Послесловие

Когда мы нашли его, он был абсолютно разбит и напуган. По его лицу блуждала тень неведомого нам страха, а руки отчаянно отбивались от призраков… в его голове. Я смотрела на этого растерянного человека и не могла найти в нем того веселого и уверенного в себе парня с извечной ухмылкой на губах. Хотя, возможно, мы потеряли его еще тогда, в ту страшную снежную ночь ровно год назад. Майк привел его в чувство, несколько раз ударив по щекам. К нашему облегчению, его взгляд стал более осмысленным, и это вселило в меня надежду, что, возможно, не все еще потеряно. От нахлынувших на меня эмоций, я начала говорить все подряд, все, что узнала про тот роковой случай, про Ханну, Бэт и обстоятельства их «смерти». Майк прервал этот поток несвязных слов, и я замолкла. Было видно, что Джош еще не до конца понимал, о чем мы говорили, а, может, он тоже считал нас частью своих фантомов.?  — Джош не сможет сюда взобраться, — сообщил очевидную вещь Майк, стоило нам приблизиться к каменной громадине, на вершине которой нас могла ждать свобода. — Тебе лучше идти одной, Сэм. Мы с Джошем попробуем пройти через тот путь, которым сюда пришли. Я хотела возразить, но страх сковал мне язык, поэтому я просто кивнула. Чем больше я цеплялась голыми руками за мерзлые глыбы, чем выше карабкалась наверх, в предутренний зыбкий туман, тем больше меня охватывали сомнения. Мне хотелось выбраться из этого кошмара как можно скорее, забыть, наконец, часы леденящего душу ужаса… Но я не могла бросить их там. Как можно скорее, чтобы не успеть пожалеть о сделанном мной выборе, я спустилась вниз — обратно в эту тьму. Вспоминая об этом сейчас, спустя восемь месяцев, я до сих пор не могу избавиться от ощущения дрожи по всему телу. Видения прошлого преследуют меня постоянно — и днем и ночью, — как и всех нас. Мы смогли взглянуть в глаза самой Смерти, почуяв на себе ее зловонное дыхание, а она не может отпустить нас так просто, не поквитавшись. Однако в этом мире есть одна заблудшая душа, которой пришлось хуже нас всех, и осознание этого почему-то притупляет мои страхи. Толкая матово-темную дверь его комнаты, я, как и всегда, мысленно сжимаюсь, ожидая худшего. Дверь бесшумно распахивается, открывая взору шикарный интерьер дома Вашингтонов. Джош лежит на огромной кровати, прикрыв глаза, и, кажется, спит. Я выдыхаю от облегчения, потому что до сих пор не знаю, как он отреагирует на мое присутствие и что могу ему сказать. Приблизившись к нему, я смотрю на его лицо, кажущееся спокойным и почти безмятежным. Если бы я бессчетное количество раз не наблюдала из-за стекла его палаты, как он в отчаянии пытался перевернуть намертво прибитые к полу предметы мебели, а иногда начинал перечислять, как в безумной считалочке, наши имена, то решила бы, что он в порядке. Задумавшись, я ощущаю на себе его взгляд, но мы оба молчим.  — Я рад тебя видеть, — негромко говорит он. — Восемь месяцев, да? Я присаживаюсь рядом с ним на кровать, чувствуя комок в горле и жжение в глазах.  — Джош… — шепчу я.  — Хм? — он смотрит на меня так осознанно, что хочется разреветься, хотя я и знаю, что это всего лишь маска.  — С выпиской, здоровяк, — искренне улыбаюсь я, стараясь вложить в эту улыбку всю силу нашей многолетней дружбы. — Как ты себя чувствуешь? Джош внимательным образом оглядывает комнату и пожимает плечами:  — Живее всех живых, как видишь. Конечно, это совсем не то, про что я хотела бы услышать. Его физическое состояние не вызывает во мне беспокойств, в отличие от психического. Хотя я не знала, имею ли право его об этом спрашивать, когда не уверена в себе самой. Мы оба чувствуем странную неловкость, никогда не возникавшую в нашем общении прежде, и это — страшно.  — Как вы там поживаете? — интересуется он, впрочем, умело маскируя свое любопытство за равнодушием. Я боялась этого вопроса, боялась сделать ему больнее.  — Вполне… нормально. Судя по многозначительному взгляду, его явно не удовлетворяет такой ответ.  — Крис, наконец, начал встречаться с Эшли, — я с трудом подбираю слова. — Эмили, наоборот, порвала с Мэттом. Она вообще никого из нас не желает больше видеть. Говорит, с нее хватит мистики и прочей лабуды. Майк… Майк, по-моему, никогда больше не станет прежним. Они с Джесс… В очень непонятных отношениях. Майк, кстати, заглядывал к тебе несколько раз.  — А Крис? — с горькой усмешкой спрашивает он. — Ему теперь, наверное, не до меня. Молодец, парень, заарканил таки подружку.  — Нет, все не так! Он просто… — я вздыхаю, не зная, как все объяснить. — Он боится, Джош, потому что чувствует себя виноватым перед тобой.  — Ты ни капли не изменилась, Сэми, — иронически ухмыляется тот. — Все так же любишь оправдывать чужие поступки. Давай скажем по-другому: Эш. Не хочет. Чтобы он. Со мной. Виделся? — с расстановками проговаривает он. Я отвожу взгляд. Совсем забыла, что иногда он бывает слишком проницателен.  — И это тоже, — честно признаюсь я. — Но ты не должен думать, что Крис про тебя не вспоминает. Он до сих пор корит себя за то, что оставил тебя тогда привязанным в сарае.  — Вот же урод моральный! — в сердцах восклицает Джош. — И это после всего, что я для него сделал? Да если бы не я, ходить ему до пенсии девственником.  — Да-да, — улыбаюсь я, — если бы не твой персонаж в клоунской шапке, они никогда бы так не сблизились. Джош недоверчиво на меня смотрит, не в силах выразить свое негодование.  — О какой близости ты говоришь? Этот придурок с ней даже заговорить боялся! Тебе рассказывали, как мы с ним познакомились?  — Кажется, что-то такое было, — задумчиво говорю я, радуясь тому, что разговор перетек в более мирное русло.  — Крис уже тогда был трусом и никогда не заговорил бы первым, если бы у одной девчонки не начали расти буфера аж в третьем классе. И буум!  — Эффект бабочки, — неожиданно вспоминаю я.  — Точно, — кивает Джош. Мы снова молчим, но в этот раз все уже по-другому. Теперь я знаю наверняка, что в этом непривычно холодном Джоше все еще живет тот самый, который умел шутить в самых неподходящих ситуациях, разбивая серую действительность своей яркой улыбкой.  — Ты ничего не рассказала о себе, — первым нарушает тишину он. — Ты сама как, справляешься? Я колеблюсь, раздираемая желанием выпалить ему, как на духу, про то, что одинока, несчастна и совсем не так сильна, как все думают, однако гордость и треклятый голос разума никогда не позволят этого сделать. «Ему сейчас тяжелее», — шепчет подсознание, и я соглашаюсь.  — В порядке, — как можно беззаботнее сообщаю я. Джош приподнимает бровь, скептически оглядывая мое бледное лицо.  — Я знаю, что ты навещала меня чуть ли не каждый день, — неожиданно выдает он.  — Откуда?  — Медсестра сказала. Наверное, хотела утешить. Она, кстати, вполне ничего. Медсестра, — поясняет он, видя мое непонимание. — Без халата была бы еще лучше.  — О Господи, Джош.  — Ох… — кривится тот, получив ощутимый тычок в область ребер. — Ну, на самом деле, она была страшна, как моя жизнь, но опустим это. Я просто хотел сказать… — внезапно посерьезнев, говорит он. — Я был таким дебилом. Мне правда очень жаль, и ты совсем не обязана этого делать, Сэм. Я нахожу рукой его руку и крепко сжимаю. Одному Богу известно, сколько раз мне хотелось это сделать, пока он был там, в палате, совсем один, окруженный только стенами и своими кошмарами.  — Что с тобой, Сэм? — он шутливо перехватывает мои пальцы и раскрывает мою ладонь в своей. — Неужели наша мисс недотрога, наконец, оттаяла? Для этого потребовались всего лишь лес, кишащий монстрами, да полгода разлуки! Услышав это, я вздрагиваю и пытаюсь вырвать руку, но Джош меня не отпускает.  — Не говори так. Ты же знаешь, что это неправда.  — И каково это, знаешь? Когда вокруг никого?! — надрывно хрипит он, резко приподнимаясь на кровати в порыве помешательства. — Когда вокруг одни тени, а я вижу перед глазами Ханну, вижу ее изуродованное тело и молочно-белые глаза. А иногда… — он облизывает пересохшие губы, — иногда ко мне заглядывает Бэт. Смотрит из окна, когда я лежу, закутанный в одеяло, и не знаю, что сделать, чтобы окончательно не свихнуться. И она несет в руках сгнившую, полуразвалившуюся голову… И наблюдает за мной… Всегда с укором. Я слушаю его молча, гадая, следует ли его сейчас прерывать, или же стоит дать ему выговориться. Меня мутит от его слов, и я бы с удовольствием закрыла уши, жалея, что проигнорировала слова миссис Вашингтон о его нестабильном состоянии.  — Знаешь, Сэм, мне сейчас действительно хреново от того, что я выжил, — говорит он, опуская голову и рассеянно гладя мою руку. — Смерть — это освобождение от всех страданий, да и жизнь моя превратилась в полное дерьмо. Я много раз пытался покончить с собой там, в лечебнице, но… Почувствовав, как его хватка ослабла, я, наконец, высвобождаю свою ладонь из его плена и, яростно посмотрев на него, бросаю:  — Просто заткнись, ты, чертов идиот! Думаешь, я рисковала своей жизнью для того, чтобы затем ты расстался с ней так просто? Джош странно на меня смотрит, а затем ухмыляется — почти естественно.  — Ладно, ладно, тайм-аут, — разводит он руками. — Успокойся, Сэми. Это просто шутка. Просто дебильная шутка. Ты ж меня знаешь. Мне думается, что минуту назад все это не было шуткой, но, раз он того желает, не следует с ним спорить.  — Да, я помню, какая у тебя страсть к приколам, — ничего не могу с собой поделать: во мне все еще говорит былая обида. Джош вздыхает и прикрывает глаза, словно бы от усталости.  — Прости меня. Серьезно, прости, — выдыхает он, хмурясь. — Это все… Я наклоняюсь к нему и хлопаю его по плечу.  — Тебе незачем извиняться, Джош, это все в прошлом. И я давно все простила. Он заглядывает мне в глаза, так, что я могу рассмотреть тонкие прожилки на серой радужке и отбрасываемые пробивающимся светом блики.  — Как ты считаешь, Ханна… Она тоже простила меня?  — Она сохранила тебе жизнь, — еле слышно шепчу я, краем сознания подмечая, какие длинные у Джоша ресницы. — И этого вполне достаточно. В глазах парня напротив мерцает какой-то странный блеск, и я со страхом думаю, что сказала лишнего, но мгновение спустя он отстраняется и отворачивается, пытаясь скрыть застывшие слезы. Я смотрю на висящие на стене часы, гадая, сколько же времени прошло с тех пор, как я сюда вошла.  — Знаешь, — говорю я, — В тот момент я думала, что нам всем конец. Не было ни единого шанса продержаться до рассвета. Когда я увидела, как Ханна тебя схватила, мне показалось, что уже все. Но… Она узнала тебя. В вихре воспоминаний пронесся тот момент, когда ужаснувшийся от страшной догадки Джош произнес имя, некогда принадлежавшее его сестре, и монстр не убил его. Выбежав из темноты к кромке густой, словно чернила, воды, я выкрикнула имя той, которую когда-то звала лучшей подругой. Этот миг между жизнью и смертью, когда грань стала настолько тонкой, что ее можно было порвать одним лишним движением или неудачным вздохом, врезался в мою память на всю оставшуюся жизнь. Тварь, обернувшись на звук, разжала свои когти — и мы втроем замерли, точно прикованные к месту неведомой силой. Джош сохраняет молчание, и я продолжаю:  — Она спасла нас и во второй раз, в коттедже. Я правда не знаю, почему она это сделала, но… Я верю, хочу верить, что она до последнего мига оставалась Ханной, которую мы помним.  — Ты ведь понимаешь, что это звучит до ужаса клишированно, — зло бросает Джош. — Эта тварь не была моей сестрой. Ханна умерла в тот момент, когда вместе с Бэт сорвалась с обрыва. Теперь я это понял. Мне не нужны твои пустые утешения, Сэми. От этого просто тошнит. Последнее слово он произносит с нажимом и такой яростью, что я отшатываюсь. Мне становится неуютно в этой роскошной комнате, с этим запутавшимся человеком, который знаком и незнаком одновременно. А еще я осознаю, как же устала.  — Извини. Я… Не знаю, зачем это сказала. Тебе нужно отдохнуть. Мой голос дрожит.  — Постой! — Джош подается вперед всем телом и удерживает меня. — Мне так хреново, я злюсь, срываю свою злость на тебе и злюсь еще больше. Это какой-то порочный круг. Он обхватывает меня руками за талию и прижимается щекой к моей шее.  — Просто побудь здесь. Мне хочется вырваться, но сил уже ни на что не хватает. Слов тоже нет — их время давно прошло. Вместо них приходят слезы и какое-то глухое отчаяние. Я тихо плачу, уткнувшись Джошу в руку. Впервые за долгое время.