Война

      Странно было стоять перед этими людьми полураздетым, вытянувшись вдоль стены. Отчего-то он думал о дырке на носке – из неё выглядывал мизинец с криво остриженным грязным ногтем. Чувство стыда постепенно заполняло его. Было стыдно за дырявый носок, за неубранную постель, за паутину в углу потолка. За черного паучка, который сплёл эту паутину, и сейчас наслаждался обедом в виде несчастной мухи, попавшей в ловушку. Неловко было и за уже наполовину съеденную муху.       Главный прохаживал от стены до стены, напряженно пыхтя. Когда тот ходил, скрипели все доски. Пол надо бы переменить. Надо ли? За ним семенил мелкий парнишка, быстро записывая в черном блокноте.       День по-другому начинался. Нет, как всегда начинался. Сейчас по-другому стало. На стене – часы с треснутым циферблатом. Три часа? Быть не может. Спешат. Недавно только спал, укрывшись с головой большой пожелтевшей от старости простыней. Только что чай пил. Стоит на столе кружка с потемневшим чаем. Рядом на тарелке - хлеб с колбасой. Хлеб слегка заплесневел, пришлось половину отрезать и выкинуть.       Обещали же, что всё уладят. Он помнил, каких усилий стоила эта просьба. Помнил тот диалог, нервный, обрывистый, как заплетался язык, с каким трудом слова образовывали корявые предложения. Неужели забыли? Поделикатней заговорить об этом. Скрип, скрип. Какой противный звук! А когда сам, бывало, расхаживал по этой комнате, ничего не замечал.       Во рту Главного не хватало зубов, и сквозь дырки еле слышно свистел воздух, когда он что-то внушительно говорил парнишке. Что говорил, было трудно разобрать: Главный говорил очень быстро и сильно картавил. - Обо мне Вам говорили? – спросил он, невольно ещё больше сутулясь под тяжелым взглядом. Главный, не глядя на него, смачно плюнул на дощатый пол. - Я знаю кое-кого… Вы понимаете? – не был уверен, что понимает Главный. – То есть, не я. А я знаю кое-кого, кто знает одного человека… Важного…       По полу пробежал таракан. С огромными усами. Противный. - Что мямлишь? – громовым голосом спросил Главный. Парнишка с блокнотом на ухо прошептал Главному. Он следил, как менялось выражение лица у Главного. Как же его? На Д что-то. Звучное имя, звонкое. Др. Дн. Дырдын. Так пока и будет звать. Пока имя не узнает. Дырдын вплотную приблизился, можно было все волоски в ноздрях разглядеть. - Уклониться вздумал от своей прямой обязанности? Голос вдруг пропал, только и оставалось, как судорожно качать головой. - Я тебя за это! – кулак грозно навис над полулысой макушкой.       Не хотелось думать о неизбежном. Недавно забрали соседа. А он даже не знал, как соседа зовут. Да и его имя никто не знает. Он сам не знает. Не нужно ему… Сейчас имя спрашивают. Хмурит лоб. Молчит. Парнишка-писарь, укоризненно качая головой, что-то строчит в блокноте. Будто не понимает, как можно безымянным ходить.       Нет у него имени, а у его брата младшего есть. У того самого, к кому с просьбой недавно ходил. Как же брата зовут? Брат у него умный, имя своё знает. - Писать умеешь? Нет. Не умеет. Не нужно ему. - Крестик ставь.       Если бы умел читать, то узнал бы, как его назвали. Но для него закорючки, хвостики, круглешки не имеют смысла. В его имени есть три хвостика. Он и ручку в жизни ни разу не держал. Хотя нет. Врет. Пробовал однажды. Странно. Нарисовал кривой крест в квадратике напротив прямой, аккуратно выведенной галочки. А теперь возле неё стоит кособокий крестик. Странное соседство. -       Как-то подслушал разговор двух женщин на кухне. Одна была толстозадая и с длинной шеей, на гусыню похожа. Вторая мелкая, юркая, с глазами-бусинками как у мышки. - Забрали. Со второго этажа. Помнишь, тот красавец. У него невеста осталась. Невзрачная, как серая мышь. Но говорят, пока эти у него были, он всё на портрет её в медальоне глядел, - рассказывала гусыня. Мышка вытирала тарелки, глаза-бусинки уставились на белый круг и заслезились от долгого неморгания. – Ждать его будет. Даже если бы не захотела ждать, все равно никто на неё не взглянет. Да и некому скоро будет. - Некому, - тихо повторила мышка, украдкой вытирая глаза. - Невесту как зовут, не знаешь? - Мира. - Мира… мира скоро не будет хватать, - вздохнула гусыня и принялась размешивать тесто. Мышка, уже не стесняясь, растирала слезы по лицу. -       А его кто ждать будет? Всех, кто уже ушел, кто-то ждет. Невеста, жена, семья, друзья. А для него смысл этих слов был неясен. О ком ему сейчас думать, пока Дырдын с писарем что-то обсуждают. О нём говорят, изредка кося глаза в его сторону. Куда ж ему на передовую? Зачем ему? Не надо.       Думает о часах с треснутым циферблатом, о дырявых носках, об остывшем чае. В горле давно пересохло, и глоток чая казался ему сейчас наивысшим блаженством. -       Их в грузовике ехало двадцать человек. Как все умудрились уместиться на две узкие скамейки по бокам кузова? Сидели прямо, руки на коленях, и вдохнуть полной грудью невозможно было. В воздухе витали запахи пота, рвоты (стошнило старика, сидевшего на самом краю), и мятной жвачки. Лица все вроде бы знакомые, а вроде и в первый раз их видел. А лица-то интересные. Слева от него сидел круглолицый бородач в темно-зеленой шерстяной кофте. Бородач жевал мятную жвачку целый час, пока они тряслись по ухабам. По правую сторону – парень, чертами лица похожий на девчонку. А напротив сидел длинноусый Вильгельм. Кто-то ещё и ещё… Что теперь будет? – эта мысль невольно мелькала у всех.