Дневник Альбуса Северуса, или Как я был слизеринцем

Примечание: нескольким персонажам пришлось сменить пол, и разница в возрасте у детей четы Поттер несколько больше, чем в каноне «дневника»; то бишь Алу одиннадцать, Джиму семнадцать, Лили Луне — около двух. Тедди Люпину восемнадцать. По одиннадцать Хью Уизли и Скорпиусу. Автору так было нужно, и его уже не остановить. Пейринг: у нас же Ж! В смысле G! Намек на Джеймс Поттер-мл/Тедди Люпин Варнинг: «поттериана» по сюжету фильма/книги-комикса «дневник слабака», а также — одаренный не по годам ребенок с амбициями похлеще волдемортовых. Его ждут великие и ужасные дела! Действующие лица и исполнители: Выступают: Альбус Северус Поттер = Грег Хэффли Джеймс Сириус Поттер = Родрик Хэффли Джинни Поттер = мама Хэффли Гарри Поттер = папа Хэффли Лили Луна Поттер = Мэнни Хэффли Хьюго Уизли = Роули Скорпиус Малфой = злобная девица Пэтти и тэдэ и тэпэ слэш трэш и угар под маскировкой рейтинга G, а также — вуаля! — Теодор Ремус Люпин…эээ…вот тут кроссовер и вовсе вырвался из-под контроля Пояснение: в роли старшего брата главгероя снялся Девон Бостик, который сыграл Брента в «Пиле-6», а автор его очень любит, в момент написания точно — любил, И ПАНЕСЛОСЬ! В роле юного и не потрепанного Тедди Люпина — Эрик Кнудсен, он же Дэнни из «Пилы-2» (а также фильму "Скотт Пилигрим против всех", а автор — известный деннибрентодрочер без шанса на излечение. Вот вроде и все, ребята! 28 августа 2017-го года: вы знакомитесь со мной, Альбусом Северусом Поттером, которого уже скоро ждут великие дела. Прежде всего запомните — это ежедневник, или бортовой журнал. Но никак не «дорогой дневник». И даже не просто «дневник». Хотя, конечно, это просто дневник — именно в этом убедились после недельной проверки в Отделе тайн. На этом не сговариваясь настояли родители. Особенно настаивала мама. Итак, меня зовут Альбус Северус Поттер. Мне одиннадцать лет. Это важный год в жизни любого мужчины. Уже через несколько дней мне предстоит сделать очень важный шаг. Мой первый шаг в Школе чародейства и волшебства Хогвартс. Как было написано в одном из журналов «Ведьмин гламур», который я стащил у тетушки Флер, «всегда важен первый шаг». И поверьте мне — я приложу все усилия, чтобы мой первый шаг вел в нужном направлении. А когда я вырасту и стану богатым и очень знаменитым, и ко мне пристанут репортеры, мол, Альбус Северус, как вам удалось переплюнуть вашего знаменитого отца, и все такое, я просто дам им прочесть это, сказав, что тут есть ответы на все вопросы. Ха-ха, поверили? Конечно же, я дам им прочесть отредактированную версию. *** 31 августа 2017 года: я узнаю, что в августе все-таки 31 день, а также много лишних подробностей о котлах Я был серьезно намерен встать раньше всех и как следует подготовиться перед поездкой на Кингс-Кросс. Завел будильник, покормил сову, сложил учебники в сумку, а сумку — в котел, начистил ботинки маминым клобкопухом по кличке Черныш и лег спать. Разбудил меня Джеймс, причем в нетипичной манере для моего старшего братца. Ах да, Джеймс. Джеймс Сириус Поттер. Головная боль факультета Хаффлпафф и профессора Спраут (декана этого факультета, как вы, должно быть, знаете). Джеймс каким-то чудом умудрился набрать СОВ для перехода на шестой курс, чему мы все были (кроме Лили Луны) удивлены несказанно. Хотя, может быть, этому немало способствовала тетушка Гермиона, которая взялась подготовить моего братца ко всем экзаменам, а до того три года писала за него все школьные рефераты. И даже папа, который всегда говорит, что нет ничего важнее честности, сдался и сложил оружие, когда профессор Макгонагалл переслала нам реферат Джеймса про бывшего директора Хогвартса (в честь него меня и назвали, ну вдруг вы этого не знаете). Реферат занимал четверть фута пергаментного свитка