Предатель

Когтишка ещё котенок, маленький комок шерсти, так смешно клепающий своими наивными глазенками и нелепо махающий пушистой лапкой с не по-детски большими коготками. Когтишка не поймет, мал еще — думает мать, ведя шершавым языком по его маленькой макушке, приглаживая хохолок. Когтишка вырастет, простит — уверен отец, покидая их и с любовью глядя на сына. А Когтишка понял. Он хватал Острозвезда за лапы, за хвост, будто умоляя остаться, не покидать свой дом. Он жалобно мяукал в надежде, что отец прийдет утешить. Он был уверен, что отец не хотел их бросать, что он вернется, чтобы обхватить лапами сына и, засмеявшись, сказать, что это шутка. Ведь так гнусно, противно, нечестно! Папа ведь не может быть предателем? Он предводитель, он отец, он друг, но никак не предатель. Когтишка отчаянно хотел верить, что все это сон, но, натыкаясь на сочувственные взгляды соплеменников, приходилось признать, что он не вернется. Все детство он любил отца, не могло быть иначе. Он горячо был предан отцу, все детство он, оттопырив большие округлые уши, с наивным любопытством слушал рассказы о храбрости и доблести родственника, вспоминал, как тот приходил и играл с сыном и слабыми дочками. Он вспоминал. И с воспоминаниями приходила неприязнь. Жгучее липкое отвращение, неприятно ухающее где-то возле горла, рождающее ком в горле. Когтелап вспоминал, как тогда смотрела мама, как она вечерами беззвучно рыдала, а прозрачные блестящие слезинки капали на подстилку, впитываясь в зеленый покров. Когтелапа обуревала ярость, когда он видел сломленную Пестролапую, которая, бессильно волоча хвост, не без помощи Синегривки плелась к куче с добычей, он обвинял отца в смерти сестер, потому что не помог, не спас, не утешил. Когтелап впивался в землю когтями, мечтая вонзить их в горло Острозвезду, когда хоронили мать, тихо угасшую от горя следом за дочерями. Он забывался в жестоких тренировках с Остролапом, горя желанием отомстить, с воем бросался на мшистую кочку, представляя, что это блохастая спина его отца, орудуя когтями так, что мох в разные стороны летел. Коготь вырос, он мечтает убить того, кто не достоин зваться отцом. Все кричат его новое воинское имя, но в этом хоре нет никого родного. Ни матери, ни сестер, ни отца. И Коготь стоит, подняв голову, а внутри все клокочет от ярости и сдавливает неприятно так, и коту хочется лишь вернуть тот злой момент, схватить отца за хвост и чтобы не было горечи на душе и комка в горле, и не звучало бы в голове слово "предатель". Да только время назад не вернешь, и неизбежно росла и клокотала, неприятно обжигая, в маленьком, еще невинном детском сердечке колючая ненависть, уничтожая добрые мысли и ставя маленькую котеночью лапку на темный путь.