You'll never know the murderer sitting next to you

В висках пульсирует кровь, а дыхание уже начинает сбиваться. В моей руке его ладонь, и я чувствую, как она вспотела из-за его волнения. Вокруг нас лишь мелькают вспышки прожекторов, и сзади слышны приказы полицейских остановиться. Я не вижу смысла двигаться дальше. Мы все равно умрем на финишной черте. Но единственная вещь, которая заставляет меня продолжать бежать - это испуганные темные глаза, взгляд которых я замечаю в этой кромешной темноте, и то, как сильно он сжимает мою ладонь. - Только не отпускай. - И не подумаю. И я вижу, как по-детски наивно он надеется выбраться из этой кучи дерьма, в которой мы завязли по уши. Он действительно надеется сбежать и в этот раз, хоть подсознательно понимает, что это конец. А я не могу разрушить его надежд. Никогда в жизни. Поэтому я бегу, ведя его за собой куда-то в сторону городского парка, подальше от погони, туда, где нас "не найдут". Все так прекрасно начиналось. Ещё в детстве, когда нам было по десять, у Тая начало проявляться это - жестокость. Такая безжалостная жестокость, которую он прикрывал неуместными улыбками или надутыми, как у младенца, губками. Когда он стоял передо мной, держа в руках кошку за облезлый хвост, из шеи которой капала кровь на белую плитку в моей кухне, потому что она была обезглавлена. И он так мило улыбался, глядя на меня, когда его лицо и белая рубашка были полностью окровавлены. Мне бы следовало испугаться, когда это произошло, ведь это стало началом конца для нас обоих. Но тогда я лишь улыбнулся ему в ответ, искренне улыбнулся. Не так, как это делали родители, замечая следы наших маленьких преступлений. Их улыбки были похожи на улыбки психиатров, которых больные убеждали в том, что к ним домой заявились инопланетяне. Это были улыбки сочувствия и некоего страха к человеку, которому они предназначались. Но мне понравилось то, что сделал Тайлер. И это стало непростительной ошибкой всей нашей жизни. В двенадцать я решил, что нам нужно скрывать наши повадки от семей, потому что однажды Тайлер принёс маме в подарок целую коробку выпотрошенных крыс, из-за чего та сразу же упала в обморок. Я помню, как непонимающе и больше растерянно, чем испуганно, он смотрел на отца, когда тот орал на него на весь дом, грозясь сводить к психологу. Тогда я понял, что должен взять Тая под свою защиту, ведь он оставался все тем же ребёнком в душе, хоть и творил такие ужасные вещи. Но я делал это вместе с ним. И я уверен, что у нас с ним действительно есть огромные психические отклонения, но только я это осознаю, хоть для меня убийства и потрошение или расчленение кажется обычным делом, как позавтракать или пойти на учебу, а для Тайлера это нормально. Просто нормально, как будто все вокруг делают то же самое, просто они это тщательно скрывают от нас. Он думает, что он нормальный, и это хуже всего. У него мои психические отклонения и плюс один. В первый раз, когда я увидел Тайлера в слезах, нам было по четырнадцать, и тогда он просто влез в моё окно посреди ночи, залезая под одеяло и содрогаясь всем телом. Я просто лежал рядом с ним всю ночь, гладя его по спине и боясь заснуть, чтобы ему снова не стало страшно. И только под утро я узнал, что именно его так напугало. В четыре утра мы шли по тёплым майским улицам в рассветных лучах. Он привёл меня в тот самый парк, куда-то вглубь, в ивовую рощу. Там я увидел то, что перевернуло мой мир и сделало из меня чудовище. На светлой зеленой траве лежало выпотрошенное тело нашего одноклассника. Он был почти что разрублен пополам, и кишки с остальным органами были раскинуты вокруг него как ореол великого мученика. Я вспомнил, что этот самый одноклассник отобрал портфель Тайлера днём раньше и со своими дружками закинул его куда-то на дерево в школьном дворе, отчего Тайлеру пришлось лезть туда. Он упал и чуть не вывихнул ногу в тот день. И теперь я стоял и думал, что парень получил по заслугам, ведь такие люди не меняются и от них нужно избавляться, чтобы мир не стал ещё хуже. И оказалось, что Тай плакал всю ночь не из-за осознания того, что натворил. Он плакал, боясь за то, что об этом могут узнать родители, и тогда он не поедет в летний лагерь. А я лишь успокаивал его, стоя над изуродованным трупом. С того дня мои мозги переклинило, и мы начали мстить. И, может, в начале это была хоть как-то заслуженная месть, вроде того парня в парке, но затем это стало просто происходить само собой. Мы мстили всем - соседу, собака которого постоянно гадила на мои цветы. Старушке, что все время ворчала в школьной библиотеке, где запрещалось даже дышать, чтобы не шуметь. Булочнику, который посмел продать Тайлеру засплесневевший багет. Эти смерти были будто бы чем-то обыденным, входящим в распорядок дня, а люди, которые положили конец своим жизням под нашими кровожадными руками, были не больше, чем той самой кошкой, голову которой я так и не нашёл. И мы прятались и скрывались, как могли. И никто не мог выследить "кровожадного маньяка Огайо", потому что мы стали профи своего дела. Когда мне исполнилось двадцать один, я съехал от родителей, с которыми почти не общался, а они смотрели на меня как-то испуганно. У меня была лишь тесная квартирка, и этого было недостаточно. Нужно было что-то