Песнь об одиночестве

      Так долго жили в дороге, что разучились жить на месте.       Человек просыпается в пять утра. Над головой — потолок, пыль, паутина, лунные блики. Нет там, конечно, никакой паутины, художественный домысел и только. Долго лежит, смотрит в белую муть натяжного поливинилхлорида, осознаёт. Как это так — четыре года спал в отелях, кричал до сорванного голоса и скалил нарисованные зубы, а теперь всё, лежи. Не кричи, не скачи, не двигайся. Свобода.       Встает, умывается холодной водой, пьет кофе, курит диковинные сигареты, вмиг ставшие безвкусными и пресными. Думает, много думает.       Смотрит в зеркало, говорит себе: это как прыгать с поезда. Поезд ушел, ты остался, все просто. Отходняками побило о шпалы, закрутило — и выкинуло, в стылую землю, горькую полынь. Сиди теперь. Отражение ему, кажется, подмигивает.       Нет, бред, конечно. Отражение смотрит из зеркала серьезно и вдумчиво, не двигается — а зачем ему. У отражения недельная щетина, круги под глазами и плаги в ушах.       Мир кажется до жути пыльным. В Штутгарте — Германия, пять часов на самолете, полчаса в автобусе — бесснежная зима. Наркотики, алкоголь, ничего не меняется со временем, это хорошо. Диковинные сигареты обретают вкус, отчетливо горчат плесенью и тленом. В ванной — заплеванное зеркало, отражение смотрит расширенными зрачками, склоняет голову вбок, то ухмыляется, то смотрит осуждающе. Алкоголь, наркотики, ничего не меняется со временем. Штутгарт-Калининград-Красноярск-Прага-Москва.       Человек ходит по улицам и молчит. Его узнают фанатки. Лицо, размноженное на десятки телефонных экранов, растягивает губы в улыбке, почти натуральной, почти живой. Еще фото? Нет? Ладно, спасибо, пожалуйста, до свидания, идите к черту. На улицах оттепель, кроссовки загребают снеговую кашу, впитывают воду.       Человеку одиноко. Не помогают поездки к родителям, не помогают пьянки с друзьями, от быстрого секса с девушками, чьих имен он не запоминает, уже тошнит. По ночам ему снятся припорошенные пылью сны, где шум, грохот динамиков, лучи прожекторов и энергичный бит переплетаются в одно целое. Одиночество встает вокруг него, такое густое, что кажется, его можно резать ножом. Все время не хватает чего-то — кого-то, будто шли все время вдвоем, а пришел один. Где ты, мой близнец, сиамский брат? — воет человек по ночам. Отражение в зеркале мерцает больными глазами в темноте.       Курит на темной кухне, говорит сам с собой — а вообще-то с тем, вторым. Говорит: ты же — это я, ничего не кончилось, вот он я — татуировки, яркие глаза и острые зубы, почему ты от меня ушел, мы же были все время вместе, а теперь ты меня кинул, кинул, кинул. Где же ты? Я так больше не могу, я вскроюсь, вот этим самым ножом вскроюсь, честное слово.       Человек встает — и из темноты, пыли и паутины к нему навстречу поднимается фигура в глухом черном балахоне и зубастой маске.