На следующий день.
***
Распластавшись на потолке холла, Эми, скрытая от чужих глаз огромной хрустальной люстрой, лениво оглядывает раскинувшееся под ней темное помещение. Особые липучки на ее комбинезоне не дают девушке упасть, и потому она может ждать прибытия «объекта» без всякого напряга. Вход в дом охраняет пара людей в черном и с автоматами. Вот они, всего в десятке метров под Эми. Еще двое, как она выяснила, стерегут второй этаж. Сколько прибудет с «объектом», неизвестно, но в любом случае она должна справиться. Пока Коррелл торчит в Венграане, паря мозги светилам психиатрии (давно он что-то уже не выходил на связь), ей приходится тут заниматься грязной работой. Это, конечно же, не та справедливая месть, о которой всегда говорит Паллада, но все-таки каждое задание на шаг приближает ее к заветной цели. — Объект возле дома, — раздается в наушнике голос координатора. — Приготовься. Эми напрягается, наблюдая за входом. Тяжелые двустворчатые двери распахиваются, и внутрь входит «объект» — коренастый лысеющий человек — в сопровождении охраны. Четверо человек. Прекрасно. Итого восемь, не считая самой жертвы — сущий пустяк. «Объект» все так же в сопровождении охраны поднимается по широкой лестнице наверх. Прикончить его отсюда проще простого, но уйти от парней с автоматами будет сложно. Так что действуем потихоньку. Вскоре шаги и голоса наверху затихают, лишь двое парней в костюмах продолжают все так же стеречь холл. Прицепив к потолку длинный эластичный трос, охватывающий ее комбинезон в талии, девушка бесшумно опускается на нем вниз, превратившись в истинную Аманду-Кошку — стремительную и смертельно опасную. Обнажив катану, она почти нехотя сносит наискосок одному из охранников полголовы. Второй резко оборачивается, раскрывает было рот, чтобы поднять тревогу, но холодное лезвие рассекает его пополам до солнечного сплетения. Отцепив от пояса трос и мягко приземлившись между истекающими кровью телами, Эми тревожно оглядывается. Но нет, все вокруг тихо, лишь с лезвия ее меча почти неслышно падают на мраморный пол капли крови. И внезапно, вспомнив вчерашний диалог с другими членами «Даунтауна» в сетевом чате, девушка, быть может, впервые в жизни задумывается о природе смерти. Первого человека она убила еще в детстве, в Венграане — то был маньяк-педофил, пытавшийся ее изнасиловать. Затем настала очередь для убийц ее матери, и вот теперь работа по найму. Но за все эти годы она даже не думала о том, что ощущали люди, у которых она отнимала жизнь. Для нее смерть других уже давно стала чем-то привычным, естественным, вроде похода в туалет или приема пищи. Но что случится, если вдруг смерть настигнет ее саму? Чтобы отвлечься от неприятных мыслей и сосредоточиться на задании, она решает жить одним мгновением, нынешним днем. А чтобы тяжелое дыхание смерти не следовало за ней повсюду, нужно превратить его в эстетику, в игру красок и теней, если угодно. Убивать — это ведь тоже целое искусство. Тихонько напевая под нос «It was many years ago in downtown, downtown…», Эми взбегает на второй этаж. Перед ней длинный темный коридор, из другого его конца доносятся негромкие голоса. Эми осторожно крадется вперед, но, заслышав шаги, вжимается в стену. С двух сторон к ней приближаются двое охранников, выглядящие словно близнецы. Что ж, значит, и умрут они одновременно. Да и меч в этом случае будет не очень эффективным оружием. Встав таким образом, чтобы оказаться боком к обоим «близнецам», девушка одним резким синхронным движением рук мечет в них сюрикены. Одному остро заточенная стальная звездочка втыкается в правый глаз, другому — в левый, и почти одновременно они валятся на пол. Рации в их карманах что-то трещат, а Эми, удовлетворенно улыбаясь, двигается дальше. Надо