Я в этом нахожу лишь спасение...

— Я в этом нахожу лишь спасение, верно? Его голос звучит до неузнаваемости мягко, по-домашнему, и без скрываемой грусти. Почему-то именно сейчас ей хочется улыбнуться так, как делал это он, раньше… Еще до всех этих проблем, еще в том далеком прошлом, в котором она, маленький глупый ребенок, была совсем ненужной. Всего лишь безымянной пешкой в чужой игре. Такая вот маленькая, не значительная, но все же деталь… И вот сейчас, улыбаясь так, как не могла позволить себе раньше, она качает головой, надеясь, что голос ее не дрогнет, что слезы, скопившиеся на ресницах, не упадут. Ей хочется сказать так много, но она скрывает, продолжая все так же улыбаться. — Не лишь в этом… Не сдержалась. Ответила. Чуть громче всплакнула. Сделала шаг. Такой маленький крохотный в реальности, но непередаваемо огромной в их личном мире. Совсем еще маленькая глупая, но такая смелая, сделавшаяся то, на что не решался древний вампир. — Не лишь в этом… Повтор фразы словно выстрел из кровавой розы. Она обнимает крепко-крепко, так, словно пытается передать все, что не успела сказать. А он молчит. И слова сказать не пытается. Лишь крупно вздрагивает, услышав очередной ее всхлип, а после, шумно сглотнув, соглашается. Ведь так и правда будет лучше… И отчего-то ему хочется произнести эту фразу вслух. Он должен сказать. Не то ли для того, чтобы она поверила, не то ли, чтобы он поверил сам. Кто-то из них должен в это верить. И почему-то ему кажется, что это именно она. — Тебе будет больно… Он не пугает. Не останавливает. Просто факт. Такой глупый. Но нужный. Потому что он хочет с ней говорить. Потому что он устал от молчания… — Уже не страшно… И в этой фразе столько искренности, что кровь, давно застывшая в жилах, словно закипела. Он не выдерживает, снова сжимает. Отталкивает? Нет, обманывает. Потому что ее не оттолкнуть. Потому что когтистыми руками уже не выцарапать ее из ледяного сердца. Потому что сердце давно не ледяное. Сердце давно преданно. Как предан и клан его Айдо. Вот только предан он ей. Маленькой глупой, но, боже, какой же все-таки смелой юной королеве, которой, словно издеваясь, дано было имя Снежной принцессы. Вот только принцесса была не его… Принцесса — чужая… И от этого внутри что-то выло. Болезненно. Тоскливо. Выжигая все внутренности. А Айдо терпел. Молчал. Скрывал. Чувствовал, как зверь внутри мечется, словно в клетке. Он предавал. Топтался на чужом доверии. Ловил ее взгляды, жесты, запах, голос. И чувствовал себя сумасшедшим. Потому что нормальные вампиры не влюбляются. Нормальные вампиры заводят нормальный политический брак и живут себе тихо и спокойно веками. Они не влюбляются в нареченных своих кумиров. Они не смотрят в их стороны. Они не ждут ответа. Хотя и Айдо не ждал. Он не понимал, когда все изменилось. Когда глупая и несмышленая, вечно раздражающая, Юки Кросс вдруг превратилась в такую хрупкую, красивую, нежную Юки Куран. Когда она перестала быть пешкой, которую нужно было просто защищать. Когда она стала уже чем-то важным. Когда он стал важным для нее… «Он меня убьет…» И это было совсем не страшно. Ханабуса не боялся боли. Если и боялся, то лишь ее. Увидеть что-то подобное в ее глазах было просто не выносимо. Хватало и того раза, когда она извинялась за убийство отца, совершенное Канаме. А ведь возможно он был первым, кто умер от рук чистокровного в семействе Айдо. Просто начало… Но за себя не страшно. За себя он уже давно не боялся. Первый укус. Вранье. Один из сотых. Он впивается осторожно. Плавно. Медленно погружает клыки миллиметром за миллиметром, чувствуя чужой вздох кожей. Юки сжимается. Дрожит. Но не отступает. Упрямая. Да и он не лучше. Глоток. Короткий. Быстрый. Затем снова и снова. До крепкого объятия вокруг тонкой талии. До дрожащих сцепившихся в пиджак девичий пальцев. Испить до дна. Осушить. Забрать все то, что когда-то принадлежало Канаме. Принадлежало… — Х-Хана… буса… Тише чем шепотом. Почти неслышно. Осязаемо. Юки слабеет. Поддерживаемая вампиром, опускается на колени, отдавая последнее. Все его мысли. Все его фразы. Слова. Движения. Все уходит. Словно исчезает в дымке. Нет, выжигается. Горячо. Болезненно. Она вскрикивает, цепляется все крепче и рыдает. Совсем беззвучно. По давно ушедший любви… Которая и вовсе оказалась обычной привязанностью. Долгом. Тем, чего существовать не должно было. Все это уходило. Растворялось. Опустошалось, но лишь ненадолго… * * * — Юки… Видеть его первым это нормально. Правильно. Так не страшно. Страшно проснуться и не знать увидишь ли ты его. — Ханабуса. И имя. Не безликая фамилия, которой владеют все, а имя. Собственное. Доверенное. То, что может произносить только лишь она. И Касаться. Его щеки, подбородка, бережно проводя замершими пальцами по коже. Он чувствует. Обхватывает ее ладошку своей и бережно сжимает. Не останавливает. Просто согревает. Просто признается, что он здесь. Рядом. — Все нормально. Он отвечает на то, что она так и не осмелилась произнести. Придвигается так, чтобы было удобно ей и, словно повелевая, утыкает в свое плечо. Уже заботливо освободившее от рубашки. Потому что пустоту нужно заполнить. Потому что его кровь лучше. Потому что уже не Куран, а Айдо. Потому что так точно правильно. — Я… Она замолкает. Нервно облизывает сухие губы. Потому что зверь внутри просыпается. Потому что зверю голодно. Ей голодно. Потому что зверь это она. — В этом находишь лишь спасение? И также тише чем шепот. Осязаемо… На кончике языка оседает горечь, хоть она и не успела сделать ни глотка. — Нет, — мотает головой, заставляя длинные волосы прятать выражение ее лица. — Нет. — Тверже. Увереннее. И взгляд другой, когда она приближается к родному плечу. И голос громче. — В тебе…