Питомец в клетке.

…Тело лиса в человеческой оболочке вновь распласталось на животе посредь одной из комнат, освещаемой лишь подрагивающим пламенем свечи, просторного дома в окрестностях какой-то деревни. На лице — оскал, обозначающий отказ от подчинения. Волосы собраны в низкий, но порядком растрепанный от ласк и возни хвост. Девятихвостый боится поднять взгляд на мужчину, стоящего в паре метрах от него. Он боится того, что вновь его сделают куклой в чужих руках. Он боится этих опасно, но так маняще блестящих глаз. Тяжелое дыхание от предыдущей пытки еще не восстановилось, из-за чего на лбу выступала испарина, а в глазах периодически темнело. Пальцы обессилено царапали деревянный пол, загоняя под короткие ногти новые и новые занозы. Все тело ныло. Каждый вздох, каждое движение грудной клетки разносили по всем клеточкам тела новые волны боли, заставляя шипеть и извиваться, вновь причиняя страдания и без того израненному телу. На спине уже зияли отпечатки кнута, удары которого вспарывали бледную тонкую кожу, заставляя алую жидкость выступать каплями на краях раны, стекая по бокам на пол, из-за чего под Курамой уже образовалось кровавое пятно с характерным металлическим запахом. Но он не желал подчиняться. — Что обычно делают с животными, если оно не слушается? — мужской баритон разрезал звенящую в ушах тишину, словно нож масло. Брюнет присел на корточки перед рыжим, пальцами приподнимая его подбородок, замечая, как тот отводит взгляд. — Подчиняют. Лишают воли, принуждая исполнять все приказы хозяина, — лицо напротив лица лиса. Слова соскальзывают с чужого языка медленно, нарочито слащаво, будто их автор старается распробовать на вкус каждый звук, который эхом отдавался в голове Курамы. Сильная, уверенная рука скользнула по скуле на шею, следом на плечо, а затем на израненную спину. Пальцы раскрывали и без того глубокие раны еще шире, от чего кровь вновь начинала сочиться по ранее засохшим алым следам на коже. — М-мада… — Я сказал молчать, — приказ молниеносно слетел с тонких губ, искривляющихся в усмешке. Мужчине нравилось доводить свою зверушку до подобного состояния, зная, что любые увечья затянутся на нем довольно быстро, да и сам он не умрет из-за своей жизненной силы. Медленно поднявшись, Учиха вальяжной походкой направился к бару, доставая из него начатую бутыль абсента. По пути открывая ее, вернулся он к телу рыжего, все еще лежавшему на сыром полу посреди небольшой комнаты. — Я помню, какой ты вкусный… — горькая жидкость начала литься на разодранную спину лиса, заставляя того распахнуть глаза в немом крике. Спустя мгновение горячий язык коснулся ран, слизывая алкоголь, смешанный с дурманящей кровью девятихвостого, заставляя того зайтись в протяжном и громком стоне, который еще более распалял мужчину. Рука Мадары скользнула меж обнаженных ягодиц, нащупывая основание анальной пробки. Пальцы резким движением извлекли ее, оставляя колечко мышц раскрытым, чем Учиха немедленно воспользовался. Сменив местоположение, теперь располагаясь меж бедер Курамы, разведя их в стороны, брюнет расстегнул пояс своих брюк, приспуская их вместе с нижним бельем. Возбужденный орган уже рвался на свободу, пульсируя. Мадара намотал длинный хвост своей зверушки, стянутый на затылке резинкой для волос, на руку, закидывая его голову назад и заглядывая в алые омуты, которые тотчас же переняли узор его глаз. — Ты всегда будешь моим животным… Жалкой подстилкой, которая обязана исполнять любую мою прихоть… — прорычав, брюнет резко толкнулся в подготовленное тело, уже не раз принимавшее его за этот вечер. Быстрые толчки вновь начали выбивать из груди лиса хрипы и остатки воздуха, а руки, застегнувшие на шее девятихвостого ошейник, вжали ее в пол, не давая дышать. Животное желание накрыло Учиху с головой, заставляя буквально-таки растворяться во всем происходящем, что явно не скоро закончится… Но он все равно останется простым домашним питомцем, запертым в клетке у опытного дрессировщика, чьей меткой сейчас являлся застегнутый, удушающий ошейник, окольцовывающий тонкую бледную шею.