будет назвать этот прием «кровавые близнецы». А что, звучит неплохо. Следующий охранник обнаруживается в комнате слева. Положив между колен дробовик, он сидит за компьютером и по рации вызывает других. Не получив ответа и заподозрив неладное, он встает и с оружием наготове направляется к двери. Эми поджидает его у самого косяка и, резко вскинув катану, одним точным ударом перерезает ему горло. Пока охранник корчится в судорогах у порога, выплевывая сгустки крови, она с усмешкой идет дальше. Ей уже нравится эта игра — убивать каждый раз по-разному. Однако за дверью в конце коридора ее поджидает сюрприз — должно быть, попала в прицелы видеокамер или другие охранники, перестав слышать ответы по рации от своих товарищей, заподозрили неладное. Едва Эми подходит к двери, как раздается команда и створки прошивают несколько очередей одновременно — она едва успевает отскочить в сторону и скорчиться в углу. Судя по звуку, эти парни вооружены пистолетами-пулеметами «Ридж» 50-го калибра. Серьезная штука. Эми замирает, и охранники, видимо думая, что враг мертв, распахивают двери. Судя по голосам и шагам, их трое. Отлично — как раз всего восемь, не придется выискивать кого-то еще. Она резко проходится колесом перед носом у охранников, и те в истерике высаживают в нее остатки магазинов — разумеется, все пули мимо. Бросаются перезаряжать оружие, да только уже поздно. Проскользив на спине по полу с разбега, девушка тремя короткими движениями отрубает всем троим ноги по колено. С диким воем они валятся на пол, и Кошка, неспешно поднявшись, отсекает им руки с оружием. И только потом милосердно приканчивает их, перерубая шеи. Такой стиль еще более опасен и жесток, но если искусство того требует… Порой Эми и сама уже не замечала, как сильно вжилась в роль убийцы-психопатки. Только после этого, покончив со всеми, она идет в кабинет «объекта». Тот, дрожа всем телом, вжимается в стену и даже не думает бежать или молить о пощаде. Что он там такого сделал, что приходится его убивать? А хотя неважно, для искусства это не играет никакой роли. Эми поднимает меч, но затем, раздумав, вынимает из кобуры на поясе пистолет с глушителем. Последняя точка должна быть поставлена особенно красиво. Вонзить разгоряченный кровью металл в дрожащую плоть — это слишком банально, нужен другой способ. Она медленно поднимает оружие на уровень головы жертвы. Та, придя наконец в себя, начинает что-то шептать — видимо, молится или предлагает деньги. Точно наведя прицел и прищурив левый глаз, Эми медленно, со сладостным замиранием внутри спускает курок. Один негромкий хлопок — и «объект» с дыркой посередине лба, почти не разбрызгивая крови, сползает по стенке вниз. Прекрасный последний аккорд сыгран. Девушка убирает пистолет в кобуру, а меч — в ножны и, чувствуя удовлетворение процессом, а главное — разгадкой одной из тайн бытия, неспешно направляется к выходу. Остается только надеяться, что сама она во время задания случайно не подставится под пулю. Но уж в этом случае умрет она красиво, а девочки из «Даунтауна» должны будут отомстить за нее сполна.***
— Мам, не уходи, мне страшно! — жалобно просит Саша. Татьяна, уже закутанная в пуховик и шарф, стоя у самой двери, нехотя поворачивается к дочке и вглядывается в ее бледное исхудавшее личико. Темными волосами и курносым носиком девочка пошла в отца. А вот младшая, светленькая и большеглазая, точная копия ее самой. — Потерпи, родимая, я совсем скоро, — ласково произносит женщина, садясь перед дочкой на корточки. — Я бы тебя с собой взяла, да ведь кто-то же должен за Людой приглядеть. А без паштета нам совсем будет худо, ты же понимаешь? Саша кивает и внезапно заходится резким сухим кашлем, прижимая ко рту платок, на котором остаются следы