Стихи и границы. By Meow

Название: Стихи и границы. Фэндом: Sengoku Basara Автор: Meow-chan Жанр: поэтическое пвп. Персонажи\Пары: Мори/Тёсокабе Отказ от прав: Мяу ничего не принадлежит Предупреждения: Не бечено, но проверено вордом. Написано после просмотра аниме – в игру не играла. См. жанр. Рейтинг: NC-17 Статус: закончен Написано для BasaraKink Мори Мотонари не страдает вещизмом, но у него есть свои маленькие слабости и свои маленькие пристрастия. Как правило это мелочи, которые знают те, кто задержался рядом с ним достаточно долго или те, кого он подпустил достаточно близко. Моточика попадает во все три категории - в слабости, в "достаточно долго" и в "достаточно близко". За годы, что они знают друг друга, за годы соперничества, вражды, вынужденного союзничества и того большего, что случилось после, Моточика отвоевал себе множество маленьких прав и запустил в Мори множество маленьких крючков, о существовании которых правитель Аки упорно молчит, предпочитая думать, что их нет. Но они есть. Если потянуть достаточно сильно, можно сделать больно даже такому, как Мори. Тёсокабе может повышать голос в его присутствии, касаться, не спрашивая разрешения, и приходить не предупреждая. Тёсокабе может оставлять метки на его теле, и разбрасывать свои вещи по его комнате. Может требовать внимания и получать его. Может отделываться хлесткими словами и царапинами в ситуациях, в которых иные поплатились бы головой. Обычно Мори позволяет. Все, на что Тёсокабе хватает наглости и что не выходит за определенные, давным-давно очерченные рамки. Он позволяет Моточике сидеть рядом с собой на закате, когда день медленно и лениво перетекает в ночь, глядя как красный перетекает в синий и темнеет почти до черноты. Он позволяет себе пить в его присутствии. Позволяет себя раздевать, изучать свое тело губами и ладонями. Позволяет большее и позволяет себе стонать в процессе, жадно отвечая на прикосновения, забываясь в тепле чужого тела. Это то, как они существуют, как они взаимодействуют, их способ не разбиться друг об друга. Моточика берет все, что Мори позволяет и не выходит за рамки. Скорее он осторожно пытается их раздвинуть, проверяет, нельзя ли переместить невидимую стену немного наружу, отвоевать себе еще чуть-чуть места в полной интриг, подводных камней и скрытых значений жизни лорда Аки. Если им нужно выйти за рамки, это всегда делает Мори. Он заканчивает привычное деловое письмо одного лорда другому и приписывает короткое "Ты можешь приехать", зная, что Тёсокабе бросит все и приедет. Тёсокабе приедет, зная, что Мори встретит его на причале в компании слуг. Привычно собранный, холодный и невозмутимый. И Моточике придется еще несколько часов терпеть всю ту официальную тягомотину, без которой он сам мог бы вполне обойтись, и на которой всякий раз так настаивает Мори. Эти часы всегда тянуться для Моточики бесконечно, как может тянуться только потраченное впустую время, пока Мори с затаенным удовольствием наблюдает, как Тёсокабе изводится от ожидания. В отличии от него, сам Мори любит и умеет ждать. Моточика давно сорвался бы и послал все к черту, если бы не знал точно, что ожидание вознаграждается. С Мотонари ожидание всегда вознаграждается, при условии, что ты достаточно терпелив, чтобы дождаться, и достаточно ловок, чтобы не упустить свой шанс. Поэтому Моточика терпит эти адские несколько часов, наполненные двусмысленными намеками, вежливыми улыбками, завуалированными оскорблениями и бесконечным-бесконечным-бесконечным трепом ни о чем, который приходится слушать, потому что среди всех этих бессмысленных фраз Мори рано или поздно скажет, зачем позвал его к себе и что заставило его приписать те три главных, коротких слова в письме, которые Моточика всегда воспринимал, как признание. Пока Мори просто пересказывает расхожие сплетни о соседях, с удовольствием человека, который осознает, что пытает ближнего. Кто на ком женился, кто у кого умер. Моточика слушает, смотрит, как двигаются эти тонкие бледные губы, и думает, что с большим удовольствием нашел бы им другое применение. Ему