Последний эпизод

— Как она? — прошептал приглушённый голос юной особы. Низкорослый мужчина, потеребив поседевшие усы, тяжело вздохнул; взор его потускневших глаз был опущен, повествуя о весьма не самых лучших новостях; побледневшие пальцы пухлых ручек едва удерживали кожаный саквояж — плоды усталости отчётливо давали о себе знать. Поджав подсохшие губы, он задержал мучительное молчание на полминуты, после чего через силу выдавил мощным баритоном: — Боюсь, мисс Кингсли, — он сделал очередную паузу, далее на выдохе добавив: — Ей осталось недолго. Его голос предательски упал, дрогнув на последнем слове. На лбу продолжали собираться капли холодного пота. — Как именно недолго? — лицо девушки побледнело, но всё ещё продолжало сохранять бесчувственный вид. — Не более трёх дней, мисс, — его ладонь сама потянулась к съехавшему пенсне, дабы поправить их на переносице. Безэмоциональность начала поспешно растворяться. Прозрачные капли застыли на светлых глазах, прикрываемых свисающими белокурыми прядями, а потрескавшиеся уста заметно содрогались, будто приготавливаясь изречь немой крик. — Спасибо, мистер Харгенсен, — стойко, но так же хрипло изрекла девушка. Доктор лишь кивнул головой, поспешив выйти из душного помещения, пропитанного ароматом лекарственных трав. Колкий комок, игравший нервами благодаря возникшей напряжённости, затаился где-то внутри, не дав сдвинуться с места, позволил только застыть в столь реалистичной позе, как на портретах, написанных рукой матёрого художника. «Недолго». Зубы невольно касались губ, дабы сдержать неистовую боль, бьющую ледяным ключом внутри, небольшими ручейками растекаясь по всему телу, попутно сковывая своими скользкими невидимыми цепями. «Недолго...» Платье, плотно прилегающее к девственной коже, словно перевоплотилось в свинец, чей металлический привкус ощущался на языке, отравляя собой, будто бы ядом, весь мир, размывая его очертания в скудных однотонных красках. «Как именно недолго?..» Движения, переплетённые в жесты, гримасы исказившейся мимики, улыбка, растаявшая в уголках бледно-розовых губ, — всё исчезло, наложив на милое личико тень неизбежного бремени, неминуемой смерти. Не её смерти. «Не более трёх дней...» Стук двери всё ещё звучал в ушах, отдаваясь стеклянным эхом в глубинах подсознания, как и колкие слова, что, казалось, впились сотнями игл в булатное сердечко, исчерпывая из него не только ускользающую жизнь, но и терпение. «Нет...» Разум сам отказывался верить в происходящее, разрывая оставшиеся однотонные нити дозволенных пределов. «Нет». Всё сгорало, оставляя за собой в пустоте хлопья праха – единственное, что осталось от прежнего богатого мира. «Нет!» – Алиса! – послышался взволнованный голос Маргарет, чьи каблучки лакированных туфель тут же засеменили в прихожей. – Сестра! Девушка устремилась ей навстречу, подхватив изящными кистями массивные подолы атласного платья, чьи складки скорее напоминали глубокие морщины, на бледно-лазурном фоне которых ослепительно выражались белоснежные перчатки. – Алиса... – произнесла уже более спокойным тоном женщина, слегка запыхаясь и переводя едва сбитое дыхание. – Матушка желает с тобой потолковать. Они стояли почти вплотную, лицом к лицу, ощущая весь пыл неровного пульса и соприкасаясь лишь мутными взглядами, которыми неотрывно одаривали друг друга. Во влажных глазах Маргарет смешивались тревога, жалость и, как ни странно, ярая ненависть, вьющаяся кольцами в сплетении змей, чей яд отравлял давно прогнившую и униженную душу. – Непременно, – сдержанно пролепетала младшая, кротко кивнув, после чего, сбавив темп, направилась к двери заветной спальни. Деревянная, но искусно вырезанная. От неё веяло застоявшейся затхлостью, неким упоминанием старины, что перевоплотилась в пепел, витающий хрустальной пылью по просторным, но запущенным комнатам, которых охватил туманный вакуум поглощённых моментов пережитого. Разрывая рамки пространства, отдаваясь в тонких стенах разбивающимся и звонким эхом, раздался тихий звук по начинающей гнить двери, на завитках которой от избытка влажности начинал появляться зеленоватый мох. «Тук-тук, – словно бешено мечется собственное сердце. – Тук-тук». Не дождавшись привычного ответа, Алиса плавно вошла в небольшую, но столь знакомую коморку, освещенённую лишь единственным лучиком далёкого солнца, вид на которое был полностью зашторен плотными тканями. Но на пороге она и остановилась, не решаясь сделать шага ни вперёд, ни назад, опустив голову в нескрываемом сожалении, отчего густые локоны полностью закрыли бледный лоб. Женщина, смиренно лежащая на множестве одеял и подушек, словно бездушная машина, повела головой в сторону дочери, сияя искусственной и вымученной улыбкой, обнажающей два передних зуба. – И опять без корсета. – Уголки губ непроизвольно поползли выше, в то время как мертвенно-серые глаза изучали стан белокурой. – И вновь, как полагаю, без чулок. Усмешка, что была естественна со стороны девушки, пусть и не совсем уместна, не последовала. Тяжкая новость подавляла все желания. Абсолютно все. – Мам, – попыталась ровнее начать «странная», но её мечтательно и резко перебили: – А ты помнишь тот вечер, когда маленькие Джеймс и Джонни принесли домой мёртвую бабочку? Кажется, она была синей или голубой, и... – Мам, – сиплый голос приобрёл неузнаваемую уверенность, сравнявшись твёрдостью с гранитом, но больная продолжала: – ...и помнишь, как они пытались её оживить? Эти несносные шалунишки унесли для её излечения последние деньги из дома, дабы потратить их на дорогостоящий пре... – Мам. – Её терпение верно исчерпывалось, грозясь стать чем-то спонтанным и убийственным, словно цунами скомканных слов, которые бы нанесли непоправимые повреждения. – Ох, и помнишь, как тогда тот старикашка Фрэнсис их обманул, всучив непонятный порошок и буквально обокрав? Обокрав детей! У этого человека совершенно нет совести! Ни капельки! – Матушка. – Она наконец соизволила поднять строгий взгляд, освободив очи от чугунных век. Ни секунды не медля, она пылко изрекла: – Вы умираете. За стеной раздался непроизвольный выдох, коим Маргарет выдала своё присутствие вплотную у двери. Поджав морщинистые губы и чуть всхлипнув, женщина стойко отозвалась на ужасную правду: – Я знаю. – На минуту устремив взгляд на окно, за которым шелестели разноцветные листья, седовласая тихо, но громко для бесценной тиши продолжила: – Но пойми, вы уже... – Нет, не говори так, – теперь настала её очередь перебивать. – Мы обязательно что-нибудь придумаем, мы... – Человек – он как та бабочка, – начала умирающая, будто бы не слыша слова дочери, – если он умирает, то никакие лекарства в мире его не исцелят. Он уже сам осознаёт это и готовится встретить костлявую старушку с широкими объятьями, пусть все вокруг вкладывают оставшиеся силы в отдаление участи. Но они не понимают того, что всё уже решено и остаётся только скрашивать нудные будни до кончины любимого человека. Да, умирающий становится полностью беззащитным, но и люди, которые пытаются его оберегать, остаются не менее жалкими и напуганными. Это и убивает всех. – Она вновь улыбнулась. – Поэтому, дитя моё, хочу тебя попросить об одном одолжении. Позволишь? – К-конечно. – Пожалуйста, – она сделала акцент на этом слове, – пожалуйста, прошу, побудь со мной рядом, когда я буду покидать этот мир, хорошо? Ты же обещаешь, да, Алиса? – Обещаю, – пролепетала голубоглазая одними губами, которых уже коснулись солёные капли, застыв. – Вот и славно. Ступай с Богом. Седая голова вернулась в исходное положение, давая глазам наблюдать за обильным снегопадом, чьи сизые крупные хлопья опадали на землю, исполняя с морозным ветром медленный вальс. Осознав, что её присутствие будет лишним, Кингсли поспешила покинуть обитель матери, чтобы не казаться чересчур