ПЧЕЛЫ И РОЗГИ

*** — МАЛЬВА... — ЧУТЬ СЛЫШНО пробормотала я, чувствуя, как Джейми резко дернулся, проваливаясь в сон. — Что? — Джейми с трудом выплыл из первых грез сна. — Ты не спишь, Сассенах? Что случилось? — Ничего, спи… Я просто думаю. — Ты думаешь слишком громко… — невнятно пробормотал он. — Извини. Просто мне не дает покоя наш Том. Он сегодня был так жесток с бедной девочкой. — Жесток? О, я тебя умоляю. Несколько ударов розгами. От этого еще никто не умирал, как любил говаривать Мурта, — в его голосе послышалась ностальгическая нотка. — Может и не умирал… Но он хлестал ее со всего размаха, даже не сдерживая руку. Наверное, это дико больно, — меня слегка передернуло от воспоминаний. Джейми хмыкнул мне в ухо. — Да надо полагать, — ответил он мне тоном эксперта. — Да ты-то откуда можешь знать? Тебя что, когда-нибудь секли розгами? Джейми помолчал, раздумывая. Я уже подумала, что он опять заснул, когда он сонно буркнул. — Да... было пару раз. Я чуть развернулась к нему, заглядывая через плечо. — Хм... ты ничего мне про это не говорил. Ты рассказывал, что отец всегда наказывал тебя ремнем. — Да, отец как-то розги не практиковал, не знаю уж почему… Думаю, если бы он драл меня розгами, я бы был на порядок послушнее. — Почему? Розгами больнее? — я приникла в его подбородку макушкой. Его щетина мягко цеплялась за мои волосы. — Хм. Насколько я могу судить, гораздо больнее, сидеть, по крайне мере, с неделю больно, — Джейми полез мне под рубашку, проводя горячей ладонью вверх по бедру. — Хочешь сравнить, Сассенах? Его голос превратился в хриплое мурлыкание. Я легонько пихнула его локтем под ребра, от чего он охнул и глумливо захихикал. — Могу устроить тебе сравнительную экзекуцию. — Только попробуй, можешь тогда не рассчитывать на мою женскую благосклонность в ближайшие десять лет!. — О! Вряд ли мне после такого срока что-то уже захочется… — он был явно настроен игриво. Поэтому его рука пробиралась дальше, в мой горячий промежуток между бедер. Мне было интересно послушать дальше, но я почувствовала, как вожделение вдруг охватило меня, и я не могла больше сопротивляться его воинственному напору. Я развернулась и раздвинула ноги, готовая принять его. И он не стал медлить. *** НАУТРО МЫ ВДВОЕМ ПОЕХАЛИ через лес, к дальним полям, намереваясь посмотреть, сколько еще дней осталось до созревания ячменя. Я планировала набрать несколько видов трав, которые росли только в одном месте, под горой. Потом нам нужно было попасть на мельницу. Возвращаясь в районе полудня, мы заехали на Теплый Родник, чтобы поесть и отдохнуть. Там было довольно скрытое местечко, за выступавшим полукругом скальным порогом, к тому же заросшим вокруг кустарником и деревьями. О нем мало кто знал, так как оно было совсем не заметно с дороги, и будто бы специально устроенное для комфортного уединения. Мы напились и поели немного холодной ветчины и лепешек, которые положила мне миссис Баг. Я отошла чуть в сторону и, поглядывая на Джейми, стала медленно расшнуровывать корсет платья, намереваясь окунуться в тихую заводь, образовавшуюся в камне от набежавшей из родника воды. Это был довольно глубокий и теплый водоем, поскольку целый день нагревался от камней, расположенных на солнце. Джейми лениво наблюдал за мной, растянувшись на своем пледе. По мере того, как я разоблачалась, его взгляд становился все более заинтересованным. Пока я не осталась в одной сорочке. Тут он сел, и бодрость его взгляда говорила о его намерениях. Последний покров упал с меня, и я, содрогаясь и взвизгивая от холода после изнуряющей жары, забралась в прохладу водоема. Там было место еще для одного. Джейми это прекрасно видел, когда его мощная фигура нависла над краем ванны. — Ну и как там, Сассенах? — Ой, отлично! Иди сюда… Прохладная вода мягко поддерживала меня, и ему, с высоты его роста, было прекрасно видно мое тело в прозрачной как слеза воде. — Тогда подвинься… — он не заставил себя ждать и, быстро скинув одежду и выдав свою порцию охов и вскриков, погрузился рядом со мной в благословенную прохладу. — О-о-о! — простонал он удовлетворенно, откидываясь назад и окуная голову в воду. — Ты хорошо придумала, девочка… — его широкие загорелые плечи вынырнули из воды, обтекая хрустальными капельками. Он протянул руки и, обхватив мои бедра, притянул к себе. Я уткнулась носом в его плечо, чувствуя запах мокрой, но все еще разогретой солнцем кожи. Я поцеловала ее осторожно, почувствовав, что готова это сделать для каждого дюйма его плеча... груди... шеи… — Мммм… Как ты хорошо пахнешь… — прошептала я, теряя контроль. Он стоял, не шевелясь и, наслаждаясь мгновением, принимал мою ласку. Сжавшиеся от холода соски его были в легкой доступности перед моими губами. Я вытянула язык и ощутила, как дрожь пронзила его, а пальцы впились в мои ноги, раздвигая их. Я подпрыгнула, и вода упруго подняла меня, позволив легко обвить ногами его бедра. Он прижал меня к себе, горячо дыша, а его жаркое тело, казалось, согревало все вокруг. Я почувствовала его член, скользнувший внутрь меня, и задохнулась от ощущения опоры и абсолютной внутренней наполненности. Он покачивал меня, создавая вокруг волны, которые плавно обволакивали и ласкали нас. Прохлада и жар, необузданное сочетание, совершенно лишившее меня восприятия реальности. Я плыла за ее чертой, позволяя себе погрузится в мир собственных нескончаемых ощущений. Когда я приоткрывала глаза, я видела, как Джейми, не отрываясь, смотрит на меня из-под прикрытых век, и от этого взор его временами туманиться, а губы припухли. Из груди его не осознанно вырывались хриплые стоны, будто он сгорал — то ли от боли, то ли… от желания. Его движения становились все жестче, все интенсивнее… он насаживал меня все сильнее и сильнее, и разбушевавшиеся волны выплескивались за край чаши. — О, Джейми!.. Джейми!.. ООО!.. Взрыв нахлынул неожиданно, сначала сжавшись в маленький сладостный комок, а потом вдруг плеснувшись через край радужным фонтаном, уносившим нас в благословенные небеса. Я закричала сдержанным хриплым криком, который вырвался из самых глубин моего чрева и впилась зубами в плечо Джейми, чтобы не переполошить весь лес… Я слышала, как он тоже рычит, содрогаясь в сладостных волнах, в безумной неге цепляясь за мои части тела и раздирая меня на маленькие кусочки. Он сжал меня в своих объятьях, и мы стояли долго, в оцепенении, посреди родниковой чаши, горячие, остывая от безумного соединения плоти. Потом он подхватил меня, совершенно ослабевшую, вынес из воды и, уложив на плед, расстеленный на мягкой траве, сам растянулся рядом на животе. Я смотрела на него, а он на меня, и мы улыбались друг другу. Солнечные зайчики, пробивавшиеся сквозь листву, дрожали на его лице, зажигали сапфировым светом глаза, скользили по огненным волосам, по спине, крепким ягодицам… А потом мы незаметно задремали, согреваясь под этими нежными танцующими лучиками. Не знаю, сколько мы проспали, пятнадцать минут или пару часов, но я очнулась под боком у Джейми, закутанная в плед и совершенно отдохнувшая. Он притянул меня к себе и сопел под ухом, сладко, совсем по-детски. Я развернулась и немного полюбовалась на него, спящего… Потом не сдержалась и потянулась к его губам, мягко прикоснувшись в целомудренном поцелуе. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, просыпаясь. — Что тебе приснилось, милый? Ты улыбался во сне… Он засмеялся… невнятно бормоча хриплым со сна голосом. — Приснилось?.. Матушка. Мы с... ней собирали цветы на лугу… Там была такая лягушонка… И матушка… она поймала ее и протянула мне к носу… Потом сказала, что она может быть заколдована и, если ее поцеловать с любовью, то она превратиться в принцессу. Лягушка смотрела на меня так жалостливо, что я решил все-таки попробовать, хотя мне эта идея не понравилась. И пока я раздумывал, она сама потянулась ко мне и присосалась к моим губам. Я стал вырываться, а матушка… она хихикала. И тут я проснулся, а это, оказывается, ты целуешь меня, Сассенах, — Джейми смеялся низким грудным смехом. — Так значит, это правда, лягушки превращаются в принцесс? Я тоже засмеялась, притворно хмурясь, и слегка шлепнула его по губам. — Хмм… Не думаю. Разве только в злых королев. Которые больно кусаются. Я привстала и, быстро изогнувшись, от души цапнула его за задницу, стараясь не причинить сильной боли. Он дернулся и охнул, продолжая смеяться, но не слишком пошевелился, пребывая в блаженной сонной истоме. — Оу! Сассенах! Лягушиные королевы не кусаются-я-я! У них зубов нету. — Нету зубов говоришь? А это что? Я взгромоздилась на него сверху, навалившись всем телом, и принялась покусывать его за шею, за плечи, за уши. Он, взвизгивал, хохоча и уворачиваясь от моего напора, и совсем нехотя просыпаясь. Наконец, я окончательно взбодрила его и он, потеряв терпение, легко сбросил меня на плед, перекатившись на спину. И вдруг, сев, в одно мгновение пленил меня, перехватив за талию. Я с удивлением обнаружила себя лежащей поперек его коленей и совершенно не способной к движению, потому что руки мои были скованы за спиной стальным захватом его пальцев. Причем моя попа была как раз высшей точкой во всем этом сооружении, и он очень недвусмысленно сжимал ее своей жесткой ладонью. — Джейми! — я дернулась. — Не смей! — Кажется, вчера ты хотела сравнить, Сассенах, в чем разница, между розгами и ремнем. — Я хотела? Не может быть! — А чего ты тогда хотела? — Чтоб ты мне рассказал!.. — я приподняла голову, пыхча и пытаясь вывернуться. Он опять засмеялся. И прищурил глаз. — Но ведь это не честно. — Почему это? — Потому что задницу лупасили мне, а ты хочешь все разузнать, ни капельки не вложившись. Я усмехнулась. — Ну… Не очень-то и хотелось. Не велика потеря, если не узнаю. — Еще Конфуций говорил, что полезнее постигать всё на собственном опыте. Он довольно звонко и чувствительно шлепнул меня увесистой левой рукой. — Ах ты! — взвизгнула я. — Джейми! Прекрати. — И что же ты сделаешь, если не прекращу, девочка моя? — он наглаживал мои бедра, спину. Я попробовала еще повырываться, но довольно безуспешно. — Погоди, — пробормотал он внезапно осипшим голосом. — Лежи смирно, Сассенах. Он мягко сжал мои руки и отпустил свой захват, слегка отклонившись назад, чтобы выломить из куста, возле которого мы лежали, небольшой прут. Другая его рука тяжело покоилась на моей заднице, как бы удерживая меня. Немного подумав, я решила не дергаться и подождать, что будет, вспомнив свой небольшой опыт в такого рода эпизодах. Обычно все заканчивалось феерически, и на этот раз я не смогла устоять, чтобы не довериться Джейми в его фантазиях. Хотя, конечно, определенный холодок страха от непредсказуемости его низменных инстинктов оставался. Он сломил ровную гибкую ветку и неспешно счищал с нее листья, нехорошо так ухмыляясь и искоса на меня поглядывая. Я попыталась еще раз, хотя не слишком искренне. — Джейми, если это то, что я думаю… То лучше не начинай. Уголок рта его задергался многообещающе. — Не беспокойся, Сассенах. Я не причиню тебе боли… Ты же знаешь. По крайне мере неприятной. Доверься мне, девочка. Закрой глаза. На кончике ветки оставалось еще несколько листочков, образуя кисть. Я послушно закрыла глаза и уткнулась лбом в скрещенные перед собой руки. Он очень медленно повел прутом по моим ногам, начиная от самых пяток и щиколоток, мягко приговаривая по-гэльски… Какая у меня восхитительная алебастровая кожа, нежная и бархатистая, разбирала я его бормотание, какие неподражаемые округлости икр, бедер и ягодиц… они такие упругие, что хочется сжать их с невыразимой силой. Или