Каплей дождя на твоей ладони

Балет – это искусство, танец души, которая вытекает из тела вместе с движениями, гибкими, пластичными. Кто-то откровенно не понимает и не любит этот жанр танца, находя его скучным, слишком усыпляющим. Но такие люди просто не умеют смотреть, чувствовать то, что танцор вкладывает в каждое па, прыжок, поворот. Юри Кацуки умел смотреть, Юри умел чувствовать, а еще, он умел – творить. С самого детства юного японца тянуло к танцам, он любил двигаться так, чтобы другие восхищенно вздыхали и хвалили его. Но он не мог определиться, в каком жанре можно раскрыть себя и пробовался в нескольких кружках, до тех пор, пока в 12 лет не увидел на экране телевизора балет. Тогда показывали постановку русского балета – «Щелкунчик». Молодая труппа танцоров дебютировала в Большом театре, выставляя на сцене свою новую звезду – Виктора Никифорова, тонкого, изящного и едва не ослепительного, в главной роли, того самого Щелкунчика, заколдованного принца. Его партнером была такая же тонкая белокурая девушка, уверенно стоящая на своих пуантах и смотрящая на Никифорова завороженно, едва не влюбленно. Юри понимал её. Виктор двигался по сцене так, словно не ощущал пола, каждый шаг и прыжок был легким и точным, словно он родился у балетного станка. Тогда Кацуки понял, что балет именно то, что подойдет ему по духу. И тогда в его жизни появилась замечательная женщина, по имени Минако. Она была балериной, она любила балет всем сердцем, но ушла со сцены раньше, чем могла. Она больше не хотела, чтобы на неё смотрели. Внимание зрителей больше не грело и раздражало, потому она вернулась в родной город и открыла балетную школу, в которой и появился Юри, пухлощекий и неуклюжий мальчишка, но как оказалось, весьма гибкий и талантливый. Он чувствовал каждое движение и вплетал его в музыку, схватывая элементы на ходу. Окукава надеялась, что её ученик проявит себя на первом же выступлении, но все сразу же пошло наперекосяк. Юри, как оказалось, боялся сцены и пристальных взглядов. Чувствуя как на него устремлено пол сотни пар глаз, юноша спотыкался, терял музыку и ощущения. Терялся на сцене как в гремучем лесу и в конце позорно упал на колени. Он кожей чувствовал, как его пожирают взглядом, задыхался от разочарования к себе самому и боялся осуждения в свою сторону. Минако понимала его и старалась утешить, внушить, что все в порядке и в следующий раз получится. В следующий раз не получилось. Юри еще не раз пытался выйти на сцену, но каждая попытка была неудачной, и Кацуки не понимал, почему не может сосредоточиться на себе и на своих движениях. Минако тоже не понимала и пыталась сделать все, чтобы её ученик, наконец, раскрыл свой талант не только ей одной, но и другим. Так продолжалось до тех пор, пока Юри не стукнуло двадцать лет. *** Однажды Минако решила привести ученика на балет, в котором участвовал Виктор Никифоров, кумир и идеал, к которому стремился Кацуки. Смотря на его танец с последних рядов зала, Юри в очередной раз едва мог дышать от восхищения, но между тем чувствовал себя никчемным, бесполезным танцором, которому никогда не суждено встретиться с таким талантом, как этот бесподобный русский, на одной сцене. После выступления Юри чувствовал себя подавленным, но в то же время вдохновленным. Возвращаясь с Минако по мостовой, льющаяся из какого-то классического ресторана музыка зацепила слух и охватила тело танцора желанием станцевать, здесь и сейчас. И он станцевал. Так, словно вокруг никого нет, есть только музыка, мостовая и городские запахи, звуки, дополняющие, отвлекающие от взглядов прохожих. Юри помнил слезы своего хореографа, которая обхватила его и прижала к себе, когда юноша закончил движения. Она, наконец, увидела то, к чему стремилась. Это стало его спасением. *** Когда танец – твоя жизнь, ты мало думаешь о том, что тебя окружает. Но Юри чувствовал, ловил и смаковал то, что касалось его во время выступления. Он использовал это, чтобы сделать танец ярче, чувственнее. Кацуки закрывал глаза и слушал. Впитывал в себя звуки музыки и улицы, на которой он танцует. Его ни что не сковывало, не отвлекало и не мешало. Он тянулся к небу, выгибался и кружился вместе с ветром. Юри ловил кожей капельки дождя и чувствовал, как спокойствие разливается по его телу водой. На него смотрели, но он не чувствовал этого за стеной ощущений из окружающей его среды. Все было так, как надо. Юри танцевал на городских улицах, иногда в метро, но всегда там, где были люди. Юри ненавидел тишину, и даже посторонние разговоры отвлекали от ощущения чужих взглядов. Музыка была с ним всегда, лилась из переносных колонок и помогала японцу чувствовать движения и цепочку элементов. Он жил этим и вместе с Минако посещал разные города и страны, даря свои выступления случайным прохожим, получая за это деньги, как многие уличные музыканты. *** В этот раз они остановились в Нью-Йорке. В сером безликом городе, каменном и унылом. Но Юри почему-то влюбился в него, точнее в его улицы. Они были людными, шумными, окруженными каменными стенами высоких домов, но все это почему-то нравилось молодому танцору, он цеплялся взглядом за витрины магазинов, за столбы и тротуары, искал глазами места, где можно выступить. В день, когда он вывел свое первое выступление на улицах Нью-Йорка, серое небо наградило город теплым дождем, рассыпаясь на асфальте маленькими каплями. Юри любил танцевать под дождем. Приняв четвертую позицию, танцор взметнул руки вверх и выгнулся, выставляя одну ногу вперед. В голове стоял гул машин и шлепки подошв прохожих, по мокрому асфальту, разбавляемый стуком каблуков некоторых дам. Выполнив аттитюд , Кацуки делает поворот, заводя руки за голову и вновь принимает четвертую позицию, переходя в следующую фигуру танца. Прохожие останавливаются, задерживают взгляды, смотрят с интересом и восхищением. Юри продолжает двигаться, мерно и плавно касаясь руками своего лица, плеч, иногда бедер, чувствуя, как по коже скатываются капли, как волосы липнут ко лбу и одежда пристает к телу, напитавшись тяжелой влагой. Его тонкая фигура скачет по тротуару у перекрестка, найдя себе место возле небольшого кафе с пустой площадкой, на которой планировалось выставить столики следующим летом. Люди с зонтами стояли у краев этой площадки и смотрели на то, как изящный японец в черной облегающей одежде ступает мокрыми измазанными чешками по асфальту и словно сливается с музыкой и улицей. Деньги копятся в коробочке, которая стоит на колонке спрятанной под небольшим навесом того самого кафе. Юри заканчивал свой танец. Беглый взгляд карих глаз скользнул по толпе зрителей и на последнем элементе Кацуки оступился, едва не рухнув на мокрый асфальт. В этой толпе танцор зацепился за взгляд невероятно голубых глаз, смотрящих с интересом, любопытством. Их обладателя он не раз видел на экране телевизора, и сейчас этот человек стоял там и смотрел на то, как он, Юри, танцует. Дыхание перехватило, и брюнет мгновенно потерялся, словно вновь попал на сцену в театре. Танец был окончен досрочно. Кацуки не помнил, как схватил заработанные деньги и трусливо сбежал с площадки, затылком ощущая тот самый взгляд.