Сильные женщины не плачут

      Серафина смотрит вслед человеку, за которым только что закрылась дверь ее кабинета. Снова устало трет переносицу и колдует маленькую бабочку-записку с указаниями секретарю, держащему последний рубеж обороны в приемной. Жестом поднимает жалюзи, отсекавшие до этого все ненужные звуки большого города, берет в руки крошечную чашку с уже остывшим кофе с маленького круглого стола в углу, морщится, делает даже не жест, а неуловимое движение пальцем, подогревает напиток, но лучше от этого он не становится, поэтому женщина отставляет ненужный предмет посуды обратно на столик, отходит к открывшемуся панорамному окну, за которым расстилается мерзкий серый туман дождливого в этом году января, и обнимает себя за плечи.       После ареста Грин-де-Вальда мир словно сошел с ума. Каждый писака из самой крохотной занюханной газетенки, каждый дипломат, имеющий хоть отдаленное отношение к делам темного мага, да просто каждая магическая тварь, мнящая себя достаточно значимой для того, чтоб заявиться в приемную к президенту МАКУСА, считали своим долгом нанести визит Серафине лично и поинтересоваться продвижением судебных разбирательств. Порой женщину посещает предательски трусливая мысль распорядиться об ограничении доступа в штаб-квартиру МАКУСА, но рогатый змей в ее голове упорно нашептывает о необходимости расширения влияния на мировое магическое сообщество, а для этого нужны связи, для этого нужны все эти журналисты, дипломаты, спортсмены, гоблины, домовые эльфы и еще толпа странного, но по-своему необходимого магического сброда.       За окном продолжают лениво плыть клочья серого тумана вперемешку с нью-йоркским смогом. Где-то там внизу, у подножия Вулворт-билдинг, в клубах выхлопных газов и не-маговой суете прячется спуск под землю, спуск к той роковой станции метро, на платформе которой ее сердце почти остановилось. У женщины и сейчас начинают мелко подрагивать пальцы от воспоминаний о событиях той ночи и неправильно, не по-зимнему, ясного утра, в золотых лучах которого чуть было не погибла ее душа. Взгляд безумных разноцветных глаз до сих пор преследует ее в сновидениях, издевательский голос на все лады продолжает повторять: «Нам всем придется умирать», она бежит по путям подземки, пытаясь найти что-то, или кого-то, а огни серебристого поезда издевательски медленно каждый раз догоняют ее, заставляя просыпаться от ужаса, с бешено колотящимся сердцем, в холодном поту среди смятых простыней.       Она помнит, как впервые с того дня вздохнула полной грудью, когда конверт срочной почты влетел к ней на стол, принеся сообщение о том, что Директор Департамента Магической Безопасности был найден в собственной квартире целым и относительно невредимым. Только здравый смысл и железная воля удержали тогда мадам Пиквери от необдуманного поступка, но как только стало известно, что мужчину взяли под стражу и выдвигают против него обвинения в пособничестве Геллерту Грин-де-Вальду, госпожа Президент не выдерживает и отправляется вызволять своего помощника. Все то время, пока мужчина проводит без сознания в одиночной камере, пока вереница врачей совершает необходимые манипуляции по восстановлению магических связей, выгоревших в результате пленения и последующей внезапной перегрузки, Серафина Пиквери отбивает нападки следователей Визенгамота в надежде дождаться того момента, когда Персиваль Грейвз очнется, чтобы снова посмотреть в глаза цвета темного шоколада и увидеть в них своего прежнего незаменимого Директора. Каждый вечер она по нескольку часов проводит, сидя на неудобном стуле перед лежащим в коме мужчиной, перебирая воспоминания, словно драгоценности в бабушкиной шкатулке.       