Выгодный брак

— И что это по-твоему такое? На лице Дазай-сана читалось разочарование. Рюноске вздохнул и отвел взгляд. Смотреть сейчас на Дазай-сана почему-то было совершенно невыносимо. Да и просто делать что-либо — тоже. С произошедших событий минуло не так уж и много времени, а обида, жгучая, болезненная, все продолжала скрестись внутри. Все, к чему только ложилась рука, превращалось в один сплошной стыд, переделать который толком не выходило. И вот сейчас Дазай-сан держал в руках письма — те самые письма, вымученные потом и кровью! — а Рюноске было даже страшно представить, что именно его покровитель там обнаружил. Сам-то он, к своему большому облегчению, не мог вспомнить и строчки. — Что это, я тебя еще раз спрашиваю? — снова поинтересовался Дазай-сан, но его тон вовсе не походил на тон отчитывающего. Голос звучал расстроенно, немного плаксиво — видимо, и в самом деле никудышный из Дазай-сана учитель. — Письмо, — по привычке подыгрывая ему, с раскаянием ответил Рюноске. Практически искренним, между прочим. Понимание того, что он опять доставляет кому-то неприятности, было бы совсем невыносимым, если б только… Дазай-сан кхекнул, зашуршал конфетными обертками и, судя по всему, снова принялся перечитывать письмо. Он устроился прямо на своем рабочем столе, ловко сдвинув в кучу на край все бумаги, болтал ногами, уминал сладости из бумажного пакета, подозрительно напоминавший тот, что приволок с собой Ацуши, и выглядел до того раздражающе довольно, что совесть Рюноске никак не желала брать свое. — И это ты собирался отправить? Господи-боже, чем ты только вдохновлялся? Рюноске скорбно промолчал. Коллекция книг у него была, конечно, весьма обширная, но даже в ней не нашлось места примеру достойного любовного послания. Только несколько военных донесений в штаб врага, от которых и приходилось отталкиваться. Да и, в итоге, от сути своей они недалеко отошли. — «Натиск ваших чувств не оставляет мне шансов к отступлению!» — со всеми остатками выражения, которые еще не были забиты конфетами, выдохнул Дазай-сан. — «Но моя гордость не дозволяет мне капитулировать столь быстро. Сие ввергает в смущение…» Рюноске был готов ввергнуться в самые пучины стыда прямо сейчас — талантом чтения Дазай-сан был явно не одарен. Но вот пытать умел просто превосходно! Рюноске вздохнул и огорченно поник. После встречи с чертовым Ацуши он и дышать-то нормально начал с трудом. А каких усилий стоило прийти в себя, чтобы взяться за написание уже давно откладываемого письма! И вот теперь, получается, труды всей ночи не принесли ничего, кроме красноречиво-снисходительной улыбки Дазай-сана? Как же это было обидно! Он-то ведь считал себя таким начитанным, а в результате — не сочинитель, а смех один! Рюноске вспомнил, как сильно при написании письма болела рука, и ему сделалось совсем горько. — Ну что ты такой? Словно набрал в рот гари… Хочешь конфетку? — Дазай-сан стремительно оказался рядом. Приобнял сзади, что теперь Рюноске был вынужден смотреть на свои же строки. Ровные, аккуратные и так безнадежно, по чужому мнению, испорченные. Ощутив на коже чужое дыхание, Рюноске весь закаменел от смущения. Он не знал, как ответить на предложение. Отказываться от угощения явно невежливо, но, с другой стороны, Рюноске совсем не хотелось, чтобы Дазай-сан вновь запускал руку в пакет, который наверняка принес Ацу… — Спасибо, — пролепетал Рюноске, но лишь после того как заскучавший от молчания Дазай-сан легонько встряхнул его. — Ты слишком напряженный, — пожаловался тот, понижая голос. — Неужели особые подарки от будущего супруга не помогают тебе расслабиться? Не хочешь пожаловаться о их непригодности на бумаге? — Д-дазай-сан! Рюноске сам не понял, как сорвался на крик. Ну как, как вообще можно было говорить о... — М? Что-то не так? Дазай-сан спокойно разжал руки, обошел Рюноске и снова легко