вдруг приходит в голову, насколько, должно быть, замерз этот человек, и как горит его рука, держащая стакан дымящегося горячего кофе даже без картонной подставки. Отлично. — Я подержу твой кофе, хорошо? Всего минуту. Парень не оказывает никакого сопротивления, пока Сара осторожно вынимает стакан из его ладони, а затем опускает его руки. Он удивительно податлив, и она хотела бы думать, что это хороший знак, но понимает, что это не так. Кажется, мужчина двигается на автопилоте, жизненно важные системы работают, но сам он не принимает в этом никакого участия. Если бы она направила его на середину шоссе, он, скорее всего, последовал бы за ней. А затем стоял там, пока его не сбила бы одна из мчащихся машин. Сара подавляет дрожь и снова старается расшевелить парня, мягко похлопывая его по холодной щеке, спрашивая его имя и называя свое. Ничего не помогает, конечно же нет. Теперь он чуть покачивается из стороны в сторону, и снова не осознанно — что Сара посчитала бы прогрессом — а словно у него сбоит внутренний механизм, помогающий сохранять равновесие. Отстраненный взгляд становится еще более пустым, и у Сары появляется неприятное ощущение, что это как-то связано с ее прикосновениями; любая попытка проникнуть в его кокон заставляет его закрываться еще сильнее. «Что могло заставить этого парня просто так взять и отключиться?» Это не та проблема, которую можно решить посреди улицы, думает она со вздохом и тянется к мобильнику. Меньше чем через пять минут Тим светит фонариком парню в глаза и щелкает пальцами рядом с его ухом. Он принес для Сары пальто, и ей приходится неохотно признать, что это был красивый жест, однако она укутывает им не себя, а плечи незнакомца. Ощущает он холод или нет, но стоя здесь в такую погоду в одной футболке, он однозначно рискует подхватить пневмонию. Тим, похоже, считает так же. — Нам нужно двигаться. Заведем его в помещение, а потом уже будем разбираться. Сара кивает, ждет, пока Тим сходит за коляской, затем осторожно давит на плечи парня. На этот раз она сталкивается с некоторыми трудностями, но подозревает, что это только потому, что он простоял неподвижно бог знает сколько времени, и его ноги затекли. Тиму, наконец, удается неуклюже согнуть его колени и привести парня в сидячее положение. Но неподвижный взгляд не сдвинулся ни на дюйм. — Он, похоже, вообще не с нами, да? — Тима, конечно, вряд ли когда-нибудь номинируют на звание самого чуткого человека, но он кажется искренне обеспокоенным, когда смотрит на неподвижного мужчину. Может, потому, что тот пока еще не его пациент. — Ну что ж, поехали. Мы собираемся отправиться в небольшое путешествие, хорошо? Голова парня склоняется набок, пока его везут по коридору отделения, пустые зеленые глаза — теперь, при нормальном освещении, Сара может разобрать их цвет — безразлично смотрят сквозь ряды пластиковых стульев и уставшие, злые, озабоченные лица. Если он и понимает, что происходит вокруг, он никак этого не показывает, и Саре внезапно хочется заняться чем-нибудь еще, пока два санитара укладывают его на кровать. Она привыкла к людям, приезжающим сюда в слезах, в ужасе, в гневе, в боли; теперь она научилась терпеть человеческие страдания (или подстраиваться под них) гораздо лучше, чем когда только начала работать. Но это другое: уязвимость совершенно не идет этому человеку, словно это чувство для него отвратительно и унизительно. Когда его опускают на кровать, его голова безвольно откидывается на руку Джейка, а глаза продолжают слепо смотреть вперед, и Сара задается вопросом, а вдруг какая-то часть этого парня не спит, присутствует при всем этом, пытается процарапать себе путь на поверхность; вдруг он в ловушке, но все же здесь, с ними. «Нет. Вряд ли». — Понаблюдаешь за ним? — интересуется Тим, и в этот момент незнакомец со стуком ударяется затылком о металлическую раму кровати. Сара инстинктивно вскрикивает за него. Джейк поднимает руку. — Извините, док. Не удержал. Он смотрит на лицо пациента. — Хотя не думаю, что он недоволен, — продолжает он, разглядывая, прищурившись, пустые глаза мужчины. — Что случилось с этим парнем? — У него кататонический ступор. По крайней мере, я думаю, что это он. Зрачки реагируют на свет, дыхание нормальное, пульс тоже. Явно не эпилептический припадок — слишком много времени прошло. Тим