Еще не истаял вдали топот копыт зенебоков улепетывающей вслед за своими командирами разгромленной наголову дюжины, а Ветерок и Могучий Утес уже взбежали на террасу. Царевна с отсутствующим видом стояла на краю. Ее взгляд блуждал где-то вдали, в поисках неведомых горизонтов, находящихся уже за пределами океана времени.
— Птица! — пытаясь рассеять морок, окликнул царевну по имени Ветерок. — Ты цела?
Девушка медленно повернулась. Ее щеки промокли от слез. Она вся дрожала, белые пальцы судорожно сжимали так и не пригодившийся ей арбалет, маленькие ступни неуверенно балансировали на краю обрыва, не самого высокого, конечно, но если падать спиной…
— Все закончилось! Все опасности уже позади! Ты вернешься в свой Град, и все у тебя будет хорошо.
Ветерок старался говорить мягко, но очень уверенно, как обычно разговаривают с больным ребенком или испуганным зенебоком. Не отрывая от царевны взгляда, он сделал неуловимое движение и оказался рядом с ней. Его широкие ладони пластинами драгоценного доспеха легли ей на плечи, готовые защитить от любого зла. Их бережное, теплое прикосновение наконец оторвало девушку от запредельных и гибельных берегов. Взгляд ее сделался осмысленным, в чертах появился покой, точно в зеркале отразившийся и на лице воина. Оказавшись на безопасном расстоянии от края, царевна доверчиво прильнула к возлюбленному, и на какое-то время мир для них перестал существовать. Камень из деликатности решил на время уподобиться прародителю рода.
— Неужели это ты?! — говорила девушка, осторожно проводя рукой по лицу воина, чтобы стереть пыль и кровь. — Как ты здесь оказался?
— Тебя хотел повидать, — улыбнулся Ветерок, покрывая поцелуями ее длинные ресницы, рассыпавшиеся по плечам волосы, легкий пушок над верхней губой. — Тигр сказал мне, где тебя найти.
— Ты мог бы просто приехать на станцию.
Воин резко отстранился и разжал руки. Волшебство рассеялось.
— Мне нечего там делать! — проговорил он сухо и решительно. — Я порвал все связи с тем миром, и у меня нет никакого желания их возобновлять.
— Зачем же ты тогда приехал сюда? — в голосе царевны прозвучал упрек, больно задевший воина.
— Ты бы предпочла, чтобы меня здесь не было? — сверкнув глазами, жестко бросил он.
Царевна досадливо тряхнула кудрями:
— Вот такие ответы и загнали тебя в тот тупик, в котором ты сейчас пребываешь!
— А что ты предлагаешь, признать вину и покаяться? — гневно воскликнул Ураган. — Я не совершал того, в чем меня обвиняют!
У царевны задрожали губы.
— Но ты пойми, никакой публикации не было! — проговорила она умоляюще. — Дедушка тогда по твоей просьбе перерыл все университетские архивы. Никаких следов! Он расспрашивал сотрудников лаборатории, профессоров, библиотекарей. Никто так ничего и не вспомнил! Ну, в конце концов, не могло же так случиться, что сразу у нескольких десятков совершенно непредвзято и даже дружески к тебе относящихся людей произошел провал в памяти?
Камень смутно припоминал, что «публикациями» в надзвездных краях называли плоды поисков знания, которые оглашались перед собранием мудрецов в «университетах» и хранились затем в «библиотеках». Для вестников публикации имели почти такое же значение, как для сольсуранских воинов кольца доблести. Присвоить чужую публикацию считалось таким же бесчестием, как попытка с раненого или убитого нашейный обруч распаять и снять. Какой же темный дух отвел глаза высокому собранию, что они забыли о трудах и усилиях Ветерка? Ибо по голосу царевны Могучий Утес понял, что она сама до конца не верит своим словам.
Ураган устало провел рукой по лицу.
— Значит, провал в памяти случился у меня, — проговорил он с горькой усмешкой. — Вернее, не провал, а, скажем, временное помутнение рассудка! Дежа вю. Воспоминание о том, чего, как все полагают, в действительности не было! Тогда мне тем более на вашей станции делать нечего. Человеку с такой проблемной психикой лучше жить на природе, чем я по возможности и занимаюсь.
Царевна поникла, точно срезанный стебель травы, и закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, брызнувшие при этих словах у нее из глаз.
Ураган тяжело вздохнул: похоже, как и Могучий Утес, он не выносил женских слез.
— Не переживай, — сказал он, ласково прикасаясь к ее плечу, — здесь меня пока никто не считает безумцем.
