Потому что я люблю его

— Фил! Слишком громко, слишком пусто, слишком темно. — Фил! ФИЛ! Паника холодными пальцами пробежалась по позвоночнику, приближаясь к шее. «Только не шея!» — пронеслось в больном истеричном мозгу. Я бы даже мог усмехнуться такому абсурду, если бы не боялся так сильно. Так, Дэниэл, соберись. Что происходит? Почему вокруг так темно? Почему так тяжело дышать? Почему я не чувствую ног? И где, черт возьми, Фил?! Паника отступать не хотела, ее пальцы давно сжимали шею, что заставляло паниковать еще сильнее. Что происходит? Почему так холодно? Меня начинает трясти. Так, Дэн, собраться не получилось. Окей, окей, окей. Нужно найти Фила. — ФИЛ! — собственный голос больно ударил по ушам, заставляя зажмуриться и задержать дыхание. Если я продолжу просто орать в пустоту, ничего годного не выйдет, только связки надорву. И все же: — ФИИИЛ! — последние звуки были похожи на звук ножа, которым провели по школьной доске. — Он не ответит, Дэниэл, — голос учительницы по математике миссис Милкас заставил вздрогнуть, и, будь моя воля, я завизжал бы от страха. — Он оставил тебя. — Нет, — она ничего не знает о нас, она вообще ничего не знает, кроме теоремы Пифагора. — Нет, никогда. Миссис Миклас жутко рассмеялась, отчего даже ледяные пальцы паники слегка вздрогнули на моей шее. — Ты все так же глуп Дэнни, — в голове очень четко вырисовывался образ этой бестии в кошмарных очах и с ужасной кривой ухмылкой. — Ты ему не нужен. — Да что вы знаете о нас, — звучало смело и резко, ощущалось в точности до наоборот. — О, мы знаем все, Дэн. Абсолютно все. Паника сжала пальцы и тихо рассмеялась на ухо. — Пи-Джей? Что происходит? Где я? Помоги! — Боже, какой же ты ничтожный, Дэн, — в голосе близкого друга слишком отчетливо слышалось отвращение. — Молишь о помощи, зовешь Фила. Самому не противно? Захотелось разреветься в голос от несправедливости и обиды. Как он может такое говорить? — Пи-Джей, — голос предательски дрожал. — Что происходит? Где Фил? — Еще не понял? — голос злобно усмехнулся. — Он оставил тебя, Дэн. Попользовался и бросил, как ребенок — игрушку. Или, что более вероятно, как взрослый человек — грязную шлюшку. — Нет, — не верю, не поверю никогда. — Нет, он не мог. Он вытащит меня отсюда, что бы вы там ни задумали. — Дэн, перестань, — голос Луис окончательно выбил из колеи. Она тоже участвует во всем этом? Что за чертовщина? — Ты ведь не настолько глуп, чтобы верить в это, правда? Или все-таки настолько? Горячие слезы все же покатились по ледяным щекам, создавая кошмарный контраст. Меня трясло. Трясло сильно, как при панической атаке. Хотя да, паника сейчас атаковала нещадно. — Луис, — я почти не услышал собственного голоса. — Луис, прошу. Что происходит? Где Фил? Ответом был презрительный смешок лучшей подруги. — Дэн, — она говорила, будто с умственно-отсталым. — Ты итак все прекрасно знаешь. Не так ли? Фил ушел. Оставил тебя. И он не вернется, Дэнни. Никогда. — Нет, — шептал я, словно в бреду. — Нет, нет, нет, нет. Фил… Не Фил, только не Фил… — Что ты там мямлишь? — Луис явно было противно слушать меня. — Боже, Дэн, какое же ты ничтожество. Самый убогий человек во Вселенной, право слово. И как Фил тебя терпел все это время? Наверно, ты все-таки чертовски хорош в постели. Слышать такое от одного из самых близких людей было физически больно. От каждого слова по сердцу будто били розгами, стремясь не оставить ни одного живого места на этом бесполезном органе. Темнота вокруг давила тоннами боли. Дышать становилось тяжелее с каждой секундой, слезы душили наперегонки с паникой и истерикой. — Да, должно быть он действительно шикарная сучка в постели, — засмеялся Пи-Джей. — Что скажешь, Луис, может мне самому его опробовать? Фил уж точно не будет против. — Да, тут ты прав, — Луис злорадствовала. — Что скажешь, Дэн? Дэн? Дэн! Дэн! ДЭН! Я резко распахнул глаза, судорожно вдыхая воздух, который на удивление больше не застревал в легких. Меня все еще сильно трясло, по щекам текли слезы, а горло болело так, будто я орал без остановки добрых трое суток. Кто-то крепко прижимал меня к себе, успокаивающе гладя по спине и шепча какие-то глупые утешающие слова. На «ком-то» была его любимая пижамная футболка с покемонами, его руки казались самой безопасной вещью во всех галактиках, а голос действовал лучше любого успокоительного. — Фил, — прошептал я, резко впиваясь ногтями в его спину. — Фил. Фил. Фил. Я все продолжал шептать, заливаясь слезами и трясясь от паники, а Фил все говорил и говорил, поглаживая меня по спине. — Я рядом, малыш, я рядом. Тише, перестань. Я здесь, все хорошо. Я никуда не денусь, слышишь? Никогда. От его слов я расплакался еще сильнее (Боже, утром будет стыдно), но он не перестал говорить. Не перестал до тех пор, пока слезы не закончились, а дыхание не восстановилось. — Ты скоро будешь должен мне новую любимую футболку. Спина уже похоже на решето благодаря твоим ногтям. Я слабо усмехнулся, но хватки не ослабил. Фил и не был против. Мы просидели так еще около получаса. Молча, крепко прижимаясь друг к другу. Фил ни разу не заерзал и не пожаловался на неудобное положение, он просто продолжал прижимать меня к себе, поглаживая по спине. Потому что знал, что это — лучшее средство. Он — лучшее средство. — Я люблю тебя, — почти неслышно, потому что горло все еще саднит и говорить больно. — Я люблю тебя, Фил. Больше жизни люблю. Он прижал меня еще сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто невозможно. — Я люблю тебя, Дэн, — он отстранился, беря мое лицо в свои ладони. — Я люблю тебя с нашего первого разговора по скайпу. Помнишь, каким ты был? Я слабо усмехнулся, не в силах отвести взгляда от самых любимых глаз на свете. Они сияли, несмотря на кромешную тьму в комнате. Чертов волшебный Фил. — То-то же, — он улыбнулся так нежно, что сердце смирилось со своей бесполезностью и перестало биться на мгновение. — Я полюбил тебя тогда, раз и на всегда. И ничто, слышишь, — он сделал ударение, чтобы привлечь мое внимание. Глупый: как будто меня может волновать хоть что-то, кроме него. — Ничто и никто не сможет это изменить. И я хотел верить в это так отчаянно, так сильно, что на глазах снова выступили слезы (и откуда их столько во мне?). Я положил свои ладони поверх его, все еще держащих мое лицо, и прошептал: — Обещаешь? Он лишь улыбнулся тепло и нежно, так, будто ответ был очевиден для всех, кроме меня. — Клянусь, — прошептал он в ответ, наклоняясь за поцелуем. И я, наконец, поверил. Поверил во все его обещания и клятвы, поверил всем его объятьям и поцелуям. Поверил ему, потому что не верить не осталось сил. Потому что он слишком прекрасен, чтобы быть реальным. Потому что он слишком невероятен, чтобы быть моим. Потому что я люблю его.