и был дословно списан с аннотации к книге Риты Скитер «Тайны и ложь Альбуса Дамблдора». С тех пор очень многие домашние задания братца выходили из-под пера тетушки Гермионы. Считается, что все ученики Хаффлпаффа упорны и трудолюбивы. Упорен Джеймс в одном — в твердом стремлении связать свою жизнь с музыкой. Папа поставил заглушающее заклятье на наш сарай в дальнем углу сада, но и сквозь него порой прорываются жуткие звуки. Мой братец репетирует со своей группой. Папа как-то сказал, что при виде участников этой самой группы — что Билли, что Марка, что Ларри у него руки чешутся наложить на них всех парализующее заклятье и в полном составе доставить в аврорат и там запереть на недельку в камеру предварительного заключения. Вид у всей четверки (включая Джима, естественно) вполне годится для Дрянн-аллеи. Или для Азкабана. Поймите, я люблю своего брата, насколько это вообще возможно, но я всегда пытался здраво смотреть на жизнь. А братец далеко пойдет, очень далеко. Вот только в каком направлении? Они мечтают прославиться. Тут я их очень даже понимаю. Они считают, что когда-нибудь их попросят выступить на разогреве у «Ведьминских сестричек». На мой взгляд, их потолок — тот самый пользующийся наиболее дурной славой кабак в Хогсмиде. Вот в этом Джеймс упорен. И трудолюбив на свой лад — неутомимо стучит по барабанам. Соседи имеют к нам претензии — все наши садовые гномы сбежали в их сады. Комитет по сохранению секретности имеет к нам претензии — некоторые окрестные магглы решили, что в нашем саду проводятся какие-то там оргии с человеческими жертвоприношениями. Папино влияние пока что помогает решать эти проблемы, только надолго ли его хватит. А еще у Джеймса оценки не ниже «Превосходно» по Травологии и (профессор Лонгботтом нахвалиться на него не может, и вовсе не потому, что учитель Травологии — старинный папин друг) может часами не вылезать из теплиц. «Инвестируй в будущее, брателло», сказал он как-то мне. Я не собирался связывать свою жизнь с разведением цветов, так что единственный за всю жизнь данный мне братом хотя бы отдаленно напоминающий полезный совет проигнорировал. Ну что за тоска возиться в теплицах или разводить аквариумных жаб. Жабами, кстати, вся джимова группа очень интересуется, и интерес этот отчего-то тщательно скрываем от родителей. Я взял это на заметку. На будущее. Если мне когда-нибудь понадобится договариваться с Джеймсом. Если живешь в одном доме с человеком вроде моего братца, всегда смотри в оба. Вещи запросто могут оказаться не тем, чем на первый взгляд являются. Мама говорит, так во времена ее детства вели себя ее старшие братья, Фред и Джордж. Розыгрыш на розыгрыше. Дядюшка Рон заработал себе арахнофобию на этой почве. Я пока не заработал ничего, но возможно, все еще впереди. Сведения о жабах я упрятал на ту полочку в своей памяти, где хранятся сведения о местонахождении журнала «Голые ведьмы на метлах» в комнате братца. *** С тем журналом вообще вышла одна печальная история. В конце прошлого июня, когда Джеймс только вернулся домой на каникулы после удивительно (для него, разумеется) окончания пятого курса, мы с Хьюго (Хьюго — это мой кузен. Хьюго Уизли. На полмесяца моложе, почти в два раза тяжелее. Может быть, Хьюго — как раз лучшая иллюстрация к расхожей поговорке, что хорошего человека должно быть много. Хьюго — хороший человек, надо отдать ему должное. Однажды он спас мне жизнь. Речь об этом и пойдет ниже) решили забраться в комнату Джеймса и посмотреть его выпускной альбом. После седьмого курса, если братец не вылетит из Школы, будет еще один альбом, но мне к тому времени будет уже поздно что-то менять, если я неправильно поведу себя в Школе с самого первого дня. Или может, даже с самой первой минуты в Хогвартс-экспрессе. На доверительную беседу с