«Это как сказать, — подумал про себя Камень, вспоминая недавнюю схватку. — Впрочем, священная одержимость во время боя не считается сумасшествием, ибо исходит от Великого Се и духов прародителей».
— Я знаю, — вздохнула царевна, — здесь ты прославлен как герой.
— Ну, это преувеличение, — улыбнулся Ветерок, явно польщенный этими словами, — в любом случае я здесь дома, так же, как и ты, чего не могу сказать о твоих нынешних коллегах и товарищах.
— О чем ты?
— О вашей так называемой экспедиции. Не думаю, что это была удачная идея вернуться на эту землю.
— Мы хотим этой земле только блага! — убежденно проговорила девушка. — Наше пребывание здесь — это единственная возможность для Совета проконтролировать выполнение Альянсом соглашений.
Камень, который отошел к погасшему костру, пытаясь оживить пламя, вновь обратился в слух. Некий Альянс, с которым пытались бороться вестники, царевна сегодня уже упоминала. Но тогда слово «соглашения» звучало из ее уст символом позора. Да и какие возможны соглашения с силами тьмы? Все равно не выполнят.
Ураган, похоже, разделял сомнения Могучего Утеса.
— Чихать Альянс хотел на эти соглашения и на Совет вместе с ними! — не скрывая досады, вымолвил он. — Вы разве не понимаете, он просто копит силы, чтобы начать агрессию, и, когда он сумеет вновь мобилизовать необходимые ресурсы, никакие соглашения его не остановят.
— Глеб говорит, что передышка выгодна и нам! — возразила ему царевна. — После Ванкуверской катастрофы наши ресурсы оказались просто на нуле!
— Ванкуверская катастрофа! — воскликнул Ветерок, и его взгляд вновь отравила горькая досада. — Ну, конечно, как же не напомнить! Вдруг я здесь про нее забыл! Еще повтори, кого в ней обвиняют! У Глеба это просто любимая тема!
«Вероятно, речь идет о той битве, в которой вестники потерпели поражение, — не подавая виду, что следит за ходом беседы, подумал Камень. — „Катастрофа“ — это какая-то очень большая беда или сокрушительный разгром. Но при чем же тут Ветерок?»
— Я тебя ни в чем никогда не обвиняла! — с обидой в голосе напомнила царевна.
— Но ты мне и не верила! — упреком на упрек ответил воин.
— Но послушай! — попыталась объяснить царевна, и губы ее вновь задрожали. — Ты же действительно мог сделать это! Неосознанно, в беспамятстве или в бреду. У змееносцев такие изощренные методы. Они даже конвенцию о запрете пыток отказались подписать! Я же видела тебя сразу после возвращения, — она осторожно взяла воина за локоть. — Шрамы на спине, наверно, не сошли до сих пор?
— Остались на «добрую память»! — криво усмехнулся Ветерок, неудобно поводя широкими плечами.
Он на некоторое время замолчал, глядя куда-то вдаль, затем тряхнул длинными волосами и вновь повернулся к царевне:
— Ты не понимаешь! Даже если забыть о том, что я не имел соответствующего уровня доступа, а также предположить, что все мои воспоминания о допросах не более чем бред, вызванный применением психотропных препаратов, если я, как ты полагаешь, раскололся, за каким Трехрогим великаном они до самого конца занимались со мной так усердно?
— Дедушка говорил то же самое, — опустив голову, вздохнула Птица.
— Но в Совете его доводы сочли смехотворными.
— Дедушка пытался убедить Совет! Кто ж виноват, что все так получилось.
— Кто-то виноват! — сверкнул глазами воин. — И я дорого дал бы за то, чтобы он за это ответил!
— Если тебе это будет интересно знать, дедушка в прошлом году вновь ходатайствовал о проведении повторного расследования, но ему опять отказали.
— Все равно спасибо ему, — печально улыбнулся Ветерок. — Более светлого человека, чем Петр Акимович, я не встречал.
— Что же до нашего пребывания на планете, — видя, что Ураган почти успокоился, царевна решила вернуться к оставленной теме, — то оно необходимо, хотя бы для того, чтобы помешать агентам Альянса подготовить вторжение.
Ветерок в ответ только скептически фыркнул:
— И ты веришь в этот бред? Ты только пойми, — теперь в его голосе звучала почти мольба. — Змееносцы давно уже здесь! Они помогают князю Ниаку управлять страной, поставляют средства на содержание наемной армии и ждут сигнала! Потому ваш Град и для князя, и для его советников — постылое бельмо в глазу! Вы здесь всего полгода, а последствия не замедлили сказаться!
