Нарцисс на предплечье

      Впервые Луи замечает цветы на чужом запястье в дождливый вторник. Парень из параллельной группы — Найл, кажется, — не скрывает обвитую плющом кожу, но главное не это. Стиль рисунка тот же самый, что и у Луи на предплечье. Томлинсон не думает ни секунды, подходя к удивлённому Хорану, и задирает рукав своей худи. — Что это значит? — Он суёт руку прямо под нос блондину, сшибая пудинг с его подноса. — Это ведь что-то значит?       Глаза Найла блестят странно в свете ламп, они покрасневшие, будто он долго плакал. И Луи замечает, что плющ аккуратно обведён поверх старого контура, а его нарцисс яркий, не тронутый, будто его соулмейт не моется вовсе. — Когда это появилось? — Зейн Малик вскидывает на него воспалённые, как и у Найла, глаза, забирая поднос из рук блондина. Оба парня переполнены какой-то отчаянной надеждой, а Хоран, не сдерживая себя, ведёт тонкими пальцами по чужой коже, обводя контур рисунка. — Неделю назад. — Томлинсон пожимает плечами, а чужие пальцы замирают на лепестке нарцисса. Из Найла будто пропадает весь внутренний свет, Зейн разочарованно отводит взгляд и тяжело вздыхает, будто давя в себе истерику.       Руки блондина дрожат, Малик притягивает парня к себе, целует в макушку, успокаивая — слишком нежно для просто друзей — Луи замечает абсолютно идентичные заметки о встречи в кафетерии, рисунки плюща на смуглой и светлой ладонях, понимая: соулмейты. — Может, присядем? — По Зейну видно, что он держится из последних сил, а Томмо чувствует подкатывающую к горлу панику и заторможено кивает. ***       Щёки Гарри бледнее свежевыпавшего снега — Луи больно смотреть. А ещё у него перехватывает дыхание и он аккуратно выводит глоксинию на правом запястье — рука дрожит и болит с непривычки, — но то, как цветок расцветает линия за линией на чужой коже, стоит того. — Нарцисс означает ответную любовь и желание этой ответной любви. Он буквально сказал тебе «Влюбись в меня». — Найл не отрывает глаз от рисунка на чужом предплечье и судорожно выдыхает после каждого слова. — Гарри с раннего детства влюблён даже в саму идею соулмейтов, но ужасно стеснялся написать ответ на твои записки. А потом моя мама рассказала ему, что рисовала папе цветы и Хазза так вдохновился этим, решил попробовать. — Блондин всхлипывает еле слышно, Зейн сжимает его руку так нежно, привычно и успокаивающе, что у Луи от одного взгляда на это сердце щемит. — У меня часто на руках цветы, разные, — соглашается он. — Но я никогда не задумывался об их значениях. — Гарри всегда выбирает цветы только по значению! У меня, — Хоран поднимает запястье, увитое плющом, — «дружба», а до этого была петиция, как «твоё присутствие успокаивает меня», он нарисовал её, когда ты предложил встретиться. Он ужасно засмущался тогда.       Голос Найла повторяется и повторяется в голове, а Луи взгляда от чужого лица оторвать не может. Грудь Стайлса еле заметно поднимается и опускается, кардио аппарат мерно отсчитывает неторопливые удары сердца. Ровно неделю назад соулмейта Луи Томлинсона сбил автомобиль. ***       В среду дождь продолжает идти, поэтому Луи, в очередной раз потерявший зонтик, промокает до нитки по пути в школу. Неудивительно, что Лиам брезгливо отшатывается от него, кидая полотенце, взятое на тренировку. Томмо вытирает руки тщательнее всего, аккуратно промокая вчерашнюю глоксинию, а потом просит у Моники набор её цветных ручек — она с нежной улыбкой помогает ему нарисовать маленькую фиалку прямо под нарциссом.       На большой перемене Лиам кладёт на поднос с обедом Луи связку из двадцати с чем-то фломастеров и цветных маркеров, по-дружески здоровается с Зейном. Найл с улыбкой бросает взгляд на запястье и спрашивает: — «Думаю о тебе»? — Его улыбка становится шире, когда Томлинсон согласно кивает. — Фиолетовая фиалка ещё обозначает «Я верен тебе»?       Моника смеётся вместе с блондином, потому что щёки Луи покрываются абсолютно очаровательным румянцем и Томмо ужасно стыдно, раз теперь половина столовой пялится на них, а Лиам и Зейн, не обращая ни на кого внимания, гогочут вместе со своими половинками слишком громко. ***       В четверг он сталкивается с мамой и сестрой Гарри, которые со слезами на глазах его обнимают, видя цветы на его руках. Джемма заговорчески ему сообщает о любви брата к одуванчикам и совсем не удивляется, когда видит целых пять жёлтых и белых цветов, обвивающих правое запястье Стайлса на следующее утро. Именно в пятницу Луи решается привести маму к человеку, из-за которого он оставляет ручки и фломастеры по всему дому в самых непредсказуемых местах. Сестра его соулмейта успокаивающе сжимает его руку, когда с губ мамы срывается судорожный вздох. — Ох, Луи. — Она ласково гладит шоколадные кудри Гарри, рука её дрожит. — Что с ним случилось? — Глаза Томмо почему-то щиплет, а нос чешется, но девушка спасает от ответа: — Машину занесло на пешеходный переход, Гарри не видел — ливень стеной, — водитель тоже. — И сколько?.. — вопрос висит в воздухе, но Джемма, чудесная и понимающая, шепчет тихо, сжимая ладонь Луи чуть сильнее, сама теперь ища поддержки. — Вторую неделю… Вечером мама подсказывает нарисовать на сгибе локтя азалию, Джемма отрывается от разговора с Лотти и согласно кивает. ***       Луи старательно вырисовывает водяную лилию у себя под ключицами, стоя напротив зеркала. Шарлотта направляет его руку, помогая с мелкими деталями, а он взамен рассказывает о значении каждого цветка на его теле. Сестра нежно улыбается браслету из одуванчиков, который кричит о «счастье» и мягко обводит пальцами азалию, спрятавшуюся в ямочке вен. — «Заботься о себе для меня» — тихим шёпотом по обнажённой коже брата и размеренным стуком сердца под зелёным нарисованным листком. — А лилия? — « Чувства в моей душе бушуют» — он тоже шепчет, не желая нарушать их уютное уединение.       