вздыхает. — Конечно, еще рано делать выводы... Но чисто интуитивно я бы поставил на то, что здесь что-то... ну, эмоциональные. Джейк кажется слегка заинтересованным. — Как это? Тим угрюмо потирает лоб. — Это всего лишь предположение, но я видел посттравматических больных, когда сдавал экзамены по психологии. Некоторые из них просто... отключались. На ровном месте. Не часто, но такое случается. При достаточно сильном стрессе иногда требуется всего один мощный триггер, чтобы сознание отключилось без предупреждения, по крайней мере на время. Затем они возвращаются в свое обычное состояние. Сара поднимает бровь. — Ты хочешь сказать, что он увидел что-то рядом с той аптекой, что привело его… в такое состояние? Он просто пил кофе, Тим, с ним рядом даже не было никого. Я не могу себе представить... Тим качает головой. — Это может быть что угодно, Сара. Это моя точка зрения. Не обязательно видеть что-то тревожное. Практически любая вещь может стать триггером, даже звук или запах. Я помню одного пациента, который отреагировал подобным образом на песню — оказывается, именно она звучала незадолго до аварии. Некоторые бывшие военнослужащие терпеть не могут запах гари, сама понимаешь почему. Кто знает, что у этого парня за история и какой у него может быть триггер? Джейк пожимает плечами и подталкивает коляску к выходу. — Разум — это вообще странная штука. Дайте мне знать, если что-то произойдет. Когда он уходит, Тим и Сара оборачиваются, чтобы взглянуть на парня, лежащего неподвижно на кровати; теперь его пустые глаза смотрят в потолок. Сара пытается сказать что-нибудь, но так ничего и не придумывает. — Что мы будем с ним делать? Тим разминает шею с видом, ясно говорящим: «Я предпочел бы заняться чем-нибудь другим». Сара понимает, что это касается скорее ее присутствия, чем их нового пациента, но приходит к выводу, что она слишком устала, чтобы обижаться. — Я позвоню в психиатрическое отделение, пусть пришлют кого-нибудь сюда. Хотя нет, я туда схожу, так будет быстрее. У них сегодня завал. А ты пока проверь его показатели и посмотри, нет ли у него документов. «Отличное решение». — Да. Конечно. Тим не поднимает на нее взгляда, просто бесцельно перелистывает пустые страницы медицинской карты их нового пациента. — Ну ладно. — Возникает неловкая тишина. — Увидимся позже. Ни слова о том, что он, как обычно, заберет ее после смены. Неожиданное чувство благодарности заставляет Сару почувствовать себя опустошенной. — Ладно. Тим выходит из палаты, но проходит добрых две-три минуты, прежде чем Сара заставляет себя вновь обратить свое внимание на парня с кататонией. Она мысленно ругает себя. Он лежит на тонком больничном матрасе в той позе, в которой его оставили санитары. Одна рука откинута на простыню, другая лежит на его животе. Внимание Сары привлекает раскрытая ладонь. Четыре маленьких, красных полумесяца рассказывают ей более чем достаточно о стрессе, пережитом этим человеком. Его руки не были сжаты в кулаки, когда она увидела его у кофейного автомата, но они точно находились в таком положении раньше. Незадолго до случившегося они были сжаты достаточно сильно, чтобы коротко остриженные ногти впились в ладонь и повредили кожу. Она берет его руку в свою, распрямляет сильные пальцы. Раны не серьезные, с ними разберутся позже. Пульс артерии трепещет под ее большим пальцем — одинокий признак жизни в теле, казалось бы, покинутом его владельцем, и Сара вдруг чувствует комок в горле. «Смешно, — думает она, — ты ведешь себя нелепо. Ты даже не знаешь этого человека. И совершенно глупо плакать из-за очередного пациента, словно это твоя первая неделя на работе». Она опускает безжизненную руку и пододвигает к кровати стул. — Эй, — говорит она, регулируя спинку кровати, — я не знаю, слышишь ли ты меня, но мне нужно проверить тебя, просто чтобы убедиться, что ты не пострадал. Я постараюсь побыстрее. Ладно? Ответа нет. Сара наклоняется, осторожно поворачивает его лицо к свету, большими пальцами раскрывая веки над зелеными глазами шире, чтобы еще раз проверить реакцию зрачка. Нормальная, как и его дыхание — на самом деле, оно немного вялое, как и пульс. Она думает о глубоководных водолазах, которые тормозят свой собственный метаболизм, сохраняя кислород во время погружения, и задается вопросом о степени темноты и одиночества, в