Он указал на Обглодыша, которого Камень уже освободил из его нежданного укрытия. Мальчишка не только чувствовал себя для своего состояния превосходно, но и шумно выражал восторги по поводу битвы, которую он неизвестно каким образом, но наблюдал от первого до последнего мгновения.
— А ты тоже неплохо сражаешься, особенно для такого замшелого старикана, — заявил он Камню, когда устал вполне заслуженно превозносить подвиги Ветерка. Могучий Утес предпочел оставить это замечание без внимания.
Ветерок потрепал мальчишку по щеке, точно старого знакомого:
— Ну что, приятель, похоже, тебе на этот раз удалось осуществить задуманное?
— Скрижаль должна находиться в храме! — убежденно ответил Обглодыш.
Ветерок кивнул головой, потом повернулся к царевне, предостерегающе подняв указательный палец:
— Советую прислушаться к его словам, и сделать это как можно скорее!
Царевна кивнула.
— Хочешь взглянуть? — примирительно предложила она.
Она вытащила из сумки скрижаль, и они с Ураганом углубились в созерцание. Камень видел, что незримые нити, так безжалостно оборванные необдуманными словами и взаимными упреками, вновь протянулись от воина к девушке и обратно. Почти вещественными и зримыми сделались дни, которые они прежде проводили вместе, дни счастливые и безоблачные, наполненные прогулками в тенистых садах, беседами, спорами с общими друзьями.
— Эх, жалко, Глеб так припозднился! — мечтательно протянул Ветерок, бережно проводя пальцами по каменным строкам. — Может быть, созерцание чуда Великого Се поубавило бы в нем скептицизма!
— Глеба переубедить невозможно! — усмехнулась царевна.
— Ну, а тебя?
— Я всего лишь царевна Сольсурана, — уклончиво ответила она. — Имею ли я право сомневаться в могуществе Великого Се?
Она ненадолго обратилась мыслями к недавнему прошлому, и по ее телу пробежала предательская дрожь.
— Не понимаю, что со мной произошло, — проговорила она, зябко поводя плечами. — Я же чуть не убила их! Когда княжич решил меня поцеловать, я почувствовала, как что-то входит в меня, наделяя какой-то неведомой, но совершенно чудовищной силой! Мне захотелось ударить его и того, с изуродованным лицом… и они почувствовали этот удар…
— Они это заслужили! Я бы и сам их прикончил, если бы не опасался за твою безопасность!
Молодой Ураган незаметно подмигнул Камню, а затем вновь заключил свою нареченную в объятья.
Обглодыш смотрел на них с явным любопытством, что-то прикидывая в своем детском умишке и делая какие-то выводы. Могучий Утес посоветовал ему найти другой объект для наблюдения и, дабы не стеснять молодых, спустился с террасы. Он подобрал и отчистил от крови оставшееся на поле брани оружие наемников, попытался вытащить из земли меч Урагана — это дело оказалось малоуспешным, затем отправился проведать зенебоков. Животные чувствовали себя хорошо, Крапчатый и Белый обменивались впечатлениями о битве и обсуждали хозяев, Чубарый восторженно их слушал, то и дело кивая мохнатой головой.
Когда Камень вернулся, царевна сняла с Урагана травяную рубаху и с нежным упоением осматривала и врачевала следы недавнего боя. Следов было немного, и относиться к ним серьезно могла разве только женщина, истосковавшаяся в разлуке с любимым.
Не без восхищения разглядывая поджарое, мускулистое, прекрасно сложенное тело Молодого Урагана, Камень еще раз смог убедиться, что пять колец доблести воин получил не зря. Рубцы и шрамы, оставленные мечами и топорами врагов рода Ураганов, причудливо сочетались на упругой, загорелой коже со странными отметинами, которые, Камень это знал, оставляет только оружие Вестников. Наиболее сильное впечатление на Могучего Утеса произвели жуткие продолговатые отметины, напоминающие следы от звериных когтей, но только более глубокие и странно изогнутые. Будто вещий зверь, наделенный разумом и владеющий древней магией, пытался начертить когтями на теле воина какие-то знаки. Не та ли это «добрая память», о которой упоминала царевна?
