Злые слуги Келегорма

Очнулся Астарве оттого, что где-то совсем рядом, почти над головой, звучали раздраженные голоса. Сразу нахлынула боль, и первые минуты, пока не притерпелся, он не разбирал слов. Потом стало полегче, и Астарве понял, что один из голосов, что так мучительно отдавался в голове, принадлежит эллет. Она горячо и решительно отчитывала кого-то, а собеседник возражал, хотя его возражения больше были похожи на скомканные, отчаянные оправдания. Звук этого второго голоса был похож на плеск листвы под неровными порывами ветра, и Астарве чуть было снова не провалился в полудрему, однако неожиданно вспомнил, что сейчас зима, и никаких листьев на деревьях давно нет, только голые, обледенелые сучья, которые стучат на ледяном ветру, трещат и ломаются на лютом морозе. Астарве вздрогнул и едва не вскрикнул, мгновенно осознав, что с ним произошло. Голоса стихли — все-таки они находились совсем близко от него, и, возможно, уже заметили, что он очнулся. Астарве изо всех сил постарался выровнять дыхание, и был рад, что так и не осмелился открыть глаза. — Ты совершил ошибку. Допустим, ты и правда целился так, чтобы оставить его в живых, а не промазал случайно, — продолжил женский голос немного тише, но не менее сердито. — Но, скажи, что теперь прикажешь делать с ним? Можно подумать, у нас мало своих раненых! А также детей и беспомощных перепуганных дев. Да и из мужей, скажем прямо, не от каждого есть польза. Дева раздраженно хмыкнула. Ее голос рассекал воздух, словно клинок при ударе. По спине нолдо пробежали мурашки. Он расслышал в нем — нет, не знакомое звучание, только тень, только намек на властный тон, который так часто слышал в словах своего погибшего лорда. И в словах лорда Маэдроса. Тон того, кто имеет власть и уверен в своем праве, кто принадлежит к королевскому роду. — Но он мог причинить вред детям! — воскликнул собеседник. Конечно, они говорили о нем. Астарве захотелось вжаться в постель, зажмурить покрепче глаза и никогда не просыпаться. — Но он не собирался делать принцам ничего плохого! Вы же видели. — Если бы мы увидели, — с ударением возразил стрелок, — было бы уже поздно, леди Галадриэль. Он из твоего народа, я могу понять, что ты переживаешь за него, но это он — и его лорды — убивали нас. — Он нолдо как и я, верно, но и вы теперь мой народ тоже. — Это они зарубили нашего короля и королеву, и дети, при… Тут послышалось короткое движение, словно кто-то протянул руку, и говоривший замялся. — И принцы — это единственное утешение, которое у нас осталось, — сбивчиво закончил он. — Это не причина для таких бездумных и жестоких поступков. Так делают только орки… И сыновья Феанора. — Я делаю и буду делать все, чтобы защитить… — тут лучник опять замялся, будто проглотил слово, — самое дорогое. Я и мои воины. — Отлично. А мне, значит, придется решать, что делать с этим парнем. И тащить его на себе, если он не сможет встать. Леди решительно выдохнула, послышался звук, как будто кто-то задел грубую ткань, и Астарве подумал, что попасть под горячую руку внучке Финве — верная гибель, но вот так лежать, зажмурившись, притворяясь спящим, это слишком малодушно. Он распахнул глаза и не увидел рядом с собой никого. Его окружали темно-серые полотняные стены походного шатра, сквозь которые просвечивал дневной свет, а может быть даже и солнце. Беседа шла снаружи палатки, и леди Галадриэль, как называли в Дориате Артанис, не видела, что он очнулся. Тяжелый разговор и объяснения, которых Астарве так боялся, откладывались на неопределенное время, поэтому он медленно выдохнул, снова закрыл глаза и незаметно для себя провалился в сон. Второй раз он очнулся оттого, что его потрясли за плечо, очень осторожно, но все-таки он замер от внезапной боли. На этот раз нолдо быстро пришел в себя, вспомнил, где находится, и сразу открыл глаза. Над ним склонилась темноволосая дева. Однако обычно мягкие черты лица, характерные для жителей Дориата, словно окаменели, а губы дрожали, будто она увидела что-то ужасное и гадкое. Впрочем, дева ничего не сказала, а очень бережно приподняла голову раненого и поднесла ко рту чашу с теплым