Солнце сияет, солнце искрит рассыпанными бенгальскими огнями в небесном тумане, вздыхает счастливо тёплыми отблесками и смеётся опаляюще. Солнце ослепляет подступающим сумасшествием, прошивает осколками своего неудержимого пламени по коже, солнце прожигает изодранными лучами до самых зрачков. Солнце прячется, боится собственной силы и холода космоса — солнце во Временном Разрыве такое разное.
Фэш жмурится от ярких лучей —
Василиса тоже разная.
Василиса — солнце.
И поэтому Фэш знает, что ему никогда не суждено жить спокойно.
Вот даже сейчас, когда он только хотел в тишине полетать по Драголису, а в итоге наткнулся на висящее на дереве в ветках растрёпанное безумие, недовольно мотыляющее ногами в воздухе…
— Ты чего там? — фыркает Фэш, даже не сдерживая смеха, потому что рядом с Василисой не хочется прятать ничего.
— Ничего, — мгновенно вспыхивает она и гордо отворачивается, очень гордо для беспомощно повисшей на обычном дереве Королевы Времени.
Фэш ехидно выгибает бровь — ну да, конечно.
— Я застряла, — насупленно сознаётся Василиса и невозмутимо отводит взгляд — не-а, ей помощь не нужна, она и тут повисит, ей нравится.
Солнце иногда упрямое, не хочет просить помощи по мелочам, потому что слишком долго сияло одно в небесной безбрежной стали.
— И как умудрилась только?
— Полезла за яблоками, — тихо и недовольно буркает она, и Фэш даже не спрашивает зачем, потому что спрашивать не нужно даже — это ведь солнце, правда же.
— А чего не на крыльях? — любопытствует он, ведь солнце такое невероятное и необъяснимое, что всегда тянет любопытствовать, волноваться и объяснять, и тянуться в ответ на сверкающие лучи. — Разучилась, что ли?
И подколоть Фэшу тоже всегда хочется, потому что Василиса краснеет, алеет щеками и смотрит так, что хочется подорваться на крыльях в небо так быстро, словно появляются ещё какие-то другие, иллюзорные и лёгкие, хочется закричать какой-нибудь бред — и подколоть ещё.
— Сам ты разучился! — именно так невозможно смотрит на него она. — И вообще лучше лети сюда, тут здорово.
Фэш не сомневается ни капли, что здорово, потому что там Василиса (а это уже говорит само за себя), и вызывает крылья, подлетает и присаживается на одну из веток. И через кучу протестов и писков вытаскивает из зарослей Василису и усаживает рядом с собой, и тут уже протестов не возникает — только мимолётный поцелуй в линию челюсти и опущенная на его плечо рыжая макушка.
— Так зачем ты за яблоками полезла, а, темнота?
Говорить ехидно трудно, потому что — ну потому что так просто нечестно, Василиса-а — и она это знает.
— Хотела как в детстве, — отвечает она, выводя пальцами круги по его груди, а мыслями будто не здесь — а где-то далеко, и Фэш до бьющего под дых ослепления точно знает где, потому что знает, где в мыслях летает солнце, куда тянется недостижимо, — чтоб не забывать, как было на Остале.
Солнце иногда скучает по-своему, но Фэш непоколебимо уверен, что несмотря ни на что оно всё равно останется рядом.
— Не забудешь, — шепчет он в её волосы (громко говорить не хочется), ловя биение пульса на запястьях и сжимая крепко — чтобы быть рядом в ответ. — Никогда не забудешь.
В воздухе растекаются вздохи незабытого прошлого, согревающего пальцы и холодящего вены до серебряных звонов далёкого «когда-то».
С солнцем хочется смеяться, потому что выбора просто нет — рядом с солнцем возможно быть только счастливым.
— Что случилось? — внимательно глядит на Фэша Василиса, обеспокоенно склоняя голову набок, — ты хмурый какой-то.
Фэш даже внутренне улыбается, несмотря на глухое раздражение, — Василиса его наизусть знает, от и до, с каждого взгляда до каждого слова — и он её тоже.
— Да твой отец уже достал со своими… папскими разговорами! — рассерженно выпаливает Фэш и плюхается на подлокотник Василисиного кресла, и та недовольно пытается его спихнуть. А в голове так и крутится заевшей доставучей пластинкой: «А теперь поговорим о времени заведения внуков…», и он снова мысленно содрогается.
— А ты представляй на его месте злобную лягушку, — серьёзно советует Василиса. — Мне помогает. Это ещё бабушка посоветовала.