отстегать, как следует, до бесчувствия… Моя задница до сих пор беззащитно покоилась на его коленях, давая ему полную свободу действий. Я чувствовала ласковое, но определенно опасное прикосновение прута к каждым из вышеназванных частей тела. Он обводил их по нескольку раз, будто рисуя меня заново своей импровизированной кистью… От чего внутренняя дрожь прибирала меня, заставляя сжиматься все внутренности. Приговаривая таким образом, он вдруг резко, хотя и не сильно, стеганул меня прутом поперек ягодиц. Я вздрогнула, скорее от внутреннего напряжения, чем от боли и, охнув, слегка выгнулась. Голос Джейми звучал глухо, когда он продолжил говорить, чувствовалось, как он прерывается от волнения. Его раздавшаяся плоть под моим животом, недвусмысленно заявляла о себе. — Боже, какая красивая у тебя спина, Сассенах… — он погладил ее всю своей горячей ладонью, убирая волосы вверх с моих плеч. Я чувствовала, как его руку сменила розга, и как она обводит мой затылок и двигается по шее, между сведенных лопаток вниз. Мышцы мои вибрировали, подчиняясь остроте ситуации, я с опаской ждала его дальнейших действий. С некоторым недоверием успокаивая себя, что он не может… — Она такая сильная… Каждая мышца видна на ней, когда ты напрягаешься… — он опять хлестанул меня, в этот раз посильнее. Но я только застонала от нахлынувшего вдруг опьянения и не стала возражать. — А когда ты расслаблена, — он мягко погладил рукой по обожжённому розгой месту, — она такая ровная и гладкая. А вот это место, горячее и сокровенное, между твоих бедер, — остро пахнущая зеленью кисть прута прошла в ложбинке между моих ягодиц и закружилась в водовороте над моим уже порядочно истекавшим порталом в мир удовольствий. — Оно кое-что обещает, — проговорил он слабо, совсем задохнувшись, — ну, ты понимаешь меня… И я поразилась, насколько он был близок к моим мыслям. Вдруг, согнув свои колени, он подтянул меня повыше и крепко обнял мои бедра, так, что я оказалась почти на четвереньках. Потом проделал тот же путь, что и розгой, только своими теплыми мягкими губами, заставив меня извиваться и стонать уже не от боли. — О! Как же я люблю, когда ты так покорна, девочка моя, — говорил он с жарким придыханием, ощущаемым мной на внутренней стороне бедер, которые он нежно нацеловывал, продвигаясь все ближе и ближе к заветной цели, как кружащаяся пчела к своему цветку. — Когда ты доверяешься мне. Я готов просто горы свернуть. Неожиданно для себя, я выгнулась от его слов и действий, почувствовав, как сладостная волна прошила меня с головы до ног. Джейми! Черт! Как он это делает? Я уже ни о чем не могла думать, только бы ощутить его внутри себя… Он ловко выбрался из-под меня и вдруг оказался сзади, раздвигая пошире мои икры и подтягивая меня поближе. Я ощутила, как его крепкая настойчивая упругость, находит себе дорогу внутрь меня, в мое готовое лоно. И, наконец, найдя друг друга, мы оба замерли на мгновение и вместе гортанно выдохнули в блаженстве… Когда, через некоторое время, мы в изнеможении повалились на землю, Джейми лежал несколько минут как мертвый, не в силах пошевелиться. Я даже слегка испугалась за него. Потом он вдруг со стоном рассмеялся. — Господи, что ты делаешь со мной, Сассенах… Надо остановиться и подумать о чем-нибудь приземленном, а то я рискую так не дожить до вечера. — Мальва, — напомнила я. — Прошу. Можешь поговорить с ней? Я приподнялась над ним, опираясь на локоть. — На предмет чего? — он медленно соображал, возвращаясь с небес на землю. — Ну, выяснить как-нибудь поделикатней, не бывает ли Том жесток с ней сверх меры. — О, боже, Сассенах, ну с чего ты взяла? Пока я не вижу никаких поводов так думать… Он не превысил своего отцовского долга. — Но ведь она уже не ребенок, чтобы сечь ее розгами в этом возрасте. Он вздохнул и перекатился на бок, тоже подперев свою голову ладонью. День уже клонился к вечеру, и солнце спускалось ниже к горизонту, неуловимо поменяв ощущения и запахи, окружавшие нас. Хотя было еще довольно жарко, но в воздухе уже чувствовалась приближение вечерней прохлады. Джейми сорвал травинку и сунул ее в рот, пожевывая. Мышцы грациозно перекатывались под его смуглой от загара кожей. — Поверь мне, она достаточно сильная, чтобы постоять за себя. Каждый может провести границы, если захочет. Вот ты же, например, четко дала мне понять, что тебе нравится, а что нет. — И вовсе не каждый, особенно, если он зависим от другого… Вот твой отец. Как бы ты заставил его перестать наказывать тебя, если бы он сам не захотел? — Ну, я и заставил, — Джейми приподнял одну бровь. — Заставил? — я недоверчиво фыркнула. — Ты же сам рассказывал, что он решил перестать пороть тебя, когда тебе исполнилось 13. — Да, можно и так подумать, — Джейми внимательно разглядывал клетки пледа. — Но был один эпизод, который заставил его повести черту… Я помалкивала, с интересом ожидая продолжения. И Джейми продолжил. — Помнишь, как я рассказывал тебе про учителя, который отхлестал меня по рукам, за то, что я посмел выступить против. Я кивнула. — Ну, в общем, вечером… мы были на дворе, я помогал отцу в конюшне перекидывать сено на сеновал, и заявился он. Я не сразу заметил, когда он пришел, был наверху и не успел вовремя смыться. А потом было уже поздно, отец позвал меня. Учитель стал жаловаться на меня, какой я рассякой и что совсем от рук отбился, не слушаюсь, грублю своему учителю и, вообще, старшим… Они оба стояли надо мной: отец в суровом молчании, которое, как мне казалось, не предвещало ничего хорошего, и этот тип. Он был рад стараться, собирал на меня всю ересь, которую только мог придумать. Я просто задохнулся от удивления и несправедливости, а рот и глаза мои открывались все шире, потому что я и половины не делал из того, что он говорил. Наконец, в голову мою ударила кровь, которая затмила остатки разума, и я не смог сдержаться. — Он врет! Он все врет, отец! — закричал я в ярости, да так, что голос мой сорвался. И это конечно было моей величайшей ошибкой на тот момент. У учителя был такой удовлетворенный вид, он поджал рот в крайнем негодовании, будто говорил всем своим видом: «Ну вот, видите!» — Малщик ощень турно вос-пи-тан, месье Фрейзер! — процедил он. — Он потает вещма плохой пример вщем. Я понял, что это была последняя капля в бочку позора моего отца. Я ведь был сыном лэрда и не мог подавать всем дурной пример, просто по определению, — Джейми немного грустно глянул на меня. — А так как воспитанием меня занимался мой отец, то это был камень и в его огород тоже, а он вовсе не был склонен допускать, чтобы все вокруг думали, что он плохо делал хоть что-нибудь, а тем более плохо воспитывал своего единственного сына. Пусть даже такого непутевого, как я. В общем, я стоял весь красный от ужаса и стыда, не представляя, что теперь делать, переминался с ноги на ногу и чувствовал себя так, будто с моей задницы уже содрали все мясо… По крайне мере, взгляд отца мне это пообещал. Он поджал губы, тяжело вздохнул и отправился к столбу за стойлом. Я видел, как он возвращается, и в ушах у меня зашумело. Он нес свою любимую рабочую плеть. — Любимую? — Да. Он сделал ее сам и всегда брал с собой, когда ездил верхом… Почти такая, как мне подарили в прошлом году. Ее хвост был свит из десятка то-онких ремешков, от этого она становится очень тяжелой и зловеще гибкой. Отец никогда не порол меня плетью раньше и признаюсь, что все, что у меня оставалось от души здесь, — он потрогал свою мощную загорелую грудь, — окончательно упало в пятки… И там сжалось в маааленький комок. Он помолчал, и на лице его были явственно написаны переживания того вечера. — Но оказывается, это были еще не все испытания, уготованные на мою голову, вернее задницу, Сассенах. — Господи, да что же еще? — мне почему-то стало безумно жаль Джейми. Я даже подумала, повезло им, что меня там не было, я бы уж надавала по мордасам этому горе-учителю. Уж, как минимум, вцепилась когтями в его лживую физиономию. — Жаль, что меня там не было, — пробурчала я. Джейми с удивленным смешком глянул на меня. — Да? И что бы, интересно, ты сделала, Сассенах? — Да уж повыцарапала бы глазки этой лживой скотине, — мне вдруг захотелось прижаться к нему, чтобы как-то утешить, хотя дело было давно уже в прошлом. Я придвинулась к нему поближе. Он рассмеялся тихонько и машинально обнял меня. — Представляю. Хотя, думаю, вряд ли это бы спасло ситуацию тогда. Мой отец, насколько я мог видеть, просто рассвирепел. Я никогда не видел его таким… спокойным. — И что же было дальше? Джейми слегка поежился, будто от холода, хотя было еще довольно жарко. — Отец велел мне идти за ним к забору и учителю тоже, — невесело продолжил он. — Я думал, что он собирается выпороть меня при учителе, чтобы тот воочию убедился о надлежащем качестве моего воспитания. Но он приказал мне наклониться и задрать килт, а сам сунул плеть в руку этого ублюдка. — Ну что ж, мосье, — едко сказал он, — если я, по вашему мнению, плохо воспитываю своего сына, то вот вам и плеть в руки. Сделайте это сами. Я был просто потрясен. Это был первый случай в моей истории, когда моей задницы предстояло коснуться чужой руке, не родного отца и не мистера Мюррея, отца Йена. Для меня это было просто немыслимо. Я замер в шоке, забыв как дышать, слезы ярости и обиды душили меня. Но на меня нашло упрямство, я сцепил зубы и решил, что бы не случилось, они не услышат от меня ни звука. — Кто бы сомневался, — пробормотала я угрюмо и привалилась к его плечу, удобно устроившись в изгибе тела. Джейми смущенно взглянул на меня. — Да… Он ударил меня довольно чувствительно, но так как ожидаемой реакции не последовало, он усилил напор. В общем, примерно на пятом ударе у меня было совершенное ощущение, что меня посадили на горящие угли и постоянно добавляют жару… Я еле сдерживался, чтобы не орать благим матом. А тут еще конюх позвал моего отца по срочному делу — там была проблема с рожавшей кобылой. Когда он отошел, этот мудак вообще перестал сдерживаться. Он полосовал меня так, что у меня в мозгах просто звезды сыпались, и челюсти свело от боли… На самом деле, пытаясь сдержать крики, я просто перестал дышать и, в итоге, наверное, поэтому, свалился в обморок. — Господи, бедолага… — я уткнулась носом в его шею, пытаясь скрыть крайнюю степень сочувствия, отразившуюся на моем лице. — Ну, что ты, Сассенах, — он поцеловал меня в лоб. — Не бери в голову… дело прошлое. Но судя по тому, как стучало в грудную клетку его сердце, он этого почему-то не чувствовал. — Ты мне никогда не рассказывал об этом. Действительно, казалось бы, я знаю почти обо всех его стычках с отцом. Он всегда говорил об этом со смехом и с легким ностальгическим тоном, как будто рассказывал о каких-то милых и трогательных пустяках, связанных с детством. Но этот случай был совсем другим. И я это чувствовала по настроению Джейми. — Просто я не знал, как относиться ко всему этому, оно… выглядело совсем не так легко и ясно, как обычно. Потому я совсем забыл об этом случае. Наверное, хотел стереть из своей памяти. Но почему-то, когда ты заговорила про Тома и Мальву, он вдруг всплыл в моей голове. Я подняла голову и молча поцеловала его в подбородок. Джейми вздохнул и продолжал. — Ну вот. Не знаю, сколько я валялся без сознания, наверное, минуту или две. Но, когда я пришел в себя, Сассенах, то увидел, что мой отец придавил этого ублюдка к стене за горло, и тот, выпучив глаза и разевая рот, внимательно слушает, его сдержанную, вежливую речь. — Хмм… Представляю… И что же в итоге сказал твой отец? — я сорвала пушистую метелку травы и водила ей