которых плавает этот человек. На его теле нет никаких шрамов, никаких следов перенесенной травмы или раны головы, которые могли бы объяснить его текущее состояние, лихорадки тоже нет. Не то чтобы она ожидала простого ответа. Что-то подсказывает ей, что догадка Тима была точной; что бы ни заставило этого парня уйти так глубоко в себя, оно не имеет ничего общего с его физическим здоровьем. Сара изучает бледное лицо пациента более внимательно. Он молод, да, но его черты тронуты следами старой боли, которую не смогла стереть даже тревожная пустота. Сара всегда замечала слишком много — такой вот нежеланный дар. Она пугающе точно распознавала жизнь, которая была разрушена и неумело склеена множество раз. Это больше похоже на обостренное чувство обоняния, чем на что-то духовное — боль просто чешется, зудит, ее невозможно не заметить, как металлический предмет на нечетком рентгеновском снимке. И этот парень… если она может чувствовать столько потрясений даже тогда, когда он в отключке, нетрудно понять, почему он не может постоянно оставаться в полном сознании. Но это открытие вряд ли поможет Саре. Дальше Сара уже не заморачивается с объявлением своих действий, просто проверяет карманы джинсов и — к счастью — находит телефон. Теперь все ее умозаключения бессмысленны. Но это не может заставить ее чувствовать себя менее хреново, с горечью отмечает она, просматривая список контактов. Очевидно, мобильник новый, потому что в телефонной книжке всего два имени. Список исходящих вызовов гласит: Сэмми, Сэмми, Сэмми, Сэмми, Бобби, Сэмми, Сэмми. Ладно, пусть будет Сэмми. Есть также несколько сердитых сообщений от этого самого Сэмми, из которых Сара узнает имя своего пациента. Она набирает номер и тут же сталкивается с бешено звучащим молодым человеком, в голосе которого сквозят такие нотки, будто он ждал чего-то намного худшего, чем то, что она должна ему сказать. Он вклинивается в малейшие паузы. Дин его старший брат, да, он недавно вернулся из зоны военных действий, все подробности выяснить не удалось, но это было очень, очень плохо, он думает, что его брат, возможно, страдает от посттравматического стрессового расстройства, но он никогда не согласится должным образом проверить свой диагноз. Она может побыть рядом с Дином, пока он не приедет? Может быть, она постарается не сдвигать его и не касаться слишком часто, потому что он... он может не понять... Голос Сэма замолкает так неожиданно, что на несколько секунд Сара думает, что связь прервалась, но потом он снова говорит, и она понимает, что он подавился словами. — Он может чувствовать, что происходит вокруг него, понимаешь? И он может решить, что он все еще... В общем, все может стать еще хуже... Не то чтобы я не ценил того, что ты делаешь... Сара прерывает его: — У него были подобные приступы раньше? Сэм вздыхает. — Иногда, когда все становится плохо, он может запутаться в том, где он, кто он... Но я никогда не видел, чтобы он полностью отключался, как ты рассказываешь. Я просто рад, что он жив, честно. Он не отвечает на звонки со вчерашнего вечера. Повисает пауза, словно Сэму нужна секунда, чтобы собраться. — Я уже еду. Пожалуйста, присмотри за ним, он... он все, что у меня... Ты будешь рядом, если он проснется до того, как я появлюсь? Сара закрывает глаза. — Да. Конечно. Это обещание, которое она не может выполнить — ни в отделении неотложки, ни какой-либо другой части городской больницы — но нет никакого смысла говорить об этом парню, который тогда наверняка разобьет машину, направляясь сюда в безумной спешке, потому что он слишком взволнован, чтобы следить за дорогой. — Его не оставят одного. Когда ты приедешь, просто скажи человеку на стойке регистрации, что Сара звонила по поводу твоего брата. Тебя пропустят. Она кладет трубку и садится обратно на кровать. Сжимает безвольную руку и тут же отпускает, вспомнив про то, что это может ему навредить. — Эй, Дин? Твой брат уже в пути. Я сейчас говорила с Сэмом. Он был так рад слышать, что ты в безопасности, и теперь он едет сюда. Как тебе такая новость? Грудная клетка Дина продолжает подниматься и опускаться в том же медленном темпе, он по-прежнему смотрит в потолок пустым взглядом. — Ты в безопасности, — повторяет Сара, думая о том, что рассказал Сэм (Сэмми?). «Зона боевых действий. Ну что ж, пусть будет