Красный шар

На ёлке висел красный шар, просто шар и просто красный. Обычный, стеклянный, с ярким, по-рождественски сияющим глянцем на боках, с золотистым металлическим колпачком на верхушке и тонким витым шнурком петелькой. И было в нем что-то правильное, что-то такое, что будто бы существовало всегда и воплотилось в нем, чтобы продолжить свое существование, не изменив сути, а только лишь форму. А возле елки сидел черный кот, конечно же, он был не просто кот, но просто черный. Он смотрел на шар немигающим гипнотическим взглядом, так, словно тот был материален и мог заставить покачнуться находящуюся в покое ёлочную игрушку. Сосредоточение казалось невероятным, и незримое напряжение росло, переходя в нервное подрагивание кошачьего хвоста. - Искушение… - хрипло рассмеялась старуха, закашлявшись, заставив кота на миг выпустить из виду свою цель. Она подошла незаметно, слишком незаметно как для отжившего свое время человека и слишком тихо как для чуткого звериного слуха. Ее можно было б назвать одним словом – ветхая, если бы не янтарное стекло глаз без малейшего признака мути. - Ты! Ты повесила его на этой ветке, - резко ответил кот, ударив хвостом об пол, ничуть не скрывая своего недовольства, - более того, ты сделала это умышленно! Мигнув желтым всполохом глаз, он тщетно попытался отвернуться от манящего шарика. На устах старухи заиграла коварная и, более того, ехидная улыбка. - Что ж, тогда я могу тебе помочь бороться с непреодолимыми желаниями, - ее узловатая ладонь прихватила, не ожидавшего такого самоуправства, кота за шкирку и бросила его вперед. Чуткого кошачьего носа коснулся приторный, с чуть заметной кислинкой запах, а глаза, не веря, уставились на восковой блеск начищенного красного яблока. - Вот, мстительная стерва! – шипя, кубарем кот отлетел от ёлки, неловко падая у ног старухи не на четыре лапы, а на обычные человеческие конечности. - До сих пор не можешь простить мне Еву? – простонал «совсем не кот», потирая ушибленные локти. - Адам, эту дурочку можно простить хотя бы за то, что она выносила и родила тебе детей, - со вздохом, полным вселенской мудрости, но явно нехотя, произнесла старуха, глядя на сидящего у ее ног курчавого горбоносого мужчину. – Но это совсем не означает, что я забыла Сару и Рахиль, кобель ты несчастный! Мужчина, только теперь оценивший произошедшую смену тела, заискивающе улыбнулся и ласково обхватил старуху за ноги. - Лилит… - прошептал Адам затаенной хрипотцой, наблюдая, как сквозь сивую старость начинает пробиваться истинная красота его первой женщины. – Вот если бы ты всегда была такой молодой и ухоженной, я бы никогда… Но договорить ему не дали, обрывая ненужные причитания грубым щелчком по носу. - Только мужчины и дети могут заставить женщину чувствовать себя как молодой, так и старой! – гордо произрекла Лилит, не спеша вырываться из рук грешного, но любимого супруга. - Лилит, ты же самая… - угодливо прошептал Адам, поглаживая ее стройные ноги, не хуже змея-искусителя, зная, как на женщину действует лесть и ласка. Но кем бы была она, если бы не оставила последнее слово за собой. Ведь воистину выходила слишком идеалистическая картина: праздничная ёлка, душно пахнущая хвоей, поблескивающий на одной из веток красный стеклянный шар и обнявшаяся в хрупком примирении супружеская пара. Потому так отчетливо и зловеще звучал шипящий шепот: – И да… насчет кобеля я не шутила.