my heart is burning

      Блейн не знает, как это работает — он слышал от многих людей советы, но на деле он ничего не знает. Чужое имя, аккуратным почерком выведенное на внутренней стороне его запястья, жжется, горит огнем и мучает, а Блейн ничего не может сделать — он расстался с Куртом.       Имя Хаммела не исчезает после расставания с ним, не испаряется через неделю после отъезда Блейна из Нью-Йорка, не стирается спустя месяцы. Оно выдолблено, выжжено на его руке, вышито горячими адскими нитями, которые Блейн хочет выдрать из себя вместе с венами, освободиться.       Он проживает месяцы без кем-то предназначенной ему любви, забывает о Курте, заматывает его имя на запястье платками и галстуками — лишь бы не видеть, не вспоминать. Он проводит время в компании друзей и мечтает, чтобы имя на его руке сменилось, чтобы его заменило какое-то другое. Не важно чье оно будет, главное, что другое.       Блейн отвлекается на людей, делает ошибки и оставляет позади воспоминания, смеется с остальными, игнорируя больно жгущую боль в руке. Блейн не понимает, почему имя Курта не исчезает — он сам пытается от него избавиться, чиркая нежную кожу лезвием. Мать кричит над ухом, дергает его за плечи, встряхивает, как тряпичную куклу, а он лишь выдыхает тяжело, будто прошел через что-то страшное, будто смертельно устал. Имя не стирается.       Блейн зависает с Сэмом, проводит с ним так много времени, как может, подходит настолько близко, как это возможно, думает, что влюбляется. Он хочет, чтобы это заметили те, кто способен сменить на его руке имя. Он старается изо всех сил; улыбается Эвансу широкой улыбкой, касается его плеч, однажды вечером целует в губы, и позже, дома, вбивает в подушку весь свой гнев — имя Курта все еще там, все еще на его руке.       Глядя сквозь влажные ресницы на себя сейчас, Блейн в отчаянье прижимает губы к израненному запястью, шепчет, умоляет буквы исчезнуть, молится неизвестным богам всю ночь напролет, пока не засыпает.       Утром имя все еще там, окруженное тонкими неровными шрамами от лезвий, и Андерсон прикрывает его одной из старых бандан Купера, — все что угодно, лишь бы не видеть.       Блейн не понимает, как справляется с этим, он не знает, делает ли он все правильно, он уверен, что запутался и сбился с пути. Он трет повязку на руке и слышит, как Китти на ухо шепчет, что имя не изменится, что такое не меняется. Блейн не хочет верить в это, он не хочет имя Курта на своем запястье всю жизнь. Китти прижимается щекой к его плечу, когда замечает, как он начинает впиваться ногтями в кожу через ткань банданы.       Блейн не хочет, чтобы навсегда было без Курта, он не знает как это будет работать без него, будет ли боль с годами сильнее, и потому обещает себе позвонить ему завтра. Он обещает себе это день за днем на протяжении месяца, пока Хаммел сам не приезжает.       При их первой встрече Блейн неосознанно бросает взгляд на руки Курта. Ищет свое имя, ровным почерком выгравированное на его бледной коже, и тяжело сглатывает, когда замечает его — он думал, что у Хаммела оно точно сошло через дня три после их расставания. Он забывает о словах Китти в этот момент.       Блейн мямлит невнятные слова об именах на их руках, говорит быстро и взволновано, путая слова и запинаясь, пока Курт не перебивает его одной фразой.       -Оно так жжется без тебя.       Блейн хочет подтвердить слова своего бывшего парня, рассказать, как хотел избавиться от роковых букв, показать шрамы, будто невзначай спросить о том, что, если содрать кожу с именем, останется ли оно под ней, на кровоточащей ране. Он молчит и кивает, наблюдает за тем, как Курт уходит, а в руку возвращается прежняя боль, которая исчезла с коротким появлением Хаммела.       -Это ведь не может так продолжаться! - слишком громкий крик, Блейн сам понимает это, но ничего, как последовать за Куртом сделать не может. - Мы должны быть вместе.       -Время покажет, - пожимает тот плечами, удаляясь все дальше и зажимая запястье другой рукой — оно тоже жжется адской болью, возможно даже большей, чем у Блейна.       Андерсон не знает, как это должно работать — советы других людей помогают едва ли, а жесткое «терпи» Китти и вовсе застревает где-то посреди горла комом. Блейн проживает дни так же, как проживал их прежде; с перемотанной галстуком рукой и искусственной улыбкой на губах, с чужим на запястье именем человека, который дал слабую надежду вновь стать его.