так». — Ты в больнице, Дин, в США, и ты в безопасности. Я обещаю, никто не тронет тебя здесь. Ты можешь попробовать вернуться? Я уверена, что Сэм будет рад, если он приедет и увидит, что тебе стало лучше. Давай, Дин. Ничего. Все тот же остекленевший взгляд, который проходит сквозь нее. Как будто она разговаривает с пустой кроватью, на которой нет никого, кто мог бы ее услышать, и она надеется, что Сэм имеет серьезное влияние на своего брата, потому что тот, похоже, надежно забаррикадировался в комнате страха в своей голове и не собирается оттуда выходить. Ни Тим, ни ребята из психиатрического так и не появляются, зато через приоткрытую дверь просовывается голова Джейка, который проверяет, как обстоят дела. Сара надеется, что он не будет задавать вопросов, и он не задает. Она спрашивает себя, есть ли хоть один человек в этом отделении, который не в курсе их с Тимом маленькой драмы, а потом решает, что не хочет знать. Сэм оказывается достаточно крупным и очень взволнованным младшим братом. Он врывается в двери больницы всего лишь через двадцать пять минут и выглядит так, будто пробежал большую часть пути: потный и разгоряченный, несмотря на холод, широкая грудь вздымается под клетчатой рубашкой, накинутой на почти такую же, как у Дина, футболку. В его руках что-то, похожее на куртку Дина, которую он так нервно сжимает, что Сара начинает подозревать, что он ни разу не выпустил ее из рук за последние двадцать четыре часа. Сара ведет его к кровати в углу и останавливается чуть позади, молча наблюдая, как Сэм подходит к брату и расширившимися глазами изучает неподвижное лицо Дина. — Эй, — тихо говорит Сэм. Он протягивает руку к Дину, но так и не коснувшись, убирает ее. — Дин, я здесь. Ты меня слышишь? Давай, чувак. Я знаю, что ты там. Когда ответа не следует, он, кажется, уходит в себя. На один страшный, нелогичный момент Сара думает, что он собирается войти в то же состояние, что и его брат, и сегодняшней ночью она получит не одного, а двух мужчин в кататоническом состоянии. Но Сэм лишь глубоко вздыхает, успокаиваясь, — конечно, ему нужно это сделать. «Успокойся, — думает она, — и поговори с ним, пока он не ушел так далеко, что мы не сможем помочь». Она неслышно подходит ближе к братьям и наблюдает, как Сэм качает головой и прикрывает глаза. — Ты в порядке? Мы можем выйти, если тебе нужна минута. Он выдает бледную версию того, что должно было стать милой улыбкой. — Я в порядке, спасибо. Я предпочел бы остаться со своим братом. Сара кивает. — Как давно он... как давно возникли проблемы? Сэм потирает ладони, словно он вдруг замерз. — С тех пор, как он вернулся. Через какое-то время. Иногда я даже не знаю, что с ним что-то происходит. Он не любитель резких звуков, но обычно он просто начинает нервничать, когда это происходит. Его глаза избегают ее. — И я знаю, что проблемой является все, связанное с кровью. Такого раньше не было. Но ему пришлось вытерпеть... его пытали. Там, откуда он вернулся. На лицо Сэма было просто невозможно смотреть. Печаль сжала сердце Сары, словно кулак. — В любом случае, пока нам мало чего удалось достичь. Мы пытаемся сделать его более стабильным. Правда, почти не преуспели. Сара открывает рот, чтобы сказать что-нибудь утешительное и совершенно бесполезное, а затем закрывает его, потому что в голову приходит воспоминание о Дине, застывшем со стаканом кофе около губ, не в состоянии опустить его. Дешевый кофе, с ярким металлическим привкусом. «Проблемой является все, связанное с кровью». Она вдруг чувствует тошноту. В палате становится тихо, и Сара выскальзывает в коридор. Сэм, похоже, этого не замечает, он слишком занят разговором с Дином, уверениями: «Все нормально, ты в порядке, пожалуйста, пожалуйста, вернись». Он не говорит брату, как Сара, где Дин находится, или что он в безопасности. Возможно, он не думает, что брат ему поверит. Это единственная причина, которая приходит Саре в голову. Сара проводит следующий час или около того, занимаясь тем, чем ей положено заниматься в обычную ночную смену — с радостью работая с пациентами, которые на самом деле знают, что она есть. Сломанные ноги, боли в груди и высокая температура привычны и обыденны, и через некоторое время ей почти удается забыть о двух мужчинах в дальнем конце отделения. Почти. Когда она приходит проведать их, Сэм