в задумчивости то по своему бедру, то переходя на грудь Джейми. Но он, казалось, даже не замечал, погруженный в воспоминания. — Он сказал, что если тот, так его растак, еще раз посмеет коснуться его сына без согласования с ним лично, то отец достанет его из-под земли и сам надерет ему задницу как следует или даже голову оторвет. — Да-а… Впечатляюще. Почему я так люблю твоего отца? Ведь я ни разу его не видела. — Да, его есть за что любить. Жаль, что ты не знала его, Сассенах. Правда, на тот момент, я его совсем не любил, можно сказать, что я его даже ненавидел. Я молча поднялся, хотя мне было довольно трудно это сделать после таких побоев и обморока… посмотрел, как улепетывает этот ублюдок. Молча развернулся, не глядя в сторону отца, и ушел из дома. — Ушел из дома? Насовсем? — я заморгала, так я была ошарашена. — Ну… на тот момент, я, конечно же, думал, что насовсем. Хотя на улице было довольно холодно, особенно по ночам, а я не взял с собой ничего похожего на оружье и теплую одежду. Мне было совершенно все равно тогда. Смертельная обида сжигала меня и застила способность к разумным мыслям. Я даже забыл, что в округе мне может встретиться кто-нибудь хищный, вроде волков, например. — И отец не сделал попытки вернуть тебя? — Ну… он же не знал, что я решил уйти насовсем. Думал, куда я денусь, пойду, поброжу пару часов, успокоюсь, проголодаюсь, замерзну и вернусь домой к ужину. Тем более, с Йеном мы часто пропадали на пару — другую дней, правда, мы заранее экипировались, если хотели отойти подальше. А уж без оружья и огнива мы точно никуда не ходили. — И что же дальше? — Ну… — он хмыкнул, вспоминая. — Я выдержал чуть больше недели. — Неделю? Без еды и тепла? Сколько же тебе тогда было? — Где-то около 12. Ну не совсем без еды и тепла, если быть справедливым. Я украл какие-то тряпки в деревне и набрал углей из очага в глиняную кринку, пока хозяева куда-то ушли… Мне удалось сохранять горячие угли, перенося их в этой плошке. Ловушки ставить я давным-давно умел и рыбу ловить, конечно. Так что с едой проблем не было… Кроме того, дело было осенью, и в лесу было полно грибов и всяких ягод. Нет, я бы не пропал, Сассенах. — Так что же заставило тебя вернуться? — Ну, во-первых, пошли дожди. А в сырость и холод было не слишком уютно в лесу, костер не разгорался или затухал среди ночи. Во-вторых, одному было довольно невыносимо, ведь я всегда, всю свою жизнь, был с кем-то. А тут даже Йена рядом не было. А в третьих, я, конечно, беспокоился за своих близких. Мне подумалось, что они волновались за меня, ведь они даже не знали, жив ли я. Хотя, по-первости, конечно, эти мысли доставляли мне невыразимое наслаждение, ведь я как бы мстил своему отцу за то унижение, которому он меня подверг. И я был полон мстительного удовлетворения, думая, вот как они все заплачут, когда я умру. Джейми рассмеялся, все еще удивляясь своей детской глупости. — На третий или на четвертый день в меня уже закрались сомнения, все ли я правильно делаю, и какой-то червячок бесконечно точил меня, не давая покоя. Я вспомнил Дженни и отца. Он смотрел на меня тогда, когда я уходил, как-то странно. И я вдруг понял, что это была за странность. Он смотрел на меня виновато. А Дженни, хоть она и досаждала мне в то время, но очень меня любила и заботилась обо мне. И я невольно вспоминал об этом теперь. Конечно, меня загрызла совесть. Я отошел на довольно приличное расстояние от дома в горы, чтобы меня не смогли найти и, когда решил возвращаться, на это бы потребовалось дня три-четыре. — И что? Ты даже не боялся один, ночью, в лесу? — Конечно, боялся, Сассенах. По ночам я слышал вой волков, а однажды днем наткнулся на медведя. Правда, он был еще далеко, и я еле успел ноги унести. После этого я окончательно решил вернуться. Но на самом деле я больше всего боялся не волков, а того приема, который ждал меня дома. Мне почему-то казалось, и, видимо, не без основания, что порка, из-за которой я ушел, будет цветочками по сравнению с той, которая меня ждет по возвращении. А ведь рубцы от плети только начали заживать к пятому дню. На самом деле, он сделал из моей задницы кровавую отбивную, этот негодяй, кое-где даже вспоров кожу, и она до сих пор доставляла мне массу мучений. — Джейми, ох… — Да, уж… В общем, я десять раз поворачивал домой и десять раз замедлял свой ход из-за страха и нерешительности. — Да… ситуация… — проговорила я сочувственно. — И что же ты сделал? — В конце концов, я понял, что деваться мне некуда и, что семь бед — один ответ, и пошел домой. — Хм, — усмехнулась я. — Что-что, а в храбрости тебе никогда нельзя было отказать. — Да, от моей же глупости, меня частенько спасала храбрость, — самокритично проговорил он, поджав губы. — Да, видимо, тебе совершенно необходимо иметь много-много храбрости всю твою жизнь. — Ты намекаешь, что я так глуп? — он сжал мои плечи и заглянул в лицо. Глаза его искрились смехом. — Думаю, это называется безрассудством, — я упрямо подняла подбородок. — Хотя, при более тщательном анализе, это может оказаться одно и то же… — Спасибо, ты всегда была добра ко мне, Сассенах. Сдается мне, ты и сама можешь похвастаться этой, столь лестной, чертой. Я сокрушенно вздохнула, потому что возразить на это было нечего. Мое сердце, впрочем, сжималось от удивления и жалости. Маленький, испуганный ребенок — в мое время, в одиннадцать-двенадцать лет мальчики были еще совершеннейшими детьми — один в лесу, избитый и униженный, борющийся в одиночку с голодом и холодом. Меня пробрала дрожь, и я поежилась. И главное, крайне упрямый. «Фрейзеры», — конечно же, пришло мне на ум, я хмыкнула. — Ну и что? Как встретил тебя отец? Он побил тебя в результате? — Нет. Но я об этом очень пожалел, как это ни странно. — Вот как? — Когда я подошел к дому, где-то в середине дня, то спрятался в дальнем сарае и решил подождать до вечера. Страх от отцовского приема сковал мне все внутренности, и я решил пробраться в дом поздно ночью, когда все заснут, и вероятность встретить кого-нибудь будет мала. Правда, я даже не мог себе представить, как я появлюсь утром, но в тот момент мне даже в голову не приходило думать в столь долгосрочной перспективе. Я устроился в охапках старого сена и незаметно заснул, потому что совсем изнемог от голода, холода и тусклых мыслей. А когда проснулся, уже собиралось светать. Я решил, что самое время для моего вояжа в дом. Все спали уже наверняка, даже кто обычно не мог уснуть. Я пробрался в дом через то боковое окно в коридоре, на втором этаже. Около которого растет дуб, помнишь? Даже если оно было закрыто на задвижку, мы с Йеном знали один секрет и умели его открывать. Чтобы пробираться из дома и в дом незаметно, если нам нужно было совершить тайную вылазку. Но, чтобы попасть в свою спальню, мне все равно нужно было спуститься вниз и пройти мимо гостиной. И тут меня будто кинжалом прошило. В гостиной было темно, но там явно кто-то был. Потому что камин… он горел довольно ярко. И кресло возле него поскрипывало — кто-то сидел в нем в такой поздний, вернее, уже ранний час. И я слышал покашливание и узнал голос отца. Я тогда даже не удивился, почему он не спит. Так как в доме стояла ночная тишина, то каждый мой шаг по старым половицам, как бы я ни пытался ступать, как дух, казалось, отдавался по всему дому и очень громко. Я старался не дышать, крадясь через коридор к лестнице, и уже поднял ногу, чтобы ступить на нее и смыться во мрак. — Джейми!.. — внезапно сказал отец. И меня передернуло с головы до ног. Я так и замер с поднятой ногой, и сердце мое оборвалось. Я молча повернулся, еле живой от ужаса. Что я скажу ему сейчас? Что он скажет мне? — Джейми… Где ты был? — голос отца был почти спокоен. Но звучал глуховато, будто что-то в горле мешало ему говорить. И, оказалось, что обида все еще жила во мне, она заставила меня молчать, и я, упрямо насупившись, рассматривал коврик на полу. — Подойди сюда, Джейми. Я не мог сделать и шагу в его сторону и стоял столбом, думая лишь о том, как мне задать стрекача. От страха и обиды слезы застилали мне глаза, поэтому я не заметил, как отец оказался рядом со мной, только увидел его башмаки, когда он навис надо мной. Он поднял руки, и я отпрянул, полагая, что он влепит мне хорошего тумака, но он всего лишь положил ладони мне на плечи. — Ради бога, сынок… — сказал он тихо, и голос его вдруг прервался. — Что ты творишь? Мы уже похоронили тебя. Он вдруг обнял меня порывисто. И я почувствовал, что он дрожит, когда прижимает меня к себе изо всех сил. И тут я по настоящему испугался… Но уже не отцовского гнева, а за то, какую боль я ему причинил. Им всем… И это уже не исправить… Я заплакал навзрыд, — Джейми сокрушенно покачал головой, — я был слишком обессилен переживаниями. А он стоял и обнимал меня очень крепко. И шептал, чтобы я простил его. Я вдруг понял, что он тоже плачет, потому что мои волосы, к которым он прижался щекой, почему-то стали мокрыми. Я тихонько перевела дух и вдруг ощутила, что из-за всей этой истории, слезы тоже текут по моим щекам… Джейми тяжело вздохнул. — Нет… Он не побил меня тогда, Сассенах. Но я чувствовал себя так гадко от того, что сделал, что, честное слово, в первый раз в жизни пожалел об этом. Мне очень хотелось, чтобы он хоть как-то уменьшил тот дикий ужас вины, выдрав меня до бесчувствия. Он прикрыл глаза ладонью и крепко сжал их, громко, со стоном, выдохнув. — Думаю, что он чувствовал себя не менее ужасно в тот момент. Потому что с тех пор стал пороть меня очень редко, только лишь, если я умудрялся сильно «выпросить». И за школу не наказывал почти… Стал допускать, что не всегда я виноват в происшествии. Даже несколько раз ходил разговаривать с учителями, выяснять, как было на самом деле. И ему хватало честности и справедливости понять, что они либо наговаривают на меня, либо проступок не стоит такого уж наказания, — он со вздохом почесал в затылке. — Ну... а потом он отдал меня в публичную школу в Инвернессе. Но, если честно, в тот момент мои мозги почему-то совсем вышли из берегов, и я, если можно так выразиться, просто с катушек слетел и больше года там не продержался — с треском вылетел за свои проделки, хотя учеба мне на удивление легко давалась. Вот тогда-то отец и выдрал меня последний раз — я тебе уже как-то рассказывал об этом, девочка — мне кажется, тогда он и понял, что лупить такого упрямого олуха, как я — бесполезно. Так что не думаю, что я совсем уж не поучаствовал в том, чтобы отец прекратил лупцевать меня почем зря. А потом он отправил меня к Дугалу… Но это уже другая история, как ты знаешь. Он усмехнулся. — Ха! — сказала я громко, чтобы скрыть свои растрепанные чувства, и пожала плечами. — Не все же такие упрямцы, как ты, Джеймс Фрейзер, — подвела я итог нашему разговору. — Но, иногда, все же попадаются подобные экземпляры… — его горячее дыхание, когда он хохотнул, согрело мне макушку. Он поцеловал мои волосы и легонько подтолкнул вверх. — Пойдем, Клэр, уже стемнеет скоро. Мне еще нужно разобраться с инструментом на завтра. — А как же Мальва? Ты поговоришь с ней? — напомнила я, вставая и потянувшись за сорочкой. Он закатил глаза, «ну вот, что и требовалось доказать» и сдался. — Поговорю, поговорю… Но учти, только если случай представится… *** — Я поговорил с Мальвой, Сассенах, — Джейми, дописав Дженни письмо и закончив очередные подсчеты в бухгалтерской книге, расслаблено откинулся в кресле. — Нет совершенно ничего, о чем бы стоило волноваться. По крайне мере, мне так показалось. Я оторвалась от своих записей о последних медицинских манипуляциях и, не