Поскольку свои раны Камень уже давно осмотрел и нашел совершенно не заслуживающими внимания царевны, он занялся приготовлением завтрака. Не без удовлетворения отмечая, что отведать свежей табурлычины выпало отнюдь не наемникам, он негромко напевал одну из любимых песен своего рода о том, как, повинуясь воле Великого Се, от вершины Могучего утеса откололся камень, превратившийся в человека. В последние годы его все больше занимало содержавшееся в песне пророчество о судьбе последнего в роду:
«От камня родившийся, в камень вернется,
Лишь сила иссякнет и род оборвется».
В какой-то момент Могучий Утес заметил, что у него появились слушатели. Царевна и Ветерок, прервав свои дела, стояли неподалеку с видом охотников, которые опасаются неловким движением или громким вздохом спугнуть редкую, желанную дичь. Камень ничуть не удивился. Во время недавнего путешествия дочь царя Афру показала себя любительницей старых сольсуранских песен, да и молодой Ураган всегда был не прочь послушать старика.
— Ты обратила внимание? — на языке вестников прошептал Ветерок на ушко возлюбленной. — Тонический стих, двенадцатисложник, вычисляется по формуле 4.2.4, в строфе два стиха.
«Странные вещи иногда говорят вестники, — подумал Камень. — И придет же такое в голову — слоги в песнях считать! Да если бы знатоки предания и песнетворцы занимались подобной ерундой, то разве сумели бы они сохранить в веках мудрость Великого Се, разве донесли бы историю Сольсуранских народов до далеких потомков?» Впрочем, дочери царя Афру и ее жениху он готов был простить и не такое чудачество.
Девушка глянула на возлюбленного с удивлением, смешанным с восхищением:
— Ты хочешь сказать… — начала она.
— Что продолжаю заниматься научной деятельностью, разрабатывая гипотезу, которая, как все полагают, никогда не выдвигалась, — невесело усмехнулся Ветерок. — За время моего пребывания здесь я накопил достаточно свежего материала, подтверждающего ее состоятельность, что бы там ни говорили Глеб и другие чистоплюи, не желающие мараться, вступая в общение с «подлым предателем» и «сумасшедшим психом».
— А как же роды Огня, Козергов, Косуляк, Могучего Утеса, наконец?! — в глазах девушки загорелся интерес. — Если следовать твоей логике, то силлабический стих народа Огня и Могучего Утеса должен строиться по формуле 1+11 и 2+10, а у Козергов и Косуляк 10+2 и 11+1, а это, знаешь ли, выглядит не очень правдоподобно!
— В этих родах нет песен, сложенных силлабическим стихом! — с видом некоего превосходства отозвался Ветерок. — Попробуй записать еще что-нибудь от нашего друга Могучего Утеса, сама убедишься! Более того, у Косуляк песенная строфа состоит из двенадцати неповторяющихся строк, очень прихотливых и изысканных, как сами косуляки.
— Но я исследовала храмовые свитки! — воскликнула девушка. — Ни одна из предложенных тобой комбинаций не подходит!
— В Предании говорится, что потаенная часть, известная прежде хранителям, была отдана Сольсуранским родам, — возразил ей Ветерок, — а среди жителей травяного леса храмовые знаки доступны единицам.
— Так где же тогда ты предлагаешь искать?
— Пока не знаю, — развел руками воин. — И живу надеждой, что наши «друзья» змееносцы, которые, кажется, тоже позабыли, чего от меня добивались, не разгадают эту тайну раньше.
Он принес свою седельную сумку и достал оттуда сваренный по особому рецепту, известному только в Гнезде Ветров, зенебочий сыр и фляжку отменного меда — свою лепту к трапезе.
Разговор за завтраком касался недавней битвы и, в частности, того небывалого мастерства, которое показал в поединке княжич Синеглаз.
— Из нынешних обитателей дворца мой господин — самый искусный! — не без гордости сообщил Обглодыш, еще недавно ругавший княжича на все лады. — Воин тьмы, которого князь Ниак своим черным колдовством иногда призывает во дворец, обучает его всем известным темным Духам приемам.
— Когда это князь Ниак успел поднатореть в черном колдовстве? — скептически пробурчал Камень, запивая медом попавшийся ему жилистый кусок. — Да он в былые времена кроме сборщиков податей и сундуков с серебряными кольцами ничего не замечал.
— Замечать-то он, может, и не замечал, а паутину заговора сплел отменно! — задумчиво бросил Ветерок, отламывая лепешку (рассаженная Синеглазом губа мешала ему спокойно кусать).
Задуматься в самом деле стоило. Слова мальчишки насчет воина тьмы отчасти подтверждали предположение Ветерка о том, что таинственный темный Альянс из надзвездных краев давно раскинул свою паутину на сольсуранской земле, ибо кто еще, кроме поклонников темных духов, решился бы обратить оружие против вестников Великого Се.
