Imperious panther

***

      Здравствуй, привычная зависимость от одного единственного, до свидания, остатки собственной гордости.       Намджун падает на кожаное кресло, закидывая ногу на ногу, подцепляет стоящую неподалеку девушку в блестящей юбке, будто покрытой битым стеклом, и усаживает к себе на колени. А по ту сторону комнаты, раздвигая красивыми руками двигающиеся под ритм музыки потные тела, пробирается Чимин так, словно в ногах у него упругие пружины. Он оборачивается назад, едва покачивая бёдрами при походке, блестят его глаза, в которых разжигается желание вкусить очередной порок без наказания совестью, и совсем нечаянно пересекается взглядом с Намджуном, что от нервов впивается в сочные бёдра знойной брюнетки. А после Пак взмахивает своей сверкающей шевелюрой, зачёсывает чёлку назад и, достигнув дивана, перехватывает подбородок парня, облизывается, заглядывая ему в глаза и разделяя с ним своё открытое желание к соитию, и по-собственнически седлает его бёдра. Чимин приближается с томительной медлительностью, опуская мутный взгляд на чужие губы, и едва касается их своими, проводит широким языком по приоткрытому рту, смеётся и закидывает на шею руки. В общем, всеми силами он стремится завладеть чужим вниманием.       Руки неизвестного скользят по плечам Чимина, оглаживают их, танцуют пальцами по талии, подцепляют край майки, чтобы оголить бархатную кожу, и обводят ягодицы, пока Пак, опьянённый, двигается под музыку, совершая волнообразные движения и выгибая шею, чтобы, наверное, Намджун подавился от такого вида слюной. А потом опять глазеет на Кима, словно приглашает его присоединиться. Или просто зовёт где-нибудь уединиться. А тот ведь ревнует, даже зубами стучит от злости и совсем не ласково гладит девушку по бедру.       — Смотри, как он тебя пожирает своим взглядом, Намджун, — над ухом блондина склоняется Хосок, кладя руку ему на плечо, и направляет свой внимательный и зоркий взгляд на Пака, что так и манит прижаться к его телу в чувственном танце. — Почему ты не подойдёшь к нему? Разве не видишь, что он пытается завести тебя, начать ревновать? — Чон глядит на девушку, намекая на ненужное присутствие, и одним движением элегантной кисти выгоняет её с ног Намджуна. — Он, блять, тебя выбрал, дебила кусок. Ты здесь единственный, на кого он так косится. Я тебе, может, завидовал совсем малость, но глядя на твою медлительность – уже нет. Понимаешь, какую ты фортуну сегодня словил, нет?       Намджун находится в жалких попытках избежать очевидного притяжения Чимина, но отлично понимает, что всё это тщетно. Он уже давно попал под чиминовские чары, распространяющиеся на всех подряд. В какой именно момент Ким попал в коварную ловушку страсти, не понятно. Да кто вообще в состоянии не повестись на эту разящую от юной души сексуальность? Их встреча здесь должна увенчаться успехом для двоих.       — У него это отлично получается. — Ким, бесчувственно улыбаясь уплывающей от него девушке и шепча губами "я перезвоню", в скуке упирается локтями в подлокотники и укладывает голову на ладонь, нажимая пальцами на виски. — Я охренеть как завёлся, у меня всё уже стоит. А этой потаскушке всё никак не сидится, у него будто шило в жопе.       — И не только шило, — добавляет Хосок и передаёт другу стопку с едко-зелёной жидкостью, — это абсент, — отвечает он на немой вопрос, выражающийся в глазах напротив. — Тебе не помешает. Я поджёг его, а он в свою очередь должен сжечь в тебе всё нахрен.       — За твоё здоровье, старик, — и Намджун опрокидывает за раз всё содержимое стопки, шипит, разбивая её об пол. — Пиздец.       Он трёт ладонями лицо, заглядывая на неугомонного Чимина сквозь пальцы рук. По ощущениям в горле будто горящей наждачной бумагой трут, в глаза ударяют лучи цветного сканера, судорожно мигающего и щёлкающего светом, Намджун щурится, на мгновение теряя изящно двигающуюся фигуру брюнета на диване, а тот без стеснения, приподнимая бёдра, трётся пахом об острые колени.       