сразу осознав, о чем он говорит, рассеяно посмотрела на него. Он глянул на меня немного раздраженно, но довольно терпеливо повторил. — Ты меня просила выяснить, как Том обращается со своей дочерью. Так вот, докладываю тебе отчет о проделанной работе. Он бывает с ней довольно строг, но лишь настолько, насколько это необходимо. — Вот, как? — в моей голове все еще пыталась удержаться мысль о чирье, который я вскрыла у Тима Стоуна. — Да, так. Так что все в порядке, можешь спать спокойно. Розги гуляют по заднице твоей протеже довольно редко и в меру разумного. Как я полагаю. Я видела, что Джейми слегка завелся, но сначала не поняла, в чем причина. Наверное, что я не оценила в должной мере его усилий? Он закончил работать и теперь хотел моего внимания и немедленно. Это было ясно. Я отложила перо, встала из-за стола и подошла к нему сзади. Он протянул ко мне руки, и я обняла его за шею, положив подбородок на его макушку. — Спасибо, милый. Это было очень любезно с твоей стороны так оперативно выполнить мою просьбу. Он довольно сощурился, явно польщенный похвалой, и благостно вздохнул. — Но, вообще-то, хоть тебе это и не понравится, конечно, но могу тебя заверить: если бы я воспитывал Бри с пеленок, а не получил как данность этот готовый сумасшедший экземпляр, то, думаю, я вряд ли стал бы поступать по-другому, чем Том. И тогда, полагаю, с ней не случилось бы столь многих бед. Я вспыхнула от негодования, представив, как он хлещет Бри розгами. И уже готова была вступить в извечный спор, но вдруг поняла, что, по сути, он прав. Вряд ли Бри так оголтело лезла бы на рожон, и вляпывалась в различные ситуации, если бы побаивалась отца. Малая боль спасает от большой. Я примирительно вздохнула. — Что? Ты даже не поспоришь со мной, Сассенах? — он удивленно хохотнул, поднимая на меня глаза. — Господи, нет. Наверное, ты прав. Если рассматривать ситуацию под широким углом. Мое единственное возражение, это боль и унижение, которое могут сломать человека. — Могут, Сассенах. А могут и не сломать. Могут, наоборот, спасти. — Только где эта тонкая грань, и кто возьмется ее определять? Твое суровое воспитание сделало из тебя бойца. Но я знаю тех, кто становился моральным калекой при таком тотальном терроре. — Тотальном терроре? Ты о моем отце, что ли? Ну... я бы не назвал это террором, — он задумался. — Нет. Скорее это была поддержка и защита. Я вылупила на него глаза и слегка засмеялась. — Вот как? Это ты сейчас так думаешь, но, наверное, тогда ты думал по-другому. — Да, думал. Но это не значит, что я был прав. Так ведь? В моей жизни было много жестокости, Сассенах, и я могу теперь различить, где истинная, сокрушающая жестокость, а где просто жесткость во имя любви и спасения. — Да... я думаю, можешь, — я развязала ленту в его косе и запустила пальцы в его шевелюру, массируя кожу головы. Речь его стала несколько невнятной от расслабленности. — И, вспоминая, некоторые моменты моей бурной молодости, я сейчас благодарен тем, кто вовремя меня остановил, пусть даже основательно надрав мне задницу. — Ну, может, ты мне расскажешь тогда, эти занимательные истории? — я мягко перебирала и расчесывала пряди его волос. — И какую из них ты бы хотела услышать, Сассенах? — он откинул свою тяжелую голову на мой живот, наслаждаясь прикосновениями. — Ну... например, про розги. Ты сказал, что получал их пару раз? Кому же это, интересно, было позволено коснуться розгами твой драгоценной задницы, если это был не отец. — Хмм... — он выразительно хмыкнул. — Ну... один раз, если ты помнишь, это было по твоей милости. — По моей?! — По твоей, Сассенах, будь справедлива… — Он ехидно поглядел вверх на мои расширенные в недоумении глаза. — Что-то ты присочиняешь, паренек! — недоверчиво пробормотала я, судорожно пытаясь копаться в памяти. — Надеюсь, ты говоришь не про Черного Джека? — дыхание мое перехватило, это становилось не слишком занятно. — Да нет же… Черный Джек… он… нет, розгами он меня не бил. И потом, причем здесь ты, во имя Всех Святых, девочка? Я остановилась и почувствовала, как предательский комок сжал мне горло. — Ну… если бы не я… он бы не смог… заставить тебя… — фразы выплескивались с силой, сквозь сведенные спазмом челюсти. Джейми на мгновение замер, я почувствовала, как он напрягся всем телом и помолчал немного, обдумывая. — Понятно... вот ты о чем, — проговорил он спокойно, взяв мою руку и задумчиво поглаживая ее. — Да... действительно. Но не думаю, что тебя можно винить в этом. Это все равно, что винить меня в смерти отца. Я чувствую себя виноватым, если начинаю думать об этом и понимаю, что я… не могу быть виноват, — он судорожно вздохнул. — Если бы ты знала, что все так обернется? Что такова будет цена… Ты бы смогла не попытаться? Смогла бы бросить меня там? Я содрогнулась с головы до пят, и теперь уже все внутри меня сжалось… Я тысячи раз задавала себе этот вопрос и не нашла на него ответа. Конечно, я бы пошла, не смотря ни на что, только потому, что я так хотела. Но хотел ли он свободы такой ценой? И должна ли была я действовать вопреки его желанию? Я так и не знала ответ. И боялась спрашивать его. — Я бы пошла, Джейми. Но хорошо, что я не знала, что… чем это обернется для тебя. А ты? Что думаешь ты после стольких лет. Можешь ли ты сказать, что все было не напрасно? Ты… простил меня? — я замерла, ожидая ответ. — Иногда, — медленно проговорил он, обводя пальцем сучок на столе, — мне, действительно, кажется, где-то глубоко внутри я виню тебя. Если бы ты не вторглась тогда со своим… «спасением», мне бы не пришлось пройти через все это… я бы просто умер… как мужчина, — он запнулся, и голос его звучал горько. — Даже смерть на виселице в сто крат достойнее того, что со мной вытворял Рендолл. — дыхание его сбилось, и он помолчал. — Но… на другой чаше весов… Бри и Джемм и… наша жизнь с тобой. Каждый миг которой — счастье, несмотря на все, что иногда случается. Когда ты рядом, я готов пройти через что угодно. И если, этому такая цена, которую я заплатил… я имею в виду и Рендолла, и Каллоден, и тюрьму, и нашу, такую долгую разлуку… то я готов сказать… что считаю, я заплатил недостаточно. Потому что получил что-то гораздо более значительное, гораздо более… весомое. Так что… мне не за что прощать тебя… Остается только… благодарить, — он мягко поцеловал середину моей ладони. — Я достаточно понятно выражаюсь? Я наклонилась, прикоснувшись губами к его макушке, и мягко потерла его уши, от чего он блаженно замурчал. — Я понимаю тебя и… я рада, что ты так думаешь. Потому что я надеялась, что ты так думаешь. Очень надеялась. Но тогда… — руки мои перешли на его шею и плечи, — что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это было из-за меня? — Вот как, Сассенах, ты даже не помнишь? — он изобразил легкую обиду в голосе. — Когда мы вытащили тебя из Форта Уильям? Колам наказал меня… за твои выкрутасы… Оооо! Вот так, хорошо, хорошо… — он чуть постанывал и, изгибаясь, подставлял спину моим прикосновениям. — Забыла, как мне на Собрании задницу надрали так, что я неделю сидеть не мог… Короткая же у тебя память! Еще скажи, что это было не из-за тебя… После экспедиции в Форт Уильям Джейми взял ответственность за эту вылазку на себя и, по инициативе Колума, его наказали жестоко и унизительно на Собрании перед всем кланом. И, конечно, моя легкомысленность была тому виной. Но основной причиной, о которой я узнала потом, было то, что Джейми женился на мне без согласия Колума и тем разрушил его планы. И хотя, в этом опять же были виноваты, по большому счету, я и Дугал, ведь он просто спасал меня от этого чудовища, Рендолла, Джейми физически пострадал больше всех, прикрывая обоих. — О. Да, этот ужас я стараюсь забыть… И не ты один, мне помнится, там пострадал. Я тоже получила свою порцию… Вспомнив свою беспомощную попу под его ремнем, я постаралась ущипнуть его как можно сильнее. Но его бронированному телу трудно было нанести какой-нибудь существенный ущерб. Он только крякнул, не понятно то ли от боли, то ли от удовольствия. — Ну, я уже говорил, что розги во сто крат больнее, так что мы квиты. Я думаю. Я чувствовала свою вину перед ним за тот эпизод, несмотря на то, что сама пострадала столь нелицеприятно. Вспомнила, как он стойко прикрывал меня на Собрании, когда я сама была в шаге от публичной порки розгами. И виновато вздохнула. — Что? — Ничего… — я заглянула через плечо ему в лицо, заодно поцеловав в щеку. — Прости меня… — Сассенах, чего это на тебя нашло? — он с удивленной опаской посмотрел на меня. — Никогда ты раньше не была такой покладистой и столько не извинялась. — Прости, — опять сказала я, зарываясь лицом в его шею и, действительно, испытывая какую-то безотчетную жалость и вину к нему. — Эх. Да я уже давно все простил, девочка, — он обнял меня за плечи, и я почувствовала горячее дыхание около своего уха, — за то, что ты сделала когда-то и… что можешь сделать в будущем тоже… — Вот как? Полная индульгенция? Теперь я могу делать что хочу? — изогнув бровь, прошептала я, пыталась за сарказмом скрыть подступившие слезы. — О! Ну… забудь. Это я погорячился. Впрочем, если только ты не собираешься меня бросать… да, можешь делать что угодно. — Ого! Да ты пожалеешь об этом, паренек! — я засмеялась. — Может быть… но, Бог свидетель, я не откажусь от своих слов. Ты, конечно, получишь свое наказание, Сассенах, не надейся, — он хмыкнул, нежно убирая волосы от моего лица, — но не думаю, что я сильно обижусь на тебя за что бы то ни было. — А! То есть наказание будет чисто формальным? — я уютно устроилась у него на коленях, в его теплых объятьях, и прильнула к его груди. — Ну да, должна же жена уважать и почитать мужа. И боятся хоть немножечко… А?.. — прогудел он умоляюще, целуя меня в висок. — Мммм… я и так боюсь, Джейми. Боюсь, что могу доставить тебе неприятности… Боюсь… расстроить тебя. Такого… страха достаточно? Он сглотнул, и я почувствовала, что голос его стал глуше. — О! Думаю, этого вполне достаточно. — Я очень постараюсь… чтобы ты больше не страдал из-за меня, — я чувствовала, что слезы предательски потекли, и шмыгнула носом. — Не давай несбыточных обещаний… девочка, — он грубовато и порывисто взял меня за шею, притянув мой лоб к своему. — Ты же знаешь, это невозможно — я все время волнуюсь за тебя. Если бы ты постоянно сидела бы рядом и никуда не бегала. Но ты ведь этого не сможешь. Так что… Но я понимаю, как это важно для тебя и готов мириться с этим. — Женился на бродяге — жди, что она улизнет, — посмеиваясь, переиначила я его поговорку. — Только умоляю, — прохрипел он, теряя самообладание, — не навсегда. — Нет. Этого ты не дождешься, Джеймс Фрейзер. Я еще долго намерена мозолить тебе глаза, — я посмотрела на него в упор. Он улыбнулся. — Мозоль, Сассенах, и как можно дольше… Я буду счастлив, ты же знаешь. Я провела пальцами по его небритой щеке и легонько поцеловала в губы. — Кажется, ты сейчас заслужил хорошую ванну и меня… в качестве заботливой жены. А потом я тебя побрею. Пойду дам распоряжения Лиззи, пусть нальет побольше горячей воды. — О! Неужели! — он выпустил меня из объятий, глаза его хитро блеснули. — Надеюсь, я заслужил, чтобы ты потерла мне спину, как следует!.. — крикнул он мне вдогонку. *** ТЕПЕРЬ У НАС БЫЛА СПЕЦИАЛЬНАЯ комната для мытья. Она была небольшая, и там совсем не было окон, только маленькое отверстие под потолком для вытяжки. У выложенной камнем стены стояла крупная металлическая печь, на которую были сложена горка из круглых камней. Они хорошо удерживали тепло. Кроме печи в комнате был сложен камин с укрепленным над