***
Они гуляют по ночному городу. Ночью Петербург по-особому очарователен: он затихает, но продолжает жить. Виктор и Юри встречают экскурсионные группы, гуляющие компании; Виктор сожалеет, что они не могут остаться совсем одни на этих улицах, укутаться этой ночью, словно одеялом. Они кидают монетки в Чижика-Пыжика. Виктор силится объяснить, в чем смысл этого действия, а Юри хохочет, не совсем понимая путаные объяснения возлюбленного, и кидает монетки одну за одной. Виктор попадает. Загадывает оставаться с Юри всю жизнь, а затем одергивает себя – глупость какая, верить в подобное... Но так хочется. – Виктор, что ты загадал? – смеется Юри. – Если скажу, не сбудется, – улыбается Виктор и берет Юри за руку. – Пойдем. Они идут дальше. Виктор заводит Юри в место поукромнее и целует; желтые фонари остаются чуть поодаль, их двоих обнимает полумрак. Из-за касания их губ Виктора пробирает дрожь, он прижимает к себе Юри и думает, как сильно он счастлив.***
– Юри, а ты не устал от города? – спрашивает Виктор в один вечер. – Устать я могу от тренировок, но никак не от Санкт-Петербурга, – улыбается Юри. Виктор вспоминает, с каким лицом Юри в первый раз осматривал достопримечательности центра и смеется: – И правда, глупый вопрос. Но все же... Виктор думает о том, что хочет побыть с Юри наедине. Совсем наедине. Не вылавливать редкие моменты на тренировках, не пытаться затеряться в толпе в центре города, не прятаться в квартире. – Что, Виктор? – спрашивает Юри, видя его задумчивость. Тот слегка вздыхает и продолжает: – Хочешь на выходные на мою дачу? Думаю, смогу выкроить нам двухдневный отгул... Я... Хочу побыть только вдвоем с тобой. Держаться за руки тогда, когда мне этого хочется, а не когда никто не видит, – Виктор протягивает руку и касается лица Юри. – С тобой – хоть на край света, – Юри почти сияет. Он бросается в объятия Виктора. Они сидят так очень долго, хотя совсем не замечают прошедшего времени.***
Близость природы, непривычное для них обоих умиротворение и уединение распаляют Виктора и Юри до такой степени, что они позволяют друг другу больше, чем обычно. Им кажется, что в целом мире нет никого, кроме них, что нет ничего, что могло бы им помешать. Что их ничего не ограничивает. У них есть всего две ночи, но они забирают себе и дни, потому что двух ночей недостаточно; они занимаются любовью много и страстно. Виктор даже позволяет Юри взять себя; из-за неопытности тот еще не может доставить ему удовольствие по-настоящему, но Виктор уверен, что возлюбленный еще всему научится. Юри, привыкший только отдаваться, смущается; сдается слишком быстро и просит Виктора сделать "как обычно", но Виктор слишком далеко зашел, чтобы отступиться. Он целует Юри жарко, долго, вкладывая в этот поцелуй всю свою страсть, а потом берет всю работу на себя. Если Юри не может выбрать правильное направление, то он сделает это за него. Виктор опрокидывает Юри на спину и садится сверху. Когда он начинает двигаться, Юри не может сдержать стона. Виктору кажется, что звезды гаснут и вспыхивают с новой силой, загораются ярче от каждого его движения. Юри задыхается; протягивает руки, скользит по предплечьям Виктора и кладет его ладони себе на шею. Виктора обдает волной жара; он нерешительно смыкает пальцы и чуть надавливает. Юри отрывисто вдыхает, а Виктор не знает, продолжать ему или нет. Он смотрит в глаза Юри и видит в них густой, томный мрак. Его почерневшие глаза полны вожделения такого сильного, что Виктор повинуется возникшему в нем порыву и сдавливает шею Юри в своих руках. Юри выгибается. Виктор чувствует тепло внутри себя и не выдерживает. Звезды гаснут, уступая место теплому мраку; мраку, подобному тьме во влюбленных глазах Юри. Виктор не сразу отнимает руки от шеи Юри: некоторое время он смотрит на него сверху вниз, думая о том, что желание подчиняться ему из этого мальчишки ничем не вытравишь. Но он солгал, если сказал бы, что ему это не нравится.***
