Слишком долго

Голова нещадно болела уже несколько дней. Сон приходил урывками и ничего не менял в состоянии Дани. Воспаленное сознание рисовало перед глазами образы, которые не мог дать ни один наркотик. Раньше он мог заснуть только под мерное сопение Гены, уткнувшись носом тому в грудь. Сейчас же больные сновидения лишь возвращали ему картины рухнувшего мира. Вот они сидят за столом в квартире Фарафонова, пьют чай, говорят о каких-то пустяках, слов не разобрать, но Даня уже чувствует, что скоро все это закончится, разрушится. И снова пустая маленькая квартирка с обветшалыми обоями и воспоминания о том, как его счастье разрушил «общий кент» Алфавит. Лишь бы снова не утонуть в одиночестве Син готов был простить им всё, только прощать уже было некому. Не было даже прощания, лишь тотальный игнор, вынудивший Коробова развернуться и молча уйти. Разум упорно блокировал все эмоции, заставляя его заниматься чем угодно, чтобы отвлечься. Только все это не давало никаких плодов. Он пытался заполнить пустоту творчеством, единственным, что раньше давало силы жить, но работа над альбомом лишь делала пустоту больше. Все ночи он проводил в обсуждении с Димой того, что должно быть на этом альбоме, пытался записывать демки, но в голове вертелось только то, что лишь одна мысль о Гене и всё вокруг станет таким унылым, что даже его рэп не выдержит этого груза дерьма в душе, который только и ждёт момента, чтобы вырваться наружу. Отношения, продлившиеся пару месяцев, но давшие Дане понять, каково это чувствовать заботу и защиту и давать её другому, которые дали ему пару месяцев какого-то смысла, оборвались без эмоций. Просто растаяли в тумане, как пронесшийся мимо поезд. Слишком долго Даня привыкал ощущать рядом тепло, чтобы один день, тот самый, когда чувства в глазах Гены потухли, позволил избавиться от них и ему самому. Слишком долго Даня приезжал к нему налегке, ожидая, что выкинут его слишком быстро, чтобы запечатлеть память о себе в стенах гениной квартиры. Слишком долго Даня считал, что это мираж, чтобы мираж не растаял в лучах заходящего солнца.

***

Ни вещества, ни алкоголь, как известно, не дают никакого избавления от пустоты, разрывающей разум. Тело всего лишь перестаёт осознавать, что боль существует, на несколько часов это помогает, но вылечить может только человеческое тепло. Снова пришёл короткий беспокойный сон, снова головная боль, снова таблетки. День за днем ничего не менялось. Не покидало ощущение, что тело готово развалиться. Пробивающиеся сквозь криво задернутые шторы первые лучи солнца, в который раз застали Коробова сидящим на кухне, беспрестанно курящим и по инерции допивающим стакан воды, которым собирался запить таблетку. Он сидел, невидящим взглядом уставившись в телефон, на уже погасшем экране которого он долго рассматривал их совместную фотографию, сделанную Геной на его телефон, когда он, погруженный в свои мысли выходил из душа. На фотографии Фарафонов, облаченный в тихо ненавидимый Даней халат, ехидно ухмыляясь, обнимает удивленно вскинувшего брови Коробова, изобразившего на лице некое подобие улыбки. Смотрел он на эту фотографию уже без сентиментальных мыслей о потерянной любви или о поступке Гены, скорее уж со стремлением поскорее выбраться из той жопы, в которую вогнал себя сам в нелепой погоне за чувствами. А фотография — всего лишь уровень, к которому надо стремиться, чтобы оказаться в каком-никаком, а равновесии. В голову пришло несколько строк, Син включил экран телефона, увидел фото, но сразу закрыл его и записал в заметках то, что пришло в голову. Пустоту невозможно просто так заполнить, но если не посвящать жизнь заполнению пустот, в принципе, довольно неплохо выходит.