Помоги мне, пожалуйста...

      Этот сезон фигурного катания был для Виктора самым сложным. Нет, он не участвовал в соревнованиях, не занимался усиленными тренировками с утра до вечера, проливая пот и слезы и доводя себя до изнеможения, не следил с таким усердием за своим телом и весом, чтобы вдруг не оплошать на своем коронном четверном флипе — нет, все это осталось позади, в его прошлом. Дело было не в этом. Тогда возникает вопрос, что же могло довести до тихой истерики того, кто пять сезонов завоевывал первые места и нагибал всех соперников? Вернее, кто смог это сделать? Правильно, его ученик. Тот, в кого он вкладывался почти год и к кому, откровенно говоря, привязался настолько, что готов был чуть ли не на все, лишь бы его Юри был счастлив и раскрывался ему с каждым разом все больше и больше. Но теперь все рухнуло. В один момент весь внутренний мир Никифорова рухнул. Виктор слишком сильно увлекся своим учеником. Он так сильно привык, что тот не может прожить без него и дня, что казалось, будто Кацуки скорее откажется от своего любимого кацудона, чем оставит Виктора одного. Уверенность в том, что Юри слишком зависим от своего тренера, так сильно грела душу, что Виктор прекратил замечать все происходящее и начал перегибать палку, окрыленный новым чувством и красноречивыми разговорами и обещаниями со своим любимым. Однако Кацуки пошел по стопам своего тренера и в раз смог разбить хрупкое сердце лучшего в мире фигуриста. Одна фраза, произнесенная Юри, повергла Виктора в такой шок, что его тело онемело от происходящего. «После финала давай покончим со всем этим». А дальше апатия. Осознание происходящего, неожиданные слезы, боль в груди и невероятное чувство злости и обиды. Все смешалось в одно, задурманивая светлую голову. Дальше Виктор уже не слышал то, что говорил Кацуки. Его беспокоило сейчас только одно — неужели Юри до сих пор думает, что это всего лишь игра между тренером и учеником, которую в любой момент можно прервать? Неужели он и вправду думает, что Виктор просто легкомысленный ловелас, для которого прикосновения и поцелуи ничего не значат? Или — что еще хуже — он думает, что все происходящее — лишь потеха для публики и все их объятия и поцелуи на камеру только лишь пиар, чтобы подключить как можно больше людей к происходящему в их паре? Идиот. Просто невероятный идиот. Ведь он даже не знает, что таким поступком сделает хуже им обоим, разрушит все то, к чему так долго шел Виктор, раскрывая Кацуки и заслуживая его доверие. Если он и вправду не понимает, что Виктор просто не сможет выйти на лед с таким же запалом, зная, что Юри ушел из спорта именно после их общего сезона, то он и вправду идиот. А ведь впервые за столько лет он позволил себе заплакать. Еще ни один человек и ни одна ситуация на соревнованиях не заставляли его проливать слезы. У Виктора был талант к фигурному катанию, потому все получалось чаще всего идеально, потому не от чего было переживать настолько, чтобы реветь, но сейчас… Сейчас Никифоров был морально изнурен настолько, что не обращал внимание даже на репортеров и своих фанатов, пребывая в апатии и почти полностью абстрагируясь от внешнего мира. Привел его в чувство лишь один момент — поддержка Юри перед выступлением. Именно тогда он смог сказать хотя бы часть того, что хотел сказать после выступления. Сказать то, как верит в Юри и что ради него он взял перерыв, а тот до сих пор не взял ни одну золотую медаль и должен немедленно это исправить. Результаты были потрясающие. Юри настолько увлекся выступлением, что вложил в него все чувства и очаровал весь зал своим катанием. Он побил мировой рекорд Виктора, вот только… почему именно перед уходом? Ведь он мог и раньше соревноваться с Виктором в полную силу, будь чуточку увереннее в себе. Но теперь уже поздно думать о возможных вариантах их встреч на льду. Кацуки решил для себя, что хочет уйти именно на пике своей карьеры, а Виктор все же решил вернуться на лед и продолжить покорять мир. Казалось бы, все решено, осталось только хорошо закончить и разойтись, но какая-то надежда еще теплилась в душе. Хотелось, чтобы все обернулось иначе, чтобы Юри остался рядом и продолжал также сильно зависеть от своего кумира. Выхода нет. Остается лишь подчиниться судьбе, ждать выступления Плисецкого и смириться с победой Юри. А дальше конец. Постойте. Победой ли? Кто сказал, что после выступления Юры его любимый Кацуки продолжит занимать пьедестал и выиграет золотую медаль? Плисецкий единственный, кто может выступить лучше Юри и даже переплюнуть его, несмотря на возраст, но Никифоров обещал, что будет верить, что Кацуки обязательно выиграет золотую медаль. Хотя… нужна ли ему эта медаль? Что дороже — остаться с любимым человеком, но потерпеть поражение, или выиграть эту медаль и больше не видеться с тем, к кому привязался всей душой? Выбор очевиден. Виктор не оставит того, кто дал ему возможность испытать новые эмоции и всем нутром окунуться в такое прекрасное чувство, как любовь. Он не отпустит его. Пусть он будет плохим тренером в глазах других, чем позволит парню ускользнуть из своих рук. Life and Love… А ведь до этого он не жил и не любил. Тренировки занимали все его время, не давая наслаждаться жизнью вне катка, а любовь была для Виктора вымышленным и исключительно поэтическим явлением. Он не верил, что в жизни можно полюбить так, как это описывают в лирических произведениях. Но теперь он почувствовал вкус жизни и любви и отступать не