4:202, 11 Срд. года
Обтёртость в местных течениях у Фалин — ярлова телохранителя — была не просто отменной, а выдающейся. Будто рыбёшка в попутном течении она пошла подле него и Келий в секунду забыл, куда направлялся, свернул на более широкую улицу на Сухой стороне, где их точно не станут зажимать, но, к сожалению, уже давно заметили. — Полюбились вы мне, — ровно сказала редгардка. Что это значило? Келий осторожно вгляделся в лицо Фалин — однотонно коричневое, оно ничего не выражало, но суеверно отпугивало почти всех прохожих, кроме особенно толстой знати. — Отрадно знать, что я преуспел. Хотел бы расспросить в чём, но меня больше интересуют последствия. Хорошие или плохие? — Не знаю, — пожала плечами Фалин. — Я здесь только потому, что вопреки общей предвзятости, не хочу, чтобы вы пострадали. Вы, и ваш талантливый друг из Дозорных Стендарра оказали услугу этому городу и ярлу. Но так же вы сдёрнули запылённую ткань с антикварного сундука проблем. С виду он чистый, а внутри... Непостижимым образом Келий обнаружил, что остановился напротив дома Непуса Носатого. Фалин, как и он, разглядывала оголённый фасад, но в то же время, будто одновременно замечала и всё, творившееся за спиной. На фоне белого грубого камня она ошибочно казалась мягче, но взращенная внутри её воля не позволяла редгардке слиться с окружением. — Клан Серебряной крови... был, наконец, услышан, — проронила она и не смогла скрыть досаду, скривив выпирающие полные губы. — Зал мёртвых снова открыт, и Тонгвор больше не раздражает ярла по этому вопросу. К сожалению, сменилась музыка, а танцевать старый танец под неё не входит. Ярл обратил внимание на слухи об Изгоях и копнул слишком глубоко, но не вовремя. — Хотите сказать, я виноват в его интересе? — Вопрос не в том, кто виноват, — отмахнулась Фалин. — А в том, кто пострадает в ближайшие несколько дней. Я здесь для того, чтобы вас предостеречь. Как я сказала, вы мне полюбились, и будь у нас хотя бы парочка танов с вашим видением, Серебряная кровь не посмела бы открыто поддерживать мятежников, договариваться с Изгоями, присвоить себе почти весь Предел и называть себя... королями. А теперь слушайте внимательно: завтра ярл соберёт весь клан Серебряной крови. Их связь с Маданахом — королём в лохмотьях — будет выкопана как зловонный гниющий труп. И осуждена. — На словах? — уточнил Келий. Ярл не стремился ближе прижаться к Легиону, а значит, ничего масштабного всё же не планировал. — Думаю, да. Но клан примет меры. А вы... то, как вы повергли Тонара сделкой с Восточной имперской компанией... Ваше имя дарит неприкосновенность в сферах, где правят деньги, но от стали клинка под рёбра не спасёт. Храни вас Стендарр и берегите себя, Келий. На прощание Фалин сжала его плечо и коротко кивнула. Глядя ей в след, он удивился, что кое-кто, даже пара стражников, оцепенели, когда редгардка пронзила их взглядом, проходя мимо. Своего Келий добился: с Изгоями в Маркарте всё решится в ближайшее время. У них есть король, и вероятно, скоро не станет. Если ричмены не отличаются от остальных людей, сцепятся между собой за власть, а войска магов из Хай Рока безопасно окажутся там, где они нужны больше всего — под стенами Виндхельма. Всё это означало, что с Бьорном нужно проститься сегодня. Почти выгнать его в ночь, раньше повозку не подготовить, и на документы уйдёт несколько часов.***
Небольшой уступ, прячущийся почти вплотную к водопаду, называли «Беседка любви». Его огораживали высокие каменные перила, не двемерские, а сотворённые людьми, и потому призванные романтизировать обстановку. Храм Дибеллы приложил к этому руку, потому повсюду: на колоннах, в мозаике на полу и резьбе на ножках скамеек нежились в брызгах воды роскошные лилии. Мерный шум скрывал разговор, а открыто обозревалась беседка лишь с одной стороны. Но про любовь даже в фиолетовых сумерках и в серебристой туманной пелене не получалось. Прагматичностью видимо отличались все, к кому Келий тянулся. — Ты поднял бурю, но всё равно хочешь от меня избавиться! — рассердился Дозорный, хотя терпеливо выслушал до конца. «Защитить, потому что ты стал дорог мне», — должен был сказать Келий, но промолчал. Хватило и того, что он всё утро мечтал, как заманить Бьорна в Сиродил всеми правдами и неправдами. Талантливый