отваром. Астарве изо всех сил постарался облегчить ее работу, и даже попробовал опереться на локоть, но тут же охнул и чуть не расплескал питье. Эллет только покачала головой. Потом она поднесла ему ко рту небольшой кусочек хлеба, предлагая откусить, и Астарве почувствовал на языке знакомый, но необычно приторный, медовый вкус — видимо, в Дориате было принято делать сладкие лембасы. Он все-таки поднял руку, хотя от усилия на глаза едва не навернулись слезы, и взял у девы хлебец, чтобы есть самостоятельно. Она была этому только рада, быстро оглядела повязки и выскочила из шатра, как будто там и правда лежал орк, а не раненый эльда. Астарве тяжело вздохнул. Вдруг показалось, что сладкий лембас горчит. Ему было обидно, что незнакомая дева считает его чудовищем. «Хотя, — подумал он, — чему удивляться. Может быть, я своими руками убил ее друга или родича? Да даже если и не я — то один из нас». Он снова вздохнул и неожиданно для себя всхлипнул. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы дожевать хлебец. Подкрепившись, Астарве почувствовал себя лучше, у него хватило сил, чтобы оглядеться и даже дотянуться до кувшина, который дева оставила недалеко от изголовья. Там была не вода, а кисловатый ягодный отвар — вроде того, что сам он недавно делал для мальчиков. Нолдо утолил жажду и прикрыл глаза, стараясь расслабиться и пустыми переживаниями не мешать телу самому исцелить раны. Что бы ни ждало его в дальнейшем, лежать здесь беспомощным бревном он не будет, надо встать на ноги как можно быстрее. Астарве не заснул, а погрузился в грезы, но спокойные и светлые видения не шли к нему, ни тепла, ни света, никаких событий или мест Благословенного Края ему так и не удалось вспомнить. Тогда он представил себе ветреные скалы Аглона, и это оказалось единственным воспоминанием, пусть не несущим радости и покоя, но все же неуловимо правильным, необходимым для него сейчас. Погас день, минула ночь, и снова наступил рассвет. Глаза Астарве оставались открытыми, и потому он сначала увидел, как колыхнулся полог, и только потом услышал движение у входа в палатку. Он приготовился и, стряхнув остатки грез, поднялся на своей постели — теперь, после отдыха и целебной еды, для него это было не трудно. Однако увидел он совсем не того, кого ожидал. В палатку осторожно вошли сыновья Диора. Увидев, что нолдо не спит, они остановились, но не испугались и не спрятались. Элурин, тот, кто иногда говорил с ним, когда они плутали в лесу, улыбнулся. Теперь Астарве был уверен, что не путает близнецов. Элуред выглядел более строго, но глаза смотрели с живым интересом. Он шагнул вперед и сказал: — Здравствуй, — и его брат эхом поздоровался вслед за ним. — Здравствуйте, мальчики, — растерянно выговорил Астарве, не совсем понимая, как ему следует вести себя с детьми. — Мы ненадолго. Нам сказали, что ты ранен и мы не должны мешать, — серьезно сказал Элуред. — Ты ведь уже выздоравливаешь, да? — с надеждой спросил Элурин. — Вы не мешаете, — улыбнулся Астарве. — И я уже почти здоров. — Вот, мы принесли тебе, чтобы ты быстрей вылечился, — с этими словами Элуред вынул из-за спины руку и протянул нолдо маленький сверток. Руки слушались плохо, но Астарве осторожно развернул салфетку и достал маленький сладкий пирожок. Не лембас, приготовленный в дорогу по тайному рецепту, над которым трудились руки мастериц и были спеты особые песни, а обычный пирог, просто лакомство. Он немного зачерствел, ведь с тех пор, как синдар бежали из Менегрота, прошел не один день. — Спасибо, — выговорил Астарве севшим голосом. — Если есть вкусное, то поправишься быстрее, — улыбнулся Элурин. — Сестричка поделилась с нами, а мы — с тобой. Астарве перевел взгляд с одного мальчика на другого и еще раз пробормотал: «Спасибо!» Дети кивнули, взялись за руки и выскользнули из палатки. Астарве жевал пирожок и думал о тех, кто, покидая город, в котором уже звенело оружие и лилась кровь, в спешке собирал с собой теплую одежду, палатки, еду. И пирожки. Он так задумался, что не заметил, как распахнулся полог, и на этот раз его застали врасплох. Увидев высокую деву, Астарве попытался вскочить, но та