Алые цепи.

Звон цепей, что прерывалось сбитым дыханием. Он дышал глубоко, размерено, сдерживая очередной порыв кашля, стараясь не пачкать серый и сырой каменный пол своей кровью ещё сильнее. Боль словно свинец шла по телу, разрывая его на кусочки, отпиливая медленно нервы. Слишком длительное пребывание во тьме, слишком долгие страхи и продолжительная суматоха сердца, что билось из последних сил, стараясь сохранить жизнь. Но зачем? Он уже сломлен, ещё не убит, но жаждет этого так, словно свободы. Его сердце закоченело и поперхнулось собственной кровью. Боль продолжила своё движение. С кончиков пальцев на ногах, с самых ногтей, и до кончиков волос, когда-то светлых и красивых, а сейчас пропитанных грязью и сыростью серой и душной камеры в которой он сидел. Сидел и звенел цепями на руках, то поднимая тяжёлые оковы, то опуская их, отгоняя крыс противным скрежетом цепей. Боль не отпускала. Она проходила по телу словно ток, останавливаясь возле лёгких, выбивая из них воздух, и сердца, заставляя то замирать на мгновение, а после продолжать движение с удвоенным темпом. Сколько он здесь сидит? Не пытаясь выбраться от сюда, не пытаясь вновь выйти на свет. Кажется прошло больше пять лет, может меньше… Он не знал, да и не важно ему было это. Он всего лишь хотел не мучиться больше, не страдать, а просто умереть. Длинные когти впивались в ладони и из тех капала алая жидкость, катилась вниз. Вокруг бегали крысы, они выжидали когда наступит тишина и те смогут атаковать его, съесть, убить. Они только и ждали этого, нужно выждать только нужный час и тогда… Он уже погружался в сон, как массивная железная дверь открылась впуская внутрь молодого человека. Длинные волосы цвета заплесневелого металла, грязно коричневые, и серые, яркие глаза, в которых бурлит жизнь. Юноша огляделся, но не заметив никого вошёл внутрь. Страх бегал по сознанию, цепляя своим хвостом нервы, дёргая их и мурашками шёл дальше. Крысы разбежались по углам. Парень тихо шел по каменному полу. — Здесь есть кто-то? — прозвучал тихий голос молодого человека. С нотками страха, чуть дрожащий, такой какой любил он. Тот кто просидел в камере чёрт знает сколько времени, терялся в собственном сознании и выбирался из тисков сумасшествия. А почему он собственно здесь? Потому что он был глупцом, наивным ребёнком что повёлся на детскую сказочку о доброте и честности. Он уже почти и не помнил лиц тех, из-за кого оказался тут, но прекрасно помнил причину. Но сейчас не время было ностальгировать. Он попытался выговорить хоть что-то, дать понять что он здесь, но саднящее горло, в котором уже несколько дней не было воды, болело, будто ломалось на кусочки. Боль не отпускала, он лишь усиливалась, когда он попытался подняться звеня цепями, что сдерживали его здесь. Она теснила разум, топя в безумии и желании наброситься на паренька и выпить его без остатка. У него была жажда. Юноша услышал звон цепей в дальнем углу камеры. Вздрогнув при мерзком скрежете метала о камень он подошёл ближе. Перед ним сидел человек, нет, некое подобие на него. Засаленные, ободранные волосы, разодранная кожа, грязная одежда, измазанная в крови и кишках крыс, пропахшая насквозь кровь, потом и мочой. На руках, шее и ногах фиолетовые синяки сильно выделяющиеся на бледной коже. Было мерзко смотреть на него и юноша отошёл назад. Молодой человек подозвал к себе кого-то, но он уже не слышал кого, боль победила. Он упал в небытие. В темноте он не видел ничего. Даже вытянутой руки. Он не знал, падает ли он, летит, а может стоит на месте. Вокруг не было ничего, но можно ли назвать это пустотой? Он не знал. Попытался принюхаться, но запахов не было, как и намёка на выход. Что делать теперь? На этот вопрос тоже не было ответа. И лишь размерное дыхание не давало забыть, что он всё ещё жив. Он до боли сжал руку, чувствуя как боль свинцом разливается в этом месте и как оно горит огнём, стоило ему только разжать ладонь. Пару капель тёплой жидкости упали на руку. Он поднял голову, смотря вверх. Возможно это был он. Его взгляд не упирался в каменный, прогнивший и покрытый плесенью потолок камеры, но и неба над ним не было, лишь та же тьма, что, казалось, сгущалась. Он вглядывался в неё, пока не почувствовал что его затягивает внутрь. Она тянет его туда с невыносимо большой силой. Над ухом раздаётся шипение, треск и по телу проходит волна боли. На его лице не дрогнул и мускул. Неужели он так к ней привык? Он начал падать. Лететь вниз с быстрой скоростью, но страха не было, было лишь желание узнать, что же будет дальше. Что? Всё вокруг пришло в движение. Тьма будто стала шевелиться, куда-то ползти и мир вокруг стал светлеть. Он почувствовал запах медикаментов, что резали острый нюх и перед тем как вновь вернуться в реальность он услышал слова: "Не сдерживай себя." Ему было сложно открыть глаза. Веки стали весить целую тонну и казалось невозможным открыть их, но он смог. Медленно, словно от лени, он приоткрыл веки и взгляд упёрся в белоснежный потолок. Хватило секунды, что бы он подскочил и судорожно начал оглядываться, пока не заметил удивлённые лица людей вокруг себя. Он наткнулся на серые глаза того парня. Это из-за него он здесь? Стало стыдно из-за мыслей убить его, но это чувство прошло, стоило понять, что его привязали к кушетке. Он не проронил не слова, но с вопросом в тусклых глазах уставился на юношу. Тот вздрогнул от пронизывающего взгляда. Он не стал дожидаться ответа, дёрнул рукой раз, затем второй и третий, но привязан он был крепко. Боль потихоньку отступала. Это ввело парня в секундный ступор. - Успокойся, ты очнулся слишком рано, полежи ещё чуть-чуть. - как можно спокойнее произнёс тот юноша. Тусклые глаза прищурились, тот опустил взгляд. Тонкое тельце, покрытое укусами крыс, синяками, шрамами и царапинами. Были сломаны многие рёбра, он чувствовал это. Даже если бы он хотел, то не сбежал бы. Он подчинился, осторожно опустившись обратно на кушетку, но не закрывал глаза, продолжая пристально всех осматривать, следить за ними. Все заметно напряглись под изучающим взглядом боясь даже вздохнуть лишний раз. А он тем временем ощутил в горле приятную влагу, после стольких лет сухости, было приятно ощутить себя более или менее живым и здоровым. Рёбра немного побаливали, но он не обращал на это никакого внимания. Просто следил за тем, как взрослые мужчины тяжело сглатывают, ставшую вязкой, слюну и оттягивают галстуки. Ему оставалось лишь усмехнуться и прикрыть глаза снова засыпая.