***
Команда «Энтерпрайза» высадилась на Омикроне в полном составе, за исключением капитана Кирка, неделю назад, но казалось, что они были здесь всегда. Каждое утро они вместе со всеми «коренными жителями» Омикрона шли на работу — нужно было ухаживать за цветами: поливать и окучивать, пропалывать сорняки, удалять пожелтевшие листья, следить за тем, чтобы растения не перекрывали друг другу доступ к свету. А в награду можно было вдыхать дивный аромат райского сада, приносящий мир и покой, радость и любовь. Это было счастье. Лейла уже плохо помнила тот первый раз, когда она, угловатая, растерянная, бесконечно страдающая уже впервые вдохнула этот дивный аромат. И тут же почувствовала, как с ее плеч упала огромная тяжесть. И тогда она поняла, что Спок прилетит сюда. В этом не было никакого смысла, но именно уверенность в том, что она скоро вновь увидит своего неприступного, но такого дорогого друга, наполнило все ее существо тихим покоем. И когда команда «Энтерпрайза» действительно ступила на эту землю, Лейла почти не удивилась. Прежняя, земная, Лейла боялась всего: косого взгляда начальства, недовольного ворчания мамы, показаться несовременной и смешной. Она выстраивала свою защиту от мира, как настоящая вулканка. А теперь они со Споком шли не просто рядом — вместе, держась за руки, как школьники. Всегда вместе и рядом. День за днем. И Лейла ничего не боялась… до тех пор, пока не увидела следы чего-то зеленого на подушке Спока. Она не сразу поняла, что это его кровь.***
— Что ж, Лейла, — тихо и грустно улыбаясь, сказал ей мистер Сандовал, — видимо, по каким-то причинам этот благословенный край не принимает мистера Спока. — И что же нам делать? — растеряно спросила Лейла. — Нам? Ничего. Ты же знаешь, милая, что нам дорога каждая пара рук на поле. Мы должны пропалывать сорняки и ухаживать за растениями. — Я знаю это, — нетерпеливо перебила его Лейла, — но ведь мы все исцелены, и он не должен болеть? Разве нет? — Я же сказал, — досадливо поморщился мистер Сандовал, — Спока не принимает эта земля. Мне очень жаль, но, скорее всего, он разделит судьбы других нечеловеческих форм жизни… — То есть — он умрет? — Симптомы, которые ты описала — носовое кровотечение, слабость, обмороки, потеря веса, — те же, что мы наблюдали у животных, привезенных с Земли, так что… — Спок — не животное! — утвердительно парировала Лейла. — Но он и не человек… — покачал головой мистер Сандовал.***
За время, проведенное на Омикроне, Лейла привыкла быть счастливой. Спокойной. Вот и сейчас ей захотелось просто кивнуть на слова мистера Сандовала и вернуться к своим важным неотложным делам. Ей захотелось просто забыть этот разговор, просто выстирать наволочку подушки, просто закрыть глаза и не видеть, как непонятная хворь буквально съедает Спока изнутри. И пока она шла до дома, эти успокаивающие мысли кружились над ней, как жирные черные мухи — единственные, кроме людей живые существа, которым позволено было жить на этой планете. Спок лежал на кровати и, кажется, спал. Она оставила его всего на полчаса, чтобы поговорить с главой их общины. Всего на полчаса… Они собирались после этого погулять. Почему он не дождался ее? На секунду ей показалось, что Спок умер. Она так ясно представила себе это: вот она дотрагивается до его окоченевшей руки, вот доктор МакКой составляет заключение о смерти. Они роют могилу, и мистер Сандовал произносить надгробную речь, а потом они берут в руки мотыги и идут работать, пот заливает ей глаза и смешивается со слезами, в конце она вдыхает терпкий густой аромат и ее слезы высыхают сами собой. На Омикроне есть место смерти, но нет места скорби… На секунду Лейлу пронзил острый стыд от ее будущего предательства, мир дрогнул, поплыл и изменился. Она увидела себя беззащитной и испуганной девочкой, заброшенной в глубины космоса. — Опять плачешь, — укоризненно шепчет Спок, касаясь губами мочки ее уха, — все хорошо, а ты плачешь… нелогично… Он такой высокий, Лейла едва достает ему до плеча, у него надежные сильные руки, он просто не может умереть! Но Лейла делает над собой усилие и отстраняется от Спока, чтобы посмотреть на него новым, вернее, прежним взглядом и ясно увидеть, что дни их любви сочтены.***
