Хотел меня видеть?

Комната гриффиндорского старосты, пугающая тишь и в волнении сминающий белые простыни Ремус Люпин. Часы давно отбили полночь. Каждый шорох, будь то пролетевшая за окном сова, крадущийся к кухням голодный юнец или прибирающийся эльф Люпин принимает за тихие шаги стройных ног. Только один вопрос продолжает его мучить: «Придет ли?..». Взгляд нервно бросается от алых занавесок к приоткрытой двери, от настенных часов к стулу, завешанному школьными мантиями. Ремус потирает заледеневшие руки, но его напряженное тело так и остается замершей статуей. Нет, слишком много прошло времени. Дверь еле слышно приотворяется, и Ремус наблюдает, будто в заторможенной реальности, как высокая фигура проскальзывает в комнату и, остановившись посреди комнаты, обводит застывшего гриффиндорца взглядом блеклых равнодушных глаз. Даже оценив повзрослевшего гриффиндорца, глядящего из-под каштановой челки, Люциус не находит нужным менять выражения серых глаз. С губ Ремуса срывается тихий выдох. Он еще никогда не виделся с ним наедине. И сунутая через чужие руки записка от Люциуса: «Сегодня, после полуночи» – заставила гриффиндорца дышать глубже, дышать слаще. Он мял клочок бумаги, нервничая и метясь. И ждал. Хоть Люциус не запоминал лица своих мимолетных любовников, робкий, стыдливо прячущийся взгляд этих карих глаз изредка мелькал перед его глазами, давая о себе знать. И вот, робкий юноша похорошел, сверкнул серебряным значком на груди. Да, это определенно стоило увещевания перед противной Толстой Леди. И какая разница, галстук какого цвета носит это прекрасно сложенное тело. Люциус знал, что разницы нет. – Люпин, – прошелестели тонкие губы незнакомое имя. Слизеринец, чье гниющее нутро было прикрыто восхитительной плотью, провел длинным пальцем по подбородку Ремуса. Темные ресницы дрогнули. – Хотел меня видеть? Только Люциус знал, сколько издевки прячется за шепотом его дивного голоса. Ремус, не поднимая глаз, сжал сухие губы. Он не мог и пошевелиться, ощущая рядом с собой Люциуса, находясь в плену его слов. Хотел ли Ремус его видеть? Он видел его среди других людей и вместо них, неосознанно – во снах, и мучительно – в мыслях. Он врал друзьям. Он был в плену, когда Люциус не знал и его имени. До этого дня, в который мука несбыточного канула в небытие. Люциус поднял его голову, чуть согнув палец и нежно царапнув ногтем по коже. – Тогда смотри на меня. И не смей опускать взгляд. Ремус, завороженный, следил за каждым движением Люциуса. Казалось, он может следить за ними всю ночь. Как длинные пальцы расстегивают шелковую рубашку, как со стройных ног соскальзывают брюки. Люциус, чуть наклонив голову, проследил за знакомым голодным взглядом испуганных глаз. Такие мальчики, как Ремус, позволяли ему насытиться на один день, а затем все повторялось снова и снова с тем же сценарием. Люциус наотмашь ударил Ремуса. Юноша подкосился и упал на кровать, зарыв лицо в простыни. Люциус в одном лишь белье опустился на кровать и притянул к себе гриффиндорца. – Шшш, больно? Сейчас будет хорошо. Поглаживая теплыми ладонями по разгоряченному от удара лицу, Люциус наклонился и провел губами от шеи до вздымающейся груди. Опустив ладони и, сжав плечи Ремуса, он стянул его рубашку и толкнул назад. Ремус лежал на подушках, чувствуя, как Люциус обнажает его тело. Когда тот оставил легкий поцелуй на его шее, Ремус, не сдержавшись, издал шумный выдох. Люциус отстранился. «Никаких синяков и засосов, Люциус. Никаких следов». Завороженный взглядом серых глаз Ремус поддался вперед, коснувшись тонких губ. Люциус еле заметно усмехнулся и уселся между его ног, глядя, как к щекам смущенного наготой юноши приливает кровь. Люциус ласково накрыл своим телом Ремуса, едва касаясь подушечками пальцев к похолодевшим ладоням Люпина. Гибкий язык прошелся по бьющейся жилке на шее. Люциус ощутил явное возбуждение лежащего под ним тела, кожа Ремуса испускала жар и сладостный запах, тихие вздохи разрезали воздух. Люциус раздвинул ноги гриффиндорца и тут же столкнулся с испуганным напряжением, которое будто струилось по мышцам Люпина. Но Люциус умел делать так, что страх казался слабее желания. Распростертый под ним юноша глядел на него потемневшими глазами. Люциус провел ладонями по напряженным ягодицам и придвинул Ремуса к себе. Перед его глазами раскрылся восхитительный вид. Люциус откинул светлые волосы с лица и подвел пальцы тонкой руки к губам Ремуса. Чуть вскинув бровь, он наблюдал, как несмелыми движениями маленький язычок облизывает его пальцы. Решив, что довольно, Люциус убрал их, чтобы коснуться до робкого девственника между ягодицами. Резким движением проникнув указательным и средним пальцами в узкое нутро, Люциус собрал губами капельки пота с груди ошеломленного Ремуса и облизнул губы. Власть Люциуса над телом юного Люпина отбирала у него чувство сокровенности, невинности. Люциус провел ладонью от основания своего вставшего члена до его головки и, поддев выступившую жидкость, обмазал ею всю возбужденную плоть. Люциус склонился над Ремусом, глядя в его помутневшие глаза, и мягко поддался вперед, проникая в едва подготовленное, трепещущее тело. Ремус, ощутив вспышки боли одну за другой, начал сопротивляться, сердце испуганно забилось, посылая в мозг лишь одну мысль – не дать Люциусу овладеть им окончательно. Люциус схватил Ремуса за хрупкие запястья и свел их у него за спиной, чуть приподнимая юношу над постелью и продолжая входить в сопротивляющееся тело. С губ Ремуса сорвался короткий крик. Люциус резко двинул бедрами, нетерпеливо утоляя жажду и вырывая из груди Ремуса молящий вскрик. Люциус, не прекращая вбиваться немилосердными рывками в сладкое тело, не ослабил хватку сведенных за спиной Ремуса рук. Юноша уже слабо сопротивлялся, откинул голову назад и позволив Люциусу совершить то, что он совершал с десятками такими же влюбленных мальчиков. Люциус тяжело дышал быстрыми, неровными вдохами, насыщая свое тело очередной порцией удовольствия. Еще один, последний толчок, и Люциус удовлетворенно сожмурил глаза, откинув Ремуса на постель. Обессиленное тело опустилось на влажные простыни. Люциус набросил на него одеяло и встал на ноги, одним движением палочки очистив свое тело, и накинул на себя одежду. Челка Ремуса прикрыла юноше глаза, поэтому Люциус, если бы поднял глаза, не понял бы, утомленно спит ли Ремус или глядит из-под полуопущенных век на прекрасного обольстителя. Люциус скрылся за дверью, испарившись в темноте и не тревожа больше осчастливленного Ремуса никогда.