крови. Татьяна на это только вздыхает, уже привыкшая за долгие годы. Младшенькой еще хуже, та с раннего утра лежит в кровати с кислородной маской на лице, говорит, совсем не может встать. Лекарства уже почти закончились, а врача в такую погоду ждать долго. Одна надежда — на говяжий паштет с прожилками, который, нелегально вывозимый из Европы, раз в неделю появляется в магазинах. Хоть стоит он безумно дорого, очередь за ним каждый раз выстраивается с самого утра на пол-улицы — питательные свойства этого мяса незаменимы. Поцеловав напоследок старшую дочь и дав ей обычные указания никуда не выходить, никому не открывать и внимательно следить за сестрой, Таня выходит из квартиры и спускается по грязной лестнице подъезда вниз, на улицу. Дальняя родственница Максима, в квартире у которой они поселились после той катастрофы в Даунтауне, умерла два года назад, и с тех пор Татьяне пришлось оставить работу, чтобы присматривать за дочерьми. Социальных выплат и скромного наследства тети Гали едва хватало на проживание. А тут еще Сибирь, морозы, перебои с доставкой еды и одежды… В Даунтауне ей хоть и приходилось ютиться в крошечной комнатке среди множества таких же в коридоре, но там хоть не было проблем с пищей и отоплением. И потом, рядом был Максим, который всегда мог решить любой вопрос. Вспоминая о муже, Татьяна уже не плакала, как прежде, но иногда втайне надеялась, что он жив и вот-вот позвонит к ним в дверь. Хотя это вряд ли. При том страшном разрушении не спасся бы практически никто… …Улицы Восточносибирска как всегда встречают Таню пустотой и холодом. За снежной поземкой впереди не видно почти ничего, лишь вскинув голову, можно увидеть темно-серые и угрюмые коробки домов и над ними — едва заметное небо. Где-то там, за чертой города, всего в нескольких километрах — граница, за ней раскинулись земли богатой и могучей Средне-Азиатской федерации. Многие бегут туда в поисках лучшей жизни, но Татьяне с двумя больными девочками опасный путь через границу попросту заказан. Да и не всех на той стороне тепло встречают. Судя по последним слухам, там царит жестокая расовая политика, и людям славянской внешности уже почти невозможно получить вид на жительство. Закрывая лицо от снега шарфом, Таня идет по скользкому тротуару в сторону магазина. Уже издалека видна длинная очередь, высовывающаяся из дверей подобно змеиному хвосту. Таня с горестным видом пристраивается в самый ее конец, обхватывает себя руками, притопывает на месте, чтобы хоть немного согреться. Очередь сокращается невообразимо медленно. Только спустя час Татьяна наконец-то оказывается внутри магазина, согретого дыханием людей и слабым электрическим обогревателем в углу. К тому времени ног она уже практически не чувствует. Но вот еще несколько минут — и подходит ее очередь. Татьяна заранее достает из кошелька пару кожаных «путинок», но тут внезапно перед ней нагло влезает какая-то рыжая баба в порванном в нескольких местах ватнике. — Я тут занимала, — ничуть не смутившись, поясняет она и выкладывает на прилавок пару купюр и мелочь: — Девушка, мне две говяжьих нарезки, будьте добры. И две бутылки нефильтрованного. Люди в очереди начинают возмущенно шуметь, рыжая оборачивается к ним и резко и матерно отругивается. Смущенная продавщица меж тем кладет на прилавок два последних куска паштета и ставит две бутылки пива. Рыжая вцепляется в них мертвой хваткой и, прижав к груди, бежит к выходу, продолжая крыть матом всех недовольных. — Граждане, паштета больше нет! — с трудом перекрикивая все больше нарастающий гул в магазине, надрывается продавщица. — Приходите через неделю! Люди, ругаясь и вздыхая, начинают расходиться, Таня же стоит как вкопанная. Только что у нее на глазах увели последнюю надежду на