уселся на стол. И тут же при Рюноске смял письмо крошечным комком, легко скрывшимся под длинными пальцами. Только тогда пораженный Рюноске, едва сумевший перебороть смущение, отметил — на самом-то деле Дазай-сан вовсе не веселится. Его взгляд показался цепким и изучающим, серьезным, а не озорным, как всего какую-то пару минут назад. Рюноске сделалось неприятно. Он хотел бы пожаловаться прямо сейчас, что это Дазай-сан задевает то, о чем говорить совсем не хочется, но не осмелился на эту дерзость. Ему ведь действительно хотелось получить помощь при составлении письма — нового, на этот раз правильного. Но Дазай-сан в этот раз отчего-то не спешил поддержать. Молчал, словно бы ожидая чего-то в уплату. Неужели откровенности? Чего-то вроде дружбы? И если да, то зачем? Подвернись такая возможность в былое время, Рюноске стал бы сам не свой от счастья. Но теперь — не мог справиться с чувством вины. Что будет, расскажи он Дазай-сану о том, что целовался с будущим клиентом? Как бы тогда самому не получить по щеке. — Молчать невежливо, Рюноске, — Дазай-сан нахмурился, словно бы уже все знал. Абсолютно все. Начиная с того, что, несмотря на их с Чуей-саном доброту, Рюноске сейчас ему не доверяет. Нужно было срочно что-то сделать! И желательно нечто такое, что не повлечет за собой раскрытие собственной безрассудности. Ведь теперь Рюноске станет куда благоразумнее, прекратит искать сомнительные приключения и больше никогда не приблизится к Накаджиме Ацуши. Они не посторонние с Дазай-саном, напомнил Рюноске себе. А вот он сейчас ведет себя глупо, шарахаясь как прокаженный от полупристойной шутки. — Подарки-то как раз очень даже и неплохие, — вдруг тихо и четко ответил он, но немного не узнавая своего голоса. — Помогите мне правильно написать об этом. Дазай-сан насмешливо приподнял брови, вновь оглядывая Рюноске так внимательно, будто бы видел его впервые в жизни. Выражение его лица потеплело. — Вот это уже другой разговор, — жизнерадостно протянул Дазай-сан и, освободив столешницу, поманил Рюноске к себе. Его кресло оказалось мягким и ужасно удобным — опустившись в него, Рюноске едва не забыл, чем именно они хотели заняться. Но тут же собрался с мыслями, пообещав себе приложить все усилия, чтобы больше не веселить Дазай-сана своей глупостью. Пусть даже вынужденной… — Писать о подарках — решение верное, — рассуждал Дазай-сан, неторопливо раскладывая перед Рюноске все необходимые письменные принадлежности. — Альфы, знаешь ли, щепетильно относятся к оценке своего внимания. Поэтому имеет смысл дать понять, что его старания заметили и восприняли должным образом. Иногда… они попросту хуже детей. Но что сделаешь? Рюноске серьезно кивнул, хотя на деле ему ужасно хотелось рассмеяться. До того забавный был у Дазай-сана сейчас тон, ну будто бы он уже лет пятьдесят — или даже больше! — прожил с кем-то в законном браке и теперь был готов просветить неуча-Рюноске о всевозможных подводных камнях. Хотя… разве это было не так? — Это кто здесь «хуже детей»? — обиженно спросили со стороны двери. Настолько знакомым голосом, что Рюноске машинально вжался в спинку кресла, прежде чем поднять голову. Да уж, ко всему произошедшему увидеть еще и недовольное лицо Чуи-сана ну явно было перебором… — А то сам не знаешь! — мгновенно среагировав, ответил Дазай-сан. И тут же смущенно кашлянул в кулак, словно припомнив, что при Рюноске не следовало бы вести себя настолько развязно. — Если у вас есть какие-то пожелания ко мне, Накахара-сама, то я обязательно выслушаю их. Но в свое нерабочее время. Сейчас вы только мешаете. Его голос был учтив и сладок, как если бы Дазай-сан говорил сейчас не со своим возлюбленным, а как минимум с его требовательной матушкой. Только она обычно воспринимала лесть любого толка — ну или только делала вид, сейчас отчего-то Рюноске был в этом не уверен. Все эти годы он