Кроме тебя

*** Молли Хупер смотрит растерянным, извиняющимся взглядом. Молли не любит причинять людям боль. — Прости Шерлок, — начинает она скомкано, — он сказал… Джон сказал, если ты придёшь спросить, как он, предложить помощь… — Да, — тихо выдыхает в ответ Шерлок. Не нужно быть гением-детективом, чтобы догадаться — Джон не захочет его видеть. Её голос дрожит. Ей совсем не хочется говорить эти слова. — Он сказал, что… примет помощь от любого… кроме тебя. Шерлок ничего не отвечает. Его глаза холодны и пусты. И они не отражают войны, происходящей где-то внутри него. Его давней войны с самим собой. «Очередное падение Шерлока Холмса! Слишком часто падаешь в последнее время», — насмешливо-высоко звучит в голове голос Мориарти. И Шерлок чувствует медный привкус крови во рту — своей крови — последствие слишком сильно стиснутых зубов. «От любого, кроме тебя», — эхом проносится в его сознании два или три раза. Слова ударяют плетью, оставляют рубцы. Дверь мягко закрывается, и делать тут уже нечего. Он сворачивает записку от Джона, которую ему передала Молли, и кладет её в карман пальто. В голове вперемешку и как-то непривычно смутно проносятся воспоминания. Одно из них — самое яркое, самое свежее — служит фоном для всех остальных. Мэри в крови, и глаза Джона, полные ненависти. «Это день моей свадьбы. Я хочу, чтобы в этот день двое самых дорогих мне и любимых человека были со мной. Это Мэри Морстон и… ты». А потом он вспоминает, как Джон разбил ему лицо, после его чудесного возвращения, хотя он рассчитывал совсем на другую реакцию старого друга. Если бы сейчас Джон поступил также, если бы он накричал на него и ударил, так было бы много легче. Но Джон не сказал ему ни слова даже на похоронах Мэри. И сохранил эту гнетущую тишину после. Мэри просила защитить Джона, но ему кажется, что он не в силах этого сделать. *** На кладбище, возле небольшой церкви, тихо и пустынно. После шести вечера посетителей здесь почти никогда не бывает. Шерлок смотрит на мраморное надгробие, на котором выгравировано имя «Мэри Морстен-Ватсон», и на свежие розы, которые кажутся ему кровавыми. Он вроде бы думает о чём-то, но мысли расползаются, как облака. Он растерян. Шерлок вспоминает, что ощущал подобное когда-то давно, в детстве, но с тех пор прошло немало лет, и он уже забыл, каково это — чувствовать беспомощность. Со смерти Мэри прошло не так много времени, могила ещё не поросла травой, видна была четкая граница насыпи, но Шерлоку кажется, что это случилось давным-давно, где-то на границе с прошлой жизнью. Впрочем, возможно, так оно и есть. — Норбери, — говорит Шерлок и кладёт рядом с кровавыми розами одну кипенно-белую. *** Шерлок просыпается от сильного стука совсем рядом, поднимается на локтях, но тут же падает от острой боли во всём теле и помутившегося сознания. Он успел увидеть только грязный потолок и стену, от которой кусками отваливается отсыревшая штукатурка. Глаза ноют так, как будто в них осталась извёстка, осыпавшаяся с потолка, что, впрочем, вполне возможно. Спазмы в желудке и лёгких напоминают ему, что он всё ещё жив. В комнате пахнет сыростью и плесенью. Шерлок лежит с закрытыми глазами и разминает кисти похолодевших рук. Наконец, он медленно и глухо произносит куда-то в пространство: — Чего тебе, Майкрофт? Майкрофт стоит рядом с убогой кроватью, опираясь на трость. Ему, в идеальном костюме, с видом представителя британской аристократии, совсем не место среди обшарпанных стен комнаты с единственным целым окном во всём здании: здании заброшенной клиники двадцатого века какого-то выдающегося врача-филантропа. Ныне действующего и, можно сказать, процветающего наркопритона. Ему, этому врачу, выпало счастье не увидеть, во что превратилось его доброе дело и на что пошли рецепты препаратов, хранившиеся здесь около полувека назад. Майкрофт