маг, окружённый ореолом нужных слухов, точно не пропадёт в Империи. Келий не имел права так поступать, совесть терзала его, но он знал, что сейчас она не в своём праве. Вокруг пахло сладостями. Но всё это было прекрасно, пока он смотрел на Бьорна. Взгляд на себя даэдрически всё извращал. Что Келий из себя представлял? — Имперскую шестерню с огромной дырой в центре. Без Арктура он лишь существовал. Его гибель превратила потерю Дизерты в ничто. Келий отряхнулся от пепла последнего друга как от пыли. Потому что её взяла Империя. Бьорн не обязан понимать и требовать этого от него неправильно. Он заслуживал большего. — Давай не будем тратить время на споры. Тебе всё равно нужно отвезти Турана в Дозор и для твоего отъезда я найду множество разумных причин, кроме моего беспокойства о тебе. Бьорн сжал воздух в кулак в известном жесте, что придушил бы, и с досадой метнулся от одной колонны к другой, ероша волосы так, будто хотел вытрясти мысли из головы. Это было забавно, и Келий усмехнулся. — Что? — Сколько в тебе жизни, чтобы так суетиться. — На тебя тоже хватит, — Бьорн сел рядом на лавку и вытянул ноги, он больше не злился, значит, что-то уже решил. — Я уеду, если тебе так хочется. Не забудь написать, когда закончишь покрывать Империей мятежную зара... Келий притянул Бьорна за грудки и поцеловал удивлённо приоткрытые губы. В колено тут же упёрлась горячая рука дозорного, пытаясь сохранить равновесие, другой рукой он схватился за плащ. — Напишу. Или найдёт, из-под земли выроет, если понадобится. Медленная прогулка до ворот подарит им ещё час на разговоры ни о чём. Вдали от водопада стало приятно теплей, но Келий всё равно замёрз и тщетно пытался согреть нос. Бьорн, хоть и не должен был бояться холодов, оделся тепло, из-под голубой туники торчали шерстяные рукава обмоток, видимо ими пользовались все Дозорные. Несколько минут между ними царило уютное молчание, его наполняли только звуки ночи. Маркарт вымер, и это было кстати, пока Бьорн не насторожился. Он несколько раз дёрнул амулет Стендарра и проронил: — Мне это не нравится. Келий осмотрелся — никого. Ни у кузницы на другом берегу, ни на мостах, хотя их стражники не любили патрулировать ночью. Пусто. Ни единого факела в темноте. — Жаровни не горят, — Бьорн подался назад, взбежал на возвышение и всмотрелся. Должно быть, использовал ясновидение. Дозорный замер, как тогда над телом ребёнка. Магия, окутывавшая его, выглядела странно: дергала и размазывала очертания тела. Почти незаметно. Келий не рискнул отвлечь Бьорна, ждал, когда он всё расскажет сам. — Нужно уйти. Они идут сюда! — Кто? — не понял Келий. — Изгои и стража, — губы дозорного едва шевелились, а взгляд плавал, будто он вот-вот потеряет сознание. — Они идут убивать. Звучало безумно. Келий хотел подойти, но Бьорн покачал головой и продолжил растирать лицо. Через минуту оно уже не было таким серым, но осталось больным на вид, а на щеках пошло пятнами. — Сюда! — шикнул дозорный и дёрнул его в тень от горы. — Смотри. В скудном свете лун Келий разглядел троих: высокую женщину с рогами и двоих оркоподобных мужчин с мешками. Из глубины города накатывал звук — не маршевый, беспорядочный лязг доспехов. Купленная стража, никаких сомнений. Келий саданул рукой по камню. Как же бездарно он растратил предупреждение Фалин! — Бьорн, уходи. Изгои теперь вооружены и пойдут по трупам, выгрызая свободу как звери. — Только с тобой. — Я не могу! — надсадно зашипел Келий: не время объяснений, но Бьорн уперся, даже преградил лестницу. — Если Маданах сбежит, он объединит Изгоев! Знаешь, во что это встанет Империи? А мне? Я скорее сдохну, чем упущу его. Дай пройти! Он отпихнул Бьорна и направился вниз, до онемения пальцев стискивая рукоять меча. — Кель! Лучше бы в спину ударил, чем это обращение. Изгои бесформенной черной массой вывалились на площадку перед Залом мёртвых. Звенело оружие в мешках, и шелестел как сухая трава дикий ричменский говор. Малым числом каторжники не казались опасным противником, но им помогала ночь, к которой они привыкли в Сидне. И магия — они пили зелья, запрокидывая головы. Женщина с рогами передала одному из изгоев светящийся зачарованием клинок, и тут же отпрянула на несколько шагов, тряся руками. До них оставалось два лестничных пролёта, а