Очертания тела Чимина выделяются радужной линией, ритм музыки замедляется, а вместе с ним замедляются и все остальные, двигаясь так, словно их помещают в густое желе. Пак выгибается в спине, таз подаёт вперёд, ухватившись за шею парня, чтобы не завалиться, и голову наклоняет вниз, блаженно прикрывает глаза, от этой провокации он испытывает гордость за самого себя и получает нехилое удовольствие, на пошлых губах возникает улыбка. Намджун мажет кончиками пальцев по своим, не моргает, восхищаясь всей экспрессией движений Чимина, и музыка взрывается новыми битами, разрушая установленную мгновениями ранее скорость, и кажется, что вместе с ней сотрясаются все стены и планета, в помещении грохочет так, что барабанные перепонки должны сейчас лопнуть. А брюнет взрывается вместе с музыкой мощными движениями, вертит задом в стороны, то раздвигая, то сдвигая колени, талией двигает и мотает головой, разбрасывая объёмные волосы по воздуху.       — Подойди к нему и уведи далеко отсюда, а то сядет он сейчас на чей-нибудь член, опомниться даже не успеешь, — кричит Чон на ухо другу, — вон, смотри, пока задницу здесь будешь просиживать, трахнется с тем девственником. — Он начинает кивать головой в такт музыки, плавно ведя плечами, и ловит взгляд парня, на котором восседает по-царски Чимин.       — Я разве имею право? Он не мой. Он вообще ничей, себе только принадлежит, но даже с собой не всегда совладать умеет. Да ты только посмотри! — Намджун указывает ладонью в сторону жмущейся парочки, с которой он не сводит глаз. — Ты посмотри, как эта сучка трётся об него! Вот он сейчас засосёт Чимина, но даже не подозревает, что отсосёт половине мужского населения Сеула.       — Как будто ты с ним не целовался. — Хосок хмурит брови.       — А я знал, что ли, тогда, какая же он подстилка? — возмущается Ким. — Он мне как-то не сообщил обо всех своих связях. Проще будет перечислить тех, с кем он не спал. Пиздец, как же эта выскочка меня бесит, так и выдрал бы, —ногти нервно вгрызаются в обивку подлокотника.       Чувствуется накал конкуренции за право обладать самым дорогим телом.       — Смотри, смотри, Чимин встаёт.       И Чимин с полной уверенность может сказать, что в глазах Намджуна он точно лакомый кусочек торта с клубникой. Он ведёт за собой очередную жертву, явно недовольную происходящим, вливается в неловко двигающуюся массу, оглядывается постоянно на парня, что-то произнося губами, а потом заставляет того двигаться вместе с ним.       — Подойди уже к нему, трус, ну с ним же ясно какой-то дрыщ стоит, ты его одной левой уложишь, давай! Подойди к нему и обними сзади! Пусть Чимин знает, кто здесь имеет право на его задницу! — и Хосок выталкивает Намджуна с кресла, направляя его в нужную сторону. — Я того парня на себя возьму, — он облизывается и поднимает большой палец вверх, падая на нагретое место. На этом его миссия, заключающаяся в моральной поддержке, оканчивается, наступает время найти и себе новую пассию.       Ким, не желая соприкасаться с неприятной липкостью тел, от которых несёт нестерпимым жаром, проскальзывает вглубь толпы и натыкается взглядом на Чимина, который с присущей ему грациозностью и раскрепощенностью в движениях опускается на корточки и при этом проводит ягодицами по паху парня, застывшего истуканом и не знающего, куда ему класть ладони. В помещении всё затухает, находящиеся в помещении оказываются погружены в таинственный мрак, проходят секунды, и прожекторы разгораются, обволакивая радугой всех вокруг.       — И вправду шлюха, — ухмыляется Намджун, грубо отталкивая от себя людей, боясь потерять из виду самую драгоценную для него картинку.       Делая уверенные шаги вперёд и сверля взглядом выгибающегося в спине Чимина, Намджун добирается до парней в пять шагов, одним точным ударом отбивает от талии Пака ладони наглого чужака, медленно пробирающегося к ягодицам, и в грудь пихает, отталкивая его подальше от брюнета.       — Свалил отсюда.       В глазах двоих сверкает искра напряжения, никто из них не желает уступать в своей позиции. Намджун выпрямляется, упирается в лоб незнакомца своим лбом и, скалясь, движется вперёд неприступной скалой. Чимин, поднимаясь и не находя твёрдого члена, прижимающегося совсем недавно к его филейной части тела, торопеет и принимается оглядываться по сторонам, пока не обнаруживает белобрысую макушку, хорошо известную ему. На его губах расцветает высокомерная ухмылка, и он складывает руки на груди крестом, приподнимая правое бедро вверх и отставляя левую ногу в сторону, выгибает шею, точно прекрасный лебедь, и наблюдает. Ему это дико льстит.       — Пошёл, блять, отсюда, не твоего это уровня, пацан. Это моё, — хлещет Намджун словами по лицу парня и показывает ему средние пальцы на обеих руках, возвращаясь к Чимину, готового прыснуть со смеху от Кима.       Занимательной обещает быть их игра на двоих. Пак решает совсем не поддаваться течению музыки, продолжает плавно покачивать бёдрами, отклоняя голову на бок, и приподнимает густые брови вверх, моментально стирая с лица любой намек на довольство происходящим, когда он начинает чуять совсем близкое присутствие старшего, от которого втайне сходит с ума.       — Не хочешь развлечься, детка? — Намджун вплотную приближается к Паку, лаская его ухо обжигающим предложением, и, не спрашивая разрешения ни словами, ни взглядами, укладывает крупные ладони ему на зад, убеждая не только себя, но и Чимина в том, что сейчас он на всё имеет право, обладая безумно дорогим вниманием, ради которого и посоревноваться не грех.       Брюнет разворачивается и хватается за намджуновский галстук, наматывая на кулак, приближает парня к себе, прикрывает глаза, задерживаясь в жалких миллиметрах от чужого лица, и, выдыхая горьким спиртным, прижимается к губам, увлекая Кима в глубокий и вязкий поцелуй. Чимин сплетается языками с Намджуном, напоследок обсасывает его полные губы и принимается горячими поцелуями покрывать кожу на шее. Запах старшего заводит гораздо сильнее, чем после текилы, Чимина передёргивает от низких частот музыки, звучавшей отовсюду, пробирает до самого сердца и вызывает мурашки на пояснице.       — Покажи мне, насколько ты возбужден, м? — Намджун, не жалея сил, ударяет по заду, как бы делая тем самым комплимент, целует в уголок губ, отпускает от себя буквально на один шаг – не больше – и наблюдает, как Чимин сдаётся не прекращающемуся ритму.       Пак принимается двигать телом, подавая бёдра вперёд и назад, руками ведёт по своему телу, лаская чувственную кожу под взмокшей майкой, подцепляет лямку, открывая Намджуну вид на влажные плечи, и, двигая задом, крутится вокруг себя, приподнимая ногу на носок. Извивающееся тело Чимина охватывает неподвластная каждому магия танцев, которую он хочет распространить и на парня.       Горячий воздух, стены уже влажные от пота, вокруг царит алкогольное удовольствие, граничащее с безумством наслаждения присутствующих в душном помещении, каждый здесь сам для себя олицетворение возвышенных богов; Чимин хочет поддать жару. Он возвращается к Киму, укладывает руки ему на талию и, натыкаясь на довольный взгляд, опускается на корточки, царапая ногтями намджуновский торс под рубашкой, резко припадает к полу, словно в нём ломаются все кости, отрывает пятки от паркета, оглаживает бёдра Намджуна и поднимается, при этом настырно прижимаясь к чужому паху.       — Ты должен смотреть только на меня, Джун-и, — шепчет Чимин тому на ухо, обхватывая ладонями намджуновскую шею, и облизывает лицо парня от щеки до лба.       Намджун обнимает младшего за поясницу, наклоняет его вниз, удерживая за спину, и целует, желая укротить неподвластную пантеру, поджигая под ними двумя пол. Брюнет закидывает на Кима свою красивую ногу, за которую тут же хватаются, и они растворяются в поцелуе, превращаясь в своеобразное единство. Вокруг них – сплошная однообразная масса невеж до танцев, которые для Чимина само искусство.       — Ты такая шлюха, Чимин, — между поцелуями проговаривает Намджун, ладонями бездумно оглаживая его поясницу и возвращая их двоих в прежнее устойчивое положение, а после снова хватается за накаченный зад, который он ревнует больше всего.       — Да, есть немного, — с улыбкой признаётся Пак, не стыдясь собственных слов.       — Ты будешь подчиняться только мне, слышишь? Ты только под моей властью.       Брюнет крохотными ладонями пробегается по намджуновской груди, по его прессу, водя круги по ткани, и заползает одной под ремень, под брюки, прижимая ей вплотную к члену старшего и сжимая плоть.       — Пиздец ты решительный, совсем не меняешься.       — А надо ли?       Чимин загадочно сверкает улыбкой, опуская голову, закусывает нижнюю губу, разглядывая возникший бугорок под брюками, и приближается к губам парня, дышит в ожидании, а после накрывает их поцелуем. Целует с исступленной страстью, словно не может остановиться. Их губы пылают, парни ощущают неописуемую эйфорию, которая разжигается между ними двумя, поцелуй превращается в настоящее пламя, и оба дуреют друг от друга.       — Чувствуешь мой жар? — выдыхает Намджун, когда его собственный стояк каменеет под ласковыми ладонями, он прижимает Чимина к себе, свою руку заводя ему под боксеры. — Да ты меня тоже хочешь? — усмехается Ким. — Какой ты обжигающий, Чимин-а, — и голова у него идёт кругом.       Жгучая страсть обретает свойственную форму, возбуждение становится невыносимым, а Намджун никак не может насладиться развязным Чимином в его руках, что не переставая крутится, теряясь от сильных рук на его теле. Их влечёт, и влечение это разливается по всем венам, ниже живота всё затягивается в тугой узел.       — Какой же ты охрененный, Намджун, — выдаёт брюнет, и от одного только взгляда Кима ему становится дурно. Стоит тому только взвинтить пальцем в воздухе, и Чимин уже готов упасть перед ним на колени и молить, чтобы тот отодрал его прямо здесь. — Пошли отсюда, я уже хочу тебя.       Намджуна дёргают за плечо, тот в раздражении оборачивается на оборвавшего их страстную идиллию. За спиной оказывается Хосок, он пихает другу в руку несколько презервативов, одаривая победоносной улыбкой, словно это ему перепала удача взять власть над ненасытной пантерой.       — Держи, чувак, чувствую, тебе сейчас они пригодятся.       — Как-будто у меня своих нет, — ухмыляется Намджун, вертя перед глазами Чона своей пачкой.       — Ну да, точно, чего это я. — Он улыбается, выпуская из губ скрученный косяк, перехватывая его пальцами. — Хочешь? Тут крутая дурь, но дорогая, — и, не получив согласия, вливается обратно.       У Намджуна в руках самая лучшая дурь, ему и этого будет достаточно. Младший ощущает, как его мозг, воспалённый от прекрасных картинок голого Кима, полностью отключается, отдавая управление над его телом опьяняющим чувствам. Им слишком тесно здесь, им требуется свежий воздух, который они уничтожат собственными хриплыми стонами.       Чимин утягивает старшего за собой, ругается, когда путь ему перекрывают всё новые одурманенные тела, желающие соития с любым встречным. Парни скрываются за первой дверью, ведущую в тёмную комнату; Пак вылавливает в самом углу неизвестного, что втихую затягивается косяком, а после выпускает длинные струйки изо рта.       — Пошёл нахрен отсюда, — он выталкивает незнакомца грубо и защёлкивает замок на двери, тут же накидываясь с новыми поцелуями на Намджуна.       