спасение ее дочерей. На прибавление им по несколько пусть ничтожных и наполненных страданиями, но все же дней жизни. Вскипев от внезапного прилива ярости, она кидается на улицу, прорываясь сквозь толпу раздосадованных покупателей, и сквозь снежную пелену успевает заметить метнувшуюся за угол рыжую гриву. Оскальзываясь и едва не падая, Татьяна бежит туда и вскоре каким-то чудом нагоняет наглую покупательницу. — Женщина, постойте! — Она резко хватает рыжую за плечо, разворачивает лицом к себе. — Тебе еще чего надо?! — рявкает та ей в лицо. — Пошла вон, а то полицию позову! — Женщина, вы поймите, — лицо Татьяны становится жалобным, — у меня дома две дочки больные, им очень нужна говядина... Ну чего вам стоит? Один кусок всего лишь мне отдайте. Вы и так без очереди влезли… Рыжая смотрит ей в лицо злобным взглядом. Под глазами у нее здоровенные синяки, изо рта вместе с паром вырывается запах перегара. Не иначе как бухала все утро со своим дружком, а теперь пришла за закуской. — Еще чего! — наконец резко бросает она, будто плюнув в лицо Татьяне. — У меня у самой, может быть, дети дома голодные! А ты клювом прощелкала, вот и вали теперь отсюда! И она, еще крепче прижимая к груди бутылки с пивом и паштет, уже поворачивается, чтобы уйти. Все внутри у Тани закипает еще сильнее и, не помня себя, она хватает наглую бабу за рыжие патлы и с размаху бьет ее головой о кирпичную стену. Та, тоненько вскрикнув, ударяется виском об угол и падает на обледенелый асфальт. Звенят разбитые бутылки с пивом, по стене стекает тонкая струйка крови, а из расколотого черепа женщины, пачкая рыжие волосы, вываливаются мозги. Таня шокирована лишь первые несколько мгновений, затем она осторожно оглядывается. Переулок тут глухой, зажатый между двумя домами, людей поблизости не видно, лишь из-за угла боязливо выглядывает ободранная кошка. Татьяна торопливо подбирает выпавшую из рук рыжей нарезку и спешит прочь. Если, дай бог, обойдется, примут за несчастный случай. Уже по дороге домой она вспоминает Даунтаун и давку у плота, труп с расколотой головой, что вот так же валялся в углу подъезда, и всю ее так и передергивает. Но по сравнению с последующими смертями это еще так, цветочки. А сегодня Татьяне впервые самой пришлось стать убийцей. Но она совсем об этом не жалеет, ведь это все ради спасения родных и любимых девочек. Поэтому совесть ее чиста и на душе не скребут кошки, даже наоборот, впервые за долгое время женщина чувствует облегчение. На пороге квартиры ее встречает Саша. Щечки порозовели, на губах слабая улыбка. — Мам, Люде уже лучше. Вставать она не может, но уже дышит без маски. Я ей сказку рассказала, она и уснула. Мы тебя все ждали, ждали… — Слава Богу, дождались, — нагибаясь и целуя дочку, говорит Таня. — А я как раз и паштет вам принесла, чудом последний ухватила…***
— Мира, а ты вчера видела новую серию «Страдающих»? — как всегда похихикивая и смущенно прикрывая ладошкой рот, спрашивает Юки. — Нет, — признается Мира, на секунду отрываясь от КПК и поправляя очки. — А что это вообще такое? — Ну ты даешь! Это же новое шоу по головидению! — потрясенно качает головой Юки. — Более миллиона подписчиков! — Ясно. Нет, не слышала, — отвечает Мира. — Родители не платят за отдельный канал для моей комнаты, поэтому головизор я почти не смотрю. В Сети сейчас намного интересней. А что вообще за шоу? — Эх, жаль, ты не смотрела, а то я даже не знаю, как тебе объяснить. — Юки неопределенно поводит в воздухе наманикюренными пальчиками. — Одним словом, там про семью из холодной России, у них все идет наперекосяк, они постоянно замерзают, ссорятся… в общем, классное шоу. Попробуй как-нибудь посмотреть. Кироко слышит разговор одноклассниц, но до ее сознания он не доходит, потому как мысли