ним большим котлом для нагрева воды. Так что в ней было достаточно жарко, чтобы тело, даже голое и мокрое, испытывало расслабленный комфорт. Посередине комнаты стояла огромная деревянная ванна, изготовленная Ронни Синклером по принципу бочек и лоханей, в которую можно было залезть даже вдвоем, было бы желание. Стол для умывания и мытья головы был приставлен к противоположной от камина стене, а так же пара лавок и табуретов. Множество тазиков и кувшинов, больших и не слишком, расположились на лавке. Воду можно было лить прямо на пол. Она стекала в специальный сток, отведенный к ручью, который сделала Брианна из своих глиняных труб. Единственный недостаток в том, что воду нужно было таскать из ручья и достаточно много. В углу для этих целей стояла громадная бочка, в которую набирали воду те, кто собирался мыться или те, кто был свободен от дел. Но вообще это была обязанность мужчин. Натаскать воды из ручья вверх по склону, была не слишком легкая работа. Я еще днем планировала основательно помыться, поэтому попросила Арчи и Роджера натаскать воды. Котел был нагрет, печь и камин растоплены, в ванне была вода, оставалось только добавить в нее побольше кипятка, что я и попросила сделать Лиззи. *** ДЖЕЙМИ ЗАШЕЛ В МОЕЧНУЮ, МНЕ показалось, как-то не слишком уверенно. Я достаточно хорошо изучила его повадки, чтобы мой многолетний опыт кольнул где-то под ложечкой — произошло что-то неладное. Слишком медленно он раздевался, слишком нескладны были его движения… Черт. Я уже разделась до тонкой, почти прозрачной, сорочки и теперь молча ждала его, наблюдая с подозрением. Перед тем, как стянуть рубаху, он растерянно покосился на меня. Так… Отчего-то внутри у меня похолодело. Он стоял ко мне правым боком, и пока что я не видела никаких поводов для волнения. До тех пор, как он не стал двигаться в мою сторону. Он передвигался как-то странно, неловко выставляя правое плечо вперед и явно пряча от меня левую руку. И, главное, его взгляд все время ускользал от меня. Я ждала. Он как-то совсем потерялся под моим взглядом и остановился в сомнениях. Потом, все-таки решив, что прятаться глупо, чего уж там, развернулся прямо ко мне. Ожидания мои оправдались. Его правое плечо было распухшим и покрасневшим, и перемотано замусоленным полотном, почерневшим от засохшей крови. Я ахнула и сдвинула брови. — Джейми, что это? — в моем охрипшем голосе слышались истерические нотки. — Да, так… ничего особенного, — он изо всех сил старался говорить беззаботным тоном, но в глазах было легкое замешательство, — просто царапина, дорогая, не стоит твоего внимания… Продирался сквозь кусты и поцарапался об ветку. Я прищурилась и взялась разматывать повязку. — Да? Занятно. А как насчет того, что мы договаривались не врать. Я была права. На царапину это вовсе не походило. Скорее на порез, причем достаточно глубокий. Бинты еле оторвались от засохшей крови. Он зашипел сквозь зубы. — Кто, когда и где? — потребовала я. Он помедлил немного, видимо решая, сколько правды мне рассказать, но потом сдался. — Два дня назад, когда мы были на мельнице с Роджером, помнишь… Ну и там пара парней проезжих, начали откровенно нарываться, охламоны. Пришлось помочь Рональду их утихомирить. — Пара? — Ну... пара-тройка. Я смотрела на него. — Ну, хорошо, четыре… Их было четверо. Хорошо, что мы были там, а то Рональду бы не сдобровать. — Что за новости? Почему ты сразу не сказал мне? Нужно было обработать и зашить. Рана разошлась, и порез был заполен черной плотью, вокруг которой уже значительно воспалилось. — Просто… ты опять начнешь тыкать меня иголками, Сассенах. Думаешь это то, о чем я мечтаю? — Иисус твою Рузвельт Христос! Если это сейчас загноится, или, еще хуже, в кровь попадет зараза, вот тогда ты получишь что-нибудь покрепче иголок — например, придется руку отрезать! — Ну, похоже, хорошую ванну и заботливую жену я уже не заслужил? — Что ты и заслужил, мой дорогой, так это хорошую трепку. Не понятно, кто вообще тут охламон! Так бы наломала хворостин и исполосовала бы твою задницу до бесчувствия. Я готова была топать ногами от бессилия. — Ладно, ладно, не кипятись, Сассенах, ничего же не случилось… — он расстроенно пилигал глазами, посматривая на меня виновато. — Да? Не случилось?! Тебе напомнить, что произошло с Сарой Тейман, после того, как она лечила свой палец дома, припарками, вместо того, чтобы идти ко мне? Что это за тряпки? Где ты взял этакое хламье? Они же грязные… Господи, Джейми… Как еще можно донести бестолковому человеку про микробов? Болит? Я надавила чуть посильнее, чтобы понять, докуда дошло воспаление. — А! Прошу, Сассенах! — он сильно дернулся, пытаясь высвободить руку из моих цепких пальцев. — Не надо! — Что не надо? — Заставлять меня пожалеть, что я показал тебе это. Я надеялся… на твое милосердие. Пожалуйста, не надо делать мне еще больнее. — Да ведь я просто! Просто хочу тебе помочь! Разве не ясно?.. Ладно, залезай в ванну, для начала промоем твою рану, а потом посмотрим, что можно сделать. *** НЕМНОГО ПОГОДЯ ДЖЕЙМИ, ЧИСТО вымытый, но уже слегка вспотевший от напряжения, с основательно обработанной и зашитой раной, сидел у меня в хирургической и с тревогой следил, как я наполняю шприц внушительной дозой пенициллина. Стоило распарить рану, как назревший в глубине нарыв прорвался, доказав моему безответственному мужу, что он был сильно неправ. Дальнейшая чистка улучшила положение, но опасность оставалась. Выбора не было — пришлось обратиться к крайним мерам. — Сассенах, сдается мне, ты собираешься этим вылечить лошадь? — слегка осипшим от напряжения голосом проговорил он и закашлялся, нервно поглаживая колено. Я взглянула на него с легким негодованием. — Нет, всего лишь одного известного мне бестолкового упрямца. Может это научит его, в конце-концов, быть слегка осмотрительнее. — Может не надо, а, nighean? — с остатками исчезающей надежды проканючил он. — Все и так хорошо заживет. — Думаю надо. Я не могу так рисковать твоей рукой и тобой в том числе, — я слегка сбрызнула жидкость и взялась за пропитанный спиртом тампон из корпии. — Будь любезен, повернись ко мне надлежащим местом. — Господи, Сассенах, умеешь ты так изощренно наказать, чтобы до костей проняло, — надсадно заговорил он, выгибаясь и с трудом сдерживая стон, пока обжигающая жидкость из шприца медленно проникала в его тело. — Ооо!.. Боже! Когда отец порол меня, и то не было так больно. — Ну, полагаю, пороть в данном случае нецелесообразно. Гораздо эффективнее и полезнее курс отличных оздоровительных инъекций! — мстительно отпарировала я, выдернув иглу и как следует массируя кусочком корпии место укола. — Через четыре часа повторим, и на мое милосердие можешь не рассчитывать. Он осторожно опустил подол килта, будто я нанесла ему кровавую рану, всадив нож по самую рукоять, и с укором посмотрел на меня, после того, как его перестало корежить от боли. — А еще спрашиваешь, почему я стараюсь тебе ничего не говорить про мелкие, ничего не значащие ранки, — он потер свое свежеперебинтованное плечо и поморщился. — Чисто из соображений личной безопасности. — Безопасности? Джейми! Ты ведешь себя как ребенок! Да ты понимаешь, что еще пару дней и руку, может, пришлось бы резать? — я с возмущением опустила шприц в кипяток. — Ну-у… не думаю, что все так серьезно, — он с остервенением потер место укола, искоса поглядывая на меня, и прошипел. — О, Боже! Как больно-то. Его жалостливый вид, конечно, заставил мое сердце дрогнуть, на что он, видимо, и рассчитывал. Я сокрушенно вздохнула и мягко положила ладонь на его руку, ласково поглаживая пострадавшее место. Потом обняла его сзади за плечи. Он прижался ко мне спиной, и я почувствовала, как напряжение уходит из него, как дух из воздушного шарика. — Думаю, что могла бы поправить положение, мой храбрый солдат, — тихонько проворковала я ему в ухо. — Иди ко мне. Он умиротворенно вздохнул и протянул ко мне руки, и что-то неуловимо изменилось, как это всегда бывает перед близостью, что-то упоительное завладело нами и стремительно повлекло за пределы сознания. *** РОДЖЕР ВЗДОХНУЛ И ИСКОСА ПОСМОТРЕЛ на тестя, присев к нему на скамейку. Тот щурился на восходящее солнце и, потирая висевшую на перевязи руку, расслаблено пожевывал травинку. Рука была на перевязи! Значит, он был разоблачен. — Как рука? — осторожно спросил Роджер. — Нормально, — откинувшись спиной на стену дома, Джейми лениво разглядывал ястреба, парившего над деревьями. — Получил знатный нагоняй, заштопанную руку и… вот такой шприц с ее любимым пенициллином в задницу. Он, криво усмехнувшись, развел ладони, показывая, какой был шприц, и Роджер тревожно заерзал — так рыбаки обычно показывают размер приличной рыбины. — И как? — Ну как, сидеть теперь больно, вся задница ноет и нога… — он, кряхтя и морщась, осторожно переместился на правую ягодицу. — В придачу к руке. Видимо, теперь, в ближайшую неделю спать придется на животе, поскольку втыкать этот чудесный пенициллин мне собираются каждые четыре часа. Он сокрушенно вздохнул и поджал губы. Роджер сглотнул. — А про меня ты ничего не говорил? Джейми внимательно посмотрел на него. Вид у парня был довольно измученный и нездоровый. — Послушай Родж, я бы не затягивал на твоем месте, лучше иди, сдайся сейчас, потом только хуже будет. А если до пенициллина дело дойдет, так вообще. Он, болезненно сморщившись, потер пострадавший зад. Роджер с сомнением окинул тестя взглядом. — Хуже, думаю, уже не будет. Ничего… скоро заживет. Он прикоснулся к большой шишке на голове, полученной в результате стычки с одним из ублюдков, прицепившихся к ним на мельнице. Тот сломал целую оглоблю об его спину и вскользь попал по затылку. Шишка последние сутки дергала и горела, а от нее серьезно болела голова, подташнивало, и все тело одолевала какая-то общая слабость. От Брианны ему удавалось скрывать сей факт, а так же здоровенный отек и синяк на лопатке, поскольку он вдруг решил спать в сорочке. Но двигаться приходилось с трудом, преодолевая боль в плече и голове. — Как-то не хочется мне спать на животе, знаешь. Хотя бы на боку… — он со стоном прикоснулся к больному плечу и удрученно оскалил правую сторону лица. — А по мне лучше спать на животе, чем в могиле, — хохотнул Джейми. — Мне-то еще руку можно отрезать, а тебе, если что, голову — уже никак. Роджер диковато покосился на него, но ничего не ответил, потому что на крыльце появилась Клэр. Она внимательно смотрела на Роджера, уперев руки в бока, и от ее взгляда у того нехорошо сжалось под ложечкой. Он услужливо улыбнулся ей. — Роджер. Иди-ка сюда. Родж беспомощно посмотрел на Джейми, но тот только поднял вверх брови, благо Клэр его не видела. — Да, Клэр. Тебе что-нибудь нужно? — он с готовностью продолжал натянуто улыбаться. — Иди, иди. Там разберемся, что мне нужно. Роджер сглотнул комок в пересохшем горле и медленно поднялся, чувствуя, как предательски слабеют колени. Он сделал Джейми, пожавшему плечами, большие глаза и потащился по направлению к двери. — Роджер, ты ничего не хочешь мне рассказать. В хирургической Клэр посадила его на стул и первым делом стала заглядывать ему в зрачки с помощью специальной линзы. — Та-а-ак... — Что? Что? — Роджер, не надо. Я все знаю. Хочешь сказать, после стычки с четырьмя пьяными проходимцами ты отделался лишь синяком на скуле? — Ннн... да... Клэр... я в порядке. — Послушай, мне так не кажется. Зрачки расфокусированы. И выглядишь ты не важно. Ну-ка снимай рубашку. — Клэр. — Роджер! Спорить было бесполезно. Он отвел взгляд и, незаметно морщась, стал нехотя стягивать рубашку одной рукой. — В