был настолько слеп, что даже подумать страшно!.. — Ага, — беспечно протянул Чуя-сан и, спрятав руки в карманы европейских узких брюк, медленно прошелся вперед. — А я, между прочим, не так уж плох в числовых делах! — В этом никто и не сомневается, — поспешил заверить его Дазай-сан, словно для убедительности подкрепляя свои слова изящным движением рук. — Но в настоящее время речь идет совсем не о них... а о чувствах. Чувствах омег. Последнее слово он явно выделил интонацией, произнеся его так странно, будто обвиняя Чую-сана в полном непонимании темы. Рюноске вжался в спинку еще сильнее. Он был настолько смущен, что хотелось провалиться сквозь пол. Альфы же должны сердиться, когда их обвиняют в некомпетентности. О, Рюноске много раз читал и слышал о последствиях такого гнева, и… Закончить мысль ему не удалось. Чуя-сан перебил ее своим тихим смехом. — Ну об этом-то я тоже прекрасно осведомлен, — мягко возразил он и вдруг подмигнул. Быстро и в свою очередь тоже многозначительно, что Рюноске смутился еще сильнее. — Правда? — голос Дазай-сана стал еще слаще. — Тогда скажите, Накахара-сама, что может чувствовать омега, которого завалили подарками? В благодарность за то, что его покупают? Вы знаете? Стоит ли написать в письме будущему супругу об этом? Написать почтенному и щедрому человеку правду, что ощущает его покупка? Или написать то, что соответствует канонам вежливости? Как думаете, что больше ему понравится? Вам бы, как альфе, что б пришлось по вкусу? В кабинете повисла напряженная тишина. Рюноске показалось, что, окончив свою речь, Дазай-сан перестал дышать, словно пристыженный собственными словами. Что чувствует человек, которого покупают? Он ощущает себя вещью в торговой лавке, ведь так? Что ощутил сам Рюноске? Разве может он теперь четко сказать об этом? Да, ты теряешь призрачную свободу, которой, если быть честным перед собой, толком никогда и не обладал. Но разве вместе с тем не приобретаешь нечто большое, меняющее жизнь в лучшую сторону? И разве телу не теплее в хорошей, новой одежде, чем без нее и в старом тряпье? Рюноске не знал, но понимал при этом — все, что он нанесет на новый лист, из своей головы или с чужой подсказкой, будет ложью. Все, кроме искренней благодарности своему будущему мужу за то, что тот позаботился о Рюноске настолько тщательно и умно. Только с его помощью Рюноске перестал быть безликой тенью, замершей в дальнем углу сада. Он погрузился в беспрестанную череду событий и ощущений, а жизнь, которая в действительности была куда более сложной, чем Рюноске, запертый в своем небольшом мирке, мог подумать, все равно оказалась хороша. Кажется, Чуя-сан тоже затаил дыхание. Оглушающе-громко тикал часовой механизм — будто медленно билось чье-то сердце. Рюноске поднял глаза и с изумлением обнаружил, что все лицо Чуи-сана залито яркой краской. Они сами — словно дети, ошарашенно понял Рюноске, вдруг ощущая себя как в школе. Удивленный своему открытию он поспешно заговорил: — Но ведь подарки от добросердечного альфы — это проявление его заботы, а, значит, и лучших чувств? Не так ли, Чуя-сама? Он впервые сознательно обратился к хозяину по имени, пусть и смягчив это наибольшей степенью уважения. Даже Дазай-сан при Рюноске и посторонних никогда не позволял себе называть этого человека… Но ведь наедине-то они наверняка привычны совершенно к иному! А сейчас — играют, неумело, но ужасно старательно. Чуя-сан вздрогнул и неуверенно пожал плечами. — Да, Рюноске-кун. Ты все верно говоришь, — медленно сказал он, словно бы вдумываясь в каждое соскальзывающее с языка слово. — Некоторые альфы покупают одни драгоценности да побрякушки. А вот другие… как твой будущий супруг, разумеется, стараются подобрать нечто такое, чтобы их избраннику было комфортно жить в дальнейшем. Чтобы он мог… пользоваться по своему усмотрению и когда хочется, а не