Наедине

Знаю, умру на заре! На которой из двух, Вместе с которой из двух — не решить по заказу! Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух! Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу! (М.Цветаева)

      Что-то холодное и довольно тяжёлое, задев щёку Мефа, цокнуло о полировку. Меф проснулся, открыл глаза. Он понял, что задремал за тем самым столом, за которым неудачно пытался написать прощальное письмо. Рядом с Мефом стоял Арей, а перед глазами лежало нечто, напоминающее отрубленную до локтя человеческую руку.       — Что это? — спросил Меф.       — Кольчужная перчатка. Трудно поверить, но рукоять в ней не скользит, не поворачивается, не вырывается.       Меф натянул перчатку. Сгиб кисти и руку до локтя она закрывала надежно. Что было особенно удобно для руки, державшей меч, — пальцев на перчатке не было, а заканчивалась она внешними пластинами, страхующими кисть до средней фаланги пальцев.       — Не беспокойся — сам Гопзий всегда использует перчатку. Здесь препятствий не возникнет, — сказал Арей.       — Зачем она мне? — спросил Меф.       — Хотя бы затем, чтобы расстаться с пальцами на несколько минут позже.       Меф натянуто улыбнулся:       — Умеете Вы утешать!       — Ты меня с кем-то перепутал, синьор помидор. Лишь пытаюсь достучаться до твоего затуманенного мозга голыми фактами. Собирайся! Улита уже в машине с Мамаем. Светлой я тоже велел ждать внизу.       Меф кивнул и встал из стола. Арей посторонился, пропуская парня к двери. Взявшись за ручку, Мефодий обернулся, желая что-то сказать, но не находил нужных слов.       Страх затопил сознание: «Неужели всё, конец? Последний шанс остаться в резиденции, забаррикадироваться изнутри и никого не впускать. Трусливо отсидеться, зато остаться в живых…»       Арей посмотрел Мефу в глаза и понимающе усмехнулся: «Парню нужна поддержка, а от Светлой не дождёшься ничего, кроме рассуждений о посмертном состоянии эйдоса в Эдеме. Родителям тот ничего не сказал — а нужно ли?» Петруччо и Евгеша — не те люди, способные понять, а сам мечник не умеет утешать.       Но страх — естественный, животный страх, который мальчишка безуспешно пытается скрыть — так и скользит в его глазах. Да— он готов, да — он натренирован, но он ещё мальчишка. И он напуган.       — Иди сюда, — негромко зовёт Тёмный Страж, и Мефодий послушно подходит, на всякий случай держась наготове: с Ареем никогда не знаешь, в какую секунду он нападёт, поразит мечом, а потом будет винить тебя же в недостаточной боевой готовности.       Но сейчас мечник не собирается нападать: он делает шаг навстречу и, неожиданно, обнимает юношу. Крепкие руки обхватывают за плечи и сжимаются за спиной. Одной рукой Арей прижимает его затылок к своему плечу, а второй хлопает по спине.       Поддержка воина несколько неуклюжа и по-медвежьи груба, но это именно то, что нужно сейчас Мефодию. Парень закрывает глаза, ощущая, что он в безопасности. В сохранности.       Ему не дадут умереть — это Меф чувствует сквозь густую ауру своего наставника, обычно закрытую и неприступную. Если будет нужно, Арей сам выйдет на поле битвы и зарубит Гопзия. И плевать на правила! К чертям собачьим Лигула и весь Мрак! Он его защитит.       Становится легче, спокойнее, надёжнее. Липкие щупальца страха недовольно отползают, и Мефодий обнимает Арея в ответ.       От наставника идёт слабый запах сухой травы, стали и ещё чего-то неясного, но горьковатого и дурманящего мысли. В голове у Мефа сейчас какой-то кавардак: спокойствие и безопасность сменяются нарастающим возбуждением грядущей битвы.       Желание трусливо спрятаться мгновенно сгорает в ярко вспыхнувшем пламени предвкушения грядущей битвы. Сейчас — наоборот: хочется схватить меч и мчаться на поле, не дожидаясь Мамая, и доказать наставнику, что он может. Что он лучше какого-то там Гопзия Руриуса, тем более Третьего!       Меф дёргается, словно желая вырваться и убежать прямо сейчас. Рука в перчатке сжимается, готовясь призвать меч и начать бой хоть с самим Лигулом, но Арей его не отпускает.       — Пустите! — возбуждённо просит Меф, которого уже всего трясёт от желания поскорее отправиться на арену.       Арей молчит, и Мефодий размыкает руки, пытаясь высвободиться из крепкой хватки мечника и бежать. Бежать сломя голову навстречу битве. Юноша не понимает, что с ним происходит, но тут мечник правой рукой, лежащей у него на затылке, начинает приглаживать волосы на голове Мефа. Наследник замирает и рассеянно опускает плечи.       Другой рукой Арей начинает поглаживать ему спину, до тех пор пока напряжённые мышцы не расслабляются и дыхание не выравнивается.       — Тебе нужно снять перчатку. Похоже, она тебе не подходит, — спокойно произносит Арей, не переставая проводить рукой по спине Мефа.       — Но что это вообще? Что за артефакт? — расслабленно спрашивает Мефодий. Он прикрывает глаза и его неожиданно резко покачивает. Удерживая его от падения, Арей прижимает юношу ещё сильнее к себе.       Теперь Мефодий чувствует тепло, исходящее от наставника. Даже жар, обжигающий, как Геенна Тартара, от которой плавятся мысли и теряется ориентация в пространстве.       Юношу снова качает в сторону, и он одной рукой крепче хватается за воротник Арея, а другой нащупывает стол у себя за спиной. Облокотившись на него, Меф часто моргает глазами, пытаясь смахнуть с глаз неизвестно откуда взявшийся пот. Отпускать Арея, чтобы протереть лоб и потерять от этого хоть какое-то подобие равновесие совершенно не хочется, поэтому он лишь сильнее моргает.       Арей, заметив мучения своего ученика, перестает гладить его по волосам, и сам проводит по его лбу, вытирая соленые капли шершавой и мозолистой рукой.       Несмотря на выступающий пот Мефодий осознает, что он замёрз. Поэтому утыкается лбом в царапающую засохшими мозолями ладонь Арея, пытаясь согреться.       — Неслабо тебя развезло, синьор помидор, — несколько удивлённо отмечает Арей и вновь повторяет: — Снимай перчатку. Артефакт для тебя слишком сильный.       Меф отрицательно качает головой, не желая ни на миг отрываться от Арея, согревающего своим теплом. То, что он уже минут пять обнимается — подумать только! — с самим Ареем, его совершенно не заботит. Как, впрочем, и предстоящий бой, Гопзий, Даф и все остальные ожидающие в машине.       — Они уже уехали, — отвечает Арей на мысли Буслаева. — Подумали, что я, такой вредный, решил ещё раз тебя погонять на мечах.       Мефа поражает, насколько мечник сейчас терпелив. Обычно, если его просьба не выполнялась с первого раза, то второго уже не было.       Отцепившись от стола, Меф опускает вторую руку, которой обнимал Арея, и, подцепив кольчужную перчатку, начинает снимать её. Арей отступает в сторону, разомкнув объятья. Тяжёлые сплетённые цепи почему-то не желают поддаваться и соскальзывать с руки.       — Давай же, снимайся! — нетерпеливо просит Меф. Как только он её снимет, то перестанет ощущать эти резкие скачки настроения. «И не только это — гаденько напоминает внутренний голос отчего-то похожий на Хныка, — и Арей больше не будет таким понимающим».       Мефодий останавливается, задумывается и поднимает взгляд на барона Мрака, который стоит рядом, скрестив руки на груди. Сейчас он не такой, каким Мефодий привык его видеть: поза стража полна напряжения, а морщина между нахмуренными бровями стала ещё глубже. Наследник знает своего учителя уже давно и сейчас он понимает, что тот недоволен. Меф даже решил бы, что наставник волнуется, но сказать наверняка не мог.       — В чём дело? — спрашивает Мефодий, продолжая пытаться снять с руки перчатку. — Что-то не так?       — Всё не так! — взрывается Арей, хлопнув мозолистой ладонью по столу. — Как, скажи на милость, твой Свет допустил эту битву? Почему они ничего не предприняли? Ты умеешь сражаться, но с Гопзием этого мало. Он лучший боец, битва — его жизнь, его воздух, его танец, который он исполняет идеально. А ты... Эх…       Арей замолкает на полуслове, недовольно махнув рукой, и Мефу кажется, или Страж опечален?       — Вы… Вы боитесь за меня? — тихо спрашивает он, боясь реакции на свой вопрос. Или ответа. Отрицательный бы его обидел, а положительный бы показал, что Меф ему не безразличен, что для Стража Мрака быть не могло…       — Да, — едва слышно отвечает Арей на выдохе, будто погасив пламя свечи. Свечи-лжи, свечи-недомолвки, горевшей между ними. А сейчас её нет, только пустота, которую можно заполнить чем угодно.       В комнате повисает тишина, в которой Меф отчётливо слышит, как стремительно бьется его сердце в груди. Как настойчиво оно трепыхается, не желая останавливаться, как упрямо перекачивает кровь, которая ударяет в голову:       — Я не могу снять, — жалуется юноша, протягивая руку Арею. — Помогите, пожалуйста.       Сообразив, что он только сказал, Мефодий прикусывает губу, но на светлое слово Страж лишь хмыкает и вновь подходит ближе.       Мечник берёт его ладонь в свои руки и начинает неторопливо снимать перчатку, осторожно отделяя тонкие пластинки от кожи. Они отходят медленно, будто не желая отпускать его пальцы, но Арей действует аккуратно, и артефакт с неохотой поддаётся. Его грубые пальцы с короткими грязно-жёлтыми ногтями подцепляют каждую пластинку, от которой на коже остаются красные следы. Недовольно хмурясь, Арей растирает их, пытаясь согнать остатки магии с пальцев своего ученика.       В его движении есть какая-то неуклюжая забота, грубоватая нежность, которую мужчина маскирует не очень умело. Сердце Мефодия неожиданно сжимается, наполняясь печальной и тихой грустью, направленной на наставника, и в этот момент Арей удивлённо моргает, протерев глаза рукавом.       — Ишь ты, — негромко произносит он, снова моргнув и устремив взгляд куда-то в центр груди своего ученика. — Как полыхает-то.       — Что? — тихо спрашивает Мефодий, сжимая освобождённую от перчатки руку в кулак. Арей продолжает держать её в своих ладонях, горячих и твёрдых, но таких надёжных.       — Эйдос. Мне аж тепло стало, — удивлённо признаётся мечник, не отрывая взгляда. И если другие Стражи смотрели на искру с жадностью и безумным желанием обладать, то Арей смотрел с грустью и восхищением, будто вспоминая что-то из своей прежней жизни.       Так он простоял несколько минут, греясь в блеске того, что было закрыто для него навсегда. Он вспоминал тепло Первотворения, родное и далёкое, недоступное для него столько веков и так неожиданно коснувшееся на одно мгновенье. Тепло, которым одарил его эйдос мальчишки.       Арей узнает эту силу: когда-то давно его изменившуюся сущность уже грела другая искра вечности, сумевшая разглядеть в нём последние отголоски Света. Как раньше сила любви оберегала его, наполняла тёмную сущность своим сиянием, так и сейчас эйдос Мефодия тянулся к нему, желая поделиться теплом Света. Но было уже поздно.       Арей выходит из своих мыслей и, сняв истинное зрение, смотрит на наследника мрака. Мефодий продолжает стоять, но его глаза беспокойно перебегают с мечника на перчатку и обратно. Выпустив его руку, Страж отходит, откладывая ставший бесполезным артефакт на стол.       — А кто будет сражаться за мой эйдос, если я умру? Со стороны Светлых, понятно — Дафна, а из Мрака? Вы?       Арей отрицательно фыркает и, погладив бороду, усмехается:       — Много чести, синьор помидор. Но с таким настроением правильнее было сказать не если, а «когда ты умрешь». Помни: пока ты не готов умереть, ты не готов и победить.       Кажется, барон Мрака уже оправился от этих минут искренней заботы, которые были между ними только что. Когда Мефу казалось, что он не просто будущий наследник; не просто мальчишка, которого нужно обучать, а кто-то немного больший, немного более важный, чем просто задание или обязанность.       — Нам пора идти.       Мефодий встряхивает плечами, пытаясь настроиться на битву. Арей замечет это и, подойдя поближе, хлопает его по плечу.       — Не бойся, — просит он. — Ты справишься. Я в тебя верю.       Мефодий расправляет плечи, выпрямляется и поднимает подбородок выше. Это именно те слова, которые ему было важно услышать. И теперь он готов.