ее находятся где-то совсем далеко от школы, в таких краях, куда не позволено заглянуть ни одному смертному. — А ты, Ницумэ, — немного погодя начинает Юки, повернувшись в сторону девочки, сидящей впереди Кироко, — ты вчера смотрела «Стра…» Эй, Ницумэ, ты меня слышишь вообще? Ницумэ, девушка с копной выкрашенных сиреневой краской волос, испуганно вздрагивает, отрываясь от экрана своего КПК, который она держит на коленях под партой. Совершенно случайно Ки бросает взгляд на экран, и внутри у нее все так и сжимается. С фотографии на нее глядит улыбающийся Он. — Ээй, ты вообще здесь? — Юки проводит перед лицом Ницумэ ладонью. Та мотает головой и моргает, словно только что проснувшись. — Что? Ах да, о чем ты спросила, Юки? — тоненьким и звонким, словно колокольчик, голосом спрашивает она. Разговор прерывается, так как в класс входит учитель. Начинается урок, но Ки, как обычно, не слушает, глядя за окно, где на фоне ослепительно голубого неба покачиваются на ветру цветущие сакуры. Только теперь ее мысли приобретают не мечтательное, а самое что ни на есть приземленное направление… …Во время брейка, когда подружки из ее класса, собравшись кучками у вендинговых машин и окон в коридоре, обсуждают последние новости, Кироко наблюдает лишь за Ницумэ, которая, забравшись на подоконник, влюбленным взглядом пялится в КПК. Затем Ки медленно разворачивается и механическим шагом, словно робот, спускается по лестнице на первый этаж, к медицинскому кабинету. Жалуется доктору на слабость и головную боль и, когда тот отворачивается к шкафчику, чтобы достать аспирин, быстро хватает с медицинского столика и сует в кармашек блузки резиновую перчатку… …Во время следующего урока Ки поднимает руку и отпрашивается выйти к доктору. Осмотревшись в коридоре и убедившись, что никого кругом нет, она снова спускается вниз, но на этот раз выбегает из здания школы и направляется к бассейну неподалеку. Именно там у Него сейчас проходит урок физкультуры. Незаметно проскользнув в раздевалку для мальчиков, Ки находит нужный шкафчик (какой именно, она узнала из бесконечных подглядываний за Ним) и, достав свой КПК, открывает электронный замок при помощи нехитрой программки, как научила ее когда-то Эйрин. Вдохнув любимый аромат и с наслаждением проведя взглядом по аккуратно уложенным в шкафчике вещам, она натягивает на руку медицинскую перчатку и берет Его КПК. Пальцы быстро бегают по экрану, находя сигнал устройства Ницумэ и отправляя ей сообщение… …Около пяти часов, когда занятия заканчиваются и школьные коридоры таинственно пустеют, Кироко поднимается по лестницам на самый верх школы и выходит прямо на крышу. Во время переменок здесь, невзирая на запреты, собираются кучками школьники, сейчас же нет никого, лишь в дальнем углу площадки, у самого парапета неподвижно застыл силуэт девушки. Фиолетовые волосы особенно ярко выделяются на фоне голубого неба. Отлично. То, что надо. Кироко направляется прямо к Ницумэ. Та, не замечая ее, мечтательно смотрит в раскинувшееся над школой небо. Похоже, что Япония единственная страна в мире, где можно увидеть именно такое, сапфирово-голубое небо. Ведь только искусственно созданный озоновый слой способен спасти японцев от перегрева. Услышав, должно быть, шаги за спиной, Ницумэ оборачивается, и лицо ее при виде одноклассницы резко теряет восторженное выражение. — Харуда? А ты что здесь забыла? — Ничего. Я просто гуляю, — пожимает плечами Ки. — А ты что, ждешь тут кого-то? — Именно что жду, — гордо взмахнув копной волос, отвечает Ницумэ. — Поэтому уйди, не мешай. С чего ты вообще решила гулять именно здесь? — По улицам я одна ходить боюсь, педофилов сейчас полно, а домой, к приемным родителям, мне тем более неохота идти, — сочиняет на ходу Кироко, поражаясь