такие минуты мне кажется, что вы так сильно похожи с Брианной… Брови Клэр взметнулись вверх. — Да? Вот новость. С чего бы это?.. Она внимательно осмотрела его спереди. — Подними руки. Роджер, глядя в окно, довольно свободно поднял здоровую руку, в которой он комкал рубашку. — Другую. Пот выступил у него на лбу, когда он мужественно попытался, но ему удалось это только до середины. Наконец он застонал и сдался. — Та-а-ак... — опять проговорила Клэр менторским тоном, не обещавшим ничего хорошего. И обошла его сзади. Пауза затянулась, видимо Клэр не нашла слов. — Чч-ерт. Это чем? Кость цела? Тихонько, кончиками пальцев она прощупала гематому, не обращая внимания на сдержанные извивания и охи Рождера. — Ладно, вроде нормально, просто ушиб, немного мази и будешь в порядке. — вынесла она свой вердикт. — Где еще? Роджер коснулся шишки за ухом и вздрогнул — так она наболела. Клэр раздвинула ему волосы и с шумом втянула воздух. — Иисус твою Рузвельт Христос! — Ай! — Сиди смирно, голову положи на руки. Роджер почувствовал, как голова его разрывается от боли и что-то теплое течет по шее. — Ооо... Клэр!.. Что там? — Вот что я скажу парень — пороть тебя некому! — Могу я, — Джейми, подмигнув, замер в проеме, опираясь о косяк здоровой рукой и наблюдая, как Роджера постигает та же незавидная участь пациента его дотошной жены. — Ты? — Клэр хмыкнула. — Да ты первый кандидат в очереди, сударь мой. Роджер, от тебя я такой безответственности не ожидала! Как ты мог? У тебя там запущенная гнойная рана с хорошей занозой в полпальца. Теперь сиди спокойно и не двигайся, пока я буду обрабатывать. Она аккуратно выстригла волосы вокруг раны и продемонстрировала Джейми нарыв размером с индюшачье яйцо, из которого при надавливании текла кровь пополам с гноем. — Ну и как это называется, друзья? Вы, наверное, думаете, что мы обойдемся без вас, если позволяете быть себе такими легкомысленными? — Только Брианне не говорите, — придушенным голосом просипел Роджер, сдерживая стоны, пока Клэр доставала пинцетом занозу, а потом чистила и промывала его рану. Клэр сделала огромные глаза, посмотрев на Джейми: — Совсем как дети, ей богу. Всыпать бы вам обоим ремня хорошего. Ну, ладно пенициллином обойдемся. Она обильно смочила в растворе пенициллина стерильную тряпку и, приложив к ране, примотала ее бинтом. — Как сейчас? Роджер почувствовал огромное облегчение после чистки раны. Его перестало лихорадить, и голова сразу прекратила болеть, только чуть пекло на месте операции. Клэр дала Роджеру банку с мазью для плеча. — Скажу Брианне, пусть сделает тебе компресс на ночь из капусты с медом на плечо. — И что? Это все? А укол в задницу он не получит? Так же не честно. Ко мне, значит, особое отношение? — с негодованием пробурчал Джейми и, прищурившись, подозрительно посмотрел на Клэр. — Нет, почему же… Если до завтра ситуация не улучшится, то и он получит свою порцию. А пока посмотрим… Роджер, ты меня слышишь? Иди в постель и дня три постельный режим, если не хочешь последствий. У тебя сотрясение. Завтра я приду и посмотрю, как заживает голова. Если мне не понравится, тоже получишь курс уколов. Ты меня понял? Роджер медленно поднялся, его пошатывало. — Да, мэм. Слушаю, мэм. — Пойдем, я провожу тебя и дам инструкции Брианне, а потом я вернусь и мы займемся вашим лечением, милорд. Пока готовьте свою задницу для следующего вливания. — Милая, давай лучше я доведу Роджера, — Джейми подхватил зятя под руку, быстро выталкивая перевязанного пациента в коридор. — Джеймс Фрейзер! Только попробуй сбежать, жду тебя в хирургической через полчаса. — Послушай Родж, у тебя найдется пару глотков, надеюсь, — Джейми быстро удалялся от дома, буквально таща ошеломленного Роджера под руку. — Когда у тебя жена врач, это иногда напрягает. — Думаешь, Брианна нам не всыплет? Джейми остановился, как вкопанный. — Да, пожалуй, ты прав. А не пойти ли нам на рыбалку? Как твоя голова? — Отлично, сэр. — В общем, я за виски, ты бери удочки, встретимся у камня за ручьем. Давай только бегом, — он с опаской оглянулся на дом. — Сдается мне, сегодня я как-нибудь обойдусь без очередного гвоздя в заднице. Роджер прыснул: — Только, похоже, вечером кое-кого ждет отменная порка. Джейми прищурился. — Ой-ой... не обольщайся. Надеюсь, себя ты тоже имеешь в виду. Ну… уж поверь моему опыту, лучше добрая порка, чем шприц с пенициллином. И потом, до вечера еще дожить надо, так что не будем думать о том, что нас там ждет вечером. Семь бед — один ответ. Роджер пожал плечами, дескать, тебе виднее, хмыкнул и повернул к сараю. Клэр, улыбаясь, наблюдала из окна, как две мощные фигуры, вооружившись удочками и провизией, разными тропинками поспешно шагают к лесу. *** ДЖЕЙМИ СЧАСТЛИВО ВЫДОХНУЛ, забираясь ко мне под бок, в нагретую постель. От него пахло свежей рыбой, тиной и мокрыми волосами, а еще внушительной дозой виски. Я протянула руку и, обняв его за плечо, сонно промурлыкала: — Ну и что? Как рыбалка?.. — Отлично. Рыбу я положил в ледник. Завтра покоптим с Роджером. — Джейми, ты весь мокрый, — я провела рукой по его волосам, внезапно просыпаясь. — Вы что? Купались? Ты намочил повязку? — Н-н-нет... Да… Мы немного помылись перед… домом. Но повязка сухая, потрогай. Я вспомнила, что сквозь дрему слышала шуршание и стук шкафчиков в хирургической, а так же легкое поругивание шепотом. — Я все обработал, смазал и перевязал чистым бинтом, ты не волнуйся. — А Роджер? — Ну, думаю, жена о нем позаботится должным образом. — Ладно, разберемся с этим завтра. — Ага. Я почувствовала, как Джейми резко расслабился, осознав, что мое ожидаемое негодование не состоится. — И в честь чего вы так надрались? — Кто? Мы? С чего ты решила, что мы надрались? Я трезв как стеклышко. Я рассмеялась и погладила его по еще мокрой щетине. — Ну, раз ты так говоришь, тогда точно надрались. — Ничего не надрались. Сейчас я тебе докажу… — Да ты не сможешь! — подзадорила я его. — Что? За кого ты меня принимаешь, Сассенах, — он замурчал мне в ухо с придыханием. — Я что, по-твоему, жалкий слабак? Чтобы я, да не смог удовлетворить свою похотливую женушку после пары глотков виски? — Джейми!.. — я засмеялась, как бы вырываясь из его объятий, но на самом деле подвигаясь к нему поближе, чтобы он смог дотянуться до моих сокровенных мест, ставших вдруг очень горячими. — О, что тут у нас? — он, протянул ладонь и, не обращая внимания на мои шутливые протесты, проложил себе путь под мою рубашку между моих невольно раздвинувшихся ног. — Ого, да ты всегда готова, Сассенах, моя маленькая горячая шлюшка. — ЧТО?! Джейми, уйди, паразит, ты надрался! — я как следует двинула его под дых. Но с таким же успехом я могла попытаться пробить каменную стену. Он вдруг развернул меня на живот и прижал так, что я не смогла пошевелиться. — Ага, ну вот, настал мой час расплаты за все твои хмм… издевательства, Сассенах. Он с силой вошел в меня, и я охнула от ощущения его мощи и напора. — Ну что? Смогу я? Смогу? Говори. Я хихикала вперемешку со стонами наслаждения и не могла остановиться. — Ой! Джейми! О! Да! Ай! Ой, не могу. Джейми. Ох! Он склонился и зашептал мне в ухо. — Может я и надрался, да. Но это меня никак не остановит, моя Сассенах. Так что бери свои слова обратно, если не хочешь новых мук. — О, Джейми… — я ощущала, что все мои мысли расплываются вместе с его напором и единственное, что я осознаю, это его свирепую мощь и блаженство от этого. — Проси пощады сейчас же. Просишь? — он усилил свои телодвижения. — Просишь? — Да. Да. Ооо!.. — я кричала, чувствуя, что улетаю и, как всегда, не смогла отследить этот миг, когда мир вспыхнул и разлетелся на осколки. Когда я постепенно его собрала, я почувствовала, как Джейми прижимается ко мне в стонах и судорогах, подмяв меня под себя так, будто хочет раздавить в объятьях. Потом он упал на бок, потянув меня за собой, и, свернувшись вокруг меня как кот вокруг своей игрушки, блаженно потянул носом воздух. — От тебя так невероятно приятно пахнет, моя Сассенах, — уже совсем невразумительно прошептал он, почти засыпая. Я откинула свою голову назад и последнее, что я ощутила, перед тем, как тоже погрузиться в заслуженный сон, были его теплые целующие губы в моих волосах. *** — Н-ДААА... ДЕЛА... — НАКОНЕЦ, СО ВЗДОХОМ проговорил Джейми. Мы лежали с ним на кровати, уставившись в темноту и не в силах заснуть, переживая события вечера. Лиззи и близнецы ушли в свою хижину и были теперь в совершенной недосягаемости. Волна беспомощности накатила на меня, и я пыталась собрать свои чувства воедино, чтобы хоть как-то укрепиться перед этой неотвратимой пустотой абсолютного хаоса, которая равнодушно выбивала почву из-под ног. Я почему-то думала, что Джейми испытывает то же самое. — Ну что тут можно сделать, не понимаю, — я легонько коснулась пальцами морщинки между его бровями, которая в этот момент собралась сильнее обычного. — Ты не можешь контролировать такое. — Не могу? — Не можешь. У них должна быть своя голова на плечах. — Мой дядюшка Дугал... — Джейми хрипло хохотнул и откашлялся. — Он мог. — Хмм... Дугал? Как это, интересно? — Очень просто. Старым проверенным методом. — Ты что имеешь ввиду?.. — Да, это самое. Берешь пару хворостин, задираешь юбку, и... — проговорил Джейми так мечтательно, что я напряглась. — Очень действенный способ, уж поверь мне. Да и Мальва не даст соврать. — Ты хочешь сказать, что тебе... доставалось от Дугала? — Да, было один раз, когда я был совсем еще пацан и жил в его замке. Как раз тот случай, когда я и получил розги. И надо отдать ему должное, он сделал это так, что больше не хотелось… Никогда. — Бог ты мой, — я сглотнула, мне вдруг стало страшно, когда я представила, что Джейми некоторое время находился в полной власти Дугала. — Надеюсь, он был не слишком суров с тобой. — Ну-у... Его суровость равнялась серьезности моего проступка. Так что тут я не в обиде. Правда… — Серьезности проступка? Что же ты такого натворил? — Я… хм… если честно, я чуть не сделал с его дочерью то же самое, что близнецы сделали с Лиззи. – Господи? Что? Джейми! Ты? Ты мог это сделать? – я даже привстала на подушке. – Когда тебе всего четырнадцать, Сассенах, в голове сплошной ветер, особенно если все время встречаешься с игривыми взглядами пухлой аппетитной милашки – такой и была младшая дочь Дугала, Табита – а ее сочные губки шлют тебе исподтишка воздушные поцелуи. – О! Вот как. – Да. При всей моей тогдашней наглости и самовлюбленности, с девушками я был довольно стеснительным. Ты меня как-то спрашивала, Сассенах, откуда я научился целоваться. Так вот, Табита, если честно, и была одним из первых моих учителей. Ха. И я так расхрабрился, что часто завлекал ее в какой-нибудь укромный уголок, типа чулана, и мы там от души упражнялись, пока нас не застукала за этим занятием мать Тибби и не доложила Дугалу. – Тогда-то тебе и досталось? – честно говоря, мне вдруг стало почему-то совсем не жаль Джейми. – Нет, в первый раз это было предупреждение и довольно основательное. Я тебе как-то рассказывал. Дугал пообещал мне обрезать причинное место, если я не угомонюсь. Но... в четырнадцать лет кажется, что весь мир принадлежит тебе. «Просто, наверное, нужно быть похитрее», – глупо рассуждал я. И дорассуждался. Попа его мучительно пламенела так, что больно было шевелиться. Он с кряхтением переместился на кровати, скрипнув зубами, и осторожно потер горящую задницу все еще дрожащей рукой. Чертов дядюшка, в итоге, исполосовал его розгами до полусмерти. Так, что от воспоминаний слезы на глаза наворачивались. А ведь он даже не мог позволить себе