Грязно и слишком влажно впивается в его губы, сбрасывая с Намджуна пиджак, укрытый блестками. Его раздражает то, что ему приходится освобождать их двоих от одежды, чтобы прикоснуться к обнажённой коже, это занимает слишком много времени; он обжигается о голую грудь Намджуна и валит его на кожаный диван, седлая бёдра. Чем дольше Ким разглядывает Чимина над собой, тем сильнее убеждается в том, насколько очаровательно и одновременно сексуально его лицо вблизи. Но недостаточно одного созерцания; чтобы достичь наслаждения, он должен завладеть Чимином, прижать к себе максимально близко и насадить крупный зад на свой член. Намджун расцеловывает грудь Пака, мнёт его соски, вырисовывает узоры кончиком языка в выемках между ребрами, выступающими неприлично красиво. Он оставляет засосы на гладкой и белоснежной, как цветок водяной лилии, коже, руками хватается за икры, расставляя ноги в стороны.       В двери настырно стучат, кричат что-то с матами, а Намджун совсем невежливо посылает и мажет губами по ключицам, кусает их, оставляя неглубокие следы зубов. Стуки прекращаются, когда раздаётся первый стон Чимина, вызванный касанием до его члена намджуновской руки, длинные четыре пальца обхватывают головку, надавливая сухими подушечками на нежную кожицу.       Признаться, ни одной девушке ещё не удавалось доставить Намджуну такое удовольствие, которым награждает его сейчас тело Чимина, потому что он словно не из мира сего. Пак дико ненасытен и горяч в постели. Намджуну его заполучить удалось лишь единожды, и Чимин, после став эмоциональной недотрогой, позволял себя раздевать только взглядами, походил на злую, но грациозную кошку, не давая себя даже погладить или провести кончиками пальцев по ушкам. Его вообще следует в красную книгу занести. А ещё Пак создал для себя правило, не позволяющее ему находиться в постели с одним и тем же человеком более одного раза. Но в правилах обычно присутствует исключение, которое в данном случае олицетворяет Намджун. Старший следовал за ним на каждых вечеринках, был в курсе о каждых его новых связях, а тот в ответ наслаждался страданиями Кима. Он игрался с его сердцем и чувствами, заставляя парня ревновать, целовался со всеми подряд на танцполе, запирался в каморках и громко стонал, чтобы Намджун мог услышать его. И во время секса старший представлял только образ Чимина. Это была нечестная игра, но приз всё равно достался Намджуну, раз он уже натягивает презерватив на член.       Пак обхватывает возбуждённый орган старшего, приподнимается на бёдрах и трётся об него задом, проводя стволом между ягодиц, но не даёт парню войти в себя, перехватывая всю инициативу на себя. Он не поддаётся сильным рукам Намджуна, который всё пытается насадить на свой член, давя чиминовские бёдра вниз.       — Нет, нет, нет, Джун-и, — говорит Чимин и, получив в ответ недовольное сопение, захватывает в плен пухлых пальцев лицо старшего. — Здесь веду я. Я сверху, я веду, я здесь главный. Не забыл?       Он упирается в плечи Намджуна руками и не переставая елозит задом по чувствительной эрекции, сливается с Кимом в поцелуе. Оба замирают в объятиях, когда Чимин принимается погружать в себя намджуновский член, направляя его рукой, и просто резко насаживается на него, поднимается и снова опускается, обнимая парня за шею. Всё внутри звенит так, что оглохнуть можно и кончить, не прикасаясь к себе. Орган Намджуна скользит с особой лёгкостью, парень наконец-то позволяет себе сжать чиминовские бока, иначе наслаждение для него кончится слишком рано. Он всё стремится установить власть над телом Пака, хватая его под бёдра. Чимин лёгкий, но опасный, если он решил, что будет главным, – так оно и будет, а если кто-то ослушается его, он сделает больно. В прекрасном лице Намджуна преобладают какие-то львиные черты, которые околдовывают брюнета, однако парни не противоположности, которые обычно имеют свойство притягиваться, Чимин жаждет такого же командования, как и старший.       — Нет! Так нечестно! Нет, отпусти меня! Я не хочу так! — возмущается Пак, когда его насильно опускают на член, он сжимается изнутри, желая сжать Намджуна как можно сильнее, но этим сносит ему крышу. — Нет, Джу... А-а...       