А Бог тебе поможет?

Стальной клинок оставляет полосы на стенах, на руках и прежде всего в его душе. Он не может разорвать мрак, скопившийся за все эти годы, не может освободить от безумия. У человека больше ничего не осталось, только имя, да только нужно ли оно, если некому произнести его шепотом ночью. Его звали Питер, когда-то он был вполне успешен и даже счастлив. А теперь его не зовут. Теперь только сталь холодно отражает его пустые глаза. Ему страшно, мертвое тело у противоположной стены не может согреть и успокоить, оно только наблюдает, улыбается и… - Выдохся? – её голос подобен крику вороны, умирающей на кольях. - Я думала, что ты хочешь что-то найти… Он хочет. Крепче сжимает нож и вновь скребёт, вновь выцарапывает на камне свои собственные слова и крики, вновь надеется найти себя, замурованным где-то в этом доме. - Господи, - шепчет Питер, оседая на пол. - Господи, за что… помоги. - Бог мог бы помочь тебе, - шепчет она, улыбаясь и обнажая сгнившие зубы, - но твоей веры не хватит. Ты ведь не верил ни в кого. Ты не верил в меня, пронзил меня своим недоверием, а после отправил на смерть. Ты не веришь в Бога и тот оставил тебя…. Скрип двери заставляет её замолчать и напрячься. - Ты вновь не хочешь меня слушать? Ты потерян, Питер, ты остался один и больше не сможешь меня покинуть! Она кричит, и дом содрогается, словно больной от кашля. Двери скрипят, стекла трескаются. Его собственный корабль, наконец, идет ко дну, в доме не осталось больше ни одной стены, на лице не осталось ни одной эмоции и только в его душе сохранился один единственный образ. Её образ. В этом доме, с кистью в руке, она смеялась и говорила что-то о будущем и сыне, так и не родившимся. В этом доме она выбирала все обои, которые он после должен был содрать, словно кожу с собственного лица. Так же безжалостно и болезненно. Потеряв её, он остался в пустоте с телом на руках, остался один в луже быстро остывающей крови. Именно так и умер его мир. Говорят, случайность. Говорят, бывает. А он молчит. Трет руки о футболку, пытается стереть кровь. Пытается вырвать из себя то ощущение гибели. Пытается вернуться, поверить. Квартира опустела стремительно. Не осталось ничего. Он сам это сделал, сжег все, чтобы остаться, чтобы не последовать за ней. Но ошибся лишь в одном: она пошла за ним. Она - такая любимая, такая прекрасная и ненавистная. Она - улыбающаяся из преисподней и срывающая последние установки. - Куда ты? – скрипит дом её голосом. - Ты не сможешь покинуть меня. Я никогда не исчезну из твоего сердца! Он кивает, скорее сам себе, скорее по привычке, отыскивая ключи в кучах обоев. Он улыбается, чтобы обмануть её, а скорее всего себя. Он не плачет, чтобы не сделать свой последний ход раньше времени, чтобы нож - тот самый нож, которым она смогла убить себя, смог пройти через черту и исчезнуть, как горестное воспоминания в ленте веков. Он покидает дом, впервые за долгое время, ноги слегка дрожат. Там, в мире вне дома, каждое окно наполнено чем-то и лишь его наполнено ею, лишь в его окне мрак и стая ворон, пожирающая его душу по кусочкам. Станция. Народу почти нет, лишь женщина стоит у лавки и смотрит на часы. Почти так он с Ней и познакомился. Ждал поезд, смотрел на часы, а потом лишь раз взглянул на Неё. Прекрасную и согревающую, словно солнце весной. - Поезд, - хрипит он, глядя на рельсы, - давно ушел? - Скоро должен прийти, - опешив, говорит незнакомка, поглядывая на часы. - Хорошо, тогда, когда поезд подъедет – толкните меня? Женщина не отвечает, смотрит испуганно, отступает в сторону, делает вид, что ничего не слышала, и вновь глядит на часы. От этого ему смешно. Где-то совсем близко шумит поезд, движется, не зная ни о чем. Человек без имени стоит на платформе и глядит вдаль. А за его спиной, облаченная в черные перья, обменявшая свои глаза на черные омуты смерти, стоит она, улыбается, ждёт, когда он, наконец, вернётся. Домой.

Я скучала.