решать, но все решили за меня. На следующей неделе после переезда в газете появилась статья о новом безжалостном убийстве двух супругов с фамилией "Дан". Я лишь улыбнулся, прочитав это объявление, попивая кофе тем утром, мысленно благодаря Тайлера. И это было нормальным. Спустя три месяца я смог получить все документы, нужные для подтверждения наследства. И уже через неделю после этого в дом въехали два неразговорчивых и неприветливых парня, а соседи вокруг соболезновали и жалели бедного Джоша Дана, родителей которого подвесили в гостиной, а их внутренности были прикреплены гирляндой к люстре, даже не подозревая о том, кем являлась странная парочка молодых людей. И, все же, люстру мы поменяли. О нашей любви мы не заявляли друг другу официально. Все шло как-то само собой, подводя нас к тому, что развивалось всю нашу жизнь. Просто в какой-то момент мы поняли, что значим друг для друга, а на наших безымянных пальцах появились венчальные кольца. Тайлер в шутку говорил, что я единственный человек, которого он никогда не убьет, но мы оба осознавали, что это было правдой, потому что мы готовы были порвать весь мир ради того, чтобы спасти друг друга. Нам нужен был этот дом, потому что в нем был подвал. Со звукоизоляционными стенами. И так много раз, когда я уставший возвращался с работы, Тайлер дарил мне встречный поцелуй окровавленными губами, и я уже даже не спрашивал, кто это был на этот раз. А он просто говорил "Я через пару минут уже все закончу и мы сможем насладиться ужином, милый". Он просто бежал в сторону подвала, а когда открывал дверь, оттуда доносились душераздирающие крики, мольбы о пощаде и взывания к Богу. И, кажется, куда ещё лучше - мы живем тихой, скромной жизнью, незаметной тенью являясь на работу, а на местах наших преступлений никогда не оставалось ни одной улики. Восемь лет тупые полицейские не могли вычислить нас, уже отчаявшись хоть как-то обезопасить свой город. Мне казалось, мы убили около двадцати людей. Но Тайлер считал их. Тридцать два. Тридцать третьим должен был стать начальник главного полицейского участка в городе. Но мы поссорились из-за чего-то. Я кричал, а Тайлер уже был в слезах. Он убежал из дома, а я через полчаса увидел прямую трансляцию с места преступления. Корреспондент передавал, что участок захвачен, а маньяк находится внутри, так как его смогли засечь. И я даже не помню, как вылетел из дома с оглушительным биением сердца в ушах и как долетел до участка за пару минут. И я уже простил ему все и сам раскаялся в этой незначительной ссоре, только бы еще раз увидеть его живым. Только не мой Тайлер. Только не он. И вот сейчас мы бежим к парку, вход которого находится на расстоянии вытянутой руки. Я не знаю, как мне удалось вывести его оттуда, не знаю, как мы смогли увернуться от пуль и убежать настолько далеко. Но мы оба понимаем, что дальше мы уже никуда не уйдём. И мы уже вбегаем в ивовую аллею. В темноте я ощущаю лишь его ладонь в своей руке, которую не могу отпустить. И я чувствую настолько сильную любовь к нему, что мне плевать, насколько его сознание разрушено, и что мы творили всю нашу жизнь. И плевать на родителей, плевать на невинных жертв и наши руки, которые не то что бы по локоть - по плечо в крови. Я не могу спасти его, и от этого все внутри сворачивается в комок, и сердце перестаёт биться. Ещё два шага, и мы уже будем под тем самым деревом с первой жертвой восемь лет назад. И ещё мгновение, и мы снова станем теми больными подростками с психическими отклонениями, которых будто прокляли ещё при рождении. Бог отвернулся от нас, и впереди нас ждёт лишь ад. А Тайлер рядом со мной резко падает, вцепившись в мою руку, и я знаю, что это конец. Теперь точно. Я падаю рядом с ним, а слезы начинают литься сами собой, ведь я знаю, что в него попала пуля, а полицейские уже совсем рядом. Его тело бьется в конвульсиях, а из рта начинает литься кровь. Я судорожно пытаюсь зажать рану в его груди, но он лишь кладёт руку на мою ладонь. - Не... Надо, Джош. - с расстановками говорит он - Мы в-все равно знали, ч-что этот момент когда-нибудь на-а-ступит. Я смотрю на то, как он снова улыбается мне, как и раньше, и лишь от одной этой улыбки я готов выть и рвать на себе одежду, главное, чтобы она никогда не пропадала с его прекрасного лица. - Тайлер, дыши. Оставайся живым... - я всхлипываю, невольно начиная качаться в волнении рядом с его быстро остывающим телом. - А это того с-стоит? - он пытается усмехнуться, но его лицо резко кривится от пронизывающей боли - П-просто знай... Что я люблю... Тебя. - Я тоже, тоже люблю тебя, Тайлер! Нет, не надо! Нет... До меня доходит лишь через несколько секунд, что он уже не дышит. Кровь продолжает вытекать из его раны, отчего он становится все бледнее, и я начинаю судорожно рыдать. - Прощай, Тайлер... - я ложусь на его тело - Прости меня. Я встаю, когда люминесцентные фонари ослепляющее светят на нас, а крики полицейских звучат уже в паре метров. И начинаю бежать к одному из служащих. Раздаётся выстрел, а тело отдаётся невероятной болью где-то в области сердца. Но оно уже не чувствует ничего. "Это все равно должно было когда-нибудь случиться" - проносятся у меня в голове предсмертные слова Тайлера. "Мы ещё встретимся с тобой, любимый. В аду."