Джеймсом я не мог и надеяться. Мама и папа тоже не надеялись. Или, может, напротив — надеялись, что наша доверительная беседа с Джимом не состоится в ближайшие десять лет. Когда из меня уже выйдет толк. А он выйдет! Итак, дело было прошлым летом, мне исполнялось десять, через год предстояло отправиться в Школу — в общем, откладывать подготовку было нельзя. Все великие люди все тщательно планировали. По крайней мере те, про которых я читал. Какой-то маггл сказал, что любая удачная импровизация — часть тщательной подготовки. Когда я сказал такое при тетушке Гермионе, она сделала глаза как у домового эльфа — большие и круглые. Взрослых не так трудно удивить. Особенно при таком старшем брате, как у меня. Но об этом потом. Итак, мы с Хьюго пробрались в комнату Джима и не без риска для жизни зарылись в его барахло, рискуя быть погребенными под ним. Сначала удача улыбнулась Хьюго — тот, ухмыляясь, вытащил из-под кровати братца запыленный журнал и пролистал его. Пока кузен листал журнал, круглое лицо его удивленно вытягивалось. — Вот уж не знал, что Джиму интересно читать про квиддич. И правда — удивительно! Джим не способен припарковать метлу, чтобы при этом не сшибить пару папиных важных гостей во время приема в саду или хотя бы соседский мусорный бак. Я посмотрел — ничего интересного. «Ведьмы на метлах». Ну, метлы. Некоторые даже новые, гоночные и прекрасно отполированные. Ну, ведьмы. Надето, на них, правда, маловато. Даже меньше, чем на тех ведьмах, которые были на страницах журнала «Горячие помощницы целителей». Медицина, впрочем, интересна Джеймсу еще меньше квиддича. Но, наверное, через шесть лет я стану таким же странным. Точно — стану, если не начну действовать прямо сейчас. Но прежде чем мы добрались до выпускного альбома, до нас добрался Джеймс. — Мне уже семнадцать, и я могу колдовать дома, напоминаю тебе, Ал! — заорал он подобно банши, и полез за палочкой, но та провалилась в штаны. Тут Хьюго совершил поступок поистине героический. От своего толстого увальня-кузена я такого не ожидал. Он кинулся на Джеймса и обхватил его за живот, заодно прижав руки братца к бокам. Пока Джим пытался выпутаться из удушающих объятий Хьюго, я выскользнул в дверь и, сопровождаемый воплями: «Отпусти меня, ты, эмбрион Хагрида!» и заперся в своей комнате, откуда не выходил до возвращения родителей с работы. *** Итак, Джеймс разбудил меня. Не сбросив меня на пол с кровати, не подвесив над нею Левикорпусом. Нет! Я не поверил своим глазам, ушам и прочему. Он стоял надо мной, уже одетый для выхода (в футболку с жуткой рожей какого-то маггловского музыканта и драные джинсы) и, улыбаясь, ласково говорил: — Ал! Ал, вставай, мы опаздываем! Папа уже ждет в машине. Мама в гневе. Лили на горшке. Поторопись! Где-то вдали заухала сова. Нет бы мне насторожиться! Под окном запел одну из песен группы, в которой играет жуткую маггловскую музыку мой братец, садовый гном. Джеймс выскочил из комнаты. Я вскочил и в панике бросил взгляд на часы. Времени оставалось всего минута. Немногочисленные недочеты вроде криво застегнутой рубашки, душащего галстука и надетых наоборот ботинок, я был готов. Схватив котел и клетку с Перси (она так похожа на моего самого умного дядю, что я просто не мог, пусть домашние и были против, а дядя — и подавно, не выбрать это имя), я помчался вниз, перепрыгивая через две ступеньки. За кухонным окном почему-то было темно. Не было слышно, чтобы во дворе заводили машину. Но у меня не было времени на такие мелкие детали. Теперь я понимаю, что когда хочешь сделать самый верный первый шаг, важна каждая деталь. Каждая. Но было не до того. Одной рукой чистя зубы над кухонной раковиной, другой я держал возле рта бутерброд и откусывал от него. Наевшись хлеба с сыром со вкусом зубной пасты, я решил чем-нибудь это