Ей вспоминается их первая встреча, когда еще совсем молодая, но такая гордая тем, что ее заметили и оценили по достоинству, женщина входит в темное помещение без окон, в самый центр выложенной на полу пентаграммы, под испытующие взгляды своих будущих подчиненных, а мужчина, над головой которого раскрывает крылья герб МАКУСА, четким уверенным голосом проговаривает необходимую формулу вступления в должность. Она помнит каждый жест, каждый взгляд, каждую презрительную ухмылку, кривившую лица окружающих в тот день, а лучше всего — как мужчина, сидящий на скамье по левую руку от трона президента МАКУСА, вальяжно раскинувшись на своем месте с грацией опасного хищника, тянет приветственное:       — Мои поздравления, мадам Президент.       Окружающие затихают и Серафина чувствует, как вокруг нее начинают кружить невидимые глазу шакалы, готовые накинуться на нее и растерзать за любую самую крошечную ошибку, поэтому женщина, набрав побольше воздуха в легкие, произносит четким хорошо поставленным голосом: «Теперь все будет по-моему» и начинает обводить взглядом уже своих подчиненных, заставляя отвести глаза, склониться пред ее волей. Единственным не преклонившимся остается все тот же мужчина слева от трона, который под взглядом, считаемым Серафиной своим коронным, лишь меняет позу с расслабленной на сосредоточенную и смотрит невыносимыми горящими глазами, пряча легкую улыбку под замком сцепленных рук.       Всю следующую неделю кабинет госпожи Президент превращается в аттракцион, в поле битвы, на котором сходятся Серафина Пиквери и Персиваль Грейвз. Некоторые особо азартные, желающие присутствовать при столкновениях этих двоих, даже приплачивают небольшие суммы секретарю, чтоб тот посылал записки каждый раз, когда Директор Департамента Магической Безопасности входит в приемную, а Директор Административного Отдела и Директор Департамента Взаимодействий с не-магами даже заключают пари, кто победит в этой борьбе.       В конце концов, спустя две недели постоянных скандалов и споров, мистер Грейвз в запале предлагает решить разногласия в магическом спарринге, а мадам Пиквери не только не отказывается от этой затеи, а предлагает немедленно перейти в зал практики. Два вихря трансгрессии появляются прямо среди носящихся вокруг магических импульсов, вынуждая окружающих магов испуганно смотреть, как боевые заклятия летят в мадам Президент и Директора Департамента Магической Безопасности. Персиваль Грейвз на автомате отмахивается от красной вспышки, так и не успевшей оформиться в нечто, способное доставить проблемы мракоборцу. Он одним движением бровей расчищает окружающее пространство от лишних волшебников, заставляя отступить тех за черту купола отрицания, окружающего небольшое поле, засыпанное серым песком. Мадам Президент тем временем трансфигурирует тяжелое платье в легкие брюки и рубаху, а мужчина просто скидывает свой пиджак на песок и развязывает галстук, тоже отбрасывая его в сторону, оставаясь в безукоризненно белой рубашке и надетом поверх нее жилете.       — Готовы, мадам Президент? — Персиваль Грейвз издевательски галантно предлагает мадам Пиквери первой начать поединок, отчего щеки женщины вспыхивают яростным румянцем.       — Орбис! — Серафине настолько хочется заставить мужчину напротив униженно валяться у нее в ногах, что она решает не мелочиться, а ударить всем доступным ей арсеналом.       Мужчина изумленно вскидывает брови, когда в его сторону с палочки Серафины срывается сноп синих искр, и окутывает себя белым коконом Протего. Раз мадам Президент не намерена щадить его, мистер Грейвз переводит поединок на удобные ему условия, и заклинание тишины накрывает поле для спарринга. Как потом рассказывали очевидцы событий, смакуя подробности в барах по всему Нью-Йорку, дальнейшее напоминает причудливый танец, в котором двое людей переходят все грани ненависти раскрывая душу друг другу настолько, что дальнейшая вражда теряет всякий смысл. Вспышки синих молний и фиолетовых искр заполоняют все пространство внутри купола отрицания настолько, что силуэты сражающихся перестают быть различимыми, а в следующую секунду все потухает и поединок заканчивается. Палочка мистера Грейвза утыкается в подбородок смуглой женщины, чьи платиновые волосы сейчас водопадом рассыпаны по спине, а палочка мадам Пиквери дрожит у рассеченной скулы мужчины, ворот рубашки которого сейчас намокает от капель крови, стекающих по щеке и дальше по шее.       — Ничья, — пораженно выдыхает Директор департамента магической безопасности, а в следующий момент со спины его обнимает, выдавливая из легких остатки воздуха, пиджак, так непредусмотрительно брошенный на песок в самом начале магического поединка.       — Не думаю, — уголком рта улыбается женщина с кожей цвета кофе с молоком.       — Победа за вами, мадам Президент, — мужчина с глазами цвета темного шоколада склоняет непокорную голову, убирая свою палочку от лица госпожи Пиквери. Серафина встряхивает рукой, разминая затекшие мышцы, снова прячет волосы под причудливую шляпку и произносит:       — Раз уж по иронии судьбы вы носите имя Персиваль, я жду от вас рыцарской присяги, — мадам Пиквери не в силах отказать себе в мести этому мужчине, посмевшему не покориться ее воле.       Мистер Грейвз раздраженно дергает уголком рта:       — Моя палочка к вашим услугам, госпожа Президент, — скороговоркой выдает он, — это все, на что вы можете рассчитывать, — воздух снова начинает искриться от взглядов, которыми награждают друг друга эти двое.       — М-мистер Грейвз, вы нужны на четвертом уровне, — неуклюжий рыжий мужчина появляется очень вовремя, хотя зрители и выдают разочарованный вздох, а Грейвз, воспользовавшись секундной заминкой, берет рыжего за плечо и трансгрессирует прочь с дуэльного поля. Серафина в который раз поражается тому, с какой легкостью этот человек преодолевает магические запреты и барьеры, внутренне радуясь тому чуду, которое позволило одолеть в поединке этого невероятного мужчину. Она с истинно королевским достоинством покидает серый песок дуэльного поля, позволяя своему Эго заслуженно понежиться в лучах восхищенных взглядов и напоминая себе потребовать долю с выигрыша Директора Департамента Взаимодействий с не-магами.       Следующий день оказывается на диво продуктивным в плане сотрудничества с Директором Департамента Магической Безопасности, мистер Грейвз ведет себя на удивление покладисто, а когда вечером мадам Пиквери заглядывает к нему в кабинет с вопросом о резкой перемене в поведении, мужчина с таким достоинством заявляет, что умеет проигрывать, что Серафина невольно жалеет, что не поддалась ему.       Из воспоминаний ее выдергивает прикосновение секретаря, тот сообщает, что время выделенное на посещение Персиваля Грейвза в ее расписании закончилось, и на очереди важный ужин с Министром Французского отделения Министерства магии. Мадам Пиквери бросает задумчивый взгляд на мужчину лежащего на больничной койке за решеткой и на краю сознания отмечает, как дрогнула рука мистера Грейвза.       — Передайте дежурному врачу, что мистер Грейвз пришел в себя, — Серафина отсылает секретаря с поручением, а сама прижимается к холодным прутьям решетки.       — Наконец-то, — шепчут еле слышно ее губы, — ну и заставил же ты меня поволноваться.       Когда мужчина фокусирует мутный взгляд на окружающей обстановке, за решеткой уже никого нет, а еще через полминуты к нему вваливается вся делегация лечащих врачей в полном составе. А вслед за ними появляются мракоборцы Визенгамота с обвинениями в пособничестве Геллерту Грин-де-Вальду и сообщают, что слушанья по делу пройдут послезавтра, и в его интересах присутствовать на них, если он желает хоть как-то оправдаться.       