– Юри? – Да? – он отвечает по-русски и прижимается к груди Виктора. Делает успехи. – Тебе понравилось? Виктор даже в темноте замечает, как вспыхивают щеки Юри; он чуть мнется и отвечает не сразу. – Я слишком люблю тебя, чтобы мне не нравилось. Но пожалуйста... Да-да, ты любишь быть снизу. Виктор вспоминает, как Юри судорожно вцепляется в простыню, когда он берет его, зарываясь рукой в копну чуть отросших темных волос. Как стонет, когда он тянет его за волосы к себе. Виктору кажется, что он готов продолжить. Жаль, что Юри уже достаточно. – Тебе нечего смущаться, – чуть погодя отвечает Виктор. – Ты просто доставил мне удовольствие. Я бы даже повторил. – Если так, – горячо выдыхает ему в шею Юри, – то только попроси. Но я больше люблю, когда ты во мне. – А я-то как это люблю, – улыбается Виктор и целует Юри в лоб. За этого темноглазого бесенка он бы жизнь отдал, не задумываясь. Они лежат еще некоторое время; Виктор вслушивается в тишину за окном и думает. Жаль, что они не могут оставаться здесь почаще, у них обоих слишком много работы. Куда же они без льда... Может, пора на участке каток оборудовать? Вот удобно было бы... Виктор думает о том, что родители не приезжали сюда уже несколько лет. Забросили, и на содержание участка пришлось тратиться уже ему. Забавно было бы, если они заявились сюда и застали его в постели с "этим японцем". Нормального семейного знакомства у них уже не получится, так или иначе. Пусть видят сразу и все, чтобы сил на расспросы не оставалось. С того дня в Барселоне у них с матерью так и не случилось нормального объяснения. Они созванивались, но разговоры были пустыми; мать словно пыталась игнорировать то, что она узнала о сыне. Выяснение отношений определенно затягивалось. Виктор вспомнил, как в детстве он проводил на этой даче целые недели. Вспомнил белые ночи. Он любил оставаться в саду и слушать шум деревьев, наблюдать за совсем светлым небом; родители же обычно сидели на веранде, пили чай и разговаривали. Белые ночи. Обычное для этих краев природное явление, но такое завораживающее, даже магическое: ночь становится светлой и ясной, но не теряет своей загадочности. Наверное, с самим Виктором произошло то же самое, когда он встретил Юри. Ночь в его душе озарилась его появлением и стала белой. – О чем ты задумался... Витя? Боже, он, кажется, готов умереть каждый раз, когда Юри называет его так ласково. С той ночи в Барселоне он запомнил его просьбу называть его так, но делал это не всегда. Но если говорил "Витя", то говорил так, что сердце сжималось. – О белых ночах. Ты видел когда-нибудь белую ночь, Юри? Конечно, видел. Ты сейчас сжимаешь ее в объятиях. – Нет... Как это – белая ночь? – О, я покажу тебе, – Виктор зарывается лицом в волосы Юри, вдыхает их запах и глухо продолжает: – Этим летом, Юри. Тебе понравится. Белые ночи такие красивые. Мы можем остаться в городе и пойти гулять... Ты же так любишь центр Петербурга. А можем поехать сюда. Будем сидеть на веранде хоть полночи. Юри прижимается к Виктору крепче, так, что они оба чувствуют сердцебиение друг друга. Тук. Тук. – Юри, ты ведь останешься со мной до лета? "Останься со мной навсегда," – хочется сказать ему, но он просит только до лета. Юри отрывается от Виктора и смотрит ему в глаза. В зрачках Юри плещется ночь, но в его душе живет яркий, ослепительный свет. – Юри. Я покажу тебе белую ночь. Легкая улыбка озаряет его лицо, и он без тени сомнения произносит: – Да, Витя.