запить и влез в холодильник с головой — в поисках молока. Времени оставалось настолько катастрофически мало, что я совсем потерял голову и, пятясь от холодильника, наступил на Черныша, а локтем сбросил со стола аквариум с жабами, оставленный там, очевидно, Джеймсом. Нет бы мне удивиться, почему мама это допустила. Естественно, все это произвело жуткий грохот. Уже через мгновение я ловко кувыркнулся под кухонный стол, уходя от Ступефая. Что ж, уже хорошо, что не от Авады Кедавры. Папа редко промахивается, а работа у него нервная. Так я мог бы уйти по пути к славе весьма и весьма недалеко. — Кто ты такой и что тут делаешь? Под стол заглянул отец, сверкающий глазами и очками так гневно, будто только что обнаружил на собственной кухне отряд Пожирателей Смерти во главе с Волдемортом. — А, это ты, Ал. Но все-таки — что ты делаешь тут в такую рань? Отец выпрямился и прислушался. — Ну вот, ты разбудил Лили. Раздался истошный рев. Рев становился все громче, и вот в кухню вошла мама с моей младшей сестрой, Лили Луной, на руках. — Да, что ты тут такое творишь? Я рассчитывала поспать хотя бы до шести утра, а сейчас только четыре. — Я собирался в школу, — только и сумел выдавить я, пытаясь стряхнуть с себя всех питомиц Джеймса. — В какую еще школу? В школу завтра, первого сентября, а сегодня тридцать первое августа! — гневно фыркнула мама, прижимая к себе орущую Лили. — Что за идиотский розыгрыш? — Но меня разбудил Джеймс, сказал, что вы все ждете в машине… — Джеймс? — папа вылетел из кухни и аппарировал наверх. Я и мама потащились по лестнице. В этой ситуации Лили приходилось лучше всех. Джеймс спал. Притворялся, конечно. Родители молча посмотрели друг на друга и вышли из комнаты. Я чуть задержался. Конечно, этот ходячий кошмар притворялся. Клянусь — он улыбался. Тому, что ему в очередной раз удалось посмеяться надо мной! Но посмеяться последним Джеймсу не удалось. Он вообще очень быстро перестал ржать, когда папа, он аврор все-таки, и не какой-нибудь там рядовой, а крутой начальник самого крутого отдела (потом посмотрю, как правильно пишется название), так что не лыком шит, хотя порой его и без того близорукие глаза затуманивают странные педагогические представления, все-таки разобрался, хоть и не сразу, а только после обеда, что к чему в этой истории. И решил наказать Джеймса. И меня. Это все называется той самой «педагогикой». Дурацкое слово. Если мне удастся осуществить один из моих грандиозных планов, я посвящу некоторое время искоренению этого кошмарного понятия. Ну, а пока мы с Джеймсом сидели в саду и под пристальным взором папы («Постоянная бдительность!» — постоянно цитировал папа своего бывшего наставника по имени Грозный Глаз) Джеймс читал мне найденные на чердаке дома деда Артура школьные доклады дядюшки Перси. Это едва не нанесло сокрушительный удар по моему стремлению во всем быть похожим на дядюшку Перси. На какую-то минуту я едва не перестал хотеть сделаться знаменитым политиком, как он! Двенадцать футов пергамента про какие-то стенки котлов! Я так старательно делал вид, что внимательно слушаю, что, кажется, отключился, а потом, когда… ну, скажем, включился (так про маггловскую технику говорят) обратно, то отметил нечто странное. Жуткая нудятина о котлах, в которой был некий смысл, хоть и скучища дичайшая, сменилась кошмарной тарабарщиной. Джеймс, все так же сосредоточенно пялясь в пергамент, выводил своим противным (слава Мерлину, он барабанщик в своей группе, а не певец) голосом нечто вроде: Кишки Селестины Уорлок Украсили весь наш забор, А мы среди зомби в трущобах Серьезный ведем разговор. Я поневоле прислушался. Папа насторожился — не могло же мне всерьез быть интересно слушать про котлы. Папа подошел поближе, и Джеймс тут же заладил «…с одной стороны, исходя из вышеописанного, можно