надоедливой и никчёмной, какой иногда представала перед родными людьми. Казалось, что часть проблем решена и все роли исполнены, но самое большое и масштабное выступление оказалось впереди. – Алиса, – странным и весьма наигранным тоном позвала её Маргарет, маня за собой привлекающим жестом во мрак. – Надо поговорить. – Мне не о чем с тобой разговаривать, – грубо ответила на её предложение юная дева, бросая на новую оппонентку суровый взгляд. Печаль сменилась личной неприязнью. – Что же ты такое говоришь, Алиса? – продолжая играть свою роль, произнесла старшая. – Нам же столько нужно обсудить... – Лично у меня нет желания сейчас обсуждать с тобой что-либо. – А у меня есть, причём ещё какое! – Два сапфира блеснули в темноте холодными огоньками, напоминая потрескавшийся лёд. – И мы поговорим. Сейчас же. – Ладно, – сдалось юное созданье, – только не очень долго. На лице Маргарет появилась едкая ухмылка, торжествующая далеко не первую и не последнюю победу. *** – Что ты хочешь от меня? – прямо поставила вопрос девушка, опираясь ладонями о поцарапанный столик. – С чего ты взяла, что я что-то хочу? – усмехнулась старшая Кингсли, прислонившись спиной к холодной стене и скрестив руки на вздымающейся груди. – Ты редко когда заводишь разговор просто так, не замечала? – едко воспроизвела в жизнь первую мысль стоящая напротив, чувствуя, как внутри разгорается огонь острой ненависти. – Ты слишком плохого мнения обо мне, сестрёнка. – Она приторно хохотнула, запрокинув голову назад и обнажив широкий оскал затравленной гиены. – Думаю, оно изменится, когда ты узнаешь всю правду о нашей старой стерве. – Не смей её так называть! – желая прокричать во всё горло, дабы сокрушить собственные рамки возможных опровержений, жалко прохрипела Алиса. – Извини, но я привыкла называть вещи своими именами. – Маргарет ещё раз издала сдавленный смешок, но в то же время серьёзность скорыми темпами пленила её лицо. Немного подождав, она более деловым тоном произнесла, не меняя собственной позиции: – Перейдём к делу. – Пожалуй, – впервые за долгое время согласилась с ней белокурая, продолжая прожигать сестру презренным (или завистливым?) взглядом. – Думаю, ты знаешь свою долю от состояния... – Как же я сразу не догадалась... – прошептала девушка, опустив голову вниз, отчего на губах застыла горькая ухмылка. – Не перебивай, пожалуйста, – терпеливо отозвалась сестра, стараясь подобрать нужные слова. – Так вот, как мне известно, тебе останется всего лишь этот дряхлый дом старой сте... На остаток фразы Маргарет получила укоризненный взгляд со стороны оппонентки и, покорно вздохнув, попыталась продолжить тем же голосом: – Тебе достанется лишь дом, мне – довольно-таки малый процент её денег. – Её губы предательски дрогнули от обиды. – Мои дети, на удивление, ничего не получают, как и остальные наши родственники. Эта информация более чем достоверна... – Что ты имеешь в виду? – недоверчиво спросила собеседница. – Как думаешь, кому она оставила всё остальное? – буквально проигнорировав вопрос юной Кингсли, задала свой женщина и, не дождавшись ответа, медленно и, как казалось, мучительно обжигающе шёпотом протянула: – Старая стерва всё оставила Хэмишу и его жёнушке. Зрачки Алисы сузились, что их едва можно было увидеть. Они превратились в крохотные точки в конце предложения. – Нет, – светлые брови нахмурились, встретившись на переносице, – нет, это невозможно... Она... Она не... – Увы, но так оно и есть, – холодно, но с удовольствием, констатировала факт Маргарет, отчего по губам пробежала тень улыбки. Голубоглазая уже не скрывала дрожь во всём теле, чувствуя, как перед глазами всё смиренно расплывается из-за слёз. Она уже готова была пустить их, стискивая зубы, но внезапно в её голову ворвалась весьма логичная мысль, противоречащая всем словам сестры. – Ты лжёшь, – сказала она с непоколебимой уверенностью, от противоположности которой остались сущие трещинки. – У тебя нет доказательств. Улыбка тотчас исчезла, сменившись наигранной и до грани презренной усмешкой. – Да что ты говоришь? – будто отдельно проговаривая каждый слог, прошипела старшая Кингсли. Выпрямившись, она просунула ладонь в рукав левой руки, обнажив небольшой, но очень приметный синяк. Заметив это, светловолосая поспешила достать сложенную в несколько раз бумажку и, опустив поплотнее ткань, бросила недоверчивой особе документ. – Что это? – кротко спросила «странная», на что последовал не менее краткий ответ: – Завещание. Скептично взглянув на женщину, а затем на лист, она неуверенно взяла его в руки, после чего раскрыла в настоящем размере. Крупный и аккуратный почерк бросился в глаза изгибами молний, чьи строчки неумолимо повествовали о правоте «клевет» со стороны Маргарет. Даже перечитав весь текст множество раз, дева не смогла искоренить все сомнения бесследно, пусть и терни надежд прогнили окончательно. – Не может быть... – выдохнула она после продолжительного молчания, судорожно удерживая скомканное недоразумение. – Не понимаю... Сдвинувшись с места, победительница почти бесшумно подошла к собеседнице сзади, обвив элегантными руками бледные плечи. Едва коснувшись мочки уха влажными устами, она тихо и поспешно произнесла: – А ведь она говорила, что любит нас. – Словно искушающий аспид, женщина добавила: – Говорила, что любит тебя, Алиса. Именно таким предстал её голос – холодным, липким и терзающим наивное сердечко, отчего по коже прошлось племя мурашек. – Но... Как она могла? – дрожащими устами пролепетала девушка, дав волю диафанической капле, что с чуть уловимым всплеском соприкоснулась с бумагой. – Старая стерва может всё, – отстранившись, сурово изрекла Маргарет, прожигая затылок сестры и не оставляя на лике ни единой эмоции в виде улыбки. Через скоропостижную минуту стук каблучков лакированных туфель слышался в пустынном коридоре, отбивающий дерзкий и возмутительный бит, напоминающий об оставленной наедине с собой юной Кингсли. *** Кап. Кап. Кап. Именно с таким звуком, будто дети дождя, на завещание падали крупные капли с привкусом соли, благодаря чему акриловые чернила с лёгкостью размазывались, образовывая кляксу причудливой формы. Кап. Кап. Кап. Словно по беззащитной и тонкой поверхности стекла, по пыльному столику нещадно били слёзы, в которых таились частицы поломанной души. Кап. Кап. Кап. С подобным треском испарялись из памяти с нежностью сказанные фразы любимой матери, что заставляли ёжиться от приятного тепла. А будет ли это ещё? Кап. Кап. Кап. Так убивались последние подозрения насчёт подлинности сказанных Маргарет слов, которые, глубоко отпечатываясь на стенах лабиринта разума, вбивались колом боли в трепещущее сердце. Она не могла больше верить вопреки желаниям. Никому. Кап. Кап. Кап. Потревоженная паутина мыслей спуталась, не имея возможности восстановиться, из-за чего воспоминания всплывали одни за другими из отдалённых уголков прошедших лет. Они поглощали, углубляясь в далёкую бездну подсознания. *** – Тш-ш-ш, не расстраивайся, – прощебетала статная женщина, опускаясь на кровать рядом с маленьким существом. – Не стоит из-за этого так долго плакать. – Н-но мам, – попробовало настоять на своём маленькое существо, иногда всхлипывая, – он-н больше не придёт... – Знаю, милая. – Хрупкие пальцы медленно погрузились в золотистые пряди, поглаживая, в то время как любопытный взор изучал тающий воск плачущей свечи, что бликами-слезами отражался в аквамариновых глазах Алисы. – Но он всегда будет с нами, только здесь. – Женщина мягко улыбнулась, приложив ладонь к левой стороне груди. – В моём сердце? – с прибывающей надеждой вопросила ребёнок. – В наших сердцах, – поправила её матушка, вдыхая улыбкой тепло в душу девочки. – Значит, он нас не бросил? – Конечно же, нет, д-дорогая, – её голос предательски