только… Ну, ты же понял, да? — Да уж, Чуя-сама, может, вы и хороши с числами, но словоплет из вас явно никудышный, — фыркнул Дазай-сан, но выгонять больше не стал. Просто махнул рукой в стоящее неподалеку кресло и снова переключился на Рюноске: — Видишь, Рюноске-кун, раз компетентный источник говорит, что намерения исходили от чистого сердца значит… это обязательно стоит учесть. Рюноске постарался не обращать внимания на насмешливый взгляд Чуи-сана, устроившегося прямо напротив. Он весь сконцентрировался на письме, точнее, на лежащем впереди листе — пока еще чистом, но… Благо, что теперь правильные мысли постепенно стали приходить. «Я так благодарен вам за всю вашу заботу...» — начал Рюноске после короткого, но наполненного уважением приветствия: «Невозможно подобрать слов, чтобы в полной мере оценить мою признательность, ведь обо всех этих вещах я мог только мечтать!». Заглянувший к нему через плечо Дазай-сан только смущенно хмыкнул, видимо, прекрасно помня о каждом, даже самом незначительном подарочке. Слава богу, что хоть конкретики не потребовал, да и расписываться по поводу каждого — тоже! Рюноске сам не понял, когда слова начали складываться хорошо и ладно, словно он был по меньшей мере писателем любовных романов. Даже то, что двое таких по-разному важных для него людей сейчас неотрывно следили за этим, перестало отвлекать. Оказывается, наполнить свои слова теплом было не так уж и сложно. Но, когда Рюноске уже практически закончил, Дазай-сан произнес: — Забота — одна из важнейших вещей на свете. Тут Чуя-сама абсолютно прав, Рюноске-кун. Теперь он словно бы поучал, пытаясь отложить в голове у внимающего каждому слову Рюноске нужные знания. — Правда? — сразу же оживился Чуя-сан. — Правда, — Дазай-сан по-кошачьи потянулся и одарил его мягкой улыбкой. — Каждый омега это ценит, уверяю. Он говорит о себе, догадался Рюноске, едва не сажая кляксу на лист. В свою очередь признается? А если и нет, то чего же они хотят друг от друга? Рюноске многого пока что не понимал. Все же он, как оказалось, совершенно не обладал ни житейским опытом, ни даже умением себя вести, хотя и считал до поры, что держится в обществе безупречно. Но стоило оглянуться на других и сразу стало ясно — их странная игра была куда изящнее и тоньше несдержанного удара по лицу. Хотя, даже несмотря на это, Рюноске ни о чем не жалел. — А стоит ли чего-то забота без особенных средств? Как считаете? Могли бы принять в возлюбленные нищего? — внезапно спросил Чуя-сан. В его тоне было столько беспомощной искренности, словно бы мнение собравшихся здесь было для него по-настоящему дорого и ценно. Ведь вопрос-то он адресовал не одному Дазай-сану. И молчать было бы невежливо, но… Дазай-сан не торопился ничего говорить в ответ, словно перекладывая эту привилегию на Рюноске. Нужно сказать — коварно перекладывая! Зачем Чуе-сану знать это? Ведь сам он никогда в финансовом плане не бедствовал. Проверяет благородство? Проверяет надежность? Прознал неведомыми путями, что Рюноске только еще вчера был готов оставить его матушке почти все, что сумел получить к свадьбе, и бежать куда угодно, чтобы уединиться с Накаджимой Ацуши в недорогом съемном домишке? Конечно, он мог прознать. Ведь косвенным образом сам же к тому толкал. Тоже проверяя? Сердце Рюноске чаще забилось в груди. А что если таким вот образом хотел куда-то уйти из дома госпожи Кое и сам Дазай-сан? Уйти в никуда, в нищету. Или — с кем-то, не способным перекрыть средствами его долговой контракт? Внимательные глаза Чуи-сана теперь показались холодными и страшными, словно яма на зимнем море, куда только нырнешь с обрыва и простишься с жизнью за считанные минуты. Чужой гнев — ужасающая вещь, Рюноске сам недавно был невероятно зол. Но страх перед неизбежным гораздо хуже: он разрушает, снова делает никчемной тенью самого себя. А Рюноске так хочется теперь