Через два месяца

— Когда ты приедешь? — в телефоне короткие гудки. Кай сбрасывает звонок, снова набирает номер дрожащими пальцами, ошибается в цифрах, негромко ругается и нажимает уже нужные кнопки — вдох-выдох. Длинные гудки. Минута, две… пять. А потом — тихий голос. — Да, Кай? — Когда ты приедешь?! — его голос срывается на крик, ужасно хочется напиться — рядом уже стоит бутылка с виски и стакан, вот как он проведет свой вечер, утопит свою грусть в рюмке. Пока ее нет рядом, можно позволить себе быть пьяным. В трубке — тихий смех. Ему холодно. Ему всегда холодно без нее, не спасают свитера, пледы и горячий чай, не спасают дорогие обогреватели, ничего не спасает. Пока он один — ему холодно и он не может спать, пока рядом не спит она. Засыпает только тогда, когда организм отключается самостоятельно, не в силах выдерживать бессонницу. В сердце лед, который может растопить только она. А она шелестит ветвями деревьев в трубку и комнату наполняет пение птиц. Становится легче. — Тебе грустно? — шепчет она. — Когда ты приедешь? — безнадежно хрипит он в трубку. — Через два месяца. Всего-то январь и февраль. Февраль короткий… Два месяца до его весны… два месяца до наступления его весны. Кай шепчет в трубку: — Герда, я люблю тебя. — Два месяца, Кай, — он не видит, но понимает, что она печально улыбается. Длинные гудки бьют прямо в сердце. Он хочет бросить телефон о стенку, но, вспоминая, что иначе с ней не связаться, кладет мобильник просто на диван и наливает себе виски. Два месяца всего, январь и февраль. Февраль короткий. Герда никогда не врет — приходит ровно первого марта, залезает к нему под одеяло и вместо ледяных фьордов в снах Кая появляются цветущие яблони. Его весна наступает всегда в срок.