нравится представлять, как Мори отсылает слуг, как подходит ближе и опускается на колени, без смущения кладет ладони на бедра Тёсокабе, как смотрит снизу вверх жарко и обещающе, тем взглядом, от которого у Моточики всегда перехватывает дыхание. В реальности Мори не делает ничего подобного. В реальности Мори просто продолжает говорить, и в уголках его рта прячется улыбка, как всегда, когда он знает, о чем Моточика думает. - Тёсокабе, ты все время смотришь на мои губы, ты хочешь пить? - невозмутимо и холодно спрашивает правитель Аки через какое-то время. В тот момент Моточика не хочет пить, в тот момент он хочет только повалить Мори на пол и трахать пока Сын Солнца не сорвет голос. Вместо этого Тёсокабе усмехается: - Ты же знаешь, я никогда не отказываюсь от сакэ. - Действительно, - Мори легко поднимается. - Плох тот хозяин, который откажет гостю в угощении, и вдвойне плох тот, кто откажет в выпивке. Следуй за мной. Тёсокабе не спорит и не спрашивает куда. Он давно не видел Мори в таком хорошем расположении духа, и он давно знает, что идиотские вопросы правитель Аки ненавидит больше всего. В общем-то, Демон Западных Морей справедливо ожидает, что они отправятся в спальню, но Мори ведет его по незнакомым коридорам в ту часть дворца, где Моточика еще ни разу не был. Когда он об это думает, по спине пробегает холодок. Даже много лет спустя есть в Тёсокабе часть, которая ожидает предательства - Мори все еще ассоциируется у него с острым металлическим чувством опасности. Это щекочет нервы и обостряет тот особый голод, который всегда мог вызвать правитель Аки и только он один. Это смешно, если задуматься, потому что Моточика на самом деле ненавидит холодных двуличных ублюдков, высокомерие, и когда все сложно. При этом он неразрывно, безнадежно связан с самым замороченным, высокомерным и двуличным ублюдком из всех. Мори приводит Моточику в комнату без окон и отсылает слуг. В комнате темно, и световой колодец - единственное, что разгоняет окружающий полумрак. Свет ложится на пол почти квадратным пятном, льется прозрачным потоком на накрытые столы, на подушки для сидения. - Прошу, располагайся, - спокойно говорит Мори и ступает в пятно света на полу. У Тёсокабе перехватывает дыхание. Для встречи правитель Аки выбрал светлое почти до белизны кимоно, и оно вспыхивает, обрисовывая тонкую фигуру. В тот момент Мори красив эфемерной, практически нереальной красотой. Мысль о том, что владыка Аки прихорашивался к его приезду, как женщина, смешит и тешит самолюбие. Моточика усмехается: - Я смотрю, ты подготовился, да, Мори? Мотонари расчетливо улыбается: - Ты сомневался во мне? - когда Тёсокабе подходит ближе, ему приходится запрокинуть голову. Они стоят на расстоянии полушага друг от друга. - Нет, - говорит Моточика. Воздух между ними кажется наэлектризованным, и с такого расстояния Тёсокабе видно, как свет золотит кончики темных ресниц. - Тёсокабе, сакэ ждет. - Я не хочу пить, - он тянется рукой к плечу Мори, но правитель Аки невозмутимо отстраняется и опускается на подушку, сухо замечая: - К счастью для нас обоих есть вещи, от которых ты можешь и не можешь отказаться. Моточика хмыкает и садится напротив него, с удовольствием наблюдает за чужими экономными движениями, пока Мори разливает сакэ: - Ты так мне его втюхиваешь, как будто оно отравлено, - говорит Демон Западных Морей и с удовольствием отмечает промелькнувшую в темных глазах злость. Эта злость его успокаивает. - Попробуй и узнаешь, - отвечает ему Мори и протягивает сакадзуки (1). Тёсокабе принимает сакэ из его рук, делает миниатюрный глоток и усмехается: - Хинатакан (2), - говорит он. - Разумеется. Тёсокабе хохочет: - Спланировал все до мелочей, а, Мори? Мори отпивает из своей пиалы: - Да. - И что дальше? - Моточике действительно интересно. Мори редко проявляет инициативу, и когда проявляет, никогда не повторяется. Это всегда непривычно, и интригует, вызывает желание подыграть. - Дальше, - спокойно и холодно отвечает ему правитель Аки, - ты будешь читать мне стихи. На секунду Моточике кажется, что он ослышался: - Стихи? - Именно. Тёсокабе не читал стихов с тех пор, как был ребенком, и все, что лезет ему в голову это муть про цветы: - Да ни за что на свете, - говорит он. Мори придвигается ближе и проводит ладонью по его волосам, неожиданно и приятно: - Так вышло, что сейчас я в настроении послушать стихи, - говорит Мори. - Если ты не станешь читать их, мне придется оставить тебя и найти того, кто станет. Этот вариант совершенно не устраивает Тёсокабе Моточику. Он перехватывает руку Мори, предупреждающе сжимает, потом коротко кусает кожу на запястье: - Что ж ты сам тогда не почитаешь? Мори высокомерно улыбается одними уголками губ: - У меня будет занят рот. У Тёсокабе пересыхает в горле. - Понятно, - выдавливает он, чувствуя, как садится голос. В голове Моточики вертятся десятки строк, из которых он никак не может выловить хоть одно законченное стихотворение. - Тёсокабе, ты можешь начинать, - улыбается правитель Аки и проводит ладонью по его груди вниз, как будто нечаянно задевая сосок. Моточика вздрагивает. Мори начинает его раздевать, неспешно, как мог бы разворачивать подарок: - Говори, Тёсокабе, или я уйду. Тёсокабе сглатывает, когда правитель Аки чуть наклоняется и целует тонкий белый росчерк шрама у него на груди. Кожа там очень чувствительная, и губы Мори кажутся обжигающими. - В... в-вишнёвых лепестках... - начинает Моточика первое, что приходит ему в голову: - В вишнёвых лепестках Свой мимолётный лик являл... - говорит он и замолкает. - Дальше, - улыбается Мори, легко царапая шрам на боку. Тёсокабе зажмуривается и понимает, что не помнит. - ...Порыв весенний ветра. О, если б странник заглянул В мой заснеженный сад, - заканчивает за него Мори, и его слова щекочут кожу. – Фудзивара-но Садаиэ. Еще. Он спускается ниже, лижет шрам на боку, и Моточика кусает губы, чтобы не застонать. То, что происходит, происходит на самой границе между можно и слишком. Сладко, остро и приятно почти до боли. Там, где остались шрамы тело Моточики еще помнит боль, все еще испытывает инстинктивное желание отдернуться. Когда Мори дотрагивается до шрамов, Тёсокабе чувствует себя уязвимым. Правитель Аки кладет руку ему между ног, настойчиво сжимает, и Моточика выгибается, выдыхает, сам до конца не понимая, чего хочет: - Мо-ори.. - Тёсокабе, - откликается тот, надавливает на его плечо, заставляя лечь на пол, и нависает сверху. Его голос чуть ниже, чем обычно и в нем проскальзывает та едва уловимая хрипотца, которую Моточика привык ассоциировать с возбуждением. - Сейчас я хочу слышать только стихи. - Распустился… распустился впустую... - Тёсокабе вспоминает слова, которые никак не желают складываться в единое целое: ...И изменяется внезапно. Цветок неверный он... Век не смежая, гляжу Взглядом, долгим, как дождь. Мори тихо смеется: - Кажется, это разные стихотворения. Тёсокабе хочет ответить, но еще одно прикосновение заставляет его застонать. На сей раз Мори целует шрам на плече: - Но ты можешь продолжать. На самом деле, Моточика может намного больше, чем продолжать. Он может запустить пальцы в волосы Мори, сжать в кулаке и дернуть назад, заставляя правителя Аки запрокинуть голову и подставить горло, может вцепиться в это горло зубами, хищно и больно, оставляя метки, как подписи на договоре. Может перевернуть Мори на живот, удерживая его руки за спиной и оставляя синяки на запястьях. Может лечь сверху, вжимаясь членом между ягодиц, и знать, что Мори... позволит. Наверное, поэтому Тёсокабе просто расслабляется и прикрывает единственный глаз. Потому что обычно это он делает первый шаг, и второй, и третий. Обычно это он приезжает в Аки и ждет пока Сын Солнца уделит ему время. Моточика дотрагивается первым, целует первым. А Мори просто не говорит «нет». «Да» он не говорит тоже. Тёсокабе это устраивает. Он все равно плохо представляет как это - позволять. Это их четко очерченные рамки, в которых привычно и спокойно. В которых все почти идеально. - Весенний лик луны Укрыл ночной туман... - Обычно, но не сейчас. Сейчас Мори добровольно делает шаг за границы, которые сам же и установил, и