своей изобретательности. — Ну так запишись в какой-нибудь кружок и ходи после занятий туда. Здесь-то ты что забыла? — Ницумэ уже не смотрит на Ки, направив свой томящийся ожиданием взгляд лишь на дверной проем, выходящий на лестницу вниз. — У тебя здесь свидание? — «догадывается» Кироко. — С кем-то из школы? — Какая ты проницательная, — с усмешкой замечает Ницумэ, и взгляд ее внезапно становится восторженно-мечтательным и в то же время грустным. — А ведь я действительно влюблена в него, Кироко. Он… как бы это сказать… он необыкновенный, таких больше нет… Его глаза… они такие… И ведь не то чтобы он красавчик, совсем нет… но при этом в нем так много чувственности, внутренней красоты… И, представляешь, сегодня он сам пригласил меня сюда! Я и подумать не могла, что тоже ему нравлюсь!.. Она в восторге начинает кружиться по крыше, а затем вдруг застывает у самого ее края, все так же глядя на необъятное небо и мерно покачивающиеся внизу сакуры. Долгожданный момент настал, и Кироко, сделав шаг вперед, резко толкает одноклассницу в спину. Тоненько взвизгнув, та перелетает через парапет и скрывается за краем крыши, лишь мелькают в воздухе фиолетовые космы и белоснежные тапочки. Спустя пару секунд снизу доносится глухой звук падения. Осторожно выглянув, Ки видит тело Ницумэ, изломанное и забрызгавшее кровью асфальт внутреннего дворика. Она еще жива, и из последних сил хрипит, будто пытаясь что-то сказать. Но затем взгляд вытаращенных в небо глаз останавливается и стекленеет, а грудь девочки перестает вздыматься. Все так же шелестят на ветру сакуры, будто шепча мертвой последние слова, а неестественно-голубое небо все так же безразлично раскинулось в вышине… Уходя с крыши, Кироко улыбается, думая о том, что Ницумэ действительно видела в последние секунды самые счастливые воспоминания, и даже умирая, думала о Нем. Тем лучше. Пусть эти несбывшиеся мечты станут для нее тем вечным мгновением, в котором она останется По Ту Сторону. Ну, а сама Ки теперь знает, каково это — чувствовать холодное дыхание смерти совсем рядом. И, когда настанет нужный момент, она сможет без колебаний совершить это снова.***
— Люблю осень, — замечает профессор Скарсмейк, близоруким взглядом из-за очков разглядывая пейзаж вокруг, который ему, должно быть, видится несуразным цветным пятном. — Такая прекрасная гамма цветов кругом… Да и холодно совсем не так, как зимой в этих широтах. При упоминании о холоде Эйрин недовольно ежится, еще сильнее укутывая шарфом шею от противного ветра. Она просто ненавидит осень. Сырость, слякоть под ногами, противно шуршащие охапки листьев. Самое неудобное время для боевых действий (последствия тяжелого детства Эйрин все-таки давали о себе знать). А тут еще ради этого старого кретина пришлось надеть легкий джинсовый костюм с короткой юбкой, в котором теперь мерзнешь еще больше. — В такую погоду только и сидеть бы где-нибудь в кафе у окна, попивать горячий шоколад и любоваться прекрасным пейзажем, — мечтательно улыбаясь, продолжает профессор. — Эх, сразу вспоминается молодость… Эйрин про себя только усмехается. Она и не думала, что выглядящий черствым сухарем преподаватель полимерологии может оказаться таким романтиком. Или, может быть, это только маска, позволяющая ему затаскивать в постель несчастных студенток? С теми же, кто на это не ведется, он использует более действенный метод, с угрозами завалить на экзамене. Но Эйрин, или для него Соня, не купится ни на первое, ни на второе. У нее сегодня особая миссия. — Это такой намек, профессор? — вслух спрашивает она с очаровательной улыбкой. — Можешь считать и так, — щерит редкие зубы старый пердун. — И перестань уже звать меня так, для тебя я сегодня просто Арчи. Уяснила? — Как скажешь, Арчи, — изображая