остановила его движением руки. Только теперь нолдо заметил, что свод палатки так низок, что взрослый эльда не мог выпрямиться в полный рост. Поэтому дева сделала шаг к постели и села на застланный лапником пол, скрестив ноги. Астарве смешался, еще раз попробовал встать, но в ответ получил лишь властный кивок, приказывающий остаться на месте. Дева была одета по-походному, в штаны и меховую куртку до колен, и мужская одежда только подчеркивала фамильное сходство. — Леди Артанис, — Астарве неловко склонил голову. Посетительница откинула капюшон, рассыпав золотые волосы по плечам, и, подперев кулаком подбородок, пристально посмотрела на раненого. — Как твое имя, воин Первого дома? Астарве назвал себя. Потом, следуя вопросам, рассказал, что было с ним во время нападения на Менегрот и после, стараясь говорить как можно точнее и короче. Дева хмурила брови и поджимала губы. — Так значит, ты был в дружине Келегорма? — переспросила она, и этот вопрос звучал как обвинение. — Хотел отомстить за смерть своего лорда? — Хотел, — кивнул Астарве, полагая, что долгие объяснения будут здесь лишними и не изменят сути. — Ты говоришь правду — по крайней мере, Элуред и Элурин рассказали то же. Ты убивал жителей Менегрота, ты хотел зарубить мечом принцев, а после оставил их умирать в лесу? А потом отыскал их и, по непонятной причине, передумал убивать, а наоборот, согрел и привел к нам. — Ну, причину объяснить не трудно — это твой кузен, лорд Маэдрос. Он прогнал прочь меня и моих воинов, тех, кто вместе со мной отвел мальчиков в лес. Сказал, что не желает нас видеть, если мы не приведем детей живыми. Так что привести я их хотел не вам, а обратно в Менегрот, Маэдросу. Но не нашел дороги. Думаю, это ваш лес не пустил меня обратно. — Странно, — Галадриэль посмотрела в лицо Астарве внимательно. — Неужели Маэдрос так сказал? Я уже было решила, что все сыновья Феанора одинаково лишены стыда и совести, раз решились напасть на Дориат. Все это очень странно, но я поверю тебе, хотя может ты о чем-то не договариваешь. Мальчики расстроились оттого, что тебя ранили, и просили тебя вылечить. Они рассказывали о тебе, о том, как вы шли по лесу, как ты находил для них ягоды под снегом и согревал их по ночам. Сказали, что ты поклялся не причинять им вреда. Однако я вижу, что они, хоть и не говорят, не очень-то уверены, что ты и правда был намерен сдержать обещание. «Но я сдержал!» — хотел возразить Астарве, однако не решился произнести этого вслух. Он тоже не был уверен. — Наши воины стреляли в тебя — они думали, что ты привел детей как заложников. Боялись, что ты можешь выместить на них зло, которое затаил на Дориат за вашу неудачу. — Неудачу! — горько воскликнул Астарве вслух, сам того не желая. Смешавшись, он опустил голову и тихо продолжил: — Твои воины правы. Ведь я и собирался. Но потом не смог. — Вот как, — произнесла Галадриэль после долгого молчания. — Ты теперь жалеешь, что… Что твои воины и вправду меня не убили? — Нет, нет, — помотала головой леди Галадриэль. — Но ты, конечно, создаешь много проблем. Мало кто хочет помогать тебе, и никто не готов разделить с тобой палатку, хотя у нас их слишком мало. — Я понимаю, — вздохнул нолдо. — Леди Артанис, я приму любое твое решение. Если вы оставите меня посреди леса и пойдете своим путем — я готов и к этому. Не хочу быть вам обузой. Дева сердито сдвинула брови. — Возможно, но только я еще к этому не готова. У нас не в ходу обычаи Феанарионов — оставлять беспомощных квенди в зимнем лесу на верную смерть. Выздоравливай пока, все равно нам всем нужен отдых. В голосе Галадриэль скользнул сомнение, словно она колебалась и не была уверена в правильности своего решения. Она будто чего-то ждала. Астарве подметил эту растерянность и отважился задать вопрос, который мучил его с тех пор, как он пришел в себя. — Леди Артанис, скажи, ведь с вами принцесса Эльвинг, дочь Диора? И Сильмарил тоже здесь? Это то самое дорогое, о чем говорил твой стрелок? Лицо Галадриэль мгновенно вспыхнуло, глаза расширились, и Астарве понял, что угадал верно. — Что?! — воскликнула она. Астарве поднялся на своем ложе и встал на