кричать, потому что Табита... Она смотрела. Дядя заставил ее смотреть. Так же как перед этим заставил смотреть его, когда он сек свою распутную дочь. Джейми тяжело вздохнул и сморщился не столько от боли, сколько от позорных моментов, навсегда впечатавшихся в его мозг. Краска залила его и без того опухшее и потное лицо. А ведь дядя его предупреждал. По-хорошему. Почти. И черт его дернул не послушаться. В нем, действительно, иногда сидел какой-то безумный бес, который нашептывал под руку. И впутывал его в такие передряги. Эх!.. Надо будет спросить отца Брауна, что делать в таких случаях. Хотя нет, наверное, не стоит. Как бы не схлопотать очередную порцию хворостин и от него. Отец Браун был щедр на такого рода отпущение грехов, после того как задница грешника окажется расписана огненными полосами, а потом еще часа два на горохе, читая молитвы. Тибби как-то рассказывала. По-моему, в этот раз с него достаточно, Святая Невеста. Джейми поежился, вспоминая, как сегодня разошелся дядюшка Дугал, со всего плеча отхлестывая его жгучими прутьями. Ну что ж... Надо отдать ему должное — он не обрезал ему причинное место, как обещал в прошлый раз, когда узнал, что он баловался с Тибби в чулане. Джейми уже десять раз проклял свою беспечность и глупость. Черт его дернул затащить Табиту в то укромное место у ручья, под скалой. А ведь он так надеялся, что уж там-то их никто не увидит. Откуда он знал, что у бдительного дядюшки везде свои глаза и уши. Он до сих пор с дрожью в коленях вспоминал тот леденящий ужас, который вмиг сковал его ноги и руки, когда, открыв глаза после очередного сладостного поцелуя, Джейми вдруг обнаружил сквозь редкую листву стальной взгляд Дугала, пронзающий его насквозь. Теперь-то он понимал, что дядюшка нагрянул вовремя, еще бы чуть-чуть и случилось бы непоправимое: рука парня с вожделением проникла во влажную горячую девичью плоть. Юная красотка так и сочилась похотью, черт бы ее побрал, эта невинная овечка с раздвинутыми в готовности ножками. А он уже плохо соображал, не в силах остановиться и намеренный идти до конца запретными дорогами греха. Но убийственный взгляд из кустов воистину подействовал на него... на них... как отрезвляющее ведро ледяной воды. Одному Богу известно, что случилось бы, не окажись Дугал в тот момент там. Табита вскрикнула, и оба они вскочили – потные, растерянные, взъерошенные, как нашкодившие щенки. – Та-а-ак... – ледяной тон дядюшки не сулил ничего хорошего, он был краток. – Дядя! Прошу. Это не то, что ты думаешь!.. – у Джейми перехватило горло, он предательски дал петуха и закашлялся. Тибби заломила руки. – Папочка!.. – зарыдала в голос девушка. – Жду вас обоих через полчаса в своем кабинете! – отрезал Дугал и, развернувшись на каблуках, ушел вверх по тропе, к дому. Оставив согрешивших голубков в полном смятении. – И что случилось дальше, – подбодрила я откровения мужа, увидев, как он судорожно сглотнул, прервав свое повествование. – Ничего хорошего, Сассенах, – Джейми невесело усмехнулся. – Вот тогда в первый раз я и испробовал розги. И это была довольно основательная порка. Он вздохнул. – Вот как. И как же ты дался? Ведь ты уже был довольно взрослый. Четырнадцать, это уже достаточно солидный возраст для того чтоб... чтоб целоваться! – едко буркнула я. – Тут совсем не имеет значения, сколько тебе лет, Сассенах. Ведь Дугал – мой дядя, и, кроме того, он был военачальником клана, а значит, старший не только по роду, но и по званию. И еще я жил на тот момент у него на правах родни и, в силу своей непроходимой тупости, собирался нагадить в его доме. Так что он просто обязан был меня остановить. Я уже сказал, что совершенно не осуждаю Дугала. Я был очень виноват по всем законам. И человеческим, и Божьим. На его месте я поступил бы так же, будь уверена. Я просто еще слишком легко отделался, наверное. Я сама была зла на Джейми, представив воочию картину его лобзаний с этой Табитой, которую он мне так живописно обрисовал. И у меня самой чесались руки придушить этого редкостного сластолюбца подушкой. Поэтому, с мстительным удовлетворением, я желала знать подробности наказания. – Ну, рассказывай. Что же произошло дальше, – потребовала я довольно холодно. Джейми несколько подозрительно глянул на меня, наконец, почувствовав неладное. – Постой, девочка. Ты что? Ревнуешь? – Вовсе нет, – я спесиво фыркнула. – Очень нужно. Обжимайся, пожалуйста, с кем угодно. – ГоспАди, Сассенах, ты чего? – глаза Джейми расширились в игривом недоумении. – Это было лет сорок назад. – В таких делах срока давности не бывает, – отрезала я, поджав губы. – Я же вижу, как ты весь загорелся от... от... вожделения. – Христос, Сассенах. Что ты такое городишь? Ну, ладно... прости, раз так. Не знал, что мои ребяческие шалости тебя так заденут, – он возвышался надо мной, подперев щеку рукой, и глаза его хитро поблескивали в свете свечи. – Ничего не заденут... не выдумывай. Джейми хохотнул. – Ну не знаю. Наверное, это мне кажется, что у тебя сейчас пар из ушей идет. А? Раз это для тебя так важно, не буду тогда дальше рассказывать. Я прикусила губу и действительно удивилась своей реакции, но ничего не могла с собой поделать. Моя душа жаждала кровавой мести. – Нет уж, рассказывай. Пока не узнаю, как Дугал тебя отметелил за это, не успокоюсь теперь. Джейми опять тихо рассмеялся: – Да уж, досталось мне тогда по первое число. Ну, слушай, раз так. Пока мы шли в его кабинет, Тибби была белая как снег и только тихонько подвывала и причитала. А у меня самого, помню, так скрутило живот от страха, что я чуть в штаны не наложил. Пришлось даже забежать в уборную по дороге. Ты права, я, конечно, подумывал, а не дать ли мне деру, пока не поздно, не взирая на кодексы подчинения и все остальные условности. Слишком уж страх перед наказанием был велик. Я ведь даже не знал, что задумал Дугал, а мой дядюшка, скажу я тебе, всегда был страшен в гневе. Он мог бы запросто убить меня. Пока я дошел до его кабинета, я сам был в дикой панике, и мысли мои скакали как олени по горным тропам. – Ну и что тебя остановило? – Наверное, все-таки, мое понимание справедливости, Сассенах, – Джейми вздохнул. – Я ведь, конечно, мог и убежать, мог вернуться домой. И даже избежать наказания вообще. Но как быть с Тибби? Ведь ей некуда было идти, и отец все равно накажет ее, так или иначе. Хотя, если разобраться, виноват был, в основном, конечно, я. – Ты? Вот здрасте! Эта маленькая сучка по своей воле строила тебе глазки и раздвигала ноги, а ты во всем виноват? – тут я была не совсем логична и даже сама себе удивилась. – Или ты мне... привираешь? – Сассенах. При чем тут это? Я, может, и не совсем объективен, но говорю так, как и было. А виноват, конечно, я. Виноват всегда мужчина в таких ситуациях, так учили меня отец и Мурта, потому что он отвечает за все. И в том числе, чтобы женщины не попадались к ним в лапы по глупости или по неопытности. – Хм. Думаю, отвечают оба, – я упрямо сощурилась. – В конце-то концов. У нее должна была быть своя голова на плечах. – Ну. Дядюшка, кажется, тоже так рассуждал. Потому что когда я зашел и остановился в дверях, ни жив, ни мертв, Табита стояла на коленях перед отцом и, заламывая руки, вымаливала прощение. – Ага! Вот и наш герой-любовник пожаловал. Что-то ты не торопишься, паренек. Хотя не сказал бы, что не понимаю тебя. Вряд ли бы я сам поспешил в такой ситуации. Табита жалобно всхлипнула. Джейми чувствовал головокружение и сухость в горле, но он мужественно сделал шаг вперед. – Я один виноват здесь дядя. Наказывай меня. Тибби не виновата. – Вот как? То есть это ты ее соблазнял? – Мы... мы не хотели ничего дурного, папа. Джейми просто поцеловал меня. По-братски. Один раз. Дугал саркастически рассмеялся. – По-братски? Интересно. Никогда не видел таких братских объятий. Да ты, маленькая шлюшка, уже была готова, чтобы он в тебя заскочил. Я наблюдал там за вами... некоторое время. Его рука шарила у тебя под юбкой, между ног. Джейми покраснел как рак и не знал, куда спрятать свои заслезившиеся от стыда глаза. – Дядя, – голос его звучал глухо от спазма в горле. – Прости. Я не хотел. – Сомневаюсь, что ты не хотел. Глядючи на тебя, никто бы так не подумал! Джейми сжался и окончательно втянул голову в плечи. – А ведь я предупреждал тебя, щенок! – голос Дугала стал максимально грозен. – Я предупреждал? – Да, – донесся еле слышный ответ. – Ну что ж, молодежь, предлагаю вам самим выбрать наказание. Публичная порка плетьми на конюшне. Думаю, конюхам доставит большое удовольствие отхлестать вас, барышня, по голому заду. Ну, а ты парень, не надейся на то, что умрешь быстро. Табита истерично завыла в голос, подвизгивая. – Папочка... пожалуйста... пожалуйста. – Дядя, – он сглатывал и сглатывал комок в онемевшем горле. – Прошу тебя... я один виноват. Не трогай Тибби. – Не трогать? Почему ж? Это будет ей наука, когда и с кем целоваться-миловаться... по-братски. На Джейми вдруг нашло упрямство, да так, что он даже забыл про свой страх. – И что еще ты хочешь предложить кроме публичной порки на конюшне, дядя? Ты сказал: «выбирайте». Дугал усмехнулся. – Да, второй вариант – выдеру вас, тихо, по-семейному... розгами. Но тут уж, не обессудьте, потребую полного вашего подчинения. Потому как помощников у меня не будет. Не подчинитесь беспрекословно – сразу же наступает второй вариант, причем на любой стадии наказания. – Это звучало довольно пугающе. И сам бы я, наверное, все-таки выбрал порку плетьми, все-таки он не посмеет забить нас до смерти публично, но Табита была близка к обмороку от перспективы заголять свой зад перед конюхами, и мне пришлось согласиться на безраздельное повиновение Дугалу. Будь он неладен. – Надеюсь, ты все же не пожалел о своем выборе, – сочувственно усмехнулась я. – Да как тебе сказать, Сассенах. Дугал, по-своему, был очень изобретательный и придумал, как наказать нас, чтобы мы надолго запомнили. Для начала он велел мне сходить и нарезать хороших хворостин. Я опять спустился к реке, туда, где росли ивы с их прямыми и гибкими ветвями, а Тибби так и осталась стоять там, перед ним, на коленях, дожидаясь моего возвращения. Честно тебе скажу, Сассенах, мало приятного в том, чтобы выбирать прутья, пригодные для своего же собственного зада. От этого прямо аж дух захватывает, и коленки слабеют, когда представляешь, как скоро они вопьются в твое же мягкое место. – Не могу знать, как это, но представляю, что это не слишком веселая процедура. Дугал, видимо, действительно, понимал толк в порке. – Хмм... Да уж. Пока я это делал, вся рубаха между лопатками у меня взмокла от пота. А живот опять свело до колик. Но я торопился на этот раз, поскольку понимал, насколько тяжело там Табите дожидаться порки, ведь ожидание гораздо хуже самого наказания. Да и у меня самого от страха все поджилки дрожали. Я, если честно, плохо представлял, на что это похоже, когда тебя дерут розгами. Но мог предположить, по слухам, что в этом нет ничего приятного. Поэтому в кабинет Дугала я возвращался как агнец на заклание. Посередине кабинета уже стояла внушительных размеров скамья и бочонок, чтобы можно было вымачивать розги. Дядя велел мне их почистить от коры, потом взял пучок розог из моих рук и бросил его в бочонок, и велел мне тоже встать на колени, а сам сел за стол и принялся писать и читать какие-то бумаги, совершенно не обращая на нас внимания. Мне было страшно, Тибби, по всей видимости, тоже, но я совершенно не представлял, когда Дугал нами займется. Поэтому мы, ерзая, стояли на коленях и страдали от страха и неизвестности. Если бы не