покорную овечку, отвечает девушка. Если бы только этот лысоватый хрен с горы знал о том, сколько всего ей довелось пережить за свою довольно короткую жизнь, он бы так не скалился перед ней. Скарсмейк берет ее под локоть и ведет по улице, но Эйрин мягко вырывается. — Не сейчас, Арчи, — говорит она. — Я хочу сходить на озеро, покормить там уток. — Хм, пруд, водоплавающие, что может быть лучше? — задумчиво уставившись в небо, вещает профессор. — Одно только интересно: куда утки деваются зимой, когда пруд замерзает? Девушка смотрит на него со смесью изумления и сострадания, как на несмышленого младенца. — Вы сейчас шутите, проф… Арчи? — Да нет, — смеется тот. — Это из одной книги, называется «Ловец во ржи». Очень занятная вещь, рекомендую. Так вот значит, какой он, Арчи. Еще и старыми книгами увлекается. Ну что ж, для нее это еще один повод сыграть перед ним необразованную дурочку, падкую на умные и красивые речи. Взявшись за руки, они идут по усыпанной листьями аллее к небольшому озеру, над которым склонились ярких расцветок клены. Уток, как ни странно, нигде поблизости не видно, но это Эйрин только на руку. Под предлогом поглядеть, не прячутся ли они где-нибудь в прибрежных камышах, девушка ведет своего спутника по скользкому берегу к самой воде. — Похоже, уточки разлетелись, не дождавшись зимы, — рассеянно оглядываясь вокруг, говорит профессор. — Что ж, пойдем отсюда, Соня. Я уже замерз. — Я вам не Соня, — круто развернувшись к нему и дав условный сигнал застывшим за деревьями людям, отвечает она. — Ну хорошо, крошка. Как ты хочешь, чтобы я называл тебя? — похотливо ухмыляется старый урод. — Никак, потому что я привела вас сюда не на уток смотреть, — жестко бросает Эйрин ему в лицо. — И уж точно я не в койку к вам собралась прыгать. Вы последний идиот, если этого не понимаете. Не успевает Скарсмейк еще переварить внезапную метаморфозу своей студентки, как за спиной у него вырастают несколько темных фигур. Обернувшись, он с удивлением, но без страха оглядывает их угрюмые лица, мускулистые плечи и простую одежду. — Господа, что тут происходит? Кто вы такие? — спрашивает он, несмело поправляя очки. — Это ты кто такой, чтобы тянуть свои лапы к Эйрин? — шагнув вперед и ткнув профессора пальцем в грудь, спрашивает Задира Билл, который выше Скарсмейка на голову и шире в плечах по крайней мере раза в полтора. — К кому?.. — мгновенно осипшим голосом спрашивает тот и переводит полный ужаса взгляд на свою студентку, которая стоит, скрестив на груди руки, и с усмешкой смотрит на него. Все четверо парней беззаветно преданы девушке, только потому что она единственная из них помнит Кленовое братство в эпоху его расцвета и только она принимала участие в боевых действиях наравне с их родителями. Самый старший из этих четверых моложе Эйрин всего на полгода, но даже ему не позволили тогда ползать по лесам и убивать америкашек. А уж такая степень доверия о чем-то да говорит. — Позвольте, но я все еще не понимаю… Что это, в конце концов, такое? Пустите меня, или я буду звать на помощь!.. — лепечет профессор, безуспешно пытаясь обогнуть Билла и подняться на обрывистый берег. — Кончаем лясы точить, парни, валим его, как договаривались! — бросает рыжий Поль, самый младший и шумный из всех. Скарсмейк открывает было рот, чтобы закричать, но Задира Билл своей мощной ладонью сдавливает ему загривок, так что тот может только невнятно хрипеть. Эдди-Перо-В-Рукаве подходит к нему и почти небрежно всаживает свой знаменитый нож по самую рукоятку в сердце профессора. Эйрин резко отворачивается и шагает в сторону. Хоть она за свою «карьеру» в Братстве уже привыкла к таким вещам, но все равно видеть смерть знакомого и, собственно, не причинившего ей никакого зла человека