Царевна поняла мысль возлюбленного:
— Я постараюсь довести до сведения людей из Совета, что о нынешних правителях Сольсурана мы знаем меньше, чем стоит знать, — пообещала она.
Ветерок взял еще один кусок мяса и повернулся к Обглодышу:
— Скажи, а ты видел этого посланника тьмы, который учил твоего господина?
— Только издали, — покачал головой тот. — Он всегда приходил под покровом ночи и кутался в плащ, сотканный из полночных теней. Но я слышал боевые возгласы и звон оружия, а с утра в зале, в которой они упражнялись, находил обломки травяных копий, куски сбитой штукатурки и видел вмятины, которые их ноги оставляли на стенах залы и каменных плитах пола.
— Вмятины? — переспросил Ветерок.
— На полу и стенах, — уточнил Обглодыш.
— Школа Кошки? — вопросительно глянула на воина царевна.
— Скорей одно из современных направлений боевых искусств, — нахмурив брови, ответил он, — возможно, флай с элементами ниндзюцу. Эта система сейчас популярна у змееносцев. Синеглаз, во всяком случае, показывал что-то в этом роде.
Обглодыш смотрел на Ветерка как завороженный, пытаясь не упустить ни единого слова. Ураган перехватил взгляд мальчугана, и озабоченность на его лице сменила ободряющая улыбка.
— Как ты намереваешься с ним поступить? — поинтересовался он у нареченной.
— Ему нужен врач, — рассеянно ответила девушка, нарезая мясо для своего подопечного на мелкие кусочки, чтоб легче жевалось. Аппетит, с которым мальчишка поглощал еду, показался Камню хорошим знаком.
— А потом?
— Останется в Граде.
— И Глеб станет его препарировать! — с легкой издевкой проговорил Ветерок.
Обглодыш заерзал на своем месте. Что такое «препарировать», он явно не знал, но слово, заимствованное из языка вестников, звучало зловеще.
Царевна нахмурилась:
— У тебя что, есть какие-то другие варианты?
— Я могу отвезти его в Гнездо Ветров.
Это предложение прозвучало так неожиданно, что Обглодыш, как раз разинувший пошире рот для новой порции табурлычины, так и застыл, забыв его закрыть.
— Это что, туда, где живут воины Урагана? — восторженно переспросил он.
Ветерок заговорщицки подмигнул Камню. Тот понимающе кивнул: на месте мальчишки он выбрал бы то же самое.
— Учтите! Он сейчас вне закона! — возвысила голос царевна, явно обеспокоенная легкомыслием мужчин.
— Это князь Ниак, что ли, здесь закон? — насмешливо хмыкнул Обглодыш.
— Из Гнезда Ветров выдачи нет! — подлил масла в огонь Ветерок.
— Но, послушай, — попыталась убедить беглеца царевна, — в нашем Граде много чудес, там живут вестники Великого Се.
— Вестники боятся даже лишний раз встретиться с моим хозяином, — резонно пояснил Обглодыш. — А Ураганы его солдатам уже один раз задницу надрали и еще надерут!
***
Уже владыка Дневного света поднялся над горами и засиял в полную силу, уже путники закончили не самый ранний завтрак, когда в небе над травяным лесом сначала едва различимой точкой, потом огромной серебряной птицей наконец показалась винтокрылая колесница вестников Великого Се.
По мере ее приближения лицо молодого Урагана делалось все более скучным и угрюмым. Предстоящей встречи он хотел бы избежать, и только тревога за царевну и Обглодыша не позволяла ему их сейчас оставить. Когда колесница приблизилась настолько, что стали различимы сидящие внутри люди, он в последний раз поцеловал царевну.
— Мне пора, — сказал он почти виновато.
— Когда я тебя снова увижу? — потянулась к нему девушка.
— Когда сама захочешь, — без тени улыбки отозвался Ветерок. — Дети Урагана будут рады принять в своем доме сольсуранскую царевну. Что же до меня, то за три недели до праздника Первых побегов я, как и обещал, приеду забрать мальчугана.
Он, кажется, хотел сказать еще что-то, но промолчал. Спустился с террасы и, без особого усилия выдернув из земли свой меч, стал собираться в дорогу. Царевна проводила его долгим, томительным взглядом, а затем подошла к краю террасы, чтобы встретить своих друзей.
Вестников оказалось трое: двое мужчин и молодая девушка. Все были не на шутку встревожены и держали оружие наготове.
