***
Алтын шагал по уже почти безлюдным улицам города, держа в руках бумажный пакет с множеством различных белых, больших и маленьких, зефирок, называемых маршмеллоу. Что там с ними надо будет делать Бек вычитал в интернете, и теперь, краснея, но с улыбкой, представлял себе Юру с полным ртом белых сладостей. Чисто для прикола он купил одну баночку с беленькой жидкостью, очень сладкой, но выглядещей как… Как кое-что неприличное. Поэтому он веселился и краснел сильнее, чем человек вообще может краснеть. На экране высвечивалось 08.00 P.M. До начала безумия осталось тридцать минут… Парень подошёл к многоэтажке и быстро набрал номер Юры, дабы тот его впустил. Вскоре друг спустился и быстро потащил его в квартиру, спотыкаясь о каждую ступеньку. Жил Плисецкий на шестнадцатом, а Алтын уже на четвертом этаже чуть не упал на колени перед ним, чтобы тот разрешил поехать на лифте. Жаль, что подросток был непреклонен. Когда нужный этаж (лишь через десять минут!) был настигнут, когда «вершина была покорена», Отабек смог со спокойной душой отдать пакет со сладостями другу и сесть на стул, чуть потягиваясь. Русский фигурист начал выкладывать всё содержимое на столик. Его глаза были похожи на глаза восторженного ребёнка, и Алтын невольно им залюбовался. Золотистые волосы, чуть спутаные, но очень мягкие… Казах будто уже чувствовал их в руке, представлял, как он накручивает их на кулак и сжимает… Стоп, что за мысли?! — Ты точно всё понял? — высыпая содержимое двух или трёх пачек в большую тарелку спросил Юра заговорщицким тоном и сощурил глаза. Отабек хихикнул, но после полученного пинка и порции возмущений, кивнул. — Ну тогда начинай. Казах неуверенно взял одну зефирку и закинул её в рот. — Пухлый кролик, — чувствуя приятную сладость во рту, с появившейся на губах улыбкой произнёс он. — Пухлый кролик, — после второй зефирки говорить стало труднее. А дальше пошли и третья, и четвёртая… — Фуфыы фовфи-и, — уже после четырнадцатой запихнутой в рот сладости попытался выговорить Бек. Всё в следующий же момент вывалилось изо рта на пол. Спасибо хоть, что в приготовленный заранее пакетик. От стен отскочил звонкий смех друга. Причина такого веселья по поводу потерянной еды была непонятна, но Алтын тихо им наслаждался. Не каждый день увидишь победителя Гран-При таким. — Нормально? — спросил парень, вытирая салфеткой рот и параллельно выпивая бутылку воды. — Ага, — кивнув, ответил Юрий и тут же подтянул тарелку с марашмеллоу к себе. — Не каждый так сможет.... Пухлый кролик. А дальше... Алтын стал просто наслаждаться голосом, смехом, жестами и щечками, что все увеличивались в размерах. Так хотелось подойти, пощупать и потрепать... В какой-то момент Отабек просто понял, насколько же сексуально на самом деле выглядел смеющийся Юра с полным ртом зефира. Губы сами по себе резко дотянулись до губ русского фигуриста, касаясь совсем невесомо, будто боясь спугнуть. Плисецкого словно током прошибло, он резко дернулся в сторону, выплюнул зефир изо рта. По подбородку стекала слюна, сам же парень учащенно дышал, пытаясь понять, что произошло. Казах, не давая опомниться, прижал его к стене и вновь коснулся губ, но уже более напористо, игриво. И на его удивление Юра не стал вырываться, лишь что-то промычал и углубил поцелуй. Языки медленно сплелись, будто два фигуриста, два танцора, составляющие собой единое целое. Алтын пробрался рукой под олимпийку (странно было, что Плисецкий не расставался с ней даже дома), несколько удивляясь тому, что