Солнечные лучи золотят его испещрённую рисунками кожу и маленькую птичку Лотти, примостившуюся на её левой ключице. Растрёпанная после сна Джемма входит к ним в ванную без стука, оставляя дверь открытой, и шум большой семьи обрушивается на них. Луи слышит как шкварчит бекон на сковородке и радостные крики младших сестёр, видит, как зрачок Стайлс стремительно сужается от солнечного света, но ещё быстрее расширяется, стоит ей перевести взгляд на Лотти. На ключицах девушек одинаковые вплоть до миллиметра сойки, а у Фелисити изрисованы перепиской предплечья, когда она заглядывает в душное помещение, зазывая всех на завтрак. Томмо лишь отстранённо кивает, быстро зарисовывая у основания большого пальца камелию, благо, ярко-розовый текстовыделитель лежит прямо у раковины.       Луи срывается из-за стола, бросив своё недоеденный сэндвич, забыв натянуть кроссовки, но холод ещё не прогретого асфальта им даже не чувствуется, потому что у него на левой ладони расцвёл лавандовый вереск, будто кричащий о восхищении и одиночестве. ***       Из-за охранника у него синяки на рёбрах, потому что неожиданно ворвавшегося в больницу Луи приняли за буйного пациента, а он только и мог, что заведено повторять: — Гарри… Гарри очнулся… мой соулмейт… он очнулся… — Томмо на самом деле повезло, что медсестра Стайлса узнала его и провела к палате, понятливо замерев с нежной улыбкой у двери. Он неуверенно кивает ей в благодарность и долго смотрит в след, не решаясь даже постучать. — Может, зайдёшь, наконец? — тихий голос из-за двери вроде и не отличается ничем особенным от тысячи других, но у Луи что-то замирает под сердцем, а потом вместе с ним падает куда-то в пятки. Томлинсон чувствует отголоском чужое волнение, когда нажимает ручку и наконец открывает разделяющую их дверь. ***       Викария расцветает на его руке, заставляя Луи усмехнуться, отчего Моника, сидящая рядом, дарит ему нежную улыбку, а Лиам радостно хмыкает, совершенно забывая о формулах на доске. «Лежи на койке ровно!» — пишет Томлинсон вокруг цветка, но получает в ответ лишь ещё один, только чуть больше. Моника переваливается через проход, рассматривая пару соцветий, и смеётся тихо-тихо. У Томмо под рёбрами расцветают цветы арбитруса и юноша уже жаждет сорваться с места и прошептать своему соулмейту в губы значение этих соцветий, но пока только коряво рисует на левой руке полностью алую гвоздичку, отвечая своему нерадивому чуду «да». Рядом тут же вырисовывается куча радостных восклицаний и даже парочка музыкальных нот. Тихий смешок заглушается звонком с урока и уже ждущий у кабинета своих друзей Найл, радостно подмечает: — Кто-то хочет потанцевать? — На его руках красуются разномастные заметки разными почерками. Зейн чуть не сшибает своего парня, выскакивая на них из-за угла, но тут же получает капитуляцию, чмокнув блондина в щёку. — Если хочешь танцевать, то хотя бы дождись конца занятий! — нарочито возмущённо смеётся он. — Наш неугомонный Хазза рисует Луи викарии, а они значат «потанцуй со мной», но я и от твоего предложения отказываться не буду. — Хоран озорно подмигивает Малику напоследок, со смехом уводя Монику к очереди за обедом, а Лиам не успевает даже возмутится такому наглому похищению его пары. — Ну, а ирис тогда что значит? — интересуется он, когда ребята наконец-то догоняют сбежавших блондинов и Пейн кивает на запястье Найла. — «Твоя дружба для меня много значит», — отвечает последний, переплетая руки со своим парнем, и заискивающе переводит взгляд на Луи. Томммо наслаждается разглядыванием своих друзей и улыбается. — Гарри сказал тебе что-то важное вчера? — Вроде ничего такого… А что, должен был? — Томлинсон хмурится, пытаясь припомнить, но в голову упрямо ничего не лезет. — Не переживай так. Сегодня просто скажет, для него это немного волнительно. — Найл подмигивает и отворачивается к виновато пожимающему плечами Зейну, а Лиам поднимает руки, показывая, что безоружен, когда Луи переводит взгляд на него. Моника не может выбрать между банановым и клубничным коктейлем, а парни смеются над чём-то. Луи не может прекратить смотреть на этих людей, что делают его счастливыми, благодаря которым он встретил своего соулмейта.       Всего два урока и он умчится к своему Гарри и прошепчет ему о чём ему кричат цветы арбитуса в сердце. «Люблю только тебя» — тихим выдохом в чужие сладкие губы, чтобы сразу же доказать поцелуем. Луи ещё не знает, что эти самые губы прошепчут ему о переводе в его школу сразу после выписки, и, конечно же, об ответной и не менее значительной любви.       Но и без этой информации Томмо думает: «Я счастливец!». Распустившаяся на его запястье гардения с ним полностью согласна.