колени. — Пожалуйста, отдай его мне! Я отнесу Камень тем, кому он принадлежит по праву. Ведь если вы оставите его себе — добром это не кончится. Я прошу тебя! Нолдо протянул открытые ладони и опустил голову. Галадриэль вскочила на ноги, всколыхнув крышу палатки. — Как, как ты смеешь! Астарве видел, как ее рука дрогнула, сделав движение к рукояти кинжала на поясе. Однако дева тут же овладела собой. Она была готова защищаться от обезумевшего воина Первого дома, но он не нападал и сидел смирно, склонив голову. — Так все-таки ты пришел за Камнем! — воскликнула Галадриэль и резко откинула полог палатки. — Мы решим твою судьбу позже. Она вышла, и Астарве услышал, как она отдала приказ часовым стеречь пленного нолдо. Когда стемнело, пришел синда с кувшином воды и тарелкой похлебки. Он промыл раны Астарве и наложил чистые повязки, но теперь, пока он работал, у входа в палатку стоял вооруженный часовой. Нолдо поблагодарил лекаря, и тот молча кивнул в ответ. Прошла ночь, и Астарве был рад, потому что, как он ни старался успокоиться и отдать все силы на исцеление тела, тяжелые мысли не покидали его. С первыми лучами солнца, мелкими искорками пробивающимися через ткань палатки, снаружи раздались радостные возгласы и послышалась беготня. Нолдо удивился, ведь дориатцы до сих пор вели себя скрытно, опасаясь преследования Феанорингов. Потом стало слышно, как фыркают и перетаптываются лошади, как звякают доспехи у спешивающихся всадников, и он решил, что к менегротцам пришла помощь. И верно, несколько голосов приветствовали лорда Келеборна. Теперь было понятно, что Артанис ждала своего супруга. Астарве подумал, что теперь про него вспомнят и участь его будет решена. Однако прошло немало времени, прежде чем полог распахнулся, впустив дневной свет, и в палатку заглянул один из стражей. Он коротко поинтересовался, может ли нолдо встать, и Астарве почувствовал, что, хотя голова у него еще кружится от слабости, все же он ощущает себя намного лучше. Лечебные отвары и мази, лембас и сладкий пирожок оказали свое целительное действие. Шагнув наружу, он сощурился от солнечного света и еще раз удивился — за то время, что он пролежал больным, погода очень изменилась, и теперь низкое зимнее солнце хотя и не могло растопить снег, но ощутимо грело сквозь одежду. Окинув взглядом лагерь, нолдо заметил, что все палатки разобраны, кострища забрасывают снегом, а сани, запряженные лошадьми, стоят наготове. Часть из них уже мелькала среди деревьев, оставляя за собой неширокую тропу. На опушке собрались те из синдар, что покидали лагерь последними. Среди них не было ни детей, ни раненых, зато осталось немало воинов Келеборна, выделяющихся среди беженцев светлыми доспехами и лазурными нараменниками. При появлении нолдо толпа расступилась, пропуская пленника вперед, и замкнулась в круг за его спиной. Астарве оказался лицом к лицу с Келеборном. Они никогда не встречались раньше, но ошибиться было невозможно, поскольку леди Артанис стояла рядом, касаясь его плечом. Астарве слышал, что Келеборн и Артанис жили на границе Дориата, и принцесса нолдор была частой гостьей в Менегроте. Видимо, ее супруг во время нападения Феанорингов был в своих владениях в западной части леса. Дориатский лорд должен считать это везением, подумал нолдо, ведь только благодаря этому он остался жив. Но Астарве слишком хорошо знал, что чувствует тот, кто не успел защитить того, кого должен был защищать, и невольно сочувствовал Келеборну. Синдар оглядывались, ожидая, что лорд будет вершить суд, и Артанис тоже посмотрела на супруга. Она не желала вмешиваться, разумно полагая, что любую поблажку с ее стороны народ Дориата воспримет как попытку выгородить соплеменника. Но сам Астарве не питал иллюзий — приговор леди Артанис был бы не менее, а то и более суров, чем любого из синдар. — Мы собрались чтобы решить твою судьбу, братоубийца, — произнес Келеборн. Над лесом повисла тишина, и Астарве почувствовал, что десятки взглядов со всех сторон впиваются в него не хуже стрел. За прошедшую ночь он столько всего передумал. Со времени злополучной атаки на Менегрот он уже дважды отказывался от