устало трёт ладонью лицо: — Сколько раз мне нужно вытаскивать тебя из ада, Шерлок? Сколько раз? Ад. Эта слово вспышкой проносится в воздухе. Причиняя почти физическую боль. Мэри Морстон в голове говорит: «Сойди в ад, Шерлок». Вот только он уже в аду. Шерлок переворачивается к окну, подальше от голоса брата. — Не надо меня ни откуда вытаскивать. Я на своём месте, братец, — шипит он сквозь стиснутые зубы. — Нет, не на своём, — голос и тон Майкрофта мёрзлые, словно во льду. Его заботу выдают его действия, но не слова. — Я вернул тебя в Англию не для того, чтобы ты целые дни отлёживался во всех наркопритонах этой страны. — Не во всех. В трёх. — Ты Шерлок Холмс! Англия нуждается в твоих чёртовых услугах. Так что, ради всего святого, соберись. Майкрофт лишь слегка повышает голос, но Шерлок корчится и прикрывает голову подушкой. — Я провалился. Тебе этого известно. Ты видел то же, что и я. Шерлоку кажется, что на стене, там, куда устремлён его взгляд, плавают рыбы. Холоднокровные акулы и скаты, полупрозрачные, едва уловимые. И во рту появляется медный привкус крови из недавно разбитых губ. — Это была не твоя вина! Сколько раз все вокруг должны повторить тебе… — Нет, это была моя вина! — Шерлок почти вскакивает со старой железной кровати, несмотря на чудовищную боль. — Я дал обещание. Я говорил тебе. Майкрофт внимательно смотрит на лицо брата, но ничего не говорит. Сейчас Шерлок выглядит хуже, чем он когда-либо помнил. Его скулы выглядят так, словно их вырезали перочинным ножом и обтянули потрескавшейся кожей. Из-за щетины и спутанных, грязных волос его легко можно было бы спутать с бездомным, которыми кишат лондонские подземки и мосты. Красные глаза и расширенные зрачки говорят о том, что действие наркотиков всё ещё продолжается. Но во взгляде Холмса-младшего проступает какая-то напряжённая сосредоточенность. Майкрофт, так же как и Шерлок, плохо разбирается в человеческих душах. Но не в психологии. Если ты работаешь на британское правительство, — если ты и есть британское правительство, — ты должен безошибочно знать болевые точки людей. — Ты не решил ещё одну проблему. Мориарти. Шерлок снова падает на спину, в очередной раз стиснув зубы от ломоты в исхудавшем теле. Он сбросил около шести килограмм с их последней встречи. Но сейчас есть мысли поважнее. Майкрофт Холмс знает куда бить, всегда знал. — Если он жив… — Мёртв. — Если он жив, тебе придётся…защитить от него всех, кто тебе дорог. — Думаешь, ты входишь в их число? Майкрофт усмехается ломаной улыбкой. Его план безупречен. — Я? Нет, что ты. Ты заботишься только о двух людях. Джон и Розамунд Ватсон. Майкрофту не нужен никакой пистолет, чтобы выстрелить в человека. Майкрофт сам по себе холодное оружие. Только добивается он не смерти Шерлока, о нет. Боль бывает во благо. Стресс — это толчок к развитию, к действиям. Майкрофт разворачивается на низких каблуках, пытаясь не обращать внимания на задымлённость комнаты и шприцы на полу. — У тебя три дня, Шерлок. Если по истечению этого срока ты не придёшь в свою прежнюю форму, ты покинешь Англию. В этот раз навсегда, это я гарантирую. Майкрофт уже переступил порог полуразрушенной комнаты, в которой всего три целые стены, и обернулся в последний раз. — Я предупреждал тебя, Шерлок, давно предупреждал. Шерлок смотрит в спину Майкрофта. Мягкий мир постепенно приобретает резкие очертания, мысли становятся почти осязаемыми. — Как я могу защитить его? — Как делал это прежде, — доносится отдалённый голос Майкрофта. Шерлок знает, что его брат ухмыляется. Железная дверь хлопает на первом этаже. Звук заставляет Шерлока сесть на кровати, обхватив голову сбитыми в кровь руками. — Что мне делать? — спрашивает детектив, наверное, впервые в жизни. «Во-первых, выбираться из этого убого места», — отвечает кто-то голосом Майкрофта в его голове.