под ней ничего не было. Отстранился, тяжело дыша. От рта Юрия до его рта тянулась тонкая ниточка слюны, на губах было сладко и липко. Все лицо чуть ли не до корней волос заливал яркий румянец, в уголках глаз подростка скопились маленькие слезинки, напоминающие собой бриллианты. Действительно, ведь Плисецкий, маленький чемпион, прекрасное чудо, Звездочка, что уж там — он же может плакать лишь ими. — Прости, — выдыхает Отабек, отворачиваясь, и неожиданно для себя чувствует чужие руки на своих плечах. Они обвивают его шею, подобно змеям. Юра медленно проводит кончиком языка по ушной раковине, чуть прикусывая мочку уха. Алтын шипит, откидывая голову, обнажая шею, которую тут же постигает участь уха. — Мелкий демон... — выдыхает он, разворачиваясь и кидая парня на мягкий диванчик. Одним движением снимает с себя футболку, откидывая в сторону, куда-то на пол. Казах навис над Плисецким, рвано дыша. Узкие джинсы подростка, довольно отметил он, были чуть оттопырены в области паха. Чуть касаясь ткани, Отабек провёл большим пальцем по тому месту, мучая и вырывая из груди хриплый стон. Юрий, видимо, постеснявшись, тут же закрыл рот тонкой ладошкой и отвёл взгляд, краснея, но Алтын тут же убрал руку ото рта парня, а когда тот закрыл другой — сделал то же самое, и тут же придавил обе руки к дивану. Подросток всхлипнул и закусил губу, жмурясь и мелко дрожа всем телом. Бек хитро усмехнулся и расстегнул джинсы, рывком снял их до колен вместе с трусами, выбивая из Плисецкого тихий скулёж. После ловкие пальцы подхватили язычок замка олимпийки, потянув его вниз и открывая новый участок тела. Послышались тихие протесты и всхлипы, но никто их и слушать не стал. Казах наклонился к ключицам парня, покусывая их, спускаясь мокрыми поцелуями все ниже, к паху. Некогда тонкая нижняя губа Плисецкого была искусана им же так сильно, что распухла настолько, насколько вообще могла. — Юр, ты у меня такой чувствительный, — лизнув головку члена парня, шепнул Алтын. Юрий изогнулся дугой и коротко вскрикнул, попробовал вырвать свои руки из рук казаха. Не вышло — тот был в разы сильнее. — А я ведь только начал… В следующий же миг перед глазами парня все заблестело и закружилось, из груди вырвался очередной полу-стон полу-крик. Во рту Отабека было горячо, ужасно горячо. Он двигал головой очень медленно, будто зная все слабости Плисецкого и специально его дразня. Как же русскому сейчас хотелось зарыться в чёрные, словно смоль, волосы друга, заставить его заглотить до конца... Дать почувствовать больше. — Бек, быстрее, твою ж! — слишком громко. Слишком жалобно. Казах проигнорировал просьбу, неожиданно вообще остановившись. Юра вновь выгнулся, уже откровенно рыдая и умоляя парня двигаться. Тот, издеваясь, будто случайно задел кончиком языка уретру и надавил на неё. Крик наполнил комнату, отскакивая от стен, русский фигурист заметался по дивану, ещё сильнее вырываясь. Алтын после этого все же сжалился над Плисецким, резко задвигав головой. Тот тут же кончил, рот наполнился белой жидкостью, которую Отабек быстро проглотил. Юрий лежал и тихо скулил, пытаясь отдышаться. Казах погладил его по бедру, нежно улыбаясь, и медленно развёл ноги парня. Колени того резко будто прилипли друг к другу, Плисецкий испуганно взглянул на друга. — Юрочка, не бойся, — выдохнув, тихо сказал Бек. — Не больно будет, обещаю... Я даже смажу пальцы, хочешь? Парень потянулся к столику, на котором стоял тот же бумажный пакетик, и достал из него ту самую бутылочку. А ведь