мысли добыть Сильмарил. Но оба раза он не был уверен, что Камень и правда где-то рядом. Теперь же он знал наверняка. Леди Артанис ни словом не обмолвилась про Сильмарил, но ее глаза ясно говорили — он здесь, и она боялась, что нолдо предпримет какую-нибудь отчаянную попытку его заполучить. Она, как всегда, была права. Астарве знал, что должен попытаться. Нет, не попытаться — он должен достать Камень, чего бы это ему ни стоило! Он столько раз повторил про себя, что скажет синдар, но все же не был уверен в том, что нашел правильные слова. Столько раз принимал решение и снова сомневался, что теперь у него не осталось сил на волнение. В конце концов, за эти несколько дней он уже много раз мог умереть, стоило ли теперь бояться? Он сделал шаг и опустился на одно колено перед Келеборном. — Я прошу и умоляю, отдайте мне Сильмарил! Круг синдар ахнул. Послышались негодующие восклицания, кто-то шагнул вперед, кого-то удержали за руки. — По какому праву ты требуешь отдать тебе Камень? — воскликнул Келеборн, растеряв всю свою невозмутимость. — Я прошу. Если он останется у вас — кровопролитие никогда не закончится. Я отдам его сыновьям Феанора, и это положит конец безумной ненависти между нашими народами. — Поздно! Как мы можем простить тех, кто убивал наших друзей и родичей! Кто погубил Короля и Королеву? — послышались выкрики со всех сторон. — Я прошу, — Астарве возвысил голос, чтобы перекричать толпу. — Лорд Келеборн, если бы я мог чем-то отплатить за Камень — я отдал бы все, включая свою жизнь. Верните нам Сильмарил! Раздались гневные возгласы, кто-то обращался к соседям, другие кричали Астарве, клеймя его и Первый Дом предателями и братоубийцами. Келеборн молча сверлил глазами дерзкого нолдо. Галадриэль вдруг сорвалась с места и бросилась вдогонку за уходящими санями. Прошло совсем мало времени, когда она, тяжело дыша от бега, вернулась и положила на снег посреди круга какой-то предмет, завернутый в платок. — Хорошо же, слуга Феанорингов! Если ты так упрям — возьми, если осмелишься! С этими словами она откинула угол платка, и перед собравшимися эльдар рассыпались звенья ожерелья и вспыхнул свет ярче и чище, чем ясный зимний день. За мгновением мертвой тишины послышались удивленные восклицания, и потрясенный шепот Келеборна: — Любимая, не делай этого! Но Галадриэль не обратила внимания. Ее лицо раскраснелось от возбуждения и гнева. — Возьми, — обратилась она к Астарве. — Если вы уже настолько безумны, что не можете понять, почему мы не можем отдать вам Сильмарил — бери. Но помни, что сказано: тот, чьи руки запятнаны кровью, не сможет его удержать. А теперь — пробуй. Астарве показалось, что мир вокруг него дрогнул и поплыл, и он с большим трудом удержался на ногах. Свет Камня притягивал его, не позволяя отвести взгляд. «Ну же, вот он. Не смей бояться. Ничего не имеет значения, кроме Камня. Ты выполнишь желание лорда Келегорма, ты поможешь исполнить Клятву сыновей Феанора, ты счастливчик, ведь нет большей чести, чем совершить этот подвиг! Больше не будет никакой крови». Астарве сделал шаг вперед и хотел было поднять руку. Но она оказалась такой тяжелой, словно к ней были прикованы и тянули вниз все камни и скалы Эндорэ. Так он замер, не решаясь на второй шаг, не имея сил двинуть рукой и не смея опустить ее. Он подумал, что кровь уже пролита, и это его руки запятнаны, и Камень этого не простит. Об этом нельзя было вспоминать. «Не думай! — прикрикнул он на себя. — Ты должен это сделать!» Свет Камня был прекрасен, и в то же время он мучил его, проникая в самое сердце, гораздо глубже, чем Астарве когда-либо заглядывал сам. «Должен ли? Ведь это не твоя Клятва, ты-то от нее свободен. Ты — не имеешь права прикасаться к Сильмарилу!» Но, возразил себе Астарве, лорд Келегорм, Маэдрос, да и любой из сыновей Феанора сделали бы это без колебаний. Для них исполнение Клятвы значит — все. Но тогда и для него тоже? Ведь присяга для него не пустой звук. Но не только это — Сильмарил изменит судьбу всех Изгнанников! Даст надежду на победу и разобьет проклятье Мандоса! Ради этого стоило пожертвовать многим. И он готов. Астарве смотрел на Камень