прийти к выводу о нижесле- дующем…». Папа успокоился и отошел. — Что ты сейчас такое нес, Джим? — не утерпел я. — Текст нашей новой песни, чувак! Нравится? — Просто слов нет, как нравится, — честно сказал я. Слов действительно не было. Жаль, мама этой песни не слышала. Мерлин великий! Брат вообразил себя поэтом-песенником. Если я когда-нибудь стану знаменитым, точнее — когда я стану знаменитым, и при этом не займу высокую должность в правительстве, и не буду актером, то точно буду героем, которому непременно надо спасти мир. Вот только стоит ли его спасать — в таких-то условиях? Папа решил, что срок нашего с Джимом совместного наказания истек, и отпустил нас. *** 1 сентября 2017-го года: мы едем на Кингс-Кросс, Джеймс встречает конкурента, а я тоже кое-кого встречаю. Толпа на вокзале как всегда была ужасная. Куча магглов — некоторые смотрятся похлеще Джима. Даже сегодня он вырядился в свои лохмотья и не подумал причесаться. Я же полчаса укладывал волосы на пробор, чтобы ни единая волосинка не выбивалась. *** Внешний вид очень важен. Первое впечатление и все такое. Я не решил пока, все никак не могу выбрать, кем же мне стать. Когда выберу, тогда и решу окончательно, как же мне относиться к Джеймсу. Если я стану политиком, то родство со столь скандальным персонажем может принести один лишь вред. Если актером — наоборот. Вот и ломай тут голову, пока шрам как у папы не появится. Вспомнив биографии великих людей, я немного утешился. Один американский маггл-президент сначала был актером. Если такое когда-то удалось какому-то магглу, то мне, Альбусу Северусу Поттеру, названному в честь сразу двух директоров Хогвартса, это будет уж точно по плечу. Не президентом, конечно. А Министром Магии. Или хотя бы главой Аврората. Есть у меня предчувствие, что Джеймс доставит немало беспокойства — а папа к тому времени уйдет на покой, вот и будет кому заметать мусор под ковер и спасать честь семьи. Подумав так, я умилился собственному благородству. Итак, всего час тому назад я тщательно причесался и спустился к завтраку. Мыслям о моем благородстве сильно мешало пение музыкального горшка Лили (не находите ли вы, что слова про «полный котел горячей любви», когда шмакодявка этот самый «котел» наполняет вовсе не любовью, весьма и весьма неуместны?). Так что я полностью сосредоточился на завтраке. От волнения кусок не лез в горло, но я приложил все усилия и утрамбовал в себя пару булочек. Перед таким ответственным днем обязательно нужен плотный завтрак, сказал я себе и затолкал в себя порцию омлета. Джеймс, изо рта которого торчала недожевання сосиска, посмотрел на меня и элегантно икнул. — Не переживай так, брателло! — ободряюще (ну конечно, родители же смотрят!) сказал он. — В Азкабан тебя не распределят. По крайней мере, не сразу. Я решил хранить достоинство до последнего, и ничего не ответил. Селестина Уорлок наконец заткнулась. Завтрак закончился. Багаж в машине. Да здравствует новая жизнь! *** Да, толпа была та еще. Привыкай к толпам, Альбус Северус Поттер, сказал я себе. На на все смотрят. Я оглянулся — Джима нигде не было. Значит, смотрят не на его кривляния. Мама с Лили Луной на руках и папа молча и серьезно смотрели на меня. Кажется, прямо сейчас мне предстоял очередной Серьезный Разговор Отца и Сына. Папа еще в машине пытался завести со мной беседу, но беспомощно оглядывался на маму и не мог выдавить ни слова. Это у него еще не прошло. Открою вам секрет — папа думает, что я при распределении боюсь попасть на Слизерин. Сейчас заговорит о том, что там учился один из тех людей, в честь кого я назван. Да знаю я все. И более того — ничего я не боюсь. Только не хотелось бы там соседствовать со Скорпиусом Малфоем. Он со своим папашей стоял неподалеку и буравил меня сердитым взглядом. Семь лет