дрогнул, повествуя о малейших остатках сил, благодаря которым она сдерживала цунами неистовой боли. Первый осколок всё-таки смог выбиться из колеи, однако, дитя счастья не уступало своего места угрюмости. — Папа просто стал одним из чудес, которых сам выбирал по утрам. – А почему он ушёл? – не унималась она, крепче сжимая в миниатюрных кулачках пышное одеяло. – Почему? Ну-у-у... Папа покинул нас, потому... – Она на секунду замолчала, нахмурив брови, но тут же знакомым тембром продолжила: – Потому что так надо. Мы все уходим в иной мир. – Значит, и ты уйдёшь? – Умиляющие очи поникли, позволив грусти пленить себя. – Пожалуйста, не оставляй меня одну... Женщина было хотела ответить, но малышка её перебила нежным голоском с лёгкой хрипотцой: – Пожалуйста, мне страшно... – Я тебя никогда не брошу, – тихо произнесла матушка, – честно. Я буду жить вечно ради тебя. Обе смотрели друг на друга любящим взглядом, не отрываясь и вслушиваясь в звяканье подков, разносившееся с узкой и тихой улочки, освещаемой серебристым светом полного диска луны. Они даже не подозревали, что из крохотной щёлки в двери за ними наблюдает пара зорких сапфировых глаз. – Я люблю тебя, мам, – неожиданно после секундного молчания изрекла златовласая, подняв уголки девственных губ вверх. – И я тебя, Алиса, – призналась в своих чувствах Кингсли, повторив действия мимики дочери. «А как же я, мама? – подумалось Маргарет, сжимающей в объятьях плюшевого мишку карамельного цвета. – Неужели я исчезла из твоей жизни?..» Боль вбивала сталь в детское сердце, в то время как глаза изучали каждую мамину морщинку, каждый отблеск свечи в сахарных локонах, не говоря уже о поведении и жестах, которые убивали столь трепетное и великое чувство, казавшееся непреодолимым. Матушка наклонилась к младшей Кингсли, продолжая поглаживать её густые пряди, после чего одарила Алису смачным поцелуем в лоб, а затем, словно немного раздумывая м приняв окончательное решение, поцеловала её в бархатную щёчку, изволив удалиться из покоев кровиночки. «Ты даже не заметила меня, мама, – яростно подумала синеглазая, чья чаша души была наполнена всеми пагубными чувствами через край. – Почему ты никогда не замечаешь меня?» Она всегда ходила за ней по пятам, тщетно надеясь, что матушка заметит её, подзовёт к себе и приласкает, как всегда случалось с младшей сестрой. Однако этого не происходило никогда, сколько сама Маргарет себя помнила. В её памяти свежими отпечатками постоянно являлись отталкивания, когда она решалась в открытую воспроизвести планы в реальность, и отговорки наподобие «прости, но я сейчас занята», которые всегда занимали главную роль обмана. «За что ты так, мама? – с переломной грустью продолжала размышления светловолосая. – А ты, папа?» Он тоже никогда не уделял ей особого внимания, отдавая всего себя Алисе и любимой жёнушке, совершенно забывая о том, что у него есть ещё один ангел, нуждающийся в любви. Они будто все забывали, что она есть на свете, что она существует и живёт вместе с ними, стараясь выделиться, но в то же время ведя «политику» бок о бок с семьёй. Она словно стала... Изгоем. «Почему мне так больно, мама? – добивала себя старшая Кингсли, медленно спускаясь вниз по двери. – Почему, мама? Почему?..» Задрав голову вверх, дабы слезинки не смогли познать холодный пол, она устремила искажающийся взор в кремовый потолок, на котором танцевали одни и те же тени свечи. Она стала куклой, которую сломали и от которой согласились избавиться, отказавшись от реставрации. Она стала пустышкой с прозрачной душой, от которой не осталось ничего, кроме стекла. «И всё же, почему, мама? Почему?..» Её терпкие мысли прервал звон разбитого стекла. *** В реальность девушку вернул глухой стук о стекло, сопровождаемый тихим шелестом знакомых сапфировых крыльев, которые тут же пленили взгляд Алисы, заставив улыбнуться и немо прошептать одно имя давнего друга. – Абсолем! – произнесла она, но теперь громче и вслух, продолжая улыбаться присутствию мудрой бабочки, которая не желала терять ни минуты и начинала отдаляться от окна, тем самым зазывая за собой в далёкий путь. Не думая ни секунды, светловолосая тут же подскочила и направилась к выходу, совершенно позабыв о том, что следовало бы надеть одежду потеплее, ибо похолодало весьма заметно, пусть это и не являлось особым препятствием для стойкой девы под наблюдением провожающего и довольного её уходом взора Маргарет. Обув лишь сапоги и накинув на шею плотный шарф, она вырвалась на улицу, где её встретил морозный воздух, что нещадно щипал всё ещё мокрые щёки, отчего внутреннее тепло её постепенно покидало, превращаясь в выдыхаемый пар. Завидев немыслимую бабочку, она вновь тотчас помчалась за ней, уже не обращая внимания на сковывающий все конечности холод, ведь её целью была встреча со старым и странным другом, с которым она могла на долю секунды забыться и проникнуть в волшебство любимой Страны Чудес. – Абсолем! – воскликнула она, настигая красивую синюю бабочку, что вела её за собой в небольшой садик рядом с домом, где находился искусственный пруд, который потихоньку начинал покрываться тонкой корочкой льда. Абсолем, словно зависнув в воздухе над прудом, продолжал манить прямо к себе, заставляя светлоглазую приковать свой взор на нём и совсем не смотреть на скользкий путь, по которому она следовала прямо в воду. Как он и рассчитывал, юная девушка засмотрелась на него и, не глядя под ноги, уверенно сделала несколько шагов вперёд, но, не ощутив под ногами твёрдую почву, резко взвизгнула, упав в пруд, чья вода сковала тело девушки в свои холодные объятья. Задержав дыхание, она попыталась выплыть обратно, но неизвестные потоки плавно тянули её ко дну, всё больше погружая в мрачную бездну. Еле сдерживаясь, чтобы не выдохнуть, белокурая девушка продолжала цепляться за жизнь, бесполезно барахтаясь и на миллиметры продвигаясь вперёд, после возвращаясь на сантиметры в глубь. Сдавшись, Алиса выдохнула, когда уже почти достигла дна, однако, соприкоснувшись с ним, она оказалась в совершенно другом водоёме с кристально чистой водой, чья внезапная сила выталкивала её на долгожданную поверхность к новой дозе кислорода, что не могло не радовать и не могло не заставить юную Кингсли улыбаться, ведь та осознала, что тайная цель, хранившаяся в душе очень долгое время, сейчас будет окончательно достигнута. Выплыв наружу, Алиса жадно глотала воздух, словно не могла надышаться, но и здешний мороз тут же дал о себе знать, вонзившись в девственную кожу тысячами колких игл, сопутствуясь мириадами крупных снежинок с замысловатыми и весьма необычными узорами. В воде стало мгновенно холодно, посему дева поспешила выбраться на берег, пусть и атласный подол платья непроизвольно тянул обратно, но попасть на землю ей всё же удалось благодаря помощи сильной, но до безумия бледной и чуть морщинистой руки, что накинула на неё тёплый тулуп. – Благодарю, – смущённо поблагодарила девушка своего спасителя, но, взглянув его ярко-зелёные глаза, моментально отпрянув и едва не упав в озеро. – Не может быть... Улыбка с белоснежного лица спала, а добрые изумрудные глаза помрачнели, что обладатель поспешно надвинул на них шляпу, поджав губы, а после сдавленно промолвил: – Прости... Возможно, тебе не стоит видеть меня таким. – Шляпник... – тихо пролепетала гостья, осмелившись подойти поближе и коснувшись седых прядей кудрявых волос, хоть у самой на глазах блестели диафанические капли. – Что с тобой случилось?.. – Время никого не щадит, – попытавшись изогнуть губы в слабой улыбке, твёрдо произнёс Шляпник, попытавшись сделать тон чуть мягче и влюблёнными глазами глядя на друга, – в том числе и нас. – А где остальные? – Эй, я тут вообще-то! – недовольно фыркнула Соня-мышь снизу, скрестив на груди маленькие лапки, в чью шерсть