не отрывая взгляда, глаза болели, но он не мог даже моргнуть. В конце концов это — незапятнанный свет Амана! Не огонь балрогов и не драконье пламя, не стена огня, превратившая травы Ард-Гален в серый пепел и погубившая заставы пограничников. Он и вправду счастливчик. Не отводя взгляда от Сильмарила, Астарве сказал, как ему показалось, громко, но его расслышали только потому, что все синдар замерли в молчаливом ожидании. — Я возьму его. Теперь ему стало проще — решение было принято, осталось только выполнить. Не надо строить долгих планов, задача должна быть простой. Он знал, что никто не станет чинить ему препятствий. Он мог бы сомневаться, будь вокруг только синдар, но леди Артанис позволила ему забрать Камень, и она сдержит слово. Значит, думать надо только о том, как его взять. Сильмарил был обрамлен в гномье ожерелье, но звено с камнем вполне могло уместиться в кулак. Он решил, что возьмет его левой рукой. Стрела задела сухожилия, и он не очень хорошо владел ей, однако достаточно, чтобы сжать пальцы. Возможно, рука еще долго не восстановилась бы. Не важно, все равно меч он держит правой. Правая выздоравливала лучше, и Астарве был уверен, что сумеет с силой сжать кулак поверх пальцев левой, так, чтобы ни за что не разжать. Надо успеть быстро обхватить левую, держащую Сильмарил, правой, и потом думать только о ней. Сосредоточиться только на том, чтобы держать крепко. И не думать больше ни о чем. Астарве опустился на колени напротив ожерелья, вдохнул и выдохнул. Ему показалось, что от Камня исходит тепло, но оно было ласковым и не несло угрозы. Как будто кто-то сказал ему «Не бойся!» и Астарве ответил — «да» и протянул руку. — Не делай этого! — не выдержав, закричала Артанис, и вслед за ней Келеборн: — Остановись, ты погибнешь! Но предупреждение запоздало. Кто-то из эльфов ахнул, кто-то отвернулся, не в силах смотреть. Нолдо остался сидеть на снегу, только подался вперед, прижимая к груди обе руки, которые светились алым. Он не двигался, и синдар в испуге смотрели на него, не зная, что делать. Вскоре по толпе побежал шепот: — Что с ним? — Надо ему помочь! — Он не может выпустить Камень! — Он умер? Наконец кто-то осмелился приблизиться к нолдо и потрогал его за плечо. Астарве не слышал и не видел ничего. Рядом с его сердцем горел Свет, ярче которого не было в мире. Ему было радостно оттого, что выпало счастье видеть этот Свет и прикасаться к нему, и одновременно нестерпимо печально, потому что он знал, это счастье не продлится долго. Но вот до него, словно издалека, стали доноситься голоса, и он почувствовал боль. Рука болела сильно, но ее не жгло огнем, просто в крепко сжатую ладонь впились края мифрильной оправы. Астарве не поверил и стиснул руку еще сильней. Потом он долго непонимающе смотрел на окруживших его синдар, на встревоженное бледное лицо леди Артанис, пока наконец не вспомнил. Тогда он разжал руки, хотя это у него получилось не сразу. Он посмотрел на Сильмарил и улыбнулся. Встал, чуть пошатнулся, но удержал равновесие. Низко поклонился леди Галадриэль и лорду Келеборну, потом — остальным синдар, и, прижимая руки к груди, медленно пошел прочь. За спиной у него слышались удивленные и даже рассерженные выкрики, но они едва достигали слуха, с каждым шагом все более отдаляясь. В руках у Астарве разливалось тепло, от них шел свет, и свет заливал его изнутри. Так много света, что казалось, он может утонуть в нем, что свет переливается через край и льется из него широким потоком. Краем сознания Астарве понимал, что что-то в нем изменилось, что он никогда не станет прежним, но он не жалел об этом. Даже горечь оттого, что Сильмарил когда-нибудь придется отдать, оставила его. Наоборот, света было так много, что ему захотелось отдать его, поделиться со всеми, и он вытянул руку с ожерельем вперед, чтобы Камень мог свободно дарить свое сияние миру. Лес отзывался на свет и тепло, ветви деревьев вздрагивали, птицы слетались и перепахивали вокруг, ровная дорога сама ложилась под ноги. Через два дня блужданий по лесу его встретили воины Первого дома, все еще искавшие сыновей Диора, и Сильмарил вернулся в Менегрот.