Келий никак не мог выделить среди толпы Маданаха. Стража пересекла мост и растянулась широкой линией на другом берегу. Из-за леса брони вышел Тонар. Дорогу для него подсвечивали факелами двое телохранителей, обвешанные бронёй как двемерские центурионы. Тонар будет говорить, привык к праву голоса — плохое решение. Келий прокрался на несколько ступеней ниже, не хотел что-либо упустить. — Твои крысы, Маданах, — разнёсся над рекой наглый голос. — Только и хватило, чтобы бабу прирезать. По линии стражи прошло шевеление и в реку с плеском что-то посыпалось. Головы! Десятки голов! Их пинали; иногда они долетали до другого берега и смачно бились о камни. Изгоев будто осаждали с требушетами. Келий потянул меч, не зная, кто здесь больше заслуживал смерти. Если Тонар хотел испугать врага, то получилось. Никто не двигался, потому одинокая фигура, вышедшая из массы Изгоев, прорезала ночь. Четыре широких шага к мосту. Едва заметное движение руки. Магия. Телохранители Тонара осели на камни как оплавившийся воск. Их хозяин даже не вскрикнул — умер до того, как понял, что ему конец. Громкий старческий голос завопил на ричладе, и две стороны схлестнулись. Магия со стороны Изгоев и сталь со стороны стражи. От молний и огня стало светло. Келий едва ощущал, что его тянули от поля боя, но он вырвался и побежал вперёд. Страх исчез, перестал иметь значение. Если не доберётся до того ловкого Изгоя с алым клинком, Маданах сбежит. Природное, почти бретонское, сопротивление магии поможет подобраться ближе, а дальше всё решит подготовка. Под руку поднырнула женщина с коротким клинком, Келий спихнул её с лестницы ногой, услышав только вскрик и хруст в темноте. Ближе! Площадка почти опустела — Изгои пересекли мост, напирали как острие копья во главе с магами. Они уже шли по телам. Троих или четверых вперемешку разметало огненным шаром, и в эту прореху Келий бросился, чтобы ударить Изгоев в спину. Бьорн оказался рядом, сверкая щитом. В него несколько раз ударила молния, но они прорвались. Бой оказался сзади, но Дозорный исчез из виду. Келий отступил в сторону рынка. Он видел ту самую тень с клинком здесь. Слева вспыхнула одна жаровня, и ещё парочка дальше, вдоль канала. Несколько бледно-светящихся двемерских фонарей отбрасывали ядовитые тени на истёртый камень. У ворот замерли двое: один старик, другой — норд с чёрной полосой поперёк глаз. Маданах и его лучший убийца. Один уходил к воротам, другой остался прикрыть его. Келий перехватил меч. Дальше — один рефлекс. Круг узнавания, чтобы выяснить, кто поведёт бой. Норд ступал плавно и не заигрывал с оружием. Убьёт с одного удара. Если сможет. В чёрных, будто босмерских глазах врага Келий на мгновение увидел своё отражение, и всё исчезло. Свет ударил в лицо. Вопль разодрал горло, Келий выронил меч из рук… Боль! Она была везде, она… была... и рвала на части… всё вокруг звенело и содрогалось в такт, как бой барабанов. Норд подошёл вплотную. Его лицо оставалось холодным, не искажённое боем и кровью. Он не упивался, не выглядел даже чуть усталым и смотрел заинтересованно. Глаза были чёрные, но человеческие, зрачок сливался с радужкой и мерцал в свете жаровен. — Пади в Пустоту. Келий дёрнулся в попытке схватить Изгоя, но только сильней напоролся на клинок, как масло пробивший кольчугу. Под рёбрами жгло и огнём и холодом. Небо накренилось и рухнуло поперёк. Звук отдалявшихся шагов уносил его жизнь. Тише и тише. А потом всё… началось снова, но чуть иначе. Исцеление-пытка, Келий бы рассмеялся, будь на это силы. — Догони его! — прохрипел он сквозь сжавший горло спазм. В глазах двоилось, а небо окрасилось кровью. — Не трать время! Дозорный не уходил. Он его не слышал?! Он что, до сих пор ничего не понял?! — Бьорн! — Лежи смирно или я использую «паралич». Келия обдало могильным холодом. Ну, нет! Как только он поднимется на ноги… Дозорный остановил его взмахом руки. Предатель! Зелёный туман облепил одежду и начал просачиваться вглубь, обнимая как трясина. Келий не мог пошевелиться, не мог даже моргнуть. Горячая ладонь закрыла ему глаза, и всё вокруг стало планом Обливиона, утонувшим в бессильной ярости. — Прости меня, — задушенный шепот Бьорна лился в уши как яд. Арктур говорил, что нет пытки страшней, чем насильно сохранённая жизнь. Он был прав.