тоже вкрались седые прядки. – Извини, я тебя не заметила, – слабо улыбнувшись, честно призналась Алиса и присела к старому другу, чтобы боевая мышка смогла попасть к ней на ладошки. – А где близнецы, Баярд, королева? Мужчина и мышь сразу переглянулись, заметно погрустнев и поджав губы, ранее опустив голову, чем вызвали недопонимание со стороны гостьи. – Королевы нет больше, – на выдохе строго ответил Шляпник, – как Баярда и близнецов, от которых остались лишь поглоданные косточки. Глаза Алисы широко распахнулись, а губы дрожали, сдерживая истошный крик горечи, что та едва не падала на землю, слегка содрогаясь от холода. – Н-но как такое возможно?.. – Время, – начал зеленоглазый, – летит слишком быстро, поэтому мы начали стареть и умирать, хотя и жили не для того, чтобы нашими останками питались цепные псы Кровавой ведьмы, – последние слова он произнёс с особой брезгливостью и ненавистью. – Красная королева взошла на трон? – уточнила для себя Алиса, пытаясь переварить всё сказанное Шляпником. – Именно, – вступила в диалог Соня, – потому настала новая кровавая зима. – Кровавая зима? – вновь поинтересовалась девушка, чуть нахмурив брови. – Да, – теперь ответил постаревший друг, – кровавая зима – редкое время года, когда большинству суждено умереть, ибо снег и небо окрашиваются их алой кровью. – Вы избежите этого, я вам обещаю, – уверенно произнесла светловолосая, переводя взгляд то с Сони на Шляпника, то со Шляпника на Соню. – Мне нужно увидеть Красную королеву, если она действительно является зачинщиком подобного коварства. – Глу-упая девчо-о-онка, – протянула бабочка, сев девушке на плечо. – Не спеши с подобными выво-о-ода-ами, ведь источник проблемы может оказаться в совершенно другом месте. – Да что ты понимаешь, глупое насекомое! – вспылив, прошипел Шляпник, придвинувшись к Абсолему. – Из-за неё гибнут всё и все, и ты говоришь, что она не виновата?! Уж не стал ли и ты предателем?! – Глу-упый чело-о-овечи-и-ишка, тебе не поня-ять всей су-ути, – спокойно протянул Абсолем, взмывая вверх и обращаясь уже к белокурой, исчезая в багровых тонах неба и снегопаде: – Вся надежда на тебя, А-а-а-али-иса. Вскоре, когда красивая сапфировая бабочка совсем исчезла из виду, гостья, утратив часть смелости, немного нерешительно произнесла: – Как мы доберёмся до дворца? – Так же, как и пришли сюда, то есть пешком, – невозмутимо ответила Соня, – замок королевы не так уж далеко отсюда. – Тогда не будем терять ни секунды, – изрекла светлоглазая, и троица поспешила по протоптанному пути, надеясь успеть и спасти то, что осталось. *** – Маргарет! Маргарет! – восклицала больная женщина, пытаясь дозваться дочь. Недовольно вздохнув и отложив рождественские украшения, Маргарет, сжав потные ладони в кулаки, но перед входом нацепив маску доброжелательности, вошла в покои матушки. – Что такое, матушка? – сделав вид взволнованности, пролепетала женщина, изогнув брови в некой печали. – Нужно воды для лекарств? – Нет, не совсем, – слегка нахмурившись, ответила оппонентка, подзывая жестами дочурку к себе. – Можешь, пожалуйста, взбить мне подушку? – Конечно, матушка, – учтиво, но сквозь зубы произнесла Кингсли, подходя ближе к больной. Аккуратно вытащив у неё из-под головы подушку, светловолосая начала её взбивать, приторно улыбаясь и делая вид, что бескорыстно старается для любимой мамочки, но эта маска тут же слетела, разбившись вдребезги, благодаря словам седовласой: – Скажи, Маргарет, – спокойно и твёрдо начала она, – зачем? – М, что ты имеешь в виду? – словно не понимая, ответила вопросом на вопрос женщина, продолжая своё дело. – Зачем ты обманула Алису? – Проницательный взгляд пронзал обманщицу насквозь, но та по-прежнему оставалась невозмутимой. – Ты что, мама! Я никого не обманывала! – отрицала женщина свой обман, всплёскивая руками. – Честно-честно! Слегка приподняв старушку, она вернула подушку на исходное положение, но холодная рука тут же сжала её запястья, притянув к себе. – Я знаю, что ты подменила завещание, причём самым наглым образом, – то ли прошипела, то ли прошептала старшая Кингсли, смотря прямо в глаза собеседницы, выискивая истинное лицо среди множества масок. – И? – вновь став грубой и «естественной», кротко спросила Маргарет, злобно ухмыльнувшись. – И что с того? – Ничего, – покачав головой, так же кротко ответила мать, после чего повторила свой ранний вопрос: – Зачем? – Зачем? – Маргарет в очередной раз усмехнулась, только теперь с горьким оттенком. – Зачем? Что ж, я скажу тебе, зачем, старая стерва! Взяв в руки стеклянный шар с «рождественского чуда», она, расплывшись в злобной улыбке, резко бросила украшение на пол, что осколки разлетелись во все стороны. – Я ненавижу тебя, понимаешь? Ненавижу! – вскричала Маргарет, часто дыша и краснея от гнева. – Ты всё оставила ей, Алисе, а мне же не досталось бы ни гроша! Я делаю всё для тебя, чтобы заслужить хоть капельку любви, но нет же! Ты отдаёшь всё внимание ей, совершенно забывая обо мне! – не следя за своими движениями, женщина опрокинула графин, чьи осколки присоединились к остаткам шара. – А когда я попросила пожить немного у тебя, помнишь? Помнишь, а, старая стерва?! Ты не пустила меня с двумя детьми к себе в дом, но Алисе готова была отдать всё, что есть, в том числе и дом для жилья! – вконец обезумев, она задела ёлку, тем самым уронив главный «атрибут» на злосчастный пол, что теперь был усыпан ещё и хвойными иголками с примесью воска. – Почему ты любишь её больше, чем меня?! Почему, мама?! Почему?.. Прикусив губу, Хелен молчала, в то время как слёзы градом мчались по морщинистым щекам, а тело немного подрагивало, когда издавался очередной немой всхлип. – Что, нет ответа, да? – постепенно утрачивая свой пыл, более спокойно произнесла Маргарет, глядя на мать сверху вниз и почувствовав своё превосходство, но уже скользкое и неприятное, очерняющее и без того гнилую душу. – Знаешь, я ухожу, и пусть теперь Алиса заботится о тебе! Наскоро собрав несколько вещей, что были с собой, женщина торопливо оделась, будто дом сковывал её металлическими решётками клетки, из которой она не могла выбраться. Надев старенький редингот и обув потрёпанные сапожки, она, тяжело вздохнув, удостоверилась в том, что следов побоев не видно и, оглушающе хлопнув дверью, навсегда оставив за спиной глухие стоны и стены, чьи грани теперь были разрушены. *** – Пропустите нас, остолопы! – пискляво вопила Соня, размахивая крохотной шпагой перед семёркой пик и десяткой червей, которые ответили лишь сдавленным смехом на жалкие визги. – Нам нужно к королеве! – вступилась за неё Алиса, пытаясь прорваться через охрану дворца, но тоже была отвергнута хохотом. – И зачем же вам к Её Величеству? – произнёс наконец один из них, крепче сжимая копьё. – За справедливостью, – склонив голову вниз, мрачно вступил в разговор зеленоглазый, спокойно держа горячие бледные ладони в карманах бекеши, однако безжалостный смех всё равно повторился. – Проваливайте отсюда, – насмеявшись, грозно отозвалась десятка, синхронно с семёркой перекрестив копья, дабы гости точно не смогли проникнуть во дворец. «Держи, Алиса, – прошептал девушке на ухо Шляпник, незаметно положив в карман вострое лезвие. – Прибереги его для королевы». – Долой Кровавую ведьму! – взревел мужчина, вонзив в одного из стражников острые ножницы и дождавшись, пока «жертва» отвлечётся, выбил из рук врага копьё. – Беги, Алиса! – пропищала мышь, напрыгнув на второго стражника, заставляя его бросить из рук оружие, дабы он никак не смог помешать «внедрению» спасительницы. Сжимая в кулаке холодный предмет, данный Шляпником, девушка пробежала внутрь, совершенно не зная дороги и блуждая в очередной раз по незнакомым коридорам, что, казалось, вели к одному и тому же месту, словно заманивая путников в свои скользкие невидимые руки, как в лабиринте. Каждый из них был копией другого, будто чуть искажённым отражением, что не уступал в длине самой Вечности и был в одних алых оттенках, что иногда размывчато переходили в бордовый или тёмно-вишнёвый. «Помни, твоя задача – убить Красную королеву», – прокручивала в голове светлоглазая слова друга, пробегая мимо запертых дверей, что вряд ли привели бы юную особу к своей цели. Вздрогнув, она услышала приближающиеся из неизвестного направления шаги, чей звук окружал её со всех сторон, позвенивая увесистыми доспехами, позже полностью себя оправдав множеством игральных карт всех мастей, что воплотились в некий круг для ареста незваной гостьи. Сглотнув слюну, младшая Кингсли достала из кармана вострую в вещицу, что являлась небольшим кинжалом, познавшим истинный вкус крови. – Назад! – выкрикнула девушка, пусть и пребывая в меньшинстве, но твёрдо направляя клинок на недоброжелателей, которые поставили на неё вечное клеймо в виде жалкого, слабого и хрупкого шута.