Всё в нашей жизни циклично....

Небо синее-синее, без оттенков и переливов, будто гладь зеркала. Такое яркое, насыщенное и абсолютно пустое, что даже страшно. Оно кажется эфемерным, ненастоящим, иллюзорным. Ни облачка, ни ветерка, лишь солнце ярким пятном расплылось по голубой глади, словно растворяясь, исчезая в этой невероятной синеве. От этой картины дух захватывает и кажется, что пустота эта обтекаема, что она окружает тебя, поглощает так сильно, что в одну из промчавшихся мимо минут ты осознаешь, что тонешь в этой холодной пустоте. А вокруг бушует зелень парка. Даже не парка, а оранжереи, сделанной по приказу Вонголы Дечимо. Высокие, причудливо подстриженные деревья безликими гигантами тянущиеся к небу, росли по периметру высокого кованого забора и еще ровной аллейкой прямо к дверям белокаменного особняка, оттеняя своей зеленью чистоту и непорочность стен резиденции. Перед окнами раскинулись ошеломляющие своей красотой клумбы с пылающими пестрой окраской цветами, выстилая невероятные картины и образы. Пышные кустарники роз разных мастей создавали живой лабиринт, пестрящий яркостью бутонов и нежностью запахов, а в центре сего творения, как венец всему, находилась белоснежная беседка, отделанная золотом и обвитая дикими лианами с нежно-розовыми цветами и небольшой прудик с кованым мостиком, перекинутым через него. Гладь пруда такая же насыщенно-синяя и пустая, как и небо над ним, а яркие цветы ликориса лишь оттеняют эту пустоту своим огненно-красным окрасом. Глухая тишина, не нарушаемая вот уже несколько месяцев, была разорвана глухим раскатом грома, что жутко смотрелся в совокупности с абсолютно чистым небосводом. Послышался тихий звяк фарфоровой чашки о блюдечко и слова приветствия тихим, раскатистым мужским голосом. Тсунаеши хмурится, инстинктивно прикрывая большой живот хрупкими руками, будто пряча еще не родившееся дитя от неведомого врага. Савада вздрагивает от немого ужаса, смотря то на Кавахиро, то на белокурого мальчика с фиалковыми глазами и татуировкой перевернутой короны, смутно сопоставляя его черты с лицом, убитого ею лет эдак десять назад Бьякурана. Ребёнок Маре смотрит на нее из-под пушистых седых ресниц слишком понимающе и как-то застенчиво шаркает ножкой по зелени коротко стриженного газона, оглядываясь на кованый мостик. В его фиалковых глазах горит мягкое небесное пламя, растворяя цветную радужку и заполняя собой темный зрачок, смешиваясь с почти фанатичным обожанием - так на неё смотрит Гокудера. От взгляда мальчика, скользящего по её не в меру хрупкому телу с невероятно большим животиком, ей становилось противно, по телу начинал скользить мерзкий, жутко липкий холодный пот отвращения. Она его боится. Кавахиро хмурится так сильно, что меж бровей пролегает глубокая морщинка, а брови сходятся на переносице, сжимает кулаки, до невозможности впиваясь короткими ногтями в ладонь, оставляя полумесяцы на мягкой коже, скрипит от отвращения зубами и, кажется, готов сам убить этого маленького выродка, но сдерживает себя. Все ради системы. Блеклый взгляд серых глаз шамана цепляется за рыжую пустышку на шее Дечимо и фамильное, слишком большое для тонких девичьих пальчиков кольцо её семьи. Бедная девочка... - сетует Кавахиро, вспоминая, как сам четырьмя месяцами ранее самолично повесил эту петлю ей на шею, и сокрушенно качает головой. Все ради три-ни-сетт. Тсунаеши давно разделила статусы, она не только Вонгола, она теперь и Аркоболено. Ей еще, разве что, Маре не хватает — хмыкает почти по-отечески Шахматоголовый и виновато жмурится в надежде, что переполненный пламенем и ненавистью взгляд Десятой перестанет сверлить в нем дыру. Он чувствует себя виноватым просто потому, что Тсунаеши заслуживает лучшего. Потому что не в ее положении просыпаться каждую минуту от кошмарных видений будущего, потому что не для нее знать, что друзья и любимый муж каждую секунду рискуют жизнью, оберегая ее. Просто потому что это слишком для маленькой девочки - осознавать, что прекрасные сказки не ее удел, что для нее уготована кровавая корона, больше похожая на терновый венец, что для нее припасены каждодневные смерти близких и