Камень, еще во времена царя Афру видевший вестников, привык не удивляться их нездешним лицам и необычным облачениям. Также не вызывала в нем смущения странная привычка их женщин одеваться неотличимо от мужчин. Однако то ли он за двадцать лет отвык от общения с божественными посланцами, то ли нынешние вестники и в самом деле отличались от тех, которых он видел тогда, но они показались Могучему Утесу еще более изысканными и утонченными, и еще менее приспособленными к жизни в опасном мире под небом Великого Се. Они казались сонмом дивных видений, заблудившихся в двух шагах от страны снов.
Особенно это касалось младшего из мужчин. Стройный и гибкий, точно молодой стебель травы, обладавший пушистой копной рыжих кудрей, он смотрел на мир широко распахнутыми, слегка удивленными глазами, на его пухлых губах почти постоянно играла улыбка, а удлиненные пальцы ухоженных рук, явно никогда не державших ни мотыги, ни меча, постоянно двигались, словно перебирая невидимые струны.
Его товарищ выглядел серьезнее. Он имел высокий залысый лоб, острые, разлетающиеся к вискам брови и чуть вздернутый нос над короткой верхней губой, придававший его облику недовольный и слегка надменный вид. Но, хотя в руках он держал изрыгающее разящий свет оружие надзвездных краев, и держал довольно умело, Камень ясно видел, что это средство скорее устрашения, нежели убийства.
Что же до девушки, то она была прекрасна. Высокая, русоволосая, голубоглазая, обладающая великолепной статью, она соответствовала самому придирчивому сольсуранскому канону красоты, но при этом была похожа на царевну почти как сестра; впрочем, в людях чужой земли всегда сходство замечаешь раньше различий. Было в ее облике еще что-то неуловимо знакомое, даже родное, но что, Камень так и не смог понять. Во всяком случае, пытаясь сравнить между собою двух красавиц, Могучий Утес основательно зашел в тупик. Сделать здесь выбор мог только человек, зрящий не глазами, а сердцем, такой, как Ветерок.
Русоволосая красавица первая соскочила с колесницы, чтобы заключить в объятья подругу, пережившую за эту беспокойную ночь столько волнений.
— Ты цела? — встревоженно спрашивала она. — С тобой все в порядке? Чья это кровь?
— Успокойся, Лика, — поцеловала ее в щеку царевна, — на этот раз все обошлось.
Вслед за ней на террасу сошел и кудрявый. Его миловидное лицо светилось улыбкой.
— Ты представляешь, Лариса! — называя царевну, вероятно, ее надзвездным именем, обратился он к ней на языке вестников. — Мы все-таки нашли его!
— Кого?
— Сфинкса! Хранителя секрета асуров! Он такой же, как египетский и марсианский, только голова повернута в сторону Гарайи…
— Она понимает, что из-за тебя, Вадик, — строго глянула на него Лика, — мы едва не застряли у детей Травы до сегодняшнего вечера!
В это время к ним подошел второй мужчина. Единственный из всех прибывших, он задержался на краю обрыва, дабы осмотреть место побоища.
— Что здесь произошло? — сухо поинтересовался он.
Царевна поспешила удовлетворить его любопытство. Все трое вестников слушали ее со всем возможным вниманием: черноволосый хмурил острые брови, Вадик перестал перебирать струны, Лика временами тихонько ойкала и извечным женским жестом взметывала точеные руки к бледнеющим щекам. Когда царевна упомянула Синеглаза, черноволосый кивнул с таким видом, точно услышал то, что хотел.
— Ты поняла, Анжела? — с видом надменного превосходства повернулся он к Лике. — Что я говорил? Княжич в очередной раз доказал, что он, прежде всего, сын своего отца и ни на какое благородство не способен.
— А кто здесь говорит о благородстве? — вспыхнула русоволосая красавица. — Тогда на охоте Синеглаз просто ловко обездвижил пытавшегося меня убить Горного кота Роу-Су, а я вежливо поблагодарила его. Я же не виновата, Глеб, что лучевое оружие, как и передатчики, у нас на станции, по всей видимости, существует только для украшения интерьера!
— Эт`точно, — поддержал ее Вадик. — Вим заряжает аккумуляторы по какой-то своей никому не ведомой системе! Мне уже дважды из-за него приходилось добираться до станции на зенебоке, а до того — на своих двоих!
Остробровый Глеб замечание своего товарища пропустил мимо ушей.
— Ты дала княжичу повод! — ревниво глядя на Лику, проговорил он. — И вот результат!