думал же сначала, что не пригодится. Ошибался. Зубами легко открыв крышку, он обмакнул два пальца в жидкость. Юра поёрзал, чуть привстав — насколько позволяли руки, прижатые в кровати — и потянулся ртом к пальцам Алтына. Тот поставил их прямо перед лицом тут же раскрасневшегося подростка. Плисецкий высунул язычок и провёл им по пальцам, собирая с них сладкую жидкость. Какая-то её часть стекла по подбородку, и уже от одной такой картины Бек готов был кончить. Он незаметно развёл ноги друга в стороны, в следующую же секунду с рыком опрокидывая хрупкое тело на диван, и, не давая сориентироваться, тут же ввёл два пальца. Юрий тихо зашипел и дернулся, жмурясь. В уголках глаз скопились слезы. Что бы там не говорил Отабек — больно было. Нет, потерпеть, конечно, можно, но все-таки... — Такой узенький, — даже несколько удивлённо произнес Алтын. — И горячий... — Не комментируй, — всхлипнув, стыдливо оборвал его Плисецкий. — Больно... Казах выдохнул и наклонился к лицу друга (а друга ли уже?), медленно сцеловывая слезинки, шепча что-то успокаивающее. Начал двигать пальцами, пытаясь заглушить боль ласками, хоть как-то отвлечь. Юра сжал губы в тонкую линию и тихо замычал, дрожа и всхлипывая, иногда прося остановиться. Дырочка истерично разжималась и тут же сжималась каждый раз, когда он пытался расслабиться. Не обращая внимания на мольбы парня, но до сих пор пытаясь успокоить его «истерику», Алтын ввёл ещё один палец, после которого Плисецкий и вовсе чуть не потерял сознание. Все-таки он был слишком узким. Темноволосый, уже сам чуть ли не доведённый до истерики, начал поочередно сгибать все пальцы, хаотично вводить их под разными углами. В глазах уже, черт побери, просто темнело от желания. И — наконец-то! — подросток резко выгнулся и широко распахнул глаза, открыв рот в немом крике. Сейчас он балансировал где-то на грани боли и наслаждения, хоть и второе явно перевешивало первое. Отабек с хитрой улыбкой на лице начал вводить пальцы быстрее, выбивая из и так почти обессиленного парня хриплые стоны. Чуть ли не доведя его до второго оргазма, он вдруг убрал пальцы. Послышался тихий возмущённый вздох, а после шебуршание одежды. Когда Юрий открыл глаза, Бек нависал над ним, пытаясь дотянуться до подушки. После он положил её под бёдра Плисецкого, в который раз за вечер осматривая голодным взглядом его тело. — Разведи ноги, — тихо сказал Алтын. Подросток закусил губу и отвёл взгляд, делая то, что он сказал. — Шире. Так широко, как можешь. Для меня, давай. В голосе звучала сталь. Юра, раскрасневшись и уже вовсе отвернув голову, — главное, чтобы не смотреть Отабеку в глаза, — все же широко развёл ноги (не максимально, правда — не шпагат же делать собрался), чувствуя себя самой настоящей шлюхой. Отвлекли его от этой мысли поцелуй и тёплая рука, блуждающая по телу. Парень вторгся резко, всухую, из-за чего Плисецкий дернулся и закричал. Алтын обеспокоено, словно ребёнка, прижал его к себе, покрывая поцелуями шею и лицо, останавливаясь, давая привыкнуть. Через долгие две минуты Юра неуверенно кивнул, закусывая губу. Бек начал медленно двигаться, и в какой-то момент понял, что Юра стонет. В голос, откровенно, уже не стыдясь своего голоса. — Бе-ек, бы-ыстрее! — прикрикнул он, уже сам насаживаясь на Алтына.***
— Юр, ты точно в порядке? — с улыбкой хитро спросил Кацуки, сидевший в объятиях Виктора, смотря на Плисецкого, тот был весь увешан шарфами и кофтами, рядом сидел Отабек, сжимающий его руку. — Ага... На столе стоял зефир.