Госпожа Президент успевает только к окончанию процесса по делу мистера Грейвза. Прокурор с довольным видом зачитывает постановление об отстранении от исполнения служебных обязанностей, а Пиквери не может оторвать глаз от бледного мужчины, и сердце ее болезненно сжимается от невозможности высказать все то, что накипело, от необходимости контролировать свои эмоции. Директор Департамента Магической Безопасности как-то отстраненно кивает, соглашаясь с приговором, мысли его витают где-то очень далеко от зала, в котором проходит заседание, пальцы на руках то сплетаются, то расплетаются, выдавая нервозность мужчины, и мадам Президент понимает, как тяжело дается ему примирение с собственной ошибкой перед лицом этих самодовольных псов Визенгамота. А потом круговорот встреч, переговоров и слушаний захватывает Серафину с новой силой, поэтому она не успевает уделить свое внимание человеку, нуждающемуся в нем больше других. Их спор о временном отстранении от работы мистера Гейвза выливается в какой-то второсортный фарс, в котором Директор Департамента Магической Безопасности мечется по кабинету мадам Президент, как вампус в клетке, а Серафина никак не может подобрать слова, чтобы выразить свои чувства.       За окном продолжают проплывать клочья тумана, а женщина, странно крошечная в эту минуту на фоне панорамного окна, все еще обнимает себя за плечи, проигрывая в голове только что состоявшийся разговор, прижимает все еще горящие от прикосновения ладони к своему лицу и чувствует легкий запах виргинского табака, а за окном плывут хлопья серого тумана вперемешку со смогом.       Вечером, сидя на крыше здания, в котором располагаются ее апартаменты, Серафина получает записку от одного из своих информаторов о том, что мистера Грейвза под личиной видели в одном из баров. Женщина чиркает спичкой, поджигая выполнивший свою задачу лист бумаги, и прикуривает папиросу с тем самым виргинским табаком, которым, кажется, до сих пор пахнут ее ладони, откидывается к кирпичной стене, плотнее кутаясь в широкий воротник пальто, и снова предается воспоминаниям.       Страшно вспомнить, чего ей стоило раздобыть подробную информацию о личинах, под которыми Персиваль Грейвз предпочитал отдыхать в редкие, свободные от работы, часы, проводя время в притонах, где половина посетителей была с ним знакома не понаслышке. Женщина невольно улыбается, вспоминая, как виртуозно ругался Директор Департамента Магической Безопасности, узнав о магическом пожаре в архиве, из-за которого сгорели вещественные доказательства по делу одного из гоблинов-воротил подпольного алкогольного бизнеса, которого, кажется, звали Гнарлаком.       Как же тряслись ее руки, когда она глотала мерзкое оборотное зелье, решившись на самый большой и важный обман в своей жизни. Как тряслись колени, когда она подсела к высокому кудрявому блондину в том баре, как грохотало сердце, когда тот впервые обнял ее за талию, как шумела в ушах кровь, когда они целовались в подворотне неподалеку, как горело тело от ласк этого мужчины. Больше никому в жизни Серафина не позволяла так властно обращаться с собой, как тому кудрявому блондину из второсортного бара, втайне надеясь, что невысокая бледная брюнетка зацепит холодное сердце единственного в мире мужчины, не покорившегося ее железной воле.       — Опять ты мерзнешь тут в одиночестве, — в нежном женском голосе слышится упрек.       Серафина поднимает глаза на свою нынешнюю пассию, певичку из бара, воздушную и хрупкую брюнетку с роковой родинкой на щеке, и призывно хлопает по месту рядом с собой, заставляя женщину присесть рядом. Та садится и обиженно надувает милые пухлые губки, накрашенные кроваво-красной помадой, но быстро сменяет гнев на милость, когда мадам Пиквери притягивает ее ближе к себе, властным жестом запрокидывает ей голову и целует, как целовал бы тот кудрявый блондин из второсортного бара.       — Ты меня согреешь, — говорит в кроваво-красные губы женщина с кожей цвета кофе с молоком, берет девушку за руку и ведет вниз, в тепло собственного дома.       Всю следующую неделю мадам Президент получает подробные отчеты о том, как невысокий пожилой мужчина затеял драку в метро, как ушастый рыжий студент приставал к пожилой уважаемой процентщице с целью выбить денег на собственную печатную мастерскую, как вице чемпион по магическому боксу среди женщин в среднем весе накостыляла по шее какому-то длинному доходяге, а в последнем письме от информаторов прилагается подробный список женщин, побывавших в постели Директора Департамента Магической Безопасности. Этот лист Серафина сжигает с особенной ненавистью, тушит недокуренную папиросу о парапет и идет вымещать раздражение на любовнице. Утром, глотая горячий свежесваренный кофе, госпожа Президент говорит маленькой хрупкой брюнетке, что между ними все кончено, и с нездоровым наслаждением смотрит, как из темных глаз жемчужинами катятся крупные слезы.       Всю следующую неделю Серафина пытается подловить Персиваля Грейвза для беседы, но мужчина словно избегает разговоров с ней, с головой зарывшись в бумаги по делу темного волшебника. По хорошему ей следовало бы запретить давать мистеру Грейвзу хоть какую-то информацию о ходе расследования, но мадам Пиквери готова пойти на маленькую сделку с совестью в надежде, что любимая работа поможет Директору Департамента Магической Безопасности вернуться в строй и избавиться от сжигающего изнутри чувства стыда за собственную ошибку. Вечером того дня, когда протрезвевший и умытый Персиваль Грейвз заявляется в штаб-квартиру МАКУСА, требуя в привычной властной манере полного отчета о слушаниях по делу Грин-де-Вальда, Серафина заглядывает в его кабинет, и вид волшебника, сидящего на полу в окружении листов с докладами, допросами, экспертизами, успокаивает женщину. В следующие три дня весь главный офис МАКУСА как-то подтягивается и стряхивает с себя ленивую расслабленность Рождественских каникул, вздыхает полной грудью, и хотя из углов все еще доносятся предательские шепотки о профессиональной пригодности Директора Департамента Магической Безопасности, большинство работников расслабленно выдыхает, видя Персиваля Грейвза в привычной вальяжной манере входящим в здание.       Когда у Серафины вновь появляется свободная минутка, она просит секретаря пригласить к ней в кабинет мистера Грейвза, а когда выясняется, что тот уже четыре дня как сел на пароход до Англии и уехал, мадам Президент неловким движением проливает кофе на проект дополнения к закону Раппапорт и каким-то нервным жестом восстанавливает бумаги, попутно случайно подпалив тяжелую штору.       Вечером, сидя в темноте собственной квартиры, купаясь в отсветах ночного Нью-Йорка в компании бутылки огневиски, женщина впервые позволяет себе пьяную истерику. Обхватив голову руками, зарывшись пальцами в длинные платиновые пряди, Серафина Пиквери пытается выдавить из себя хоть одну слезинку в надежде снять камень с души, но долгожданного облегчения никак не наступает. Сильные женщины не умеют плакать. Она долго расхаживает в темноте, прикуривает одну папиросу от другой, роняя горящий пепел на дорогой паркет, рассуждает вслух, пытаясь разрубить тот гордиев узел, в который свернулась вся ее любовь к не покорившемуся мужчине. Она вспоминает ту единственную позорную попытку признаться мистеру Грейвзу, от которой мужчина нервным жестом отмахнулся, наверное в тот момент больше спасая ее, чем себя. Она помнит каждое слово, произнесенное им в тот день, ходит во мраке своей квартиры и повторяет их одно за одним, вновь напоминая себе, что у нее нет права на ошибки и слабости:       — Я очень ценю оказанное мне доверие, госпожа Президент, но считаю наш