— Тоже использует? — ухмыляется весело Фэш с её ответного «ага», и Огнева с хрюканьем утыкается ему в бок и смеётся так звонко и так по-родному, что Фэшу хочется сделать что-нибудь
такое — и он тянет её на себя, отчего они вдвоём заваливаются на ковёр, приглушённо хохоча, и он первый её целует, ведь всё, что связано в его жизни с Василисой, — до сумасшедшего хохота и противовесно тихого неверящего
«я такой счастливый дурак».
***
Солнце так легко смутить — просто поразительно, и так легко это сделать случайно, незаметно для самого себя, но смущённое солнце — лучшее, что можно увидеть в жизни, для него — без сомнений.
Вообще всё начиналось довольно хорошо — они радостно встретили друзей, с которыми они не виделись уже две недели, и это действительно казалось гложущей тоскливой вечностью, теперь в один миг стёртой родными улыбками и заворочавшимся под сердцем теплом.
Василиса крепко обнимала и попискивающую Захарру, и счастливо смеющуюся Диану, и улыбающегося от уха до уха Маара, и Ника, ненадолго приподнявшего её в воздух под возмущённые звуки и снова заметила увеличившуюся их разницу в росте — да, все они растут и меняются, но неизменно только то, что они по-прежнему вместе.
И Фэш, любимый Фэш, такой же ослепительно беззаботный после этой сложной недели, такой же до подрагивающих пальцев взволнованный, согревает её всю до самых глубин.
Они, наконец, усаживаются на диваны, и свободная беседа завязывается и течёт, журчит сама собой — потому что когда рядом с тобой близкие люди, никаких усилий для этого и не нужно.
И тут Василиса чувствует тёплую тяжесть на своих коленях и опускает взгляд — там лежит тихо сопящий Фэш.
Василиса беззвучно прыскает: она, конечно, знает, что Фэш дико устал за эти дни, забитые под завязку зубрежкой и практикой с Мираклом, но чтобы настолько, серьёзно, засыпать на её коленках…
(Но она ни в коем случае не против).
И тут минуты любования спящим, непривычно расслабленным Фэшем прерывает крайне, даже слишком выразительное покашливание и оглушающее осознание — друзья, вообще-то, никуда не ушли.
Василиса испуганно поднимает взгляд, и первая её мысль:
боже, у Захарры ж щас лицо треснет.
Подруга действительно трясётся на месте от разрываемых её чувств, прикрывая руками сумасшедшую улыбку от уха до уха и тараща глаза на эту картину.
Молчание разрывает Диана, и
ох, чёрт, зачем.
— То-то он жаловался мне последнее время, что уснуть никак не может… он просто не там спать ложился.
Захарра зажимает себе рот руками крепче и едва ли не визжит в восхищении. Огнева возмущенно на неё шикает и почти неосознанно перебирает пряди волос Фэша на лбу, ладонью ощущая знакомые ритмы мягкого дыхания.
— Вспоминаю, как он твоё имя не мог без заиканий произнести, — закатывает глаза ухмыляющийся Ник. — А сейчас вон, на коленках прикорнул.
Прогресс, думает Василиса, а вот у вас со своими подколами — не очень.
Маар ничего не говорит — да потому что и так уже всё сказали, что тут добавишь, всё само за себя говорит, но незаметно ей подмигивает и пытается пристроить голову у Захарры на коленях, за что мгновенно получает от неё локтём в лоб.
А Фэш, будто почувствав всю тяжкость ситуации, ворочается и прижимается ближе к Василисе.
— Солнышко… — сонно и нежно бормочет он, потягиваясь и улыбаясь, и Василиса тут же бы его разбудила и зацеловала бы, но…
Захарра всё же не сдерживает визг умиления.
— Значит, братец уже с ''темноты'' на ''солнышко'' перешёл? — поигрывает бровями она. — Ну, знаете, следующая стадия уже только «Василиса, выходи за меня».
— Заткнитесь! — шипит несчастная беззащитная Василиса под напором хитрых ухмылочек, всё же не выдержывая такой вопиющей смущающей фразы и нарушая шаткую тишину.
— Василисонька…
Василиса, пока ещё не жена, закрывает горящее лицо такими же горящими руками с беззвучным стоном.
***
Солнце — самое близкое, самое родное, самое-самое. И никто из них никогда-никогда его не отпустит.
— Фэ-эш.
— Да?
— Ты во сне зовёшь меня солнышком.
— Я? Солнышком?.. — Василисе даже не нужно поворачиваться, чтобы почувствовать его искренний шок с самого себя и растерянность перед внезапно раскрытой правдой. — Ну, это ведь не так плохо?
— Плохо то, что это слышала Захарра.
— Чёрт… и что она сказала?
— Сказала, что следующая стадия уже только «Василиса, выходи за меня».
— Василиса.
— А?
— Выходи за меня.