– Ну, назад! Кто-то сзади, совершенно не стесняясь, ударил девушку по спине тяжёлыми цепями, отчего та вскрикнула, ослабив хватку и слегка выпрямившись, благодаря чему стражи смогли спокойно обвить деву звонкими кандалами, что слишком сильно сковывали движения и из-за чего Алиса могла едва передвигать ногами ради маленького шажка вперёд. – К королеве её! – воскликнул один из стражников, и все, будто глупое стадо, поддержали его неистовым рёвом и устремились в тронный зал к правительнице. – Только не это! – за углом пропищала белая мышь, прикрывая маленькими лапками рот и наблюдая за врагами, что уводили бедную девушку в неизвестном направлении. Чуть выждав момента, она стремительно, но незаметно последовала за ними, пытаясь алым миниатюрным костюмчиком не выделяться среди однотонных стен. *** Продолжительные стоны продолжались очень долго, в том числе и прочие посторонние звуки наподобие разбитого стекла или шлепка опрокинутых вещей, что только дополняли пейзаж раздробленного праздника для старенькой жизни, которая вынуждена проводить остаток своих дней в одиночестве на смятой постели. – Боже, пожалуйста... Пожалуйста... – хрипела она, пытаясь слабыми дрожащими руками дотянуться до нужных лекарств, которые не были приняты в срок и не проглочены старушкой, чтобы хоть как-то сбавить градус боли. – Господи, помоги... Но таблетки, будто назло, упали на пол из-за дрогнувшего в неподходящий момент стула, что опрокинулся за ними следом, вызвав новые потоки слёз и беспомощный вой, который разбивался о стены и, словно собиравшись вновь, возвращался эхом к своей обладательнице, что едва не билась в конвульсиях от душевного разгрома. – Боже, почему они покинули меня, когда так нужны?.. – всхлипывала она, отчаянно жмурясь и воспроизводя в воспоминаниях всё ещё свежую фотографию любимого, но давно мёртвого мужа, оставившего её одну слишком рано, за что многократно взывался в утренних и вечерних молитвах. На ум сразу же пришло одно из семи чудес в её жизни, вызвавшее на морщинистом лице бурю новых и, на удивление, положительных эмоций, – давнее и рискованное Рождество, запечатлевшееся в памяти навечно, как уникальная в своём роде печать, скрывающая за своими рисунками намного больше, чем можно предположить. *** – Ну когда уже можно будет открывать подарки? – надув розовенькие губки и топнув ножкой, недовольно спросила девочка. – Совсем скоро, – тепло улыбнулась белокурая особа, нежно добавив: – Подожди чуть-чуть. – Опять жда-а-а-ать... – пробурчала ребёнок, переводя угрюмый взгляд на рождественское дерево, на чьих густых хвойных ветвях красовались искусные стеклянные игрушки всевозможных форм. Изучая каждую «висюльку», любуясь их раскраской в праздничные цвета и выискивая в них своё крохотное отражение, она плавно добралась до верхушки, от удивления вздрогнув и широко распахнув недоумевающие глаза, и воскликнула: – А где звёздочка?! – Вот она, – тепло отозвался приятный голос вошедшего в комнату мужчины, – хочешь её сама повесить? – Да, да! – радостно воскликнуло дитя, хлопая в ладоши и едва ли не прыгая. – Хочу, очень хочу! – Да-а-а? Ну, тогда держи её, принцесса, – тем же спокойным и миролюбивым тембром продолжил вошедший, взяв дочурку на руки и аккуратно отдав ей незаменимую часть ёлки, что приветливо переливалась перламутром. Расплывшись в широкой улыбке, маленькая Маргарет потянулась к верхушке, чувствуя, как сильные руки обвили её талию и подняли вверх для удобства, пусть и задев несколько хрупких шаров. Девочка аккуратно надела на пушистую верхушку ослепительно сияющую звезду, что стала истинным венцом торжества, творящего неимоверное волшебство в сердце маленькой девочки. – А когда мы зажжём свечи? – уже спустившись, произнесла ребёнок, тут же слегка погрустнев. – А мы их не зажгли? – изобразив удивлённость, шёпотом спросил Чарльз, сев на корточки. На это Маргарет кивнула головой, и улыбка стёрлась с её лица. – Тогда закрой глаза и не подглядывай! – всё ещё шептал статный мужчина, в чьих озорных глазах метались неуловимые искры хитрости и добра. – Хорошо? – Конечно, папочка, – незамедлительно согласилось белокурое дитё, улыбнувшись от предвкушения рождественской магии и на всякий случай отвернувшись, закрыв глазки маленькими ладошками и зажмурившись. Лицо Хелен напряглось, а пальцы слегка задрожали, едва удерживая в руках спичку, ибо фокус был весьма рискованным и опасным, так как на кон было поставлено если не всё, то очень многое. Шумно сглотнув слюну, она поднесла огонёк к фитилю, благодаря чему он почти сразу же загорелся, как и ведущая от него нить к другому фитилю, насквозь пропитанная керосином. Одна за другой свечи моментально зажигались словно по волшебству, освещая ярким пламенем комнату, что секунды две назад пребывала во мраке. – Можешь открыть глазки, – ласково произнёс мужчина, приобнимая Маргарет за плечи и поворачивая её к неимоверному чуду, отчего глаза девочки заблестели от безграничного счастья и оправданных детских надежд, бурлящих внутри. – Теперь можешь открыть свой подарок. – Правда? – изумилась она, дождавшись самого главного, но всё же приготавливаясь к подвоху. – Честно-честно? – Честно-честно! – улыбнулся мужчина, утвердительно кивнув головой. – Ура-а-а-а! – радостно пропищала девчушка, подбегая к заветному подарку и уже протягивая к нему свои короткие ручки. – Ну, а что мне будет подарком на Рождество? – встав и подойдя к жене, игриво произнёс Чарльз, прижавшись к ней сзади и крепко обняв, ранее смачно поцеловав в макушку. – Кхе, пожалуйста, не так сильно, – с насмешливыми нотками изрекла Хелен, наблюдая, как маленькая Маргарет с некой жадностью и явным удовлетворением рассматривает красивого плюшевого медведя нежно-карамельного оттенка с замысловатыми угольными глазами-пуговичками. – Думаю, у нас будет пополнение... – П-пополнение? – заикнувшись, переспросил русоволосый. – Именно так, – она вновь улыбнулась, проведя ладонью по животу и взглянув на любимого мужчину. – Это... Это невероятно! – наконец воскликнул шокированный отец после небольшого молчания из-за осознавания сказанного. – Не может быть! – Как видишь, – мягко произнесла Хелен, смутившись, благодаря чему на бархатных щеках выступил малиновый румянец. Развернув к себе женщину, он внимательно посмотрел ей в глаза и, увидев в их лазури ответное сияние, медленно приблизил своё лицо к её, коснувшись своими влажными губами её пылкие уста, что вместе слились в протяжный поцелуй, будто бы застыв и потеряв счёт времени, совершенно позабыв о потребности в кислороде. – Я люблю тебя, милая, – слегка отстранившись, прощебетал Кингсли и ухмыльнулся, снова жмурясь и захотев прильнуть к нежным губам, но супруга перебила его намерения: – Ты никогда не оставишь меня? – Конечно же, нет, что