Сердечная боль Лейлы порвала ее связь с цветами Омикрона, но как она не пыталась, она не смогла пробудить негативные эмоции в сердце Спока. Вулканец перестал прятать свои эмоции, но, кажется, не перестал их контролировать. От прямых разговоров о его состоянии он уходил так искусно, что Лейла не успевала понять, как это произошло. Тогда она решила изменить тактику и вызвать его гнев или раздражение, но и здесь потерпела фиаско. Терпение Спока было, кажется, безграничным, да и Лейла, честно говоря, не была сильна в искусстве беспочвенного скандала. Когда она говорила: «ты мне надоел», он отвечал: «я сам себе надоел со своим занудством». Когда она говорила: «я ухожу», он спрашивал: «что приготовить на ужин». И когда на ее очередной бредовый выкрик: «меня тошнит от твоих противных ушей!» он спокойно предложил ей их отрезать, она поняла, что нуждается в помощи.***
Капитан Кирк выслушал сбивчивые объяснения Лейлы с непроницаемым лицом. — Я хорошо понимаю ваши затруднения, мисс… Вывести Спока из себя, заставить его испытать отрицательные эмоции: гнев, ярость, стыд не так-то просто. По чести сказать, никому из нашей команды этого не удавалось. Тем более, — тут взгляд капитана «Энтерпрайза» потеплел, — непросто будет ему разозлиться на такую милую девушку, как вы, Лейла. Вы позволите себя так называть? Вы не пробовали вызвать его ревность? — Конечно, капитан, вызвать ревность Спока — это первое, что пришло мне в голову. — И как успехи? — Да никак, — Лейла грустно улыбнулась, — я буквально повисла на руке у доктора Маккоя прямо под носом у Спока, а Спок приветливо помахал нам рукой и пошел заниматься своими делами. — Узнаю старого друга, — задумчиво проговорил капитан, — он сам настолько чужд предательства, что просто не способен заподозрить его в других. А это значит, милая Лейла, что нам с вами придется быть очень убедительными, чтобы он поверил в нашу с вами измену.***
План был разработан до мелочей. Ровно в 22:00 по условному межгалактическим времени Лейла телепортировалась на «Энтерпрайз». Там они должны были разыграть что-то вроде радио-спектакля, текст которого был написан капитаном от начала до конца. — Именно, Лейла, — втолковывал ей Кирк, — это просто спектакль, ну, игра… В конце концов, многие девушки флиртуют с друзьями своих возлюбленных и даже не задумываются о последствиях. — Вы думаете, Спок меня простит, после всего? — Я уверен, Спок бы вас простил, даже если бы все это происходило на самом деле… На самом деле, Кирк вовсе не был уверен в том, как отреагирует Спок. В тексте их с Лейлой «выступления» он собрал все, что могло, так или иначе задеть старпома, начиная с расистских высказываний о форме его ушей и заканчивая совсем уже непристойными замечаниями, произнесение которых Кирк, как истинный джентльмен, взял на себя. Коммуникатор был включен на громкую связь в обе стороны. Когда Спок услышит шум в спальне, он войдет в комнату, и Кирк транспортирует его на корабль… Прошло как минимум полчаса безумного диалога, который повторялся как заезженная пластинка: — «Капитан, что подумает Спок?» — «Да какая разница, что подумает эта пересушенная вобла, ты моя, Лейла!» и прочая чушь до бесконечности, пока наконец-то коммуникатор не передал звук шагов. Кто-то вошел в спальню. Кто-то остановился и замер в нерешительности. — Пора, — сказал Кирк и нажал кнопку транспортации, а потом уверенным движением прижал Лейлу к себе. В плане капитана Лейла должна была ответить на его поцелуй, и она в теории не возражала, потому что на собственном опыте убедилась, что никакие полумеры в виде слов, взглядов и намеков со Споком просто не работали, но когда дошло до дела, ее накрыл ужас и отвращение. Она просто не могла поцеловать другого мужчину! — Я не понимаю, Лейла, — растерянно и обиженно прошептал капитан, — мы же договорились! — Лейла, капитан, — услышала она за спиной голос Спока, — вы можете прекратить свой спектакль. Кирк, дружище, ты сильно переигрываешь. Я при других обстоятельствах еще мог бы поверить, что ты воспылал любовной страстью к моей подруге, но чтобы ты назвал меня расово неполноценным ушастым кактусом… Извини, это слишком маловероятно. Я бесконечно тронут твоей жертвой, Лейла. Да, я давно знаю, что со мной происходит, я изучил влияние спор на мой организм. Но все совсем не так плохо, как тебе кажется. Я вполне еще могу протянуть пару лет, оставаясь на ногах и в здравом уме… И я раскусил твой план насчет моего спасения через сильные эмоции еще тогда, когда ты в первый раз запустила в меня сковородкой. Простая логика подсказывает… — Да чтоб тебе провалиться с твоей логикой! — крикнула Лейла. — Не хочешь жить — так и помирай, а я помирать не собираюсь. И тут же с беспощадной ясностью увидела, как именно она может вывести Спока из себя. Время игр прошло. Нет, конечно, в транспортаторной не было оголенных проводов, но если подумать… разъем для зарядки коммуникаторов не был изолирован… Прощай, Спок, живи и процветай! Или хотя бы просто: живи!***
