Юри, Вы говорите по-русски!

Вспышки фотоаппаратов привычно мелькали в очках, и кругом стоял гул голосов столпившихся журналистов. Блестящее достижение молодого фигуриста Кацуки Юри взбудоражило почти весь мир, хотя и получил он серебро, а не золото, на которое так сильно рассчитывал. Казалось, он был слегка недоволен собственным результатом, однако все равно улыбался, может быть, даже искренне. А вот сидящий рядом Виктор был своим подопечным явно очень доволен и поэтому гордо глядел в лица всем присутствующим, поначалу обнимая Кацуки за плечо и показывая, как он за него счастлив, а после просто незаметно сжимая его руку. Журналисты задавали вопросы в основном Юри, но и сидящего рядом Виктора в покое оставлять никто не думал, как, собственно, и в этот самый момент. — Виктор, ходят слухи, что Вы хотите вернуться в большой спорт, это правда? — торопливо спросил молодой парень, протягивая вперед микрофон. — Да, я думал об этом, но пока ничего озвучивать не стану, — Никифоров очаровательно улыбнулся, и из-за этой улыбки всем, кажется, стало вообще по барабану, что там он ответил, ведь сводить своей улыбкой с ума Виктор умел, как никто другой. А молодой журналист, задавший вопрос, и вовсе зарделся, пряча покрасневшие щеки в коричневый шарф. — А Вы, Юри, какие планы у Вас? Вы ведь собираетесь продолжать карьеру фигуриста? — громко спросила какая-то миниатюрная девушка, упорно и с силой пробивающаяся сквозь толпу. — Я... — парень задумался, а после встретился глазами с Виктором. Он ласково и даже как-то покровительственно улыбался, одним только взглядом выражая уверенность и, каков бы ни был ответ, поддержку. И ответ у Юри нашелся сразу. — Я буду побеждать, — сказал он, а после на русском языке добавил: — вместе с Виктором. По толпе вновь прошел гул, но Юри ничуть не смутился, ведь он сказал то, что было у него на сердце и не жалел об этом. Секунду спустя он повернулся к Виктору. На лице того читалась гордость. Вселяющая невообразимое счастье и заставляющая глаза сиять немного ярче гордость. Когда они встретились взглядами, для них будто исчезли все эти камеры и голоса, которые стали чем-то ненужным, стали совершенно не важны. Оба мужчины смотрели друг на друга, Юри затаил дыхание и просто сдерживался от того, чтобы либо не заплакать, либо не наброситься на Виктора с объятьями, либо не сделать сначала первое, а затем второе. Плевать на всех. Виктор рядом с ним, а остальное — не важно. Лишь бы так и продолжалось. Заставить себя не смотреть на мужчину, сжимающего его руку, было, мягко сказать, трудно, однако Юри все же сделал это и уверенно поднял голову, светясь, словно чистый, прозрачный лед на солнце, будучи переполненным необъятной радостью. — Похоже, Вы настроены решительно, — сказал кто-то из прессы. — Да, — ответил он и хотел еще что-то добавить, но его перебили. — Юри, Вы только что говорили по-русски! Скажите, Вы учили этот язык? Как давно? Кто ваш учитель? — Русский язык? М-мой учитель? — если честно, последний вопрос произвел эффект вылитой на голову холодной воды из пресловутого ведра, и Юри, несколько секунд назад буквально излучавший редкую для него уверенность, тут же как-то между делом сдал свои позиции, засмущавшись непонятно чего. Благо, он тут же взял себя в руки и снова улыбнулся в лицо камерам. — Да. С недавних пор я говорю на русском языке. Точнее, учусь на нем говорить, — ответил он, а в голове сразу всплыл один из таких уроков...