настоящей жизни! Может, и не стоит больше ждать дурного? Рюноске всегда искал худшее в людях, чтобы не разочароваться после. Но почему тогда все еще не желал принять и поверить в их хорошее отношение к себе? Каковы бы не были их мотивы, прямо сейчас он вполне способен пользоваться их расположением. Нужно только быть чуть смелее. Чуть напористее, и тогда удастся почерпнуть от них чуть больше так недостающего жизненного опыта. Смелее. Обрыв — это просто обрыв, это только шаг. Или несколько. Рюноске уже стоял на краю, нарушая устои. Он прищурился, получше вглядываясь в Чую-сана. Нет, тот уже не был ребенком — ни у одного дитя нет таких крошечных морщинок в уголках глаз. А сами глаза и не холодные вовсе, а просто… печальные. — Забота того, кто не слишком-то обеспечен, стоит ничуть не меньше, — почти ровно ответил Рюноске, больше не узнавая своего уверенного голоса. — Как и... любовь. Чуя-сан на это недоверчиво фыркнул и тут же устало откинулся в кресле. В нем больше не чувствовалось радости, совсем как в том случайном разговоре, когда Рюноске прямо намекнул, что несмотря на все Дазай-сан… Неужто Рюноске тогда ошибся? Неужто Чуя-сан, окрыленный тем, что поведал ему Рюноске, в очередной раз ощутил боль от человека, которого обожал? При мыслях об этом Рюноске ощутил укол вины. Ему совсем не хотелось доставлять неприятности тому, кто так добродушно с ним обошелся, подбодрил, даже в каком-то смысле помог… — Иногда я думаю, какая же это все-таки шелуха! — наконец произнес Чуя-сан. — Нет денег — плохо. Нет больших денег — еще хуже. Может, и не осталось в этом мире чего-то, что не имело бы свою цену. Как и людей. — Подобная осведомленность весьма похвальна, — мгновенно ответил Дазай-сан, несколько резко, будто бы защищаясь. — И уж кому, как не нам с вами, об этом знать! О, как же он был прав! Ведь каждый из них, казалось бы, таких разных имел представление о навешанных на людей ценниках. И если уж Рюноске — сам по себе не настолько уж и значительный товар, то как же… Как же можно было измерить и оценить значимость свободы? — Тем не менее, — голос Дазай-сана смягчился и потеплел, но уже не искусственно-заискивающе, каким Рюноске его запомнил с самого начала их неловкого разговора. Слушать его теперь было даже приятно. — Тем не менее… Странно, наверное, прозвучит, но все же знаки внимания — не самое главное в жизни. Некоторые… готовы принять и за так. Сердце в груди Рюноске снова дрогнуло. Сказанное Дазай-саном полностью отвечало и его собственным представлениям, вот только… Верный ли это путь? Сам Рюноске не был теперь в этом уверен. Особенно после того, как так обманулся в Накаджиме Ацуши. Быть может, брак по расчету и в самом деле самое лучшее для омеги? Рюноске напряженно притих и замер, заметив, как на лицо Чуи-сана набежала тень. В его глазах появился странный блеск, и взгляд сделался тяжелым. В повисшей тишине казалось, что часы тикают вчетверо медленнее, чем раньше. И как бы Рюноске медленно не дышал, его голову слегка начало кружить от нарастающего запаха пряностей. Но исходил он вовсе не от конфет, которыми лакомился Дазай-сан. Природа этого запаха была совершенно иной: кто-то из них двоих — не то Дазай-сан, не то даже сам господин Чуя — был невероятно взволнован. Настолько, что тело отреагировало на это, источая призывной аромат. Защита от ссоры, защита от драки между альфой и омегой, надежный оберег от конфликта. Противоположные полы никогда не должны враждовать, так Рюноске учили когда-то, но сам он слабо в это верил. Хотя, если хорошо подумать, не в этом ли причина его собственной склонности к Ацуши? Возможно, так и должны формироваться идеальные пары? А правильные смотрины — те самые, которым Рюноске так и не подвергли — служат не только для унижения, но и в качестве возможности вдохнуть в себя чужой запах. Проверить на себе его воздействие. Его