разговор крайне неуместным в данной обстановке, — они стоят в одном из коридоров, ведущих на нижние ярусы штаб-квартиры МАКУСА, и женщину оглушает стук собственного сердца. Губы мужчины кривит легкая усмешка, когда он продолжает, — возможно, когда-нибудь за рюмкой огненной воды, сидя в баре, мы с вами вместе посмеемся над происходящим, вспоминая этот неловкий момент, как отличную шутку судьбы. Когда-нибудь, — и женщина понимает, что никогда, — а пока, прошу прощения, мне надо спешить, — и мужчина продолжает свой путь вниз по лестницам, а женщина остается одна, в сумраке пустынного коридора, прижимающая холодные руки к горящим щекам и пытающаяся унять птицей бьющееся о ребра сердце.       А потом еще раз вспоминает единственную в ее жизни ночь, когда она отдавала, а не брала, и руки кудрявого блондина из второсортного бара, прижимающие ее к поверхности стола в номере одной из гостиниц, и в пьяном полубреду ласкает себя, представляя на обратной стороне век совсем другой образ. Наутро, с раскалывающейся головой, стоя напротив зеркала в ванной, мадам Президент задумчиво изучает синяки под глазами и шепчет своему отражению:       — Я ни о чем не жалею.       И реальность снова входит в привычный бешеный ритм встреч, переговоров, слушаний.       На второй неделе судьба наносит чудовищный удар под дых, вновь демонстрируя несовершенство системы безопасности штаб-квартиры, когда группа фанатиков Грин-де-Вальда врывается в главный холл, сея разрушения и смерть, снова провоцируя магов скомпроментировать свое сообщество, все еще так неумело прячущееся от не-магов. В этой суете и неразберихе сбегает Геллерт Грин-де-Вальд, издевательски оставляя на портрете мадам Президент, висящем над входом в центральном холле, свою треугольную метку. А еще через неделю в дверь кабинета госпожи Пиквери влетает странное животное кричащего розового цвета и, приземлившись прямо посреди рабочего стола, на котором разложена карта Европы с отметками мест возможного пребывания темного волшебника, начинает мерзко верещать и гадить, всем своим видом демонстрируя важность, прикрепленного к своей спине сообщения. Мадам Пиквери, кое-как успокоив розовое нечто, отцепляет от спины письмо, разворачивает его и бежит глазами по неровным строчкам почерка Ньюта Саламандера. Ее кожа чудесного цвета кофе с молоком становится пепельно-серой, когда глаза доходят до последней точки письма, принесшего черную весть о гибели ее незаменимого Директора департамента магической безопасности. На следующий день Серафина отправляет заявление об отставке руководству Визенгамота, а через неделю получает закономерный отказ с рекомендациями предоставить кандидата, способного заменить ее на посту Президента Магического конгресса Соединённых Штатов Америки, и тогда большие шишки магического мира, возможно, если сочтут ее преемника подходящим, удовлетворят ее просьбу. Дальнейшие четыре года превращаются в спартанскую школу для ее секретаря, которому Серафина прочит чудесное будущее. Она, не стесняясь, раскрывает все приемы, все грязные секреты, на которых держалась ее власть, а уже немолодой мужчина с горящими глазами школьника с неподдельным удовольствием погружается в пучину политических дрязг, подковерных интриг и сплетен.       Когда гремят последние слова магической инаугурации, на Серафину падает покров невидимости, давая той необходимое время покинуть зал с пентаграммой и шанс сохранить достоинство, покидая здание, ставшее для нее вторым домом на недолгие восемь лет, подарившее ей надежду, а потом размоловшее ее в шестеренках большой игры. Бывшая мадам Президент выходит из дверей главного холла, ежится под холодным ноябрьским ветром Атлантики, повыше поднимает воротник пальто и неторопливым шагом идет в сторону станции метро, в глубинах которой чуть не умерла ее душа.