***

Двое молодых людей ворвались в едва освещенную тусклой лампой гостиную, остервенело целуясь и попутно срывая к черту всю одежду друг с друга. Вот Виктор с жаром прижал Юри спиной к стене, придерживая его за плечи и не отрываясь от чужого рта ни на секунду. Вот начал нетерпеливо расстегивать пуговицы на чужой рубашке, сдерживаясь, чтобы не порвать их, ведь это любимая рубашка его любимого Юри. Нужно быть осторожнее. Юри глухо и с придыханием мычал в поцелуй, водя руками по груди Виктора, иногда сжимая ноготки, дразня и заводя, прижимаясь сильнее, пока одним движением его внезапно не развернули лицом к стене. — Юри, — жаркий шепот Виктора над ухом разносился по телу волной возбуждения, парень почти стонет, прижимаясь грудью к шершавым обоям, чувствуя, как сладко стали подкашиваться ноги. — Ты выучил те слова, что я выдал тебе вчера? Кацуки вздрогнул, когда почувствовал горячий язык на своем ухе, и как Никифоров опалил его своим дыханием, укусив за мочку и принявшись целовать. Трепета добавляла сложность разглядеть действия мужчины за своей спиной, Юри оставалось лишь просто закрыть глаза и отдаться, даже не пытаясь гадать, где на этот раз коснется его Виктор, а Виктор очень любил его касаться и делать это со всем огнем и страстью. — Дааа! — говорить нормально не получалось. Юри буквально простонал это в ответ и тут же прерывисто выдохнул. Он пытался зацепиться за что-нибудь собственными пальцами, но те не слушались, да и можно ли было зацепиться за голую стену? Разве что ногтями за новые обои, и то вряд ли... хотя, в доме Отабека, например, где Юри и Виктору однажды пришлось побывать, на стене виднелись несколько параллельных царапин, от которых их пытался отвлечь почему-то не на шутку раскрасневшийся Плисецкий. Казахский он там учил, что ли? Да только у Юри не было сил думать о чем-то или ком-то в данный момент, ведь пальцы Виктора, такие длинные и приятно жестковатые, заставляли лишь успевать громко сглатывать слюну и вновь, и вновь облизывать губы. — Хороший мальчик, — пропел Виктор и ухмыльнулся. — Тогда давай проверим, насколько хорошо ты все выучил. Дорожка влажных, обжигающих поцелуев пробежала вниз по шее, Юри выгнул спину, упираясь бедрами прямо в пах Виктора, где уже налился кровью довольно крупных размеров член. — Я буду задавать вопросы, а ты, Юри, будешь на них отвечать, — Кацуки почувствовал легкий поцелуй между лопаток сквозь тонкую ткань не снятой рубашки, закусил нижнюю губу. — Итак, скажи: что ты чувствуешь сейчас? — Я, — чуть дрожа, проговорил он на русском языке, — я чувствую желание... ах! Виктор сжал пальцами соски на его груди, и он шумно выдохнул. — Очень хорошо... От его глубокого дьявольского голоса Юри сходил с ума, заливался краской, вздрагивая от каждого касания пальцев, и жадно поддавался навстречу, просил не останавливаться. — А что ты чувствуешь, когда я касаюсь тебя тут? — спросил Виктор и положил ладонь на обтянутый тканью трусов член Юри, погладил, слегка сжал, получая в ответ протяжный стон. — Виктор... это так смущает, — проговорил Кацуки, запрокидывая голову на плечо Никифорова. — Скажи же, — промурлыкал мужчина, прекращая вдруг всякие движения. Нет, нет, нет, не останавливайся! Юри чуть по стенке не сполз от разочарования и мучительного огня по всему телу, но смог издать лишь негодующий стон, ведь Виктор совсем-совсем ничего не делал, но держал его при этом крепко, явно давая понять, что не только не отпустит, пока не услышит желаемое, но и не продолжит то, что начал. Юри уже давно уяснил себе, что пока он молчит, Никифоров тоже не двигается, а потому, краснея не столько от смущения, сколько от невыносимого желания разрядки, вскрикнул, запнувшись: — У... удовольствие... Виктор, ааа, пожалуйста! — Замечательно, мой милый! — в тот же миг пальцы на члене Юри грубо сомкнулись, лаская через уже влажную ткань, и парнишка удивился бы тому, что не кончил, но думать он не мог вообще, отдавая всего себя крышесносным ощущениям. Единственное, что он заставлял себя делать, так это усиленно вспоминать эти проклятые слова, лишь бы только Виктор не прекращал свои горячие ласки и продолжал почти похабно шептать на ухо очередные вопросы. А Никифоров, исступленно выцеловывая каждый позвонок на гибкой спине, откровенно наслаждался речью парнишки. Наслаждался этим сексуальным акцентом, от которого мурашки по рукам бежали, и наслаждался его тонкой кожей, на которой так маняще смотрелись засосы. Рубашка, безусловно, мешала, но тратить время на то, чтобы ее снимать совсем не хотелось, поэтому Виктор ее просто задрал вверх и придерживал до тех пор, пока не присел на колени, пошло облизываясь. Больше короткая ткань ему не мешала, так как она совсем не прикрывала зад Юри. Стянув с парнишки трусы, Никифоров сжал руками его подтянутые ягодицы, отмечая, как сладко тот втянул в себя воздух, и понимая, что, черт возьми, с этим мальчишкой он и сам начинает все слова забывать... — Мои руки, что касаются тебя... какие они? — Виктор нежно и так грязно провел ладонью по покорно прогнувшейся спине, все же заставляя бедного Юри ногтями царапать светлые обои на стене. — Горячие, — пролепетал Кацуки в ответ, пытаясь удержаться на подкашивающихся ногах. — А поцелуи? — не унимался Виктор, ухмыляясь и целуя парня чуть выше ягодицы. — Нежные, но... — на секунду стиснул от желания зубы. — Но?.. — Очень... страстные... ох, Виктор! — Юри распахнул глаза, почувствовав, как бедра оказались властно сжаты чужими руками, а внутрь его тела, обжигая, проник мокрый язык. Виктор что-то довольно промурчал себе под нос, скользя вокруг плотно сжатого колечка мышц языком, иногда толкаясь им внутрь и просто сводя с ума этим влажным контактом. Юри уже успел стать таким узким с их прошлого... урока. Нет, то, что тренировки на льду отнимают много сил или времени — не есть корень проблемы. Корень проблемы в том, что после удачного освоения новых слов или правил русского языка, Юри просто-напросто ходить не может, не то, что на коньках кататься. Поэтому наиболее продуктивные их с Виктором занятия проходили нечасто, но от того были только желанней и горячей. В тот момент, когда язык Никифорова проник особенно глубоко, член Юри напряженно дернулся, а сам он хрипло вскрикнул. Виктор растягивал его то медленно, будто бы лениво смачивая бархатные стенки своей слюной, то вдруг переходил на быстрый темп, начиная активно работать этим самым развратным языком, а после и вовсе подключать к процессу пальцы. Юри жалобно стонал, чувствуя, как его растягивают горячий язык и менее горячие пальцы, которые Виктор развел в разные стороны, словно ножницы. — Виктор, я больше не могу... — проскулил он. — Не могу... — Скажи по-русски, чего ты хочешь, — таким не к месту невинным голосом ответил мужчина, отрываясь от столь сладкой, желанной задницы и больно кусая за нее после своих слов. Юри практически взвыл от того, что эта боль только сильнее возбуждала и заставляла уже изнывающую без внимания плоть сочиться естественной смазкой еще больше. От внимания Виктора не укрылось, как прозрачная капля, стекшая по аккуратному члену Юри, упала на паркет, сопровождаемая прерывистым стоном и судорожным подрагиванием его ног. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — в два вздоха прорычал Юри от нетерпения, сам удивляясь тому, что только что сказал и как он это сказал, а потом повернул голову, облизывая пересохшие губы. Этот голос и этот вид Юри словно выстрелом из пистолета отразился в голове Виктора, прогремев болезненной пульсацией в так и не снятых штанах. Все. Точка невозврата. Словно лишившись в секунду всей своей выдержки, Виктор рывком встал на ноги, крепко стиснул руками пояс мальчишки, жадно скользя ладонью по его груди и животу, и не слабо прикусил за холку, оставляя на ней след от зубов. — Аа! Вик-ктор... Боже... Виктор! Мм... Он вошел в Юри одним глубоким толчком, уничтожая всякую способность того соображать, после замер на несколько секунд. — Мой способный ученик, — прошептал он в ухо, поцеловал в шею, затем немного ниже, ласково прикусил, начиная двигаться. — Тебя надо вознаградить... Быстрее, глубже. Движения резче... — Да, — опять-таки на русском произнес Юри, поворачивая голову к Никифорову, а тот сразу же поцеловал его в пухлые мягкие губы, крепко обнимая со спины, и думая, что он все же давно не чувствовал несравненный вкус этого ротика. Юри уже просто не знал, за что цепляться руками. Он стоял, вновь прижавшись лбом к стене и сильно выгнув спину, отставляя назад упругий и щедро покрытый синими пятнами зад, в который со всей страстью вбивался Виктор. В таком темпе они продержались не слишком долго. Юри, сорвавший своим криком голос, излился в ладонь Никифорова первым, через полминуты за ним последовал и Виктор, напряженно впиваясь зубами в чужую шею и обхватывая руками парнишку за грудь. Оба были покрыты испариной и тяжело дышали, Юри едва не осел на запачканный пол, но Виктор держал его крепко и... снова целовал. Целовал в искусанную шею, проводил языком вверх до ушка, а после он развернул Юри полностью всем телом к себе и, как бы такой сладкой вишенкой в торте, втянул в нежный и ленивый поцелуй. И все это за доли секунд пронеслось в памяти побледневшего, а затем побагровевшего паренька, чье лицо только и успевали ловить объективы фотоаппаратов. — Юри? — он вздрагивает. — Ты в порядке? — А? — Кацуки осоловело уставился на все тех же репортеров, нервно сглатывая от промелькнувших быстрыми кадрами воспоминаний. — Да, конечно... ээ. Русскому языку меня учит Виктор. Я сам попросил его об этом, — И Юри мило улыбнулся, повернувшись к своему тренеру лицом. — Правда? — Конечно. Кацуки Юри — очень способный ученик, что в спорте, что в языках! — поддержал Виктор, чуть ли не смахивая слезинку с глаз, как гордая за сынишку мамочка. — Скажите, изучение русского не мешает тренировкам? — послышалось из толпы. — Нет, нисколько. Даже наоборот, — Юри снова слегка побелел, и глаз отчего-то дернулся... — Это даже позволяет мне расслабиться. И в этот момент Виктор как-то заговорщицки посмотрел на Юри, не переставая, однако, очаровательно улыбаться, а потом вдруг воскликнул: — Все, конференция окончена, всем спасибо! — и, схватив оторопевшего Юри за руку и потянув его на себя, вынудил того встать на ноги и почти вприпрыжку последовать за собой. За спиной слышались возмущенные голоса и активные щелчки фотоаппаратов, но Никифоров только сильнее вцепился в руку ничего непонимающего парнишки. — Виктор, что на тебя нашло? — удивленный Юри всеми силами старался не спотыкаться, спеша за ним. — Стой, куда мы идем? — Продолжать уроки русского, мой милый, — подмигнул Виктор. — Но почему во время конференции?! — Ты так соблазнительно краснел, что мне срочно захотелось научить тебя еще парочке новых слов! Услышав это, проходящие мимо Отабек и Юрий удивленно переглянулись и даже обернулись, чтобы проводить бегущих куда-то друзей взглядами. — Всего лишь парочке? — с издевкой посмеялся Юрий. — А вот я уже полсловаря вызубрил, УЧИТЕСЬ, КАК НАДО, ПРИДУРКИ!!! — крикнул он им вслед и ласково взял Отабека за руку. — Пойдем. Нам еще новые обои выбрать надо...