— Идея наладить с местной властью дружественные контакты, помнится, принадлежала не мне, — прикрывшись щитом из голубого льда, парировала девушка. — Может, стоило, как предлагал как-то Эжен, просто сбросить на дворец термическую бомбу?!
Хотя Камень знал, что «бомбами» вестники называли оружие надзвездных краев, по сокрушительности лишь немногим уступавшее молниям Великого Се, сама идея показалась ему не лишенной здравого смысла. Уж больно много в древнем жилище владык развелось в последнее время всякой дряни. Впрочем, красавица заговорила об этом лишь для того, чтобы уколоть Глеба, неприятно задевшего ее. Хотя она держалась преувеличенно спокойно, трепещущие ноздри и часто вздымавшаяся грудь красноречиво говорили о том, что сдерживаться ей стоит немалого труда.
Дабы разрядить напряжение, царевна поспешила достать скрижаль. Как и с Ураганом, средство сработало безотказно. Едва только бесценная реликвия оказалась в руках вестников-мужчин, весь их интерес к дальнейшим событиям, равно как и к назиданиям, пропал, и они полностью погрузились в восторженное созерцание.
Анжела-Лика вздохнула с явным облегчением, благодарно глянула на подругу и, не проявив к древней святыне никакого интереса, обратила все свое внимание на раненого. Судя по внушительному запасу привезенных ею лекарств и ловкости в их использовании, забота о здравии ближнего и дальнего являлась основным ремеслом красавицы. Камень не успел и глазом моргнуть, а она уже закончила осмотр, пообещала малышу поставить его в скорейшем времени на ноги и не без помощи царевны и Могучего Утеса устроила его в недрах колесницы.
В это время на террасе появился Ветерок.
Сначала вестники, поглощенные любованием на скрижаль, не обратили на него внимания: полуобнаженный, поджарый и мускулистый, с распущенной гривой, спускающейся ниже лопаток, украшенный после схватки несколькими живописными ссадинами, для них он был неотличим от сольсуранцев. Только Лика, то ли более зоркая, то ли лучше знавшая Урагана, едва завидев его, недоверчиво поджала губы, нахмурилась и чуть приобняла за плечи царевну, словно испугалась, что он ее сейчас заберет.
— Доброе утро, Лика! — дружески приветствовал ее Ветерок. — Отлично выглядишь! Здешний климат тебе явно на пользу.
Лика в ответ кивнула ему, но пальцы разжимать и не подумала.
В это время и черноволосый Глеб пригляделся повнимательнее, и его заостренные брови поползли куда-то наверх.
— Что делает здесь этот… этот?.. — Он сделал неопределенное движение руками, будто хотел подобрать нужное слово, но так и не смог.
— Ты хотел сказать, этот предатель? — вкладывая в последнее слово всю свою горечь и боль, подсказал ему Ветерок. — Не трудись, Глеб, твое отношение ко мне я давно знаю и оправдываться не собираюсь. А что касается моего присутствия, то я здесь пытаюсь прикрыть ваше, — он сделал выразительную паузу, — седалище, пока вы вместе с Советом хлопаете ушами!
Он подобрал с земли травяную рубаху, затем повернулся к царевне:
— Пожалуйста, объясни своим «друзьям», — последние два слова он произнес иронично насмешливо, — чтобы они не затягивали с передачей скрижали в храм. Если князь Ниак решит, что вам удалось отыскать потаенную часть предания, а он так и решит, коли вы не поторопитесь, он начнет действовать. И в таком случае последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми!
Он крепко пожал на прощание руку Камню, еще раз кивнул Лике и направился к тропе. Уже начав спуск, он обернулся.
— За три недели до праздника Первых побегов, — напомнил он.
***
— О чем это он тут говорил? — взлохматил свою копну рыжеволосый Вадик, проводив Урагана недоуменным взглядом.
— Скрижаль необходимо отвезти в храм, — пояснила царевна. — И чем скорее, тем лучше.
— Ну вот еще! Так мы его и послушаем! — Вадик надул пухлые губы и сделался похож на обиженного ребенка. — Он хочет, чтобы князь Ниак опять ее забрал? Для скрижали самое безопасное место — это наша станция. А для нас, — он с довольным видом обнял реликвию, — это уникальная возможность без излишних помех ее изучить!
— Я вообще не понимаю, как ты могла показать этому типу скрижаль! — поддержал его Глеб (Камень вспомнил, что именно к нему относилось это неприятное слово: «препарировать»).
— А что в этом недопустимого? — с вызовом бросила царевна. — Синеглаз также знает о ее местонахождении!
