Чистилище

— Эй, ты еще не сдох? Белый сопляк-конфедерат все никак не мог дать ему спокойно умереть. Как только Уоррен начинал проваливаться в последний сон, убаюканный собственным прерывистым с присвистом дыханием, Крис черт бы его драл Мэнникс вытаскивал его обратно своими тупыми вопросами. Уоррен уже не отдавал себе отчета, что давно мог перестать на них отвечать. — Нет. — Хорошо, — Мэнникс почти наверняка хотел добавить "Не хочу оставаться в одиночестве", но сдержался. Вместо этого он выдавил из себя еще один идиотский вопрос, даже целую очередь: — Слушай, а у тебя есть дети? Жена? Кто-нибудь, кто ждет твоего возвращения? — Нет. На все — нет. — А, ну да. Откуда у охотника за головами, которого выгнали из армии за трусость, семья. Ты прав. Дэйзи равнодушно наблюдала за их разговором из-под потолка. Англичанин Пит доживал свои последние минуты рядом с креслом; Уоррен видел, как он вздрагивал всем телом от, наверное, ужаснейшей боли. Или это ему мерещилось, и англичанин Пит уже давно испустил дух? — Шел бы ты... — Не злись, не злись, у меня ведь тоже никого нет. Папаша с мамашей преставились, царствие им, братья-сестры уже давно не семья мне, а дети... Была дочка, которую я нагулял с одной девицей, но... Ох, сраная нога, болит как!.. Померла она, дочка, и трех лет ей не исполнилось, — Мэнникс вздохнул. — Теперь вот думаю: "И хорошо, что померла". Плохо так думать, да? — Нет. Не особенно. За окном по-прежнему бушевала метель. Уоррен невольно задумался, что убило бы его быстрее: собачий холод или отстреленные яйца. На холоде сопляк, наверное, не чесал бы языком, так что... — Может быть, мы в чистилище, а, майор? — натянуто-шутливо спросил Мэнникс. — Все никак не сдохнем, хотя пора бы... Уже час прошел, как Домергю вздернули, а я ведь думал, что прямо с ней концы отдам... "Ты, белый мудила, может быть и в чистилище, а я — в аду", — подумал Уоррен, но вслух ничего не сказал. Хватит с него идиотских вопросов. Баста, как любил говаривать один капитан, отлетевший на встречу со своим Богом под Батон-Руж. Уоррен усмехнулся: не этого конченого ублюдка ему хотелось вспоминать перед смертью, а поди ж ты. Какое-то время Мэнникс молчал, тяжело и часто дыша, но потом снова заговорил. Только на этот раз в его голосе не было ни шутливости, ни бравады, ничего, кроме отчаяния умирающего сопляка: — Ты еще жив, старик?.. Скажи, что ты еще жив... Эй? Уоррен хотел ответить ему, но не смог.