кузина, он бы тоже, не выдержал бы и расплакался, но присутствие девушки, заставляло его сохранять остатки гордости и присутствия духа. Хотя чем дальше, тем больше стучали его зубы, когда он второй час был вынужден смотреть на пучок нарезанных розог, широкую скамью рядом и невозмутимого дядюшку за столом. Наконец, Дугал, насытившись страхом их ожидания, медленно поднялся и, пройдя мимо них, подошел к бочонку с розгами. Неторопливо перебирая прутья, он, по одному, доставал их из рассола и со всего плеча взмахивал ими и крякал, наслаждаясь производимым свистом и впечатлениями на приговоренных к экзекуции. Провинившиеся стояли с расширенными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться. – Молодец, – усмехнувшись, проговорил Дугал, наигравшись вволю зловещими орудиями и, наконец, подобрав пучок из трех хворостин, – добрые розги нарезал, хлесткие, гибкие, помокли достаточно. Ваши задницы будут довольны, – он усмехнулся своей шутке. – Ну что, приступим, пожалуй. Чего тянуть. Дугал указал пучком на Табиту. – Сначала ты, дочь моя. Задирай юбки – и на скамью. Джейми, ну-ка парень, привяжи ее руки и подмышки, – он кинул растерянному племяннику длинное полотенце. Джейми видел, что кузину затрясло так, что сапфировые серьги в ее ушах заходили ходуном. Она, судорожно всхлипывая, в отчаянии смотрела то на отца, то на кузена, не смея ослушаться приказания, но и не решаясь осрамиться перед молодым парнем, заголяя зад. Джейми с ужасом смотрел на Дугала. Он думал, что дядя заставит его выйти, чтобы наказать дочь без свидетелей. Но план Дугала состоял в другом. Я расширила глаза в смятении: – Господи, зачем Дугалу нужно было так срамить свою дочь? – Не знаю, видимо, в его понимании, это было часть наказания, чтобы каждый из нас испытал не только боль, но и позор. Хотя одного из двух уже было бы достаточно. Я смотрел на него в полном недоумении, не веря собственным ушам, но он был непреклонен. Тибби, бедняжка, вся дрожа, наконец, улеглась на скамью, задрав юбки, как было велено, а я привязал ее запястья и грудь к скамье, стараясь не смотреть ниже пояса, хотя мой взор, как магнитом, туда тянуло. – Хмм... – молвила я мрачно. – Интересно, какие же тайны я узнаю, не прошло и десяти лет нашего второго замужества. Оказывается, ты уже с четырнадцати лет лазал девицам под юбки и даже разглядывал их голые зады. – Знаешь, Сассенах, если честно, я больше никогда не желал разглядывать их при таких обстоятельствах, – Джейми передернуло. – Дядюшка тогда основательно отучил меня от этой скверной привычки. С тех пор, как ты знаешь, я обходил девиц стороной, пока не женился... на тебе, Сассенах. – О! Хвала Дугалу. Что он так сурово отвадил тебя от твоих плотских пристрастий. – Скорее, думаю, он дал мне понимание моей ответственности, Клэр, того, что моя легкомысленность может сильно навредить кому-нибудь. Так же, как сильно навредила кузине, и я очень сожалел на самом деле, что явился причиной ее несчастий. Мне было безумно стыдно. – Хм... А как же Лири? – меня почему-то вдруг осенила смутная догадка. – Она, помнится, тоже чуть было не пострадала из-за твоего легкомысленного вожделения. Благо, ты взял ее наказание на себя. Это ведь был ты. Тот мужчина, из-за которого отец притащил ее пороть на собрание. Глаза Джейми холодно сощурились, и голова его непроизвольно дернулась в отрицании. – Если это и был я, то мне ничего про это неизвестно, Сассенах. Тот раз, когда ты нас видела в кладовой, это был первый и последний поцелуй, клянусь. Может, она вела себя неосторожно, как-то выдала свои влечения и, тем самым, навлекла гнев отца. Но я к этому не был причастен напрямую. Мне и Тибби с лихвой хватило. Дугал... он... – Джейми сглотнул, и голос его стал глухим, – тогда велел мне держать ее. – Что?! Джейми снова передернул плечами, вдруг становясь каким-то слегка потерянным. – Он велел мне держать ее... ноги. Пока сек. – Господи! – Да уж... И я мне пришлось... наблюдать за этой картиной... очень близко. Ну, как ты сама понимаешь. С этого ракурса было слишком хорошо все видно. Весь потный от стыда, не зная, куда девать взгляд, он пытался удержать щиколотки ее сбитых, словно фарфоровых, ножек, напряженно вытянувшихся в струнку. Она отчаянно колотила ими по скамье в безумной судороге боли, стараясь вырваться из железной хватки и хоть немного увернуться и облегчить беспощадный поток жалящих ударов. Фильдеперсовые чулки, подвязанные широкими лентами, обтягивали ее полные икры и упругие ляжки, сотрясающиеся от равномерных хлестких шлепков. – Папочка! Миленький! Родненький! Прости! Пощади! – безостановочно визжала Табита, тщетно вымаливая прощение у отца. Он не хотел смотреть и... не мог отвести взгляд от судорожно сжимающихся и бешено ерзающих по скамье ягодиц, превосходной формы, округлых и крепких, в которые раз за разом, леденяще свистнув, впивались безжалостные прутья ее отца. Он превосходно видел и то заповедное место, которое так заманчиво раскрывалось между этих полушарий, когда она в своей безумной пляске боли крутила попой, и его взор, как завороженный прилип к этому потайному роднику. Ни до, ни после, он не встречал ничего заманчивее и обворожительней, чем смотреть так близко и с такого угла на порку молодой девицы. Он вдруг в ужасе осознал это тогда и никогда не мог забыть своего потрясения. – Что? Джейми! Господи! Я была права! Тебе это нравилось! – О, да, Сассенах... признаю... я долго не мог забыть это. Прошло уже много времени с тех пор и, наверное, нужно признаться себе честно, это был мой первый опыт такой интимной связи с... женщиной. И, несомненно, он произошел совсем не так, как ожидалось. Джейми грустно вздохнул, и взгляд блуждал внизу, по простыне. – Значит... значит... все это не просто твои высокопарные слова о справедливости!.. Ты хотел высечь меня ради своего удовольствия. Он еще раз вздохнул и глянул на меня немного смущенно. – А разве я это когда-нибудь скрывал, девочка? Просто я не давал себе волю, ты же помнишь. Тебе не в чем упрекнуть меня. Я осеклась. Действительно, все его действия никогда не выходили за рамки. Если он и вытворял что-либо такое, то всегда был на грани, и всегда думал и о моем удовольствии тоже. – Не думаю, что я хотел причинять тебе боль, когда-либо, Сассенах. Ты же знаешь, как я отношусь к этому. Ну, разве что слегка, чтобы это было приятно. Ну, а ты? Разве ты не любишь кусаться и царапаться иногда, когда теряешь голову в порыве любви. А? И это меня тоже заводит, как ты могла заметить. Господи, – голос его внезапно прервался, он заговорил глухо, с придыханием, рука потянулась в мою сторону, – когда я подумал об этом, я вдруг захотел тебя, Сассенах. – Постой! – меня вдруг осенила другая, не менее оглушительная мысль. – Если ты все время сдерживаешь свои желания, то ты никогда не испытываешь со мной всего возможного удовольствия? Никогда?! Я задохнулась и даже привстала от потрясения. – Ну, почему? Почему ты думаешь, что я сдерживаю свои желания? – он с силой притянул меня к себе, и я почувствовала, как стучит под сорочкой его сердце. – Право, мне не нужно избивать тебя, Сассенах, чтобы возбудиться. Ты сводишь меня с ума и без этой внешней шелухи. Он поцеловал морщинку между моих бровей теплыми сухими губами, и дрожь готовности прошла по моему телу. – Или у тебя не так? Ты не испытываешь со мной всего возможного удовольствия? Тебе нужно что-то еще? – Ха! Ловко ты переводишь стрелки... однако, – я подняла к нему губы для поцелуя. – Ты же прекрасно знаешь, какой будет ответ. – Ну, так, о чем тогда твое беспокойство, Сассенах, – он мягко и бережно коснулся уголка моих губ и зашептал прямо в них. – Каждый уголок твоего тела заводит меня так сильно, что, иногда, я боюсь просто перестать дышать. – Джейми... – И, может быть, сейчас я не силен так, как раньше, – его глаза были близко-близко, – но чтобы разок ублажить свою жену без дополнительных стимуляций, меня хватит. – Без дополнительных? – я привстала над ним, развязывая ворот его рубашки и обнажая грудь. – Даже не хочешь, чтобы я тебя укусила разок? – я повела губами дорожку к его соску, ощущая легкую соленость его кожи. – О, да, пожалуйста, – он шумно втянул воздух, когда я сомкнула зубы на его твердеющем соске. Потом, медленно целуя его грудь, перешла к другому. И второй тоже напрягся под моими зубами. Джейми громко счастливо выдохнул и изогнулся в истоме. Я мягко куснула его за шершавый подбородок, пристально рассматривая его большие, четко очерченные губы, чуть приоткрывшиеся в наслаждении. Неторопливо прошлась по их теплой, влажной от горячего дыхания, поверхности, надолго задержавшись на правом верхнем изгибе губы, посасывая и покусывая его, пока не почувствовала, как мощное мужское тело послушно завибрировало, поддаваясь моим нехитрым ласкам. Он снова застонал от мучительной неги, и я осознала, что это именно те страдания, которые я всегда хотела бы причинять ему – страдания от переполняющего, еще неудовлетворенного желания. Но, еще я знала, эти муки блаженства никогда не принесут нам никакого вреда, а только сумасшедшую близость на той дороге полного единения душ, которую дарит нам слияние тел. И это давало мне полное право поступать иногда безжалостно, доводя его ласками до полного исступления, когда он брал меня, рыча и судорожно срывая с меня сорочку, а потом почти насиловал меня, с диким хриплым шёпотом и стонами: «Ты моя! Ты только моя, Сассенах!» – Да, я твоя! – вторила я ему, обвивая ногами его ягодицы, и из-за всех сил прижимаясь к его крепкому телу, возвышающемуся надо мной в грациозной позе рассвирепéвшего льва. Обладание, а вовсе не удовольствие от причинения боли, полное обладание и изощренная власть над другим телом, таким родным и близким, давало ту вспышку судорожного возбуждения, которое доводило нас до безумия. Хотя боль в границах разумного была своего рода знаком обладания, огненной печатью, демонстрирующей власть. Но это была взаимная власть и взаимное обладание, тесно сплетенное и перетекающее от одного к другому, пока полное слияние его, многократно усиленное от нашего проникновения тел, чувств и мыслей не приводило к экстазу. Потом он падал рядом со мной в полном бессилии, опустошенный и разнеженный, и я втискивалась спиной в его объятья, слушая его мягкий храп и спокойное биение его могучего сердца. Наутро, проснувшись, я видела, как лучики света дрожат в его взъерошенной после сна шевелюре и тихо улыбалась. – Что? – он открыл заспанные глаза. – Ничего. Ты... старый похотливый извращенец и... я тебя люблю. – О. Хмм... ну это как посмотреть, Сассенах. Похотливый извращенец, затраханный собственной женой. Но, сдается мне, еще не слишком старый? – его брови умоляюще дрогнули в немом вопросе и он, тихо засмеявшись, зарылся в мое плечо. – Старый конь борозды не испортит, – я прижала к себе его тяжелую голову и провела рукой от затылка к плечу. – Вообще-то, я имела в виду совсем не года, а опыт. Но раз ты настаиваешь. Он приподнялся надо мной, и глаза его лучились смехом. – Я настаиваю только на одном, Сассенах... мы будем стареть с тобой вместе, если так, – он поцеловал мое запястье, где еще был заметен легкий шрам после нашей клятвы на крови. – И наш опыт в этих делах... и все заслуги мы поделим пополам. *** Уважаемые читатели! Благодарность автору, хотя бы в виде ЛАЙКОВ, будет совсем не лишняя: большая просьба к вам НЕ СТЕСНЯТСЯ оставлять свои ЛАЙКИ и ОТЗЫВЫ, если понравилась работа.))) Тогда, сами понимаете, вероятность, что у автора будет стимул еще что-нибудь написать, резко повысится… ;) Заранее СПАСИБО!