за глупости? – нахмурившись, вопросил он, после чего спокойно взглянул в чуть обеспокоенные глаза белокурой красавицы. – Честно-честно? – по-детски, но так искренне ответила вопросом на вопрос она. – Честно-честно, – усмехнулся Чарльз, убирая за ухо выбившуюся светлую прядь волос любимой за ухо. В свете маленьких, но до безумия ярких огонёчках свеч две пары любопытных глаз наблюдали за непонятным, пусть и умилительным поведением взрослых, чья любовь не казалась лукавыми играми Амура, а являлась непоколебимой энергией жизни, заставляющей сердце биться ради столь же сильного чувства. *** – Ну здравствуй, Алиса, – со злобной усмешкой и надменностью произнесла аловолосая, сидя на могущественном троне такого же изнурительно-красного цвета, как и всё в этом дворце. – Что привело тебя ко мне? – Ты незаконно заняла престол, вот я и пришла за справедливостью, – дерзко и откровенно ответила пленная, без страха глядя на Ирацибету, что игралась с вострым кинжалом Шляпника. – Вот как? – Красная королева даже не соизволила обратить на гостью своё внимание, продолжая проверять клинок на остроту. – Однако Мирана мертва, и я по праву села на трон. Девушка на время замолчала, но, немного подумав и опустив голову, ответила: – Но она хотела другого представителя и уж точно не тебя. – Оставьте меня с ней! – решив, что это не касается слуг, гаркнула королева, положив кинжал на два больших округлых черепа, что были предельно похожи друг на друга. Дождавшись, пока все выйдут, Ирацибета продолжила: – Что тебе ещё известно? – Я знаю, что ты убила Мирану, – уверенно заявила Кингсли, спустя несколько секунд добавив: – И ещё я знаю, что я должна была стать новой королевой. Но меня больше интересует совершенно другое. – Что же? – напрягшись, изрекла Кровавая ведьма, перекинув одну ногу на другую. – Почему и как ты её убила? – тем же тоном спросила белокурая, уже подняв голову и испепеляя собеседницу пламенным взглядом. – Зачем? Красная королева явно медлила, хмуря густые брови и наблюдая, как незваная гостья тщетно пытается выбраться из оков, совсем не замечая прыткую Соню-мышь, которая чудом сумела упрятаться за подолом пышного платья, ранее подав верной подруге знак, дабы та хоть как-то смогла задержать коварного врага. – Хорошо, я расскажу тебе, раз ты такая любопытная девчонка, – всё ещё слегка огрызаясь, протянула Ирацибета, мерзко улыбнувшись, – ведь ты всё равно не выйдешь от меня живой. «Ну же, давай!» – думала про себя Соня, ибо освободить Алису пока не получалось. Благо, времени ещё оказалось предостаточно. *** Вдыхая манящий аромат тёмного варева, прелестная особа добавляла недостающие ингредиенты, столь же пленительно улыбаясь и сверкая карими глазами. – Ну вот, почти готово, – непринуждённо произнесла королева в пустоту, бросив в кипяток последний штрих – аккуратный кубик белоснежного сахара. Рядом послышались звон и грохот от вмиг разбившегося чайного сервиза, после которого последовали безумный рокочущий смех незаменимого помощника и удары столовых ложек о жестяные кастрюльки и котелки со свежесваренными зельями. Оставив томиться на медленном огне свой напиток, она поспешно последовала на источник звука, позабыв о длинном подоле платья, что заплетался в ногах и чьи края беспомощно волочились по избрызганному полу. – Заяц! – обеспокоенно воскликнула женщина в ослепительном жемчужном наряде, отыскав верного слугу. – Вот ты где! В ответ ей вновь раздались раскаты смеха, среди которых можно было едва расслышать слово «да» и ещё парочку невнятных фраз. – Ты не ушибся? – ласково произнесла она, объяв ладонями его пушистую мордочку, благодаря чему сумасшедшие и слегка покрасневшие глаза устремили свой взор на Мирану и приобрели долю умиротворённости. – Н-ничуть, Ваше Величество! – резко и громко ответил заяц, испустив те же ноты хохота. – Вот и отлично, – улыбнувшись, провозгласила фон Кримс и тут же опустилась ближе к помощнику, шёпотом добавив: – Сможешь позвать Ирацибету? – Д-да, Ваше Величество! После сих слов он удалился, резво издавая сдавленный смех и направляясь к Красной королеве, в то время как Мирана молча кивнула одной из таких же милых слуг, получив в ответ учтивую улыбку на немую просьбу и отправившись обратно к своему пряному вареву, от которого стали виднеться слабые клубы пара. Сняв с огня маленький глиняный чайник, королева задула пламя, довольно улыбнувшись и прибрав место готовки горячего напитка. Бережно взяв чайник за ручку, она прошла на балкон, терпеливо выдерживая высокую температуру, что обжигала хрупкие, словно фарфоровые, пальцы, после чего смогла спокойно поставить сосуд на искусную подставку, завершив образ опрятно сервированного стола. – Звала меня? – внезапно прозвучал до дрожи знакомый и чуть недовольный голос, повествующий о лёгкой раздражительности из-за отложившихся дел. – Да, – вновь ослепительно улыбнувшись, ответила Мирана. – Пожалуйста, садись. И обе королевы сели напротив, пронзая друг друга совершенно антонимичными взглядами. – Что ты хотела? – прямо спросила «Кровавая ведьма», слегка поёрзав на высоком стуле. – Хм-м, давай выпьем чаю? – будто не услышив вопроса сестры, мило спросила Белая, осторожно взяв чайник и разлив то самое варево в две миниатюрные кружки. – Что будешь из сладостей? Поджав тонкие губы и всё ещё сохраняя ускользающее терпение, Ирацибета медленно, выделяя каждое слово, повторила ранее заданный вопрос: – Что ты хотела? – Поговорить, – решила прямо ответить Мирана, осознав, что уйти от дела ей не удастся. – О чём? – продолжала свой расспрос старшая сестра, поддерживая невозмутимый вид. – О следующем правителе, – как можно беззаботнее ответила светловолосая, сделав небольшой глоток, но тёмные глаза ещё больше омрачились, выдавая её истинное состояние. – Точно не хочешь сладкого? – Не хочу, – отрезала Ирацибета, даже не притронувшись к чаю и спустя минуту молчания кротко добавила: – И? Что насчёт правителя? – не дав сестре сказать и звука, она сама ответила на свой вопрос: – Как мне кажется, здесь всё очевидно. Да и ты ещё жива, поэтому к чему весь этот разговор? Мирана сделала ещё один терпкий глоток, на сей раз взяв тонкими пальцами кусочек вкуснейшего рахат-лукума и откусив немного, тщательно прожевав и проглотив, она на выдохе произнесла, продолжая держать поднятыми уголки губ: – Боюсь, меня скоро уже не будет. – Вот как? – Брови Ирацибеты приподнялись в изумлении. – Да, к сожалению, – откровенно ответила кареглазая, поднося к влажным тёмным губам новый кусочек восточной сладости, что на кончиках пальцев оставалась немалая доля сахарной пудрой. – Видимо, моя кандидатура тебя не устраивает, раз ты собралась говорить об ином наследнике престола, – едко, но метко констатировала фактом свои мысли «Кровавая ведьма». – Нет, это не совсем та... – попыталась возразить младшая особа, но её тут же перебила аловолосая, горько ухмыляясь: – Говори правду, сестрёнка. Нам же нечего более скрывать, разве нет? – Да, но... – Так говори и не испытывай моё терпение, – уже слегка срываясь на последних слогах, сквозь зубы щебетала собеседница. – Да, нам нужен новый наследник, что будет чист и красив ду... – но она вновь не договорила, ибо властный голос перебил её нерешительную речь: – А я, значит, не чиста и не красива?! – Лицо Ирацибеты исказила густая багровая краска, разливавшаяся по артериям пламенным гневом, отчего сама женщина вскочила со стула, тем самым его опрокинув. – Чем я не подхожу?! Я не слишком хороша, как ты?! – Ирацибета, нет! Я вовсе не то имела в виду, прости! – Улыбка тут же испарилась с её лица, сменившись дрожью в кофейных губах, что пытались достучаться до упрямицы словами. – Пожалуйста, успокойся! – Не думала, что ты так поступишь, смазливая сестрёнка, – злобно прошипела «ведьма», больше поджимая