беспокойство за семью, за ребенка. Не для нее это - знать, что ее судьба - нежная улыбка и подпись на приказе об утилизации. Её удел - многовековые знания мертвой пустышки и жизнь даже после смерти, запертой в чертовом кольце. Её удел быть хозяйкой грёбаной системы. И как хозяйка три-ни-сетт она знает, что хочет от нее Кавахиро, она чувствует поклонение и почитание Бьякурана, направленное на неё, она осознает, что этот ребенок ещё не убийца, он ещё не владеет кольцом Маре, но он наследник. Он станет убийцей, утонет в крови. И Дечимо будто наяву видит его сумасшедшие глаза. Такие блекло-сиреневые, горящие не пламенем неба, а жаждой власти и полным отсутствием сознания. Холодные-холодные, от взгляда в которые дрожь пробегает по вмиг озябшему телу, и улыбка, приторная до зубной боли, такая нарочно-мягкая, понимающая, аж бесит. Дечимо закрывает глаза и ее начинает подташнивать от эпизодов, всплывающих в памяти, в животе неприятно колет и Савада, чуть пошатываясь, делает шаг назад, опираясь на колонну беседки, продолжая видеть перед глазами глаза убитого ею Бьякурана. От воспоминаний её отвлекает Кавахиро. Шаман умоляюще смотрит ей в глаза, едва не пуская слезу, и просит стать матерью этого выродка и воспитать подобающе, так, чтобы наследник Маре понимал ценность человеческой жизни, чтобы ощутил наконец тепло матери, хоть и не родной. Савада же хмурится и морщится, как от зубной боли, пожалуйста... кто-нибудь... пожалуйста... только не она... Дечимо ненавидит этого выродка просто потому, что он есть, а ЕЁ уже нет, потому что он не заслужил прощения, он не достоин новой жизни, ОНА достойней. Тсунаеши всё еще видит во снах синие, как само небо, глаза Юни, бывшей принцессы Аркоболено, так и не повзрослевшей, маленькой, двенадцатилетней, более достойной права на жизнь, чем этот.... Джиглио Неро умерла ради системы, сгорела в своем пламени из-за сошедшего с ума Бьякурана. Юни плакала, а он смеялся. Тсуна помнит, как её маленькая версия сожгла его в пламени своей неистовой ярости. Тсунаеши помнит злые слезы Такеши, оплакивающего своего отца, она помнит слезы и боль тысяч людей, она помнит, как ребенок Маре убил и ЕЁ саму. И ей немного страшно. Самую малость тошно и невероятно больно. Тсунаеши зажмуривается, трясёт головой, открывая глаза. Поднимая их на сына Маре. И смотря на чистую, такую светлую и теплую улыбку мальчишки девушка морщится, почти машинально выдавливая ответную улыбку, чертов ублюдок. Дечимо понимает, осознает где-то на краю сознания и интуиции, что Бьякуран и не виноват вовсе, что он такая же жертва, как и Юни, как и она сама, что всё это было происком невменяемой три-ни-сетт, но смириться с этим не может. Савада немного щурит глаза, рассматривая мальчишку, смотрящего на нее, как на Богиню, и пытается убедить себя в том, что он не виноват. Дечимо сглатывает вязкую слюну и напоминает себе — виновник всего Система, но руки так и тянутся к его хрупкой шейке. Тсунаеши уверена, три-ни-сетт, живая, жаждущая власти тварь, прогнившая насквозь, а ребёнок Маре, меняющий миры как перчатки, больше всего подвержен влиянию этой чертовой системы. Три-ни-сетт просто гробит жизнь своему владельцу, сводит с ума, убивает морально — убеждает себя Тсуна. Вновь кивает головой и, кажется, смиряется с тем, что Бьякурана воспитывать придется ей. И наверняка именно поэтому, когда мальчик, доверчиво прижимаясь к её округлому животу, смотрит на неё, как на богиню, взглядом, полным почтения и любви, тихо спрашивая «Мама, а ты правда меня любишь?», Тсунаеши сглатывает ком омерзения в горле, кивает и улыбается, так, как улыбался Примо, как, умирая, улыбалась Юни, едва подняв уголки губ, в печально-понимающей улыбке. Именно поэтому позволяет себя обнимать и воодушевленно рассказывать о любви к ней, на зло системе и ревнующему Мукуро. Именно поэтому растит его как свое дитя, ни в чем не ограничивая, нанимая лучших учителей. Выводя наследника в свет и не только. Гуляет с ним каждый день и тратит на него половину бюджета Вонголы. Наверняка поэтому она и привязывается к нему, так сильно, что даже диву дается — она же ненавидела наследника Маре! Именно поэтому