довольно неприятно. Вместо этого она смотрит на гладь озера, по которой плывут ярко-алые, словно кровь, кленовые листья. Клен, некогда гордый символ Канады и их Братства, валяется нынче в грязи у ног янки. Пусть сама Эйрин американка по праву рождения и британка по крови, судьба этой холодной страны стала ей за долгие годы по-настоящему близка и понятна. Хотя кого она обманывает, это все нужно ей лишь для особой цели, о которой знают только она и еще четверо, но совсем не те, что сейчас возятся с телом Скарсмейка, упаковывая его в холщовый мешок с камнями. Когда труп несчастного профессора поглощают холодные воды озера, девушка, отряхивая туфли и колготки от налипших ила и грязи, вслед за своими подопечными поднимается на берег. Здесь их пути расходятся, и Эйрин спешит к кафе, чтобы в приятном одиночестве согреться шоколадом и поразмышлять о случившемся. Однако неприятные мысли посещают ее еще раньше, когда она идет по тихой пустой аллее. Сколько ей уже приходилось убивать в детстве, но она поклялась забыть эти годы как страшный сон. И вот теперь — снова. Очевидно, жизнь все больше учит ее притворяться, делать то, что совсем не нравится. Вот и сейчас, приманка ненавистного профессора была лишь тренировкой перед предстоящей великой миссией. Когда-нибудь ей придется так же лгать, притворяться и убивать исподтишка, но уже не здесь, и все ради того, чтобы выжить в том жестоком мире и с честью выполнить ту самую миссию. И, вспомнив вчерашние рассуждения Кироко о смерти, Эйрин понимает одну простую истину. Смерти избегает не тот, кто ее боится, а тот, кто в нужное время и в нужном месте делает вещи, позволяющие ему остаться в живых. И это так же просто, как и в целом превозмогание разума над чувствами, как один удар в сердце взамен любования умирающей природой.***
Придя этим вечером домой и кинув в угол комнаты сумку с книгами и тетрадями, Кироко бросилась к лаптопу. Пальцы привычно пробежали по клавишам, вводя пароль, и вскоре в окне закрытого чата девочка уже печатала мысли, которые столь внезапно посетили ее по дороге из школы. cinnamon: А я наконец-то поняла, почему смерть не может быть страшна. Ты во время нее избавляешься от всех невзгод, как бы сбрасываешь эту бренную поганую оболочку, которую вынужден носить не по своей воле, и превращаешься в бесплотный дух, в вечный эфир, не обремененный никакими заботами и парящий в отрыве от всего этого мира. Ведь что вы делаете, когда у вас ломается лаптоп или КПК, а чинить их у вас попросту нет сил и средств? Правильно, вы их выбрасываете. Вот так же и с телом — вы расстаетесь с ним, дабы обрести новую, более совершенную форму. pallada: Ну ты даешь, Ки! Умеешь же сказать! Millsworth: Ого, похоже, наша маленькая Ки наконец-то кого-то убила, вот и описывает свои ощущения. Я права? borsch: Вы погодьте, я ответить не могу — девочек спать щас укладываю. После этого Кироко вошла в Сеть и отыскала там последние криминальные новости, которые цензура еще не успела вычистить: «Полиция 3-го округа расследует дело о гибели девушки в средней школе сегодня около 5:00 PM. По предварительным данным, 15-летняя Ницумэ Кагаси выпала из школьного окна, предполагался несчастный случай либо самоубийство. Однако, как стало известно совсем недавно, на КПК погибшей обнаружилось сообщение от Минао Ёкаги, ученика той же школы и сына известного владельца строительной фирмы, который приглашал Ницумэ как раз в это время прийти на крышу школы. В данный момент Ёкаги-младший задержан, в его отношении ведется расследование». Засыпая этой ночью так сладко, как никогда не спала прежде, Кироко радостно подумала: «Ну вот, теперь ты будешь под надежной защитой, мой милый, и никто не подумает отнять тебя у меня. Спокойной ночи, и до встречи».