Похоть

       «Конец близится. Вы чувствуете, верно? То, что все мы катимся в пропасть… то, что грядет час расплаты.» Если бы её спросили, мол: — «Веришь ли ты в конец света, апокалипсис?» — она бы засмеялась вопрошающему прямо в лицо, а после отшутилась и ушла по своим делам. Но Мария не учла одно: судьба — та ещё стерва. Она была подавлена. Сломлена. Прав был чёртов пророк — коллапс настал: все её друзья, вся семья, да в конце-концов округ, во время освобождения которого она пролила немало крови — всё превратилось в пепелище. А возможно и вся страна или, что хуже — весь мир. Кто мог сделать это и почему? Было ли это запланированной атакой враждебного государства? Или же в то время, как она решала проблемы Хоупа развязалась самая настоящая мировая война? Ответов на эти вопросы не было: был лишь всепоглащающий, медленно уничтожающий разум страх и осевшее где-то глубоко внутри чувство вины. Когда дверь в её комнату открылась, она не сразу осознала происходящее. Сказывался голод и жажда, мучившая девушку всё это время. Она готова была поклясться, что могла бы съесть даже проклятого таракана, но на её руках были холодные, железные браслеты, не дававшие возможности двигаться.  — Кто заявился, — жмурясь от света проговорила она. — А я уже успела позабыть, что осталась наедине с чёртовым сектантом. Она ожидала что угодно: он уйдёт, вновь оставив её в темноте и голоде наедине со своими мыслями; отвесит ей звонкую пощёчину и прикажет замолчать; достанет, наконец, свой пистолет из кобуры и прекратит её мучения…, но он просто стоял и молча наблюдал за ней. И это выводило её из себя ещё сильнее, чем промывка мозгов от Иакова.  — Молчишь, да? — Мария горько усмехнулась, глядя на сектанта, напоминавшего статую. Её взгляд переместился на кожаную кобуру. Сейчас бы подбежать, двинуть ему локтём по лицу и выхватить пистолет, а после… после пристрелить его и застрелиться. Ибо какой, блять, смысл жить под землёй словно крыса?! Не имея никакого выхода, девушка опустила голову. Жутко хотелось сжаться в комочек где-нибудь в углу и поплакать… это ли не слова Грейс? А впрочем, какая уже разница. Остались только пустота, тьма и чувство вины. И грёбанный Иосиф, мать его, Сид, всё также стоявший на пороге. Что-что ей говорил Иоанн? Её главный грех — гнев? Так почему же она не чувствует в себе этого желания причинять боль? Хотя, она даже двигаться не может. Или же просто не хочет, что наиболее вероятно. В конце-то концов, Мария устала обманывать саму себя.  — Прикончи меня уже, — голос предательски задрожал, горло начинала сдавливать истерика от осознания собственного бессилия. Она перевела взгляд уже мокрых глаз на Иосифа и, не выдержав, сорвалась на крик: — Убей же! Давай, всади мне пулю в голову, прекрати мои страдания и никчёмную жизнь, ну же! Отомсти за свою херову семейку! Казалось, слова отрикошетили от стен не хуже той самой желанной пули, но так и не дошли до адресата. Выругавшись, она упала на пол, содрогаясь от рыданий. Мария не могла понять: что, блять, не так с этим человеком? Почему до этого он спокойно калечил и убивал людей ради своей пресловутой веры, а сейчас не способен просто-напросто убить женщину, сорвавшую все его планы; расправившуюся с его роднёй?! Вдруг Мария почувствовала чужие пальцы, схватившие её волосы, а затем вскрикнула от боли — Иосиф резко потянул их вверх, заставляя посмотреть на него. В его взгляде читалась ярость — та самая, что доселе он подавлял в себе. На секунду девушка пожалела о сказанном, а инстинкт самосохранения не заставил себя ждать: с каждым мгновением ей становилось всё страшнее. Зная Иосифа — её смерть не будет быстрой. Скорее всего она будет умирать долго и мучительно. Сердце пропустило пару ударов в момент, когда его большие пальцы оказались прямо под её глазами.  — Не судите, да не судимы будете, — прошептал он, прислоняясь лбом ко лбу оторопевшей от ужаса девушки. Та на мгновение захотела оттолкнуть Сида от себя, но отчего-то не стала. — Ты — моя семья. Я уже давно простил тебя за всё твои грехи.  — Если так, то почему я голодаю? — это было первым, что всплыло в ее голове.  — Ты согрешила и должна была понести наказание, — спокойно ответил Иосиф. И, видя её недоверчивый взгляд, добавил: — Бог не даст тебе тех испытаний, что ты неспособна выдержать. К её огромному удивлению он… отпустил её. Наручники в конечном счёте были сняты, а сама она прощена. Вот только смысла в этих действиях она не разглядела совсем. Поднявшись и услышав хруст позвонков, Мария довольно улыбнулась: впервые после хрен знает скольки дней она смогла распрямиться — какая-никакая, а всё-таки радость. Напрягало лишь присутствие сектанта рядом. Она уже представила себя на его месте: случись с ней такое, простила бы она? О нет, конечно нет. В отличие от него, она злопамятна и мстительна, хотя, в последнем ещё нужно будет убедиться.  — И что дальше? — она обернулась к мужчине. Ответа не последовало.        С каждым днём становилось всё труднее. Невозможно было определить утро сейчас или вечер, нельзя выходить на поверхность; приходилось разгуливать, точно приведение по коридорам бункера. Серые стены, серый потолок, тусклое освещение, кое-где проржавевшие трубы и странные песнопения сектанта.  — Хуже быть не может, — обречённо выдохнула девушка, направляясь к мониторам. Это бессмысленно — всё равно ударной волной снесло всё, и камеры — не исключение. А если хоть одна уцелела, то она, скорее всего, не будет работать по различного рода причинам. Но Мария убеждала себя в том, что ей нужно их проверить. В ней всё ещё была крохотная частичка надежды на то, что всё происходящее — воздействие блажи на её и без того расшатанный организм.  — Вот ты где, — девушка вздрогнула, услышав голос мужчины, что даже после апокалипсиса не соизволил надеть на себя хоть какую-нибудь футболку.  — Да что ты, — сама не зная зачем, съязвила она, поворачиваясь к нему лицом: — чем обязана? В последнее время ей становится всё сложнее находиться рядом с ним и она даже знала причину. «Запри мужчину и женщину в одном помещении — и они обязательно потрахаются» — эту фразу своего друга она запомнила хрен пойми сколько лет назад. Быть может, когда она училась в академии? Впрочем, неважно. Сейчас главной проблемой являлся голод… далеко не тот, который можно утолить обыкновенной пищей. Мария проклинала себя за то, что иногда задерживала взгляд на испещрённом шрамами мужском теле слишком долго. Только недавно она различила надписи. «Зависть», «Чревоугодие», «Гордыня» и прочие грехи. Да, определённо, присущий ей грех — похоть. Временами девушка предпочитала следить за ним. Смысла в этом не то, что нет — его никогда и не было. Однако она всё чаще стала замечать некоторые проблески… адекватности? Разумеется, он всё также напевал свои странные песни, читал молитву по десять раз за день, произносил непонятные для неё строчки из своей сектантской книжонки, но, что удивительно, был практически безобидным. Это не отменяло тот факт, что каждый раз находясь рядом с Иосифом она чувствовала опасность, исходящую от него и постоянно ожидала, что будет вдавлена в стену, а на её теле будут вырезаны различные уродливые надписи. Сердце упало куда-то вниз, когда мужчина оказался в паре сантиметров от неё. Рефлекторно она попыталась отойти назад, но в итоге просто вжалась в стол. Голубые глаза Иосифа смотрели прямо в душу, не давая ей покоя и заставляя готовиться к худшему. Кто знает, на что он способен, чёрт возьми. Мария никогда бы и не подумала, что будет бояться какого-то сектанта.  — Ужин стынет, — она уже закрыла глаза, едва заметив, как Иосиф поднимает руку. Она ожидала, что последует удар, но мужчина лишь бережно взял её за руку и провёл в сторону кухни, после чего усадил за стол. Девушка в этот момент осознала, что находится в ступоре. То есть её только что за стол посадил пророк, что в своё время нехило подпортил жизнь всем людям в округе? Переведя взгляд на него, она увидела молящегося перед едой мужчину.  — Это уже дошло до абсурда, — буркнула она себе под нос, глядя на еду. — Я сижу в подземном бункере с психопатом-фанатиком после апокалипсиса. Блять, до чего меня жизнь довела.  — Я же запретил тебе сквернословить, — Мария только сейчас поняла, что сказала последнюю фразу слишком громко. Подняв глаза она столкнулась с суровым взглядом Отца. — Что надо сказать?  — Господи, прости меня за мои грехи, — неуверенно выдала она, не переставая глядеть на Сида. Похоже, такой ответ его удовлетворил, раз он приступил к трапезе. У неё же сложилось впечатление, что она даже вилку поднять не может. Хоть есть хотелось безумно, но ощущение того, что в этой еде какой-либо крысиный яд её не оставляло. — Ну нет, так продолжаться не может.  — Что именно?  — А тебе не кажется, что всё слишком идеально? — чуть ли не шипя выдала девушка. — Мы просто как в утопии — ты, как хорошая жена готовишь и убираешь этот чёртов бункер, а я просто бесцельно шатаюсь по его коридорам. Нелепо, не находишь?  — Можем поменяться ролями, — совершенно спокойно выдал её собеседник, отчего Мария была готова рвать и метать. Сложившаяся ситуация давила на её нервы, раздражала. Этот святоша может хоть на мгновение изобразить человеческие эмоции?! Вообще, это всё очень странно. Помощница шерифа раньше за собой не замечала никаких резких перепадов настроения. Однако нахождение рядом с этим мужчиной выбивало её из колеи. Он был её основной проблемой, которая буквально завладела всеми мыслями и буквально мешала спать по ночам. Сначала Мария не придала особого значения своей легкой заинтересованности в Сиде, но чем больше времени они проводили наедине, тем сильнее нарастало весьма очевидное желание. Наверное, она сошла с ума. Спятила окончательно и бесповоротно, ведь как иначе объяснить это ненормальное помешательство? С этим определённо надо было что-то делать.  — Боже, дай мне силы, — закатила глаза помощница. Иосиф же улыбнулся и накрыл её ладонь своей. Она же, почувствовав чужое тепло шумно выдохнула, понимая, что это последняя капля. Естественно девушка полностью осознавала, что это — верная смерть. Ну, или в её случае верное непонимание со стороны святоши. Он ведь такой правильный, такой… такой… Мария больше не имела ни малейшего цензурного выражения в своей голове. Здравый смысл подсказывал, что следовало бы молча доесть свой остывший ужин и свалить от него куда подальше, параллельно справившись с возбуждением. Помощница же решила послать всё нахер. Пусть узнает, как она оголодала. Пусть засунет свою святость в задницу. Осознав, что всё мосты сожжены, она встретилась с ним взглядом и улыбнулась в ответ, положив вторую ладонь поверх его. Мужчина же заметил, как её и без того тёмные глаза стали ещё темнее — она была похожа на пуму, что долго выслеживала свою добычу и наконец готова к нападению. А ведь когда-то его жена выглядела точно так же.  — Грешница, — тихо произнёс Сид, глядя на Марию. — А я не сразу заметил, что ты не только горделива.  — Бога ради, хоть на мгновение побудь таким же грешником, — почти что прорычала она, встав со стула и медленно направляясь к нему. Всё это время её не покидала мысль о том, что Иосиф сейчас встанет, отвесит ей оплеуху, оттолкнёт от себя и уйдёт, попутно читая молитвы. Но такого не происходило — вместо этого мужчина лишь отодвинулся от стола. Пара хлопков о колено прозвучали одобрительно и девушка, облегчённо вздохнув, направилась к нему более уверенным шагом. Она понятия не имела, что сейчас будет, хоть и знала, зачем идёт. Присев к нему на колени, Мария окончательно застыла в нерешительности.  — Ну же, — голос Сида отрезвил её. — Я ведь могу и передумать. Усмехнувшись, девушка подалась вперёд, чувствуя, как дрогнули его руки, когда она сильнее прижалась к нему. Мария склонила голову, открывая доступ к своей шее, и прикрыв веки, прошептала: — Давай уже. Он сомневался всего лишь секунду, а после одна его рука зарылась в мягкие волосы, чуть оттягивая голову, а вторая скользнула на талию. Затем он прижался к губам девушки, сминая их поцелуем. Пальцы сильнее сжались в волосах, и легкий оттенок боли придал ситуации еще большую пикантность. Или абсурдность — Мария сама не знала. Его поцелуи были жадными, какими-то дикими, словно он хотел полностью подчинить ее. В это время её ладони оглаживали плечи, испещрённые татуировками и шрамами. Она откинула голову назад и закусила губу, когда Иосиф опустился с поцелуями на ее шею. Он целовал неистово, прижимал к себе, оглаживал спину, но все же не решался опустить руки ниже, что постепенно начинало раздражать изнывающую от возбуждения