сидит у кровати Дина, скрюченный под, должно быть, болезненным углом, на стуле, слишком маленьком для его роста. Его голова покоится на груди Дина, темные волосы скрывают половину лица, и Сара догадывается, что усталость и истощение, вероятно, сморили его. Дин, однако, кажется, начал приходить в сознание. Или пытаться прийти в сознание. Пустота, из-за которой на его лицо было настолько тяжело смотреть, почти ушла и сменилась выражением крайнего замешательства. — С'мми, — говорит он хрипло, будто долгое время плакал или кричал. Он откашливается. — Сэм. Сэм резко поднимает голову. — Дин? Дин, эй, слышишь меня? Поговори со мной. Ты в порядке? Дин кивает, еле-еле, словно пытаясь избавиться от последствий наркоза. — Что... Что?.. — Ты вроде как ушел от меня на некоторое время. Я не знаю, что именно произошло, но тебя нашли на улице и привели сюда. Сейчас ты в порядке, в полном порядке, не переживай. Дин качает головой и яростно мигает, будто пытается увидеть сквозь туман. — Я не... Я... Я вышел на улицу, а потом... Его глаза тускнеют, взгляд снова поднимается вверх к потолку. Сэм хватает его за подбородок, и когда он начинает говорить, его голос низкий и властный. Он, несомненно, делал это раньше. — Дин, оставайся со мной. Сара смотрит, словно завороженная, как меняется язык тела Сэма, и искренне желает узнать, кого в своем брате должен сейчас увидеть Дин. — Эй. Эй! Посмотри на меня. Дин, смотри на меня. Дин! С большим усилием Дин отрывает взгляд от потолка и возвращает его к Сэму. — А? Сэм сжимает его плечо. — Ты должен сосредоточиться. Ты можешь сделать это для меня? — Д...да... А... — Дин смотрит вниз и, кажется, становится очень встревоженным. — С'мми, мои б'тинки, — нечленораздельно произносит он, — где они... — Здесь твои ботинки, придурок. Ты почти обеспечил мне сердечный приступ, но я рад видеть, что ты не изменил своих приоритетов. Слова эти, однако,были сказаны безо всякого раздражения. Рука Сэма по-прежнему лежала на плече Дина, его взгляд сосредоточился на лице брата, а в уголках губ появился намек на улыбку. — Чувак, видел бы ты себя. Жаль, что у меня нет с собой телефона. Я бы записал видео и продемонстрировал его тебе завтра, когда ты начнешь все отрицать. — Мммм... Ага... — согласно отзывается Дин, игнорируя мобильный телефон, торчащий прямо перед его носом из нагрудного кармана рубашки Сэма. Сэм со стоном потягивается. — Больничные стулья. Нам нужно как-нибудь поменяться местами. Посмотрим, как тебе это понравится. Я не прочь провести часок-другой на хорошей мягкой кровати. Дин пожимает плечами. Лицо Сэма теряет все следы веселья, когда он видит Сару, по-прежнему стоящую в их палате. — Скоро здесь появятся специалисты из психиатрического отделения. Они должны поговорить с вами, потому что то, в каком состоянии Дин появился здесь... Дин застывает и растерянно осматривает комнату. — Может быть, нам стоит подождать? — Сэм выдерживает паузу, прежде чем продолжить: — Поговорить с врачами? Посмотрим, что они... Дин перебивает его. — Нам нужно идти. Сейчас он кажется полностью пришедшим в себя: взгляд стал пронзительным, черты красивого лица, которые пару минут назад были смягчены отсутствием ясного сознания, ужесточились. «Он выглядит совсем другим человеком», — мысленно замечает Сара. Видя его настолько настороженным, она не чувствует никакого облегчения от того, что он очнулся. Сэм не спорит, просто берет куртку, которую он принес с собой, и протягивает ее брату. Сара вздыхает, ненавидя то, что ей сейчас предстоит делать. Она должна встать на их пути, потребовать остаться, объяснить Дину, что его приступ произойдет снова, что он должен... За ее спиной раздается звук хлопающих крыльев, и она поворачивается, сраженная внезапным страхом. *** Когда ее спрашивают об этом позже, Сара говорит старшему ординатору, что она не видела, когда ушел их безымянный пациент. Она не видит смысла говорить правду. И она понятия не имеет, почему ей даже не пришло в голову попытаться остановить троих мужчин, покидающих больницу. Почему все, что она делала — это смотрела на них через окно, и не могла оторваться от созерцания невероятно длинных теней, следующих за двумя из них по асфальту в свете раннего утра. С тех пор она перестала пить кофе из автомата около аптеки, хотя она и не может вспомнить почему.