…А потом было долгое, мучительное выздоровление, с провалами в бред и беспамятство, чувство беспомощности и отчаяния, была жажда и немота, и опять черные провалы в реальности, которые можно было бы счесть отдыхом, если бы они не были так похожи на смерть. Потом в этом странном спутанном мире стали мелькать какие-то лица, знакомые и незнакомые, доктор Маккой, светловолосая женщина с плотно сжатыми губами, мистер Сандовал, капитан Кирк, и так по кругу много раз, пока Лейла не поняла, что уже пять минут смотрит в пустой потолок и у нее ничего не болит. — Позовите Спока, — первое, что она сказала дежурной медсестре. Но пришел не Спок, а капитан. — Вы молодец, Лейла! Вы и Спок — вы просто герои! — Что с ним? — У него плановое дежурство на мостике. Он сдаст пост и навестит вас. — Значит, он освободился? — Все освободились! Благодаря вам, благодаря вашей любви… Он порвал связь с цветами Омикрона, как только понял, что теряет вас. — Как же я выжила? Чудом? — Ну, если считать чудом самоуверенность нашего старпома, который возомнил, что сможет провести реанимацию, опираясь только на инструкцию бортового компьютера, тогда да, это было чудо! Потом мы вызвали доктора Маккоя, и пока он ругал Спока на чем свет стоит, он тоже освободился… А сейчас «Энтерпрайз» направляется к Земле. Скоро вы будете дома!***
— Как ты себя чувствуешь, Лейла? — Я рада, что ты жив, мистер Спок… — Я глубоко благодарен тебе за то, что ты сделала, Лейла. Хотя это было нелогично. — Почему? — Ты хотела пожертвовать своей жизнью ради моей, но зачем? Чем одна жизнь ценнее другой? — Разве ты на моем месте поступил бы по-другому? — Мы с капитаном нашли простой и действенный способ освобождения разума колонистов — низкие звуковые частоты. Они угнетают психику и создают предпосылки для возникновения негативного эмоционального фона. — Значит, моя жертва была напрасной, — прошептала Лейла и почувствовала, что ее голос предательски дрогнул. — Вовсе нет. На меня инфразвук все равно бы не подействовал. Спок замолчал, и Лейла поняла, что ему больше нечего сказать. Она, конечно, знала, что его нежность пропадет вместе с одурманивающим эффектом цветов. Она была готова к его холодности, но надеялась, на то, что в их любви было что-то настоящие, что-то помимо наркотического обмана. Теперь она поняла, что ошибалась. — Что ж, приятно было повидаться, мистер Спок. Живи и процветай! — Я другой, Лейла, — вдруг опять заговорил Спок. — Я настолько другой, что ты и представить себе не можешь. Но это не значит, что мы не можем быть вместе. Моя мать — землянка и мой отец-вулканец живут в браке много лет и они счастливы. Я научусь жить с тобой, Лейла. Я буду тебе хорошим мужем. Я не могу дать тебе того, что вы называете любовью, но я никогда не изменю тебе, никогда не изменюсь по отношению к тебе. Никогда тебя не обижу. Окажите мне честь, мисс Каломи, будьте моей женой! — с этим словами Спок взял ее за руку. Лучше бы он этого не делал: это было действительно другое прикосновение. Холодное и бесстрастное. — Бедный мистер Спок — прошептала Лейла пересохшими губами, — честный мистер Спок, не способный на предательство. Ты совсем запутался с нашими земными страстями. Ты сейчас действуешь под влиянием самого грустного из всех земных чувств: чувства вины. Я верю, что ты сможешь научиться жить со мной. Но я не смогу. Я не смогу забыть того, кого я потеряла на Омикроне. — Но это нелогично! — Ты хочешь сказать, что это очень грустно. — Я совсем не помню нашей любви, — задумчиво сказал Спок, — все ускользает, как во сне, но я отчетливо помню ту боль, которая освободила мой разум от эмоционального плена. Она была непереносима. Но она прошла. Ты сейчас переживаешь нечто подобное? — Такова наша природа, Спок. Поверь мне, я не хуже любой другой женщины готова к страданиям любви. Только, пожалуйста, Спок, уходи скорее и не возвращайся. Потому что, мне правда, до смерти хочется принять твое предложение! — Я сейчас уйду и буду спокоен, мое сердце не будет болеть за тебя, потому что мы вулканцы слишком слабы — мы не можем жить теми эмоциями, которые привычны для вас. Я буду счастлив, а ты несчастна. Это нелогично! — Ты хочешь сказать, что это несправедливо. — Да, пожалуй, я именно это хочу сказать. — Уходи от людей совсем, потому что нельзя жить с людьми и не быть предателем. Не будь предателем. Будь героем. Будь самими собой. А мое сердце будет болеть на нас обоих.