грешницу. Её ладони прошлись по горячей груди вверх, и в следующий момент она уже покрывала рваными влажными поцелуями его шею, плечи, ключицы, с упоением слушая сбившееся дыхание мужчины, и чувствуя, как его пальцы сжимают тонкую ткань майки. Пальцы Иосифа двигались плавно, едва касаясь кожи, и по телу Марии побежали мурашки. Когда его ладонь осторожно легла на ее ягодицу и крепко сжалась, девушка не выдержала и громко застонала. Наверное, это сработало как сигнал. Её полный страсти стон пробудил в нем дремавшие ранее инстинкты. Он был на взводе. Помощница чувствовала, как его возбужденная плоть упирается ей в бедро и уже целиком и полностью отдавалась его ласкам. Сид прикусил кожу на нежной шее, сорвав очередной сладкий стон с губ девушки, после чего достаточно резко сдернул с неё майку, а потом и бюстгальтер, полностью обнажая грудь. Она увлекла Иосифа на пол, оседлала его бедра и прижалась губами к ложбинке между ключицами. Он был таким горячим, словно раскаленная лава. Кончиком языка Мария провела дорожку от впадинки между ключицами до раскрасневшегося уха, пробуя на вкус этого несносного праведника. И это было чертовски приятно. Она буквально захлебывалась восторгом, наблюдая, как мужчина в наслаждении закрывает глаза. Девушка знала, что не продержится долго. Пора переходить к основному занятию — пусть он узнает, что значит обладать ей. А она, в свою очередь, оттрахает его так, что он запомнит это на всю жизнь. Когда её руки коснулись пряжки его ремня, она как можно глубже просунула язык в рот Сида, чтобы заткнуть его, и не дать испортить все своими сомнениями. От возбуждения тряслись руки, но Мария старалась сделать всё без лишних запинок. Расправившись сначала с кобурой, а затем ремнём и ширинкой, помощница стянула с бёдер мужчины мешающие тряпки. Возбуждение тугой пружиной сжалось внизу живота, мешая связно мыслить. Она хотела его так сильно, что готова была взвыть от желания. Избавившись от собственной одежды, она откинулась назад, сжимая обнажённые бёдра ногами, скользя влажной плотью по твёрдому члену. Рука девушки опустилась вниз, направляя его в сочащееся влагой лоно. Дразняще и медленно она двинула бёдрами, совсем неглубоко погружая его в себя. Иосиф запрокинул голову и простонал, впиваясь пальцами в мягкие бедра, заставив ее опуститься до конца. Острое насыщенное удовольствие накрыло Марию. Девушка вскрикнула и начала двигаться, ведомая руками Сида. Ритм был рваный, неистовый, пробуждающий первобытные инстинкты. Происходящее с самого начала доставляло ей жгучее удовольствие, но сейчас, когда она чувствовала его внутри, когда смотрела в его поддёрнутые огнём желания глаза, когда его руки так отчаянно сжимали её бедра, она думала, что сойдёт с ума от наслаждения. Это было практически больно, но она не придавала этому значения. По телу прошла судорога, словно пружина возбуждения, сжимавшаяся все это время, в одночасье распрямилась, посылая по телу импульсы удовольствия, которые казалось, заполнили собой все ее существо. Мышцы сокращались, доводя мужчину до пика наслаждения. Её пальцы сжались на его плечах, ногти царапали влажную кожу, а стоны перешли в крики. Она чувствовала, как он сжал её в своих объятиях, словно хотел слиться с ней. Он был на пределе, она чувствовала, что ему осталось всего несколько резких движений. Девушка опустилась на него в последний раз и прикусила губу мужчины. По его телу прошла крупная дрожь, и он излился в неё, но это не слишком заботило девушку. Мария знает, что будет жалеть о содеянном, но сейчас её это не волнует. Помощница обмякла в его руках, уронив голову на плечо Иосифа. Его ладони ласково гладили горячую влажную спину девушки. Тяжёлое дыхание обоих постепенно приходило в норму, а сердечный ритм замедлялся.  — Теперь твой грех обнажён, — хриплым голосом проговорил мужчина, слегка улыбнувшись. Девушка же не могла понять: как можно что-то нести после такого действа? Но её это не затронуло — пусть говорит что ему угодно. Она обязательно устроит истерику и будет проклинать его и себя за содеянное, но позже. Возможно, вскоре на её теле даже появятся новые шрамы, чёрт знает, что у этого сектанта на уме. Видит Бог, ей это ещё аукнется.