— Синеглаз всего лишь сын варварского царька. А этот… — Глеб опять не сумел подобрать нужное слово. — Никто не даст гарантии, что он до сих пор не работает на Альянс!
— Не смей так говорить! Глеб! — воскликнула царевна, высвобождаясь из рук Лики. — Его вина так и не была доказана!
— Отсутствие прямых улик еще не является доказательством невиновности, — надменно вздернул короткую губу Глеб.
— А что является? Необходимость свалить на кого-нибудь ответственность? «Он сделал это потому, что других подозреваемых мы не можем найти!» А почему это он, а не кто-то другой?
— Потому, что именно он был в это время в плену! — безжалостно отрезал Глеб. — Ты сама не исключала возможность того, что он выдал эти сведения в состоянии болевого синдрома или под воздействием психотропных средств!
Лика за его спиной сделала досадливую гримасу. Вадик расстроено покачал головой.
— Возможности я не исключала, но никогда не считала, что все происходило именно так!
— А, ну как я мог забыть, — издевательски рассмеялся Глеб, — если верить нашему «герою», то змееносцам нужны были не планы командования, а его «великие разработки» относительно поисков потаенной части предания!
— Почему бы и нет! — в голосе девушки звучала убежденность в своей правоте. Похоже, нынешняя встреча пробудила в ней решимость с новой силой отстаивать справедливость и бороться за свою любовь. — Всем известно, что руководство Альянса, так же как, впрочем, и многие из наших ученых, одержимо идеей найти Молнии Великого Се. И у них есть возможность пустить в разработку любую теорию.
— Даже ту, которой в помине не существовало? — снисходительно поинтересовался Вадик. — Ты, конечно, извини, но после плена у него явно не все в порядке было с рассудком.
— Гипотеза — не миф, и она ничем не хуже твоих выкладок об асурах и космических миграциях допотопных времен! — парировала царевна. — Она и сейчас у него в работе! А мы, если и дальше станем делать из человека преступника на основании недостоверных данных или даже признания, сделанного под пыткой, дойдем до Томазо Торквемады и Третьего рейха!
— Какой пафос! — Глеб иронично захлопал в ладоши. — Стоит ли удивляться? Когда женщина влюблена, — он вновь многозначительно глянул на Лику, — она готова все что угодно понять, простить и объяснить. Но послушай, Птица, ты только глянь на него! Как ты можешь с ним общаться? Он же совсем опустился! Настоящий дикарь на вонючей скотинке. Только насекомых от такого хватать!
— Если бы не этот дикарь, — отрезала царевна, — скрижаль находилась бы сейчас совсем в другом месте. Да и я тоже!
Хотя царевна и ее друзья настоятельно рекомендовали Камню укрыться от мести Синеглаза в граде вестников, Могучий Утес предпочел совету не внять. Общаться с надменным Глебом ему не очень-то хотелось. Если он позволял себе так задаваться не только перед Ураганом, изгнанником в их краю, но и перед обеими надзвездными девами, можно было себе представить, какой прием он окажет ему, простому сольсуранцу. Даже если забыть слова о дикаре.
Впрочем, у Могучего Утеса хватило такта придержать свое мнение о вестниках при себе и объяснить свой отказ вполне правдоподобно и никого не обижая:
— Да на кой я этому Синеглазу сдался?! Мальчишку он так и не увидел, ну, а потасовка в травяном лесу — обычное дело. Да и с Крапчатым что делать, как я его брошу?! В вашей-то колеснице он точно не поместится!
— Тогда приезжай вместе с Ветерком перед праздником Первых Побегов, — предложила царевна, которая, похоже, прекрасно поняла истинные причины. — Посмотришь наш Град, раны старые подлечишь, отдохнешь. Крапчатый в теплом стойле постоит.
Такое приглашение, поддержанное Глебом и другими вестниками, Камень счел возможным с благодарностью принять, тем более что царевна попросила его позаботиться пока о Чубаром и привести зенебока в Град.
И вот теперь, привычно измеряя расстояние днями пути, Камень готовился к предстоящей встрече, гадая, что же его ждет. Нынешние посланцы, может, и не такие дружелюбные и приятные, как прежние, в чем-то оказались мудрей. Не пожелав делить хлеб и кров с убийцей своих сородичей, они поставили свой град подальше от столицы в самом сердце травяных лесов на берегу реки Фиолетовой. Интересно, что там поделывают прекрасная царевна и ее светловолосая подруга, как поживает Обглодыш и где до времени сокрыта скрижаль?