уста, что бордовое сердце расплывалось в крохотное пятно, а то и вовсе исчезало. – Это нечестно и непростимо! Гордо подняв подбородок, будучи полностью убеждённой в своей правоте, крупноголовая покинула балкон, оставив сестру наедине с пустотой, что незаметно вкралась в души обеих, разбавив их каплями отчаяния. – Я же просто хотела добра для своего народа... – тихо проскулила Белая королева, изо всех сил сдерживая подступающие слёзы, что готовы были удушить её своими непрерывными потоками. – Ах! Неожиданно Мирана скрючилась от колкой боли в животе, словно пронзающей её своим холодным лезвием насквозь, заставляя биться в неминуемой агонии и заставляя обвивать живот мраморными руками, дабы хоть как-то приглушить тернистые муки, которые начинали постепенно отравлять каждую клеточку своим невидимым ядом, тем самым убивая. – И... И... Ир-р-ра... – тщетно пыталась позвать кареглазая свою сестру, но боль лишь сильнее распространяла свои корни и буквально не давая пошевелиться, создавая иллюзию парализации. – Ираци... Ирацибета!.. Упав на холодный белоснежный пол и лишаясь последних возможных чувств, она печально улыбнулась, сверкнув мрачными карими глазами, ощутив, как первая крупная снежинка коснулась её кожи, мгновенно растаяв. – Алиса... – успела напоследок прошептать королева до того, как её сердце остановилось, а радужка глаз перевоплотилась из шоколадного в чёрный цвет. Слабые и до ужаса хрупкие снежинки закружились в медленном вальсе, плавно опадая на похолодевшую землю и застилая её первым жемчужным покровом, что предшествовал скорому началу новой кровавой зимы. *** – Ты очень жестокий человек, – прошипела Кингсли, но, услышав заветный щелчок, приподняла уголки губ в загадочной улыбке. – Да, вполне, – вовсе не отрицая и, на удивление, охотно соглашаясь, кротко отозвалась аловолосая. – И как тебя любила Мирана? Не понимаю... – Меня никто не любил, – улыбнувшись с некой грустью, честно и спокойно ответила фон Кримс. – Думаю, это к лучшему. «Ну же, давай, Алиска!» – пропищал про себя преданный друг, со всей силой пронзив ногу спасительницы тонкой шпагой. Сильно закусив губу, тем самым заглушив крик и немного выждав, Алиса устремилась к Кровавой ведьме и, достигнув её и воспользовавшись её смятением, еле ухватила заветный кинжал, после чего вонзила его в грудную клетку Ирацибеты, навсегда запомнив вмиг остекленевшие глаза и чуть приоткрытые губы на фоне мертвенно-бледной кожи, что окрапились столь же алой кровью, как и всё вокруг. – Голову с плеч! – яростно воскликнула Кингсли, перерезав напоследок Красной королеве глотку, и тёплая жидкость хлынула на девушку, оставив размытые кляксы крови на одежде. – Ты сделала это!.. – как-то сдавленно в тишине произнесла Соня, держа в маленьких лапках потёртый свёрток. Немного опомнившись, Алиса медленно встала, глядя на окровавленные руки с холодной сталью, что вновь познала забытый вкус блаженства, а сама девушка продолжала быть слегка отчуждённой. Нахмурив побагревшие брови, она заинтересованно посмотрела на бумажку, с дрожью в голосе промолвив: – Ч-что эт-то у т-тебя? – Это последняя просьба Белой королевы... Здесь ты объявлена новой королевой... – Мышь протянула ей своеобразный документ, написанный аккуратным крупным почерком с такой же аккуратной печатью. – Но готова ли ты? – Не знаю... – откровенно ответила юная Кингсли, печально улыбнувшись и опустив взгляд в пол. – Я дала очень важное обещание и должна сдержать его. Думаю, выполнив его, я смогу вернуться на некоторое время, но обязана буду вновь уйти... – Можешь смело возвращаться домой, – как можно нежнее произнёс Шляпник, появившийся в тронном зале. – Королева повержена, значит, время пойдёт нормальным чередом, и всё вернётся на круги своя. Алиса не обязана становиться новой королевой. – То есть всё так просто? – недоверчиво и чуть растерянно вопросила Алиса, поддаваясь дрожи и грустно глядя на друзей. – Видимо, так и есть... – Что ж, тогда мне нужно спешить, ибо время не ждёт, – слабо улыбнувшись, тихо произнесла девушка, поправляя выбившуюся прядь. – Надеюсь, я не опоздаю. – Позволь мне проводить тебя, – так же тихо произнёс Шляпник, исподлобья и чуть смущённо глядя на юную деву. – Если хочешь, конечно же, – чуть покраснев, согласилась спасительница, нежно взглянув на друга. – Тогда пойдём! – воскликнул Шляпник, взяв возлюбленную под локоть, и оба направились из дворца. *** И вот в морщинистых руках вновь блестел на свету прозрачный и испачканный осколок, готовый вонзиться в мягкую бледную плоть. Сердце бешено билось, отдаваясь гулкими битами в висках, что казалось, будто трещины от них пошли по всему черепу, сопровождаясь адской болью во всей голове, но грустная улыбка продолжала выделяться на измученном с годами лице, повествуя о неком умиротворении. – Чарльз, скоро я буду с тобой, и на сей раз ничто меня не остановит... Даже никто... Занеся острую вещицу над венами, Хелен сглотнула слюну и зажмурилась, чувствуя боязливую дрожь, которой противостоять уже не было сил. – Ненавижу себя!.. Ненавижу!.. – шептала она вслух, опустив руку и захлёбываясь собственными слезами. – Почему я такая слабая и никчёмная мать?.. Сильнее сбив простыню и одеяло, она продолжала себя проклинать, вновь погружаясь в омут воспоминаний и абсолютно не сдерживаясь, предаваясь нахлынувшим чувствам, что годами покоились в тайных уголках души, лишь постоянно повторяя одно слово: – Почему?.. Почему?.. Почему?.. *** – Боже, когда ты избавишь меня от этих страданий?.. – выплёскивая все эмоции наружу, в том числе и слёзы, что лились хладнокровным градом, надрывалась женщина. – Я больше не могу, не могу... Бледные и костлявые ладони закрывали лицо, словно защищая от зла реального мира и всех мук, которые этот самый мир ей и причинил, убив окончательно смертью пламенно любимого мужа. – Чарльз... Почему ты забрал его у меня, у детей?.. – причитала Хелен, безостановочно всхлипывая. – Боже, почему?.. Грудь вздымалась слишком часто, а корсет не давал лишней возможности лёгким насладиться кислородом, из-за чего в теле отдавались отголоски глухой боли, которая явно отставала от душевной, проигрывая с пугающим отрывом. – Мне так плохо без тебя... Боже, за что?.. Рёв перерастал в рокот, который в свою очередь плавно переходил в кроткие стоны, чем-то напоминающие скуление щенят, которых оторвали от родной матери и оставили на произвол судьбы в забытом Богом месте с переломанными рёбрами. Рука медленно скользнула на горлышко рядом стоящего сосуда, крепко обхватив хрупкий хрусталь потной плотью. Немного помедлив, она нерешительно поднесла его к дрожащим губам, чуть приоткрыв их, но, резко вдохнув приторный запах виски, отстранила алкоголь от себя, со звоном устремив его на стол, после чего последовал очередной всхлип. – Господи, ну почему я такая слабая?.. – навзрыд лепетала она. – Почему я не могу сделать даже один жалкий глоток этого пойла?.. Сглотнув слюну, Хелен решила попробовать ещё раз, на сей раз взяв бутылку увереннее. Горлышко в секунду оказалось у подсохших губ и тут же смочило их неприятной на вкус жидкостью, проникнув внутрь и создав ощущение ожога, отчего по бледному лбу тонкими нитями прошлись морщинки. Виски тут же дал о себе знать, вырвавшись наружу гулким удушающим кашлем, разгорячив тело ещё больше. Однако и с горечью глотка пришло удовлетворение, что заглушало терпкую боль об утрате и заставляло попробовать ещё немного медного наркотика, дабы забыться и отречься от мира хоть на чуть-чуть окончательно, благодаря чему «пойло» вновь обожгло её глотку своим мутным мессивом, соответственно, повлёкшее за собой бордовую краску на заплаканных щеках. Забвение, искажающее реальность броскими штрихами, пропитывало каждый капилляр и приятно расслабляло конечности, будто бы делая