притягательность… Спросить бы об этом, но Рюноске навряд ли осмелится разжать губы для столь деликатного вопроса. А ведь Дазай-сан и мог бы рассказать, но теперь ему явно было не до того. Он смотрел на господина Чую — настороженно и будто немного враждебно. Совершенно случайно Рюноске подметил, как неловко подрагивает застывшая на его лице маска. А вдруг господин Чуя в самом-то деле ждет, что она сломается? Ну чего же он тогда замер! Рюноске до сих пор не смог доподлинно разобрать, что происходит между этими двоими. Все его предположения могли оказаться как близки к истине, так и бесконечно далеки от нее. Размышления вдруг прервал Дазай-сан — неожиданно для Рюноске он первым не выдержал странной игры в гляделки. Осталась ли маска на его лице или нет, он уверенно и ловко скрылся за веером, раскрыв тот с резким щелчком. Стоило этому произойти, как господин Чуя неожиданно улыбнулся. — Как тебя понимать, Дазай Осаму? — медленно и тягуче произнес он. — Говорят ли твои слова о том, что ты сам из таких? Оцепенение наконец отпустило Рюноске. Запах в воздухе перестал сильно бить по обонянию. Было ли жарко Дазай-сану или нет, но он обмахнулся веером так сильно, что порыв воздуха приподнял вверх уголок письма. — Конечно же нет, Чуя-сама, — отозвался он тем же фальшивым голосом, каким начинал беседу. — Я все делаю исключительно для выгоды. У Чуи-сана внезапно дернулся уголок рта, будто он разозлился, но вопреки этому, он вдруг произнес, словно забывая о том, что совсем рядом сидит Рюноске: — Это к лучшему. Я тебе предоставлю возможность заключить выгодную сделку. Сейчас вот закончим с делами Рюноске-куна и займемся ею. Он произнес это так, что Рюноске почувствовал, как краснеет. Дазай-сан сощурился и усмехнулся, легко ведя в воздухе веером. — Как скажете, господин, — сладко протянул он. — В вашем праве сделать предложение, от которого даже праведник не сумеет отказаться. Но не боитесь ли вы того, что оно заставит вас как следует потратиться? — А это уже не твоего изощренного ума дела, — съехидничал Чуя-сан. — Скоро у меня появятся такие партнеры, что… Только здесь он резко умолк, видимо, слишком поздно припомнив о третьем лишнем. Удивительно, как же все-таки часто они с Дазай-саном, даже просто оказавшись рядом в одной комнате, переставали замечать кого бы то ни было вокруг. Или это только Рюноске досталось счастье стать постоянным свидетелем их личных-неличных бесед? И почему это вообще должно быть его головной болью? Он ни у кого ничего не спрашивал, не предлагал раскрыть себе душу. Поэтому сам факт того, что кое-кто из ближайшего окружения не способен удержать в себе ценную информацию… — Пусть будет долгим и плодотворным ваше сотрудничество, — невозмутимо произнес Рюноске, громкостью своего голоса заглушив даже осторожный кашель Дазай-сана. — Благодарю вас за помощь. Право… — он замешкался и едва снова не испачкал чернилами уже практически готовое к отправке письмо. — Я не знаю, чем смогу отблагодарить вас. Вас обоих, конечно же. Дазай-сан снова закашлялся, но в этот раз успевшему прислушаться Рюноске эти звуки больше напомнили плохо скрываемый смех. Похоже он, сам того не ведая, только что предложил ввязаться в какую-то хитрую «аферу». Ну как можно быть таким глупцом! — Не беспокойся, Рюноске-кун, — словно бы прочувствовав его беспокойство сказал Дазай-сан. — У тебя еще будет возможность отблагодарить нас. Но, разумеется, если ты сам того захочешь… Еще никогда до этого Рюноске не давали права на выбор. Он слишком сильно привык жить по чужой указке, будто бы навсегда и оставшись в возрасте беспомощного ребенка. Но теперь… Сам того не замечая, Рюноске уверенно расправил плечи и потянулся к конверту. До того приятно отозвалось внутри осознание собственной значимости. Наверное, именно так и должны себя чувствовать свободные ото всех обязательств люди.