Тёсокабе следует за ним. Обычно владыка Аки обжигающе холодный или обжигающе горячий, и только в такие редкие моменты с ним тепло. У него теплые руки, теплые губы, теплые прикосновения, и шелк его кимоно ласкает разгоряченную кожу. Тёсокабе чувствует себя музыкальным инструментом, на котором играют, трогая шрамы, как струны. Красивым и ценным музыкальным инструментом, которым дорожат. Голос Моточики не подходит для чтения стихов, но почему-то вспоминать все легче: - В глубинах сердец Подземные воды бегут Кипящим ключом. Молчанье любви без слов Сильней, чем слова любви. Голос Моточики грубый, низкий и хриплый, и он несколько раз запинается, пока говорит. Мори замирает и отстраняется. Тёсокабе чувствует на себе его взгляд, лежит, не открывая глаз и ждет, что будет дальше. Тихо шуршит шелк, когда правитель Аки раздевается. К воздуху примешивается запах трав. "Смазка?" - отстраненно думает Моточика и вздрагивает, когда Мори разводит его ноги в стороны, ложится между ними. Жар чужого тела просачивается в него как отрава. - Тёсокабе, посмотри на меня, - говорит Мори, и это не вопрос и не просьба. Моточика смотрит. Свет сверху обрисовывает силуэт Сына Солнца, и в глазах Мори что-то темное и опасное. Что-то от чего холодок пробегает вдоль позвоночника. Что-то меняется. Моточика позволяет все за пределами рамок, Мори изучает его лицо и думает, что в мире нет сочетания более чувственного, чем сила и уязвимость. В правителе Аки есть та голодная, властная часть, которая хочет обладать Тёсокабе безраздельно. Хочет запустить в него пальцы, и почувствовать, как бьется в ладонях его сердце. Которая хочет сделать ему больно. Разбить его, как зеркало и искупаться в осколках. Хочет заставить его задыхаться, кричать и просить. Это часть, о которой Мори никогда не говорит, которую он держит внутри, на коротком поводке. Тесокабе зарывается пальцами в его волосы, Мори наклоняется и целует его в губы, почти нежно. Входит одним властным, настойчивым движением в тело, которое не готово, которое инстинктивно зажимается и пытается отстраниться. Даже несмотря на смазку, Тёсокабе выгибает от боли, его пальцы скребут по полу, и Мори думает, что это красиво. Чужая обнаженная агония, чужая добровольная уязвимость, и то, как Моточика жадно хватает воздух ртом, пытаясь приспособиться, принять и впустить. Моточика дышит хрипло, сбивчиво, срываясь на всхлипы, и на какое-то мгновение Мори кажется, что он плачет. Потом Тёсокабе смотрит ему в глаза. - Я сделаю тебе больно, - шепчет правитель Аки и начинает двигаться медленно, осторожно, почти нежно. Тёсокабе выдыхает, заставляя тело расслабиться, принять и позволить, кладет ладонь на затылок Мори и привлекает правителя Аки к себе. В провале светового колодца видно звезды, в комнате темно. Тёсокабе пьет давно остывшее сакэ маленькими глотками, довольно жмурится и едва заметно вздрагивает, когда Мори проводит по его шрамам пальцами, словно запоминая. - Эй, Мори, почему стихи? - неожиданно спрашивает Моточика. Мори пренебрежительно фыркает: - Потому что твое пение ужасно. Моточика хмыкает: - Думаешь только о себе, да, Мори-сама? - он чувствует странную легкость в теле и непонятную, иррациональную уверенность в том, что правитель Аки никогда его не предаст. - Разумеется. - Я придумал стих. Мори высокомерно улыбается уголками губ: - Пока стонал подо мной? Ты поражаешь меня новыми гранями, Тёсокабе. - А то! Демон Западных Морей идеален с какой стороны ни посмотри! - Твоя лучшая сторона сзади, - сухо замечает правитель Аки. Моточика запрокидывает голову к звездам и декламирует с выражением: - Как цветы мимолетны Мечты о прекрасном. Болит задница. На циновке рядом со мною Холодный мудак. - Ну, Мори, что скажешь? Мори фыркает: - Недостаточно изящно. ------------------------------------------------------- 1. Сакэ пьют из миниатюрных пиал «сакадзуки», которые делают из глины, дерева или стекла.(с) 2. Существуют определенные названия для сакэ, которое обозначают степень нагретости. "Хинатакан"("Солнечное сакэ") - сакэ нагретое до температуры 30 градусов.