их ватными и не поддающимися командам, что держались словно на режущих кожу ниточках, тем самым напоминая марионетку, которая отчаянно пыталась вырваться из рук злосчастного кукловода, но его нити оставались столь же короткими и твёрдыми, как поводок. Сосуд опустел ровно наполовину, и было всё сложнее совладать с собой и делать ещё один крохотный глоток заветного «нектара» из-за ослабших рук, что предательски бились в неунимающейся дрожи, едва удерживая увесистый хрусталь. Ещё одна маленькая, до омерзения обжигающая глотку капелька, и алкоголь стремительно соприкасается с твёрдой поверхностью пола, что окрапился сотнями прозрачных осколков, разлетевшихся вместе с неприятным содержимым во все стороны. Беспомощно упав на колени, вновь прикрывая дрожащие губы костлявой ладонью и тем самым сдерживая подходящий звук нещадного рёва, женщина принялась собирать осколки, но тут же отпрянула, ощутив тёплую алую жидкость, что ручейком прошлась по запястью, смешавшись с дурно пахнущими виски в одну сомнительную массу. Жалобно всхлипнув от боли, она сильнее скорчилась, прижимая раненую часть к и без того испачканному подолу платья, оставив на нём размашистое багровое пятно. – Даже в-выпить н-нормальн-но н-не... Н-не... М-могу... – теперь уже безостановочно всхлипывая, шептала она, устремив взор стеклянных глаз с бликами в виде слёз на потолок. – Б-боже... Б-боже... Н-не могу б-больше... Жить... Неуверенно поместив в ладонь наибольший осколок, она провела остриём по тонкой коже, едва касаясь её и надеясь пронзить, дабы свести счёты окончательно. Поджав подсохшие губы, что почувствовались все образовавшиеся «складки», она немо пролепетала одними губами: – Любимый, я иду к тебе... Сжав остатки хрусталя сильнее, Хелен сумела пустить густую субстанцию алого цвета, какими были сейчас её некогда озорные глаза. Одна за одной капли становились крупнее, как и увеличивались неаккуратные пятна на атласном подоле, что из нежно-персикового перевоплотился в бурый, создавая впечатление, будто ускользающая жизненная энергия расплывалась в тканях времени, покидая свою владелицу. – Мама! – внезапно разнёсся в абсолютной тиши детский голосок, наполненный искренним беспокойством. – Мамочка! Короткие ручки обвили шею женщины, а нежные губки начали смачно и с некой жадностью расцеловывать постаревшее за несколько часов лицо, измотанное и истерзанное тоской. – Мама... – уже шептала девчушка, прижимаясь к женщине всем крохотным тельцем и чувствуя тепло возобновившегося потока слёз, когда сердце предательски рвалось на части в бешеном ритме от горечи. – Мама, не плачь... Пожалуйста, мама... В этот момент забылось и стёрло границы всё: и смерть пламенно любимого человека, и вечная обида из-за раздирающей ревности, и даже плюшевый медведь карамельного цвета, чьи глаза-пуговички таинственно мерцали в полутьме. Лишь две фигуры, опаляемые зноем мрака и соединившиеся в одно целое, выделялись на расплывчатом фоне... *** Густые дымчатые облака обволакивали небо, тем самым затягивая безграничный простор, отчего земля постепенно погружалась во мрак, создавая иллюзию сумерек, сопровождаемых шелестом оставшихся сухих листьев, что, как казалось, шептали о победе спасительницы. – Думаю, ты сделала правильный выбор, что решила вернуться к матери, – тем же старым добрым тоном продолжал Шляпник, искренне улыбаясь спутнице. – Я бы тоже выбрал родителей, но их, к моему большому сожалению, вновь нет рядом со мной... – Оу, Шляпник, я правда сочувствую... – немного неловко произнесла белокурая, съёжившись. – Ничего, всё в порядке, – по-прежнему улыбаясь, ответил зеленоглазый, – просто было немного больно переживать одно и то же чувство во второй раз... – но тут его голос предательски дрогнул с нотками подавленности, однако он тут же приобрёл прежний вид, решив резко сменить тему: – Ну, не будем о грустном! Так ты вернёшься и не кинешь меня, старика? – Обязательно, – утвердительно кивнула Алиса, усмехнувшись и приобняв Шляпника, – обещаю! – Честно-честно? – тихо спросил мужчина, и в его изумрудных глазах заблестели озорные искорки. – Честно-честно, – впервые за день широко и искренне улыбнувшись, так же тихо произнесла юная Кингсли, глядя прямо в глаза другу. – Тогда всё точно будет хорошо, – наконец успокоился Шляпник, обняв девушку в ответ и чуть приблизившись к её милому личику, но тут же вздрогнул, увидев водоём. – Кажется, пришли... – Уже? – погрустнев, неожиданно для самой себя прохрипела Алиса. – Что ж, пришла пора прощаться. – Я буду скучать, – смущённо пролепетал мастер своего дела, чуть покраснев. – Я тоже, – она сделала небольшую паузу, но тут же добавила: – Но не успеешь глазом моргнуть, как я вновь буду здесь. Крепко обняв друга напоследок, светлоглазая встала на краю небольшого берега, приготавливаясь к ледяным потокам воды. – Алиса, я... – попытался сообщить свою самую сокровенную тайну зеленоглазый, но девушка уже нырнула в воду, погружаясь всё глубже и глубже, почти достигая дна. – ...люблю тебя. Сжав кулаки, Шляпник упал на колени, чувствуя колкую боль внутри себя и устремив мутнеющий взгляд на дрожащие руки, что стремительно худели и покрывались новыми морщинами, приобретая нездоровый желтоватый оттенок. – Нет, нет, нет!.. – проскрипел не своим голосом мужчина, хватаясь за воздух, будто пытаясь найти в нём помощь. – Я... Н-не... Хочу... Умирать... *** Шумно глотнув воздух, белокурая кое-как выбралась на берег, словно окаменев от холода и пытаясь отдышаться от долгой задержки дыхания. Вспомнив про больную мать, девушка нашла в себе силы и, чуть покачиваясь из стороны в сторону, побрела в дом, иногда переходя на лёгкий бег. Добравшись до двери, она резко распахнула её и, даже не раздеваясь, устремилась в покои к матушке, дабы удостовериться, что с любимым человеком всё в порядке. – Матушка! Мама! – звала на ходу её дочь, не замечая и натыкаясь на разбросанные и побитые предметы, но ответ так и не получила. – Мама! В горле встал необъяснимый ком, что мешал говорить и звать Хелен дальше, лишь позволял хрипеть тихим шёпотом, которого бы точно никто не услышал. Приблизившись к распахнутой, на удивление, двери, Кингсли замерла, и словно вместе с ней остановилось её сердце, перестав бешено пульсировать в висках. – М-м-мама... М-мам... – хрипела Алиса, упав к кровати матери и взяв её холодную руку в свои нежные ладони, начав целовать её и рыдать, в очередной раз убеждаясь, что пульса нет. – Прости меня, мам... Я не сдержала об-бещания... П-прости... Слёзы полились ручьями, смешиваясь с тающим снегом и кровью, образуя однородное месиво, что попадало в глаза и ослепляло, заставляя плакать ещё больше от физической боли, изматывая до конца и лишая сил, грозясь лишить сознания. – Прости, я жалкая лгунья... Прости, пожалуйста, прости... – навзрыд сипела она, вконец сорвав ослабший голос и медленно умирая изнутри. – Прости... – девушка истошно закашляла, чувствуя колкость в области рёбер и внезапно остановившись, широко распахнув покрасневшие глаза. – Шляпник... – Ещё раз взглянув на безжизненное тело матери, светлоглазая произнесла одними губами: – Прости... Ноги сами помчали девушку к своеобразному порталу, не осознавая всего происходящего и забывая буквально каждый шаг, пополняя память размытыми пятнами, в то время как солёная масса на лице застывала от мороза и больше щипала кожу, заставляя всхлипывать и сдерживать очередные стоны. – Шляпник! – раздавленно вскрикнула из последних сил дева, очутившись вновь в Стране Чудес и пытаясь найти друга, обеспокоенно озираясь по сторонам и беспомощно упав на колени. – Шля... Шляпник! Но рядом не было никого, лишь свежие останки с лежащей вблизи дырявой шляпой, талый снег, ставший бледно-розовым сгустком, и расчистившееся зимнее небо, окрашенное в тёмно-алый.