При мощном толчке бёдер в сердце Чимина колет что-то блаженное. Намджун попадает по простате и снова подкидывает парня на руках, и тот, приходя в чувства, кусает Кима за плечо что есть силы и не отцепляется от него, даже под ним раздаётся шипение.       — Блять, да что же ты вцепился в меня? — рычит Намджун, яро вбиваясь в младшего и постоянно сдувая падающую на глаза чёлку.       — Я хотел вести! Я! Слышишь?! — выкрикивает Чимин, а после усиливает хватку и до крови прокусывает потную кожу. Он чувствует слабый привкус металла, зализывает рану широким языком и следом снова повторяет пытку, готовясь встретить оргазм, который вот-вот должен настигнуть его. Намджун терпит и это, ловя малую дозу кайфа.       Чимин прерывисто выдыхает, чувствуя, как идёт покалывание в солнечном сплетении, восторженно стонет, закатывая глаза, и поднимает лицо к натяжному потолку – отражающему их слитую массу – стонет громче и увеличивает скорость бёдрами, ногтями царапая кожу на диване. Он хрипит, задыхается над Намджуном, его лёгкие отчаянно сжимаются, едва не рассыпаясь под рёбрами. Пульс увеличивается, Чимин рискует сейчас потерять сознание. И, чувствуя, что Чимин вот-вот достигнет своего торжествующего апогея, Намджун наравне с ним ускоряется, переходя от размашистых и глубоких проникновений к коротким и быстрым.       Пак в последний раз красиво выгибается в спине, бьёт кулаком по спинке дивана и, выкрикивая, насколько ему хорошо, кончает, а после сжимается, доводя и Намджуна до законного оргазма.       Парни ощущают дыхание друг друга, и куда оно попадает – то место краснеет слабым ожогом. Их охватывает изнеможение, наступившее после взрывного восторга. Чимин не шевелится, насаживается на член плотнее, не позволяя ему выскользнуть из нутра, его грудная клетка вздымается едва заметно.       — Как же круто… — шёпотом признаётся Пак, прикрывает глаза и зачёсывает надоевшую чёлку назад. — А ты нечестный игрок, Джун, с тобой интересно играть, но ты так бесишь! — он звонко шлёпает по прессу и резко кривится в лице от чужого органа внутри. — Круто-то как... хочу на том комоде. Отнеси меня туда, я уже опять возбуждаюсь. Быстрее, ну! Чего разлёгся?! — прикрикивает Чимин, когда Ким продолжает не шевелиться. Он что, со стенкой диалог ведёт?       Намджун послушно кивает, подхватывает младшего и, скалясь, следует в другом направлении, заваливая брюнета на кофейный столик.       — Хэй! Хэй! Я не тут хотел! Я не хочу быть снизу, слышишь?! Почему ты не слушаешься меня, дурак! — Чимин упирается локтями в стеклянную поверхность, опрокидывая закрытую бутылку с виски, которую Намджун замечает только после глухого падения на ковёр.       — Да мне похуй, что ты там хочешь. — Он хватает виски с пола, раскручивает крышку и прижимает к столику дёрнувшегося вперёд Пака. — Лежать! — вливает в рот алкоголь, позволяя горькой жидкости стечь по его подбородку, шее, ключицам и всему торсу быстрыми струйками. — Что, тоже хлебнёшь со мной?       — Нет! Я не пью виски, убери эту мерзость от меня!       — Похрен, — говорит старший и, сжав пальцами чиминовские щёки, прижимает горлышко бутылки к его губам, наклоняя бутылку, и двумя пальцами перекрывает ему доступ к кислороду, пережимая ноздри.       Чимин слабо дёргает руками в стороны, царапает плечи старшего, но сдаётся, передёргивая кадык под бледной кожей и проталкивая по глотке ненавистное ему спиртное. Он кашляет, разбрызгивая недопитые остатки, отбивает бутылку в сторону так, что та разбивается об острый угол рабочего стола. Чимин и вправду строптивая пантера, с которой вообще опасно спорить, и в редких случаях его заводит то, что кто-то пытается доминировать над ним. Наверное, за это ему и приглянулся Намджун.       Не чувствовавшие ничего, кроме наслаждения от соприкосновения тел, парни, как два пламени огня, прижимаются друг к другу. Они абстрагируются от всего окружающего мира, кажется, будто они и сами теперь не существуют. В комнате слышны те же стоны Чимина, которые Намджун уже долгие месяцы мечтал услышать под собой, в комнате совсем не остаётся свежего воздуха. Хосок, проходящий мимо тех дверей, за которыми разгорается битва, замирает, ухмыляясь.       — Ха, а у него ведь реально получилось, — проговаривает тот вслух, потрепав волосы цвета зрелого персика.       — М? — не понимает Тэхён, сжимая запястье парня и дёргая, призывая того не останавливаться.       — Ничего, мой сладкий, пошлите, секс ждать не должен. — И, закидывая руки на плечи Тэхёна и Юнги, он скрывается за другой комнатой, предвкушая долгую ночь в объятиях пылкой страсти.       Чимин лениво стекает с лакированного комода, хватаясь за ящики дрожащими руками, шлёпает по полу босыми ногами, падает на ковёр, вытягивает из задних карманов брюк Намджуна сигареты и зажигалку и, поджигая одну, предлагает старшему, тот с улыбкой принимает.       — А ты всё ещё куришь, говнюк, — смеётся Чимин, опираясь спиной о кофейный столик позади.       — Не вижу смысла бросать. Ты сам говорил, что тебя заводят курящие. — Невозмутимо оправдывается Намджун, двигая в воздухе сигаретой, из которой вытекает полупрозрачный дымок, струящийся вверх, к потолку.       — Значит, из-за меня не бросишь? — удивляется Пак, сбрасывая пепел на паркет. — Что, будешь курить, пока лёгкие не почернеют?       — Может быть.       Чимин тут же замолкает, нервно обхватывая губами фильтр сигареты, кидает на старшего задумчивые взгляды, но слов не произносит. Ему редко кто-то подобное произносил. А если быть точнее – никто. Он улавливает ушами равномерное тиканье, которое сейчас его почему-то успокаивает и даёт ощущение комфорта, глазами ищет источник звука и находит на руке Намджуна – его часах, которые тот не снял. Не успел, наверное.       — Зачем тебе здесь часы? — спрашивает брюнет, указывая на наручные часы, когда Намджун обращает на него удивлённый взгляд, и снова затягивается, перебирая в пальцах сигарету.       — Не знаю, просто люблю знать точное время.       — И тебе это не надоедает? Зачем развлечение измерять временем? Вот меня бы это раздражало, не люблю, когда кто-то отсчитывает время моего веселья.       — Ни разу, ненавижу только, когда опаздываю, а перед глазами эти ухмыляющиеся стрелки, — он дёргает рукой, гремя тяжёлым серебром.       Чимину они нравятся, выглядят безумно дорогими. В детстве у него были часы с Человеком-пауком, так те через неделю перестали работать, потому что Пак в лужи часто падал. Он как-то отрешённо улыбается, нет желания убежать потным на танцпол, как бывало это раньше. Чимин разглядывает умиротворённое лицо Кима, наблюдая, как тот прикрывает глаза и в губах сжимает сигарету, а после, вытягивая из неё как можно больше, выпускает на свободу дым. Если быть честным перед самим собой, Паку действительно спокойно, когда рядом с ним присутствует Намджун, хочется просидеть с ним целую ночь, допивая с полок шкафа дорогой алкоголь – в бутылках опустошённый наполовину – прижаться к его плечу и устало вздохнуть, чтобы Ким потрепал его по голове. Чимин недолго думает, не сдерживается и ползёт к парню, отбрасывая куда-то на пол докуренную сигарету. Блондин раскрывает глаза, когда на лице своём чувствует тёплые руки, от которых пахнет никотином с зелёным яблоком, это младший накрывает его губы поцелуем, совсем не придавая ему сексуального подтекста. Целует просто, чувственно, нежно, насколько сейчас требует его одинокая душа, голодная до любви, и получает в ответ ту же искренность. Может, на него так эта тёмная комната влияет? И в таком же молчании он разрывает слияние губ, падая рядом и, как и хотел, опуская тяжёлую голову на голое плечо.       — Ну и сильно же ты кусаешься, гадёныш, — Ким проводит пальцами, между которыми зажата сигарета, по укусу, обдирая засохшую плёнку крови.       — Я, наверное, так пьян, — ухмыляется Чимин, — но с тобой и правда круто, хорошо трахаешься, вот что скажу. Так заканали эти брёвна. Строят из себя невесть что, а во время секса хрен расшевелишь, всё самому приходится делать, всё самому.       Слева раздаётся молчание. Чимин затыкается за компанию.       — А я тоже, пожалуй, пьян, — позже подхватывает парень, раскрывая слипшиеся губы, — раз с ума по тебе схожу.       — Вау.       — Ты ведь прекрасно знал. — Пак растягивает губы в слабой улыбке от неожиданного признания, плечо под головой дёргается. — Знал и провоцировал, у тебя жестокое сердце.       — Извини, ничего поделать не могу. Как говорится, сердцу не прикажешь.       В дверь снова кто-то стучится, ломая интимное уединение. В окна, выбираясь из-под рваных облаков, вливается лунный свет. Дует ветер, и Пак дрожит, а после снова расслабляется.       — Я однажды из-за книги расплакался, — Чимин хихикает, пропуская мимо ушей непрекращающиеся удары по дереву.       — Почему?       — Не знаю, книга о любви была, печальная такая. Не помню только её названия и автора.       — Зачем тогда читать, если не запоминаешь таких важных деталей?       — Ну, мне просто грустно стало, захотелось почитать что-нибудь соответствующее. Я плакал, пока слёзы не закончились, но дочитал до последней страницы, хотя из-за мути в глазах упустил половину слов точно. Красивая, сволочь. Красиво написано. Настоящая трагедия любви.       Намджун ухмыляется.       — Любишь страдать, что ли?       — Наверное.       А он и не знал, каков Чимин наизнанку. Будто ему в жизни чего-то не хватает, у него своя трагедия души, как и у Намджуна.       — А я тебя люблю, наверное.       Пак удивлённо дёргает бровями, поднимая громоздкую от усталости голову, и ошарашенный взгляд направляет на совершенно спокойное лицо Намджуна, тот только в глаза ему смотрит молча.       — Понятно. — Заканчивает Ким, словно все мысли в голове Чимина словил и прочёл, и поднимается. — Вечеринка ещё в самом разгаре, имениннику должны торт со стриптизёршей привезти, пошли. Тебя всегда на эти сопливые откровения тянет после секса? — он ухмыляется, пытаясь скрыть неловкость, но ему этого жуть как не хватало.       И одеваются они в обоюдном молчании, и одежду друг другу в молчании подают, и в глаза в молчании друг другу смотрят на выходе. Намджун обещает сегодняшнюю ночь запереть за этой дверью и никогда не возвращаться к этим постыдным минутам, которые обманом вывели его на откровенность. Теперь он чувствует себя идиотом.       — Отлично выглядишь. — Намджун, лизнув большой палец, трёт щёку Чимина, словно очищая её от грязи, проезжается по уголку губ, оттягивая его вниз, разглядывает брюнета с нескрываемой печалью в глазах, будто видит его в последний раз, открывает двери и сбегает, неизвестно куда, но сбегает, пока Пак решается на что-то, растерянно раскрывая рот.       Все последующие часы Чимин больше не видит Намджуна, спрашивает у всех подряд, но кто-то либо настолько пьян, что предложения связать не может, либо слишком увлечён поцелуем, либо попросту не знает какого-то там Ким Намджуна с дорогими часами. Ему удаётся только найти Хосока в соседней комнате, который позабыл закрыть на замок дверь. Чон, прерываемый расспросами Пака расспрашивает, покидает тело Тэхёна, прикрывая его и Юнги, вздыхающего от восторга, покрывалом.       — Позвони ему сам тогда, — хрипло отвечает Хосок, указывая на валяющиеся на подоконнике брюки, — наверняка в какой-нибудь тухлый бар пошёл, будет ныть всем подряд, какая же ты давалка.       Чимин, почти отчаянный, благодарит парня и немедленно покидает с телефоном в руках квартиру, в которой творится хаос, почти достигший настоящей оргии. С ним что-то приключилось, с его сердцем, если быть точнее. Он находит в контактах номер Намджуна, ждёт, кажется, целую бесконечность, отсчитывая гудок за гудком, и когда звонок принимают, а на той стороне слышится вопросительное мычание, Пак, даже не представившись, выдаёт:       — А давай встречаться, Намджун?