она, целуя его на ночь в лобик, укутывает в свое пламя, защищая и оберегая своего ребенка, почти не чужого, почти смысл жизни любой матери. И именно поэтому спустя четыре месяца, проведенных с ним, она бросается к маленькому Бьякурану, закрыв его собой перед Червело, принёсших чертово кольцо Маре. Именно поэтому, забрав у них кольцо, надевает его себе на палец, пропуская пламя. Задыхаясь и харкая кровью, беременная Дечимо плачет — осознавая, что жизнь маленького выродка дорога ей не меньше своей собственной, не меньше малышки Юни и еще не родившегося ребенка. Она беззвучно рыдает, тихо булькая кровью, чувствует, как кольцо выжигает ее изнутри, убивает что-то в ней, но молчит. Крылатое кольцо вибрирует, звенит, как когда-то давно, светится так ярко, что солнце по сравнению с ним кажется блеклым и рвется на палец истинному наследнику, но потом затихает, садясь на палец, как литое. Тсунаеши спасла Бьякурана, потому что он ещё живой, ещё не прогнил и не сошёл с ума. Потому что он тоже её ребенок. После этого крылатое кольцо на пальце Десятой периодически светится и вибрирует, как бы напоминая, что законный носитель рядом, что Бьякурана кольцо не отпустит. Сам же мальчик артефакта боится и старается к нему не прикасаться, но от мамы не отходит ни на шаг — Дечимо полтора месяца до родов и младенец неистово пинается, что приводит мальчика в поистине детский восторг, граничащий с эйфорией, у него будет сестра. Пустышка не желает делиться пламенем хозяйки с еще одним нахлебником и тянет огонь жизни в разы сильнее. Полыхает пламенем почти каждые три часа и противно звенит хотя бы раз в день, она неприятно жжется обдавая кожу любого, кто прикоснется к Тсуне, потоками огня, ограничивая тактильное общение Вонголы с кем-либо. Остальные Аркоболено опасливо поглядывают на соску и постоянно хмурятся, у Луче и её потомков такого не было. А кольцо Вонголы лишь печально мерцает в темноте, стараясь поддержать хозяйку, но пламя забирает все также. Кавахиро, постоянно наблюдающий издали за девушкой, сокрушенно качает головой, жмурится и кусает губы от досады и сочувствия — она же ребенок, черт побери! Время для Савады тянется слишком медленно, почти незаметно, но ощутимо больно бьет по нервам. Она ведь тоже человек. За Десятой все чаще замечают провалы в памяти, мелкие и незначительные, но жутко напрягающие своей периодичностью, частые слуховые и не только галлюцинации, обостряющуюся паранойю и потерю чувствительности. Не полную, но все же. Дечимо месяц до родов, а состояние все ухудшается, она все чаще кашляет кровью, словно у неё туберкулез, хотя обследование говорит, что она здоровее всех и живее тоже. У неё периодически пропадает зрение и в последнее время она совсем не чувствует ног, передвигаясь на коляске, благодаря осунувшемуся, посеревшему от постоянного недосыпа и волнения за маму, Бьякурану, он единственный, кому прикосновения к Дечимо не приносят боли и ожогов. Тсунаеши осталась неделя до родов, а она уже почти полностью потеряла зрение и чувствительность, слуховые галлюцинации прогрессируют, пугая своим постоянным проявлением, а паранойя развилась настолько, что даже Бьякурану Савада доверять перестала, предпочитая сидеть в своей комнате и ничего не есть, давясь кашлем с кровью, периодически останавливая пламенем участившиеся кровоизлияния из промежности. Умерла Тсуна от остановки сердца за три дня до родов, утонув в крови системы, путая видения с реальностью, душераздирающе кашляя и все еще пытаясь спасти мир от разрушения. Она сгорала, как спичка, отдавая всю себя и еще не родившегося одиннадцатого на заклание грёбаной три-ни-сетт. Она даже не предполагала, что этот её поступок послужит разрушению других миров. Она не знала что её жизнь была залогом мира. Тсунаеши умирала в агонии на глазах Бьякурана, не понимая что подписала миру смертный приговор вновь, ведь ребёнок Маре не простит системе смерть Мамы. Он захватит ненавистную три-ни-сетт, и уничтожит эту гнилую мразь, убившую мамочку, такую родную и безмерно любимую, подарившую короткое, но такое желанное счастье. Время вновь начинало свой ход. Смешно. История ведь циклична.