прошло, по самым скромным подсчетам, с тех пор, как при самой первой встрече у нас случилась Ссора Мирового Масштаба. Все как у наших отцов. Может, ничего бы и не случилось, если бы не дружеский совет Джеймса, который в тот год как раз отправился на первый курс, а я — впервые в детский сад для детей волшебников. Джеймс сказал, что я легко завоюю дружбу сверстников, если придумаю каждому смешную кличку. И даже заставил меня выучить наизусть парочку своих творений. Тогда я еще был глуп и купился. Скорпиус явно не собирался дружить со мной после того, как я выдал ему «Скорпиозо-мафиозо пахнет как ведро навоза». — Альбус! — торжественно начал папа, опускаясь рядом со мной на одно колено. — Пришла пора серьезно поговорить… Но тут, слава Мерлину, паровоз испустил оглушительный гудок, и все вспомнили, зачем, вообще-то, тут собрались, и, схватив в охапку меня, чемодан, котел и клетку с совой, попытались загрузить все это в вагон, причем одновременно. Придавленный клеткой и чемоданом я, тем не менее, был счастлив. Ведь Серьезный Разговор останется на платформе, а я уеду. Но тут пережитки детства, недостойные будущего великого политика и/или актера, навалились на меня вместе с обрушившимся с кучи багажа котлом, и я спрыгнул на платформу, чтобы обнять маму и отца одновременно, хотя длины рук, конечно, не хватило. — Как трогательно! — ввинтился мне в ухо голос Джеймса. — Малыш Ал хнычет в мамину юбку! — Джеймс! — только и сказал папа, и на пару секунд Джеймс перестал вертеться на месте, кривя физиономию — это он меня передразнивал, и даже волосы его как будто стали менее растрепанными. — А что? — отмер Джим через мгновение. — Я всего-то и пришел сказать, что там за углом Тед Люпин целуется с Виктором. Наверное, пришел его проводить! И цвет волос у него сегодня как раз подходящий — голубой. Ну, так я пошел в вагоны для старшекурсников. — Наверное, и правда пришел проводить, — растерянно улыбаясь, сказала мама, прижимая к себе Лили. — Они просто обнимаются! — поспешно добавил папа. Семья у нас очень большая. Я имею в виду — со стороны Уизли. Виктор — мой старший кузен, похожий на девчонку блондин семнадцати лет. Тетушка Флер как-то обмолвилась, что мечтала о дочери, которую назвала бы Виктуар, но уж так получилось. Девочки считают его очень симпатичным. Тедди восемнадцать, он на год старше Джеймса. Тед Люпин наш очень дальний родственник и крестник папы. Насколько дальний — если интересует, пойдите посмотрите на фамильное древо Поттеров и Блэков. Я бы даже сказал, на эту фамильную живую изгородь. По родству Тедди куда ближе к Скорпиусу — приходится тому троюродным братом, от чего семейство Малфой, бесспорно, в полном восторге. Джеймс тоже в полном восторге от Тедди. То есть я хотел сказать — они невзлюбили друг друга едва ли не с первого взгляда. Что-то не то в нашей семье с этим самым «первым взглядом». В отличие от Джима, Тедди не нужно торчать перед зеркалом столько, сколько братцу — он ведь метаморф. Из отличника (а это так), любимца пожилых и не очень дам, в том числе его бабушки Энди и моей — Молли, в воплощенный кошмар любой добропорядочной ведьмы, имеющей молоденьких дочек (хотя Виктор же не дочка тети Флер… надо будет поразмыслить об этом на досуге) за считанные секунды. Когда Джим решил перекрасить волосы в зеленый, то неделю ходил лысым слева, и слегка подпаленным справа. Тедди же проделает такую операцию в момент и даже не поморщится. Что? Да, вы правильно поняли. Мне нравится Тедди хотя бы уже за то, что бесит моего брата. Конечно же, куда больше, чем умением мгновенно менять внешность, Тедди выводит Джима из себя тем, что тоже играет в группе. Которую, в отличие от джимовой, и правда в прошлом году (всего один раз, но все-таки!) приглашали выступить на разогреве у «Ведьминских сестричек».