собирался. Бороться нужно не только за карьеру и славу, но и за личное счастье. И сейчас он может все изменить, нужно действовать. Остался единственный вариант. Пусть Юрий ненавидит Виктора за то, что он не сдержал свое обещание и не выбрал его победителем на «Горячих источниках на льду», пусть также яро ненавидит Юри за то, что увел Никифорова прямо из-под носа, пусть называет их кольца мусором и психует при виде их объятий и поцелуев, но сейчас он единственный может понять ситуацию и может сделать так, чтобы Кацуки остался рядом, а потом снова жался к Виктору вечерами, жалуясь на свою неуверенность и рассказывая о своих переживаниях. Пусть это будет подло — вдохновить соперника для того, чтобы твой человек потерпел поражение, но Виктор был готов отдать эту чертову золотую медаль как можно скорее, был готов признать слова Плисецкого, которые тот говорил на эмоциях возле океана в Барселоне, был готов пожертвовать своим авторитетом, — лишь бы японец оставался рядом. Он должен бороться и должен сделать все возможное. — Яков, можно тебя? — окликнул своего бывшего тренера Никифоров. — Я хочу поговорить. — Не сейчас, скоро выход Юрия. Скажешь потом, — отмахнулся Яков, останавливаясь лишь на пару секунд. — Я возвращаюсь. — Что? — мгновенно разворачиваясь, удивленно спросил Яков. — Неужели ты вернешься? — Да. Для начала я подготовлю выступление к национальным в России. — То есть, твой кацудон заканчивает карьеру?! — удивленно спросил Юрий, не веря в то, что на этом их борьба с японцем закончится. — Это его решение. Он сказал, что все решит после финала Гран-При, — стараясь держать себя в руках, но с комом в горле проговаривая эти тяжелые слова, ответил Никифоров. Юрий удивленно смотрел на Виктора и не понимал, что случилось между этими двумя, что дошло до такого. В момент Виктор крепко обнял ошарашенного новостью Юрия. Тот замер, боясь упустить момент, но в то же время до конца не осознавая, что Никифоров говорит на полном серьезе и что, возможно, больше он не увидит этого робкого японца. Как бы Юра не колебался и не огрызался на Юри, в душе он восхищался им и верил, что тот сможет поверить в себя и показать себя в новом свете. Юра верил, что Кацуки не такой посредственный, каким себя считает, и что в будущем будет действительно очень сильным соперником и будет мотивировать Плисецкого к развитию. Объятия затянулись, но Юрий все еще неподвижно стоял, боясь даже сглотнуть. Впервые он видел такого Виктора. Ему всегда казалось, что этого человека даже зацепить ничем не выйдет, ведь его легкомысленность и уверенность не позволяли пробить барьер и хотя бы немного поранить. А теперь Виктор был настолько уязвим, особенно в этот момент, что даже привычная злоба Плисецкого ушла на второй план. Он понимал, что Никифоров действительно влюбился и уже не отступится от своего Кацуки. — Помоги мне, пожалуйста… Я не знаю, что делать. Здесь я совершенно бессилен, — как можно тише, так, чтобы услышал только Юра, немного подрагивающим голосом попросил Виктор. — Пожалуйста, сделай что-нибудь, я не смогу без него. Сжав до боли Плисецкого в последний раз, Никифоров отпустил его и выпрямился. Они обменялись взглядами и Юрий в одно резкое движение развернулся и направился к выходу на арену, оставляя Виктора позади, на что тот лишь с надеждой смотрел вслед. — Я надеюсь на тебя, — сам себе сказал Виктор, провожая взглядом того, кто сейчас может изменить ход истории. Их с Юри истории. *** — Это не золото, но… — протягивая серебряную медаль, несколько виновато проговорил Юри. — Раз не золото, то и целовать не буду, — неловко улыбнулся Виктор. — Ох, я ведь так хотел поцеловать Юри за золотую медаль. Я ужасный тренер. Не хочешь меня поддержать как-нибудь? — идя прямо на напуганного Кацуки и склоняясь над ним, тем самым прижимаясь к японцу, заинтересованно спросил Никифоров. Кацуки только сильно зажмурился. — И о чем это ты подумал? — Ну, — резко толкая Виктора в грудь и сваливая его на пол, Юри обнял тренера. — Виктор! Прошу, останься в фигурном катании вместе со мной еще на год! В следующий раз я точно выиграю золото! — Замечательно! Так держать! — вдохновляясь словами, восторженно ответил Виктор. — Сейчас я не знаю, как я буду совмещать свое возвращение в фигурное катание и тренировки с тобой… — надевая медаль на парня, хмыкнул Никифоров. — Но ты обязан стать хотя бы пятикратным чемпионом мира! — Х-Хорошо… — не сумев сдержать эмоции, Юри стиснул медаль и сразу же заплакал. Не верилось в то, что Виктор после слов о расставании согласен принять его даже сейчас и продолжить отвечать за своего непослушного ученика. На эмоциях он со всей силы обнял Никифорова, все еще не прекращая плакать. В ответ Виктор с удовольствием стиснул своего любимого Кацуки, утыкаясь носом ему в плечо и вдыхая запах родного тела. Так хорошо Виктору не было уже давно. Он не знал, что будет дальше и как все обернется, но сейчас, сидя здесь вместе с Юри, он был уверен, что они со всем справятся, если будут вместе. — Прости меня… — шепнул Кацуки, не прекращая плакать. — Я не хотел тебя обижать! Я просто не хотел ломать твою карьеру и боялся, что ты будешь жалеть, что потратил на меня время. — Глупый… — тяжело вздыхая, тыкнул его в ребра Виктор. — Я бы не тратил время на то, о чем буду жалеть и в чем сам не до конца уверен. Я верю в тебя и верю в твою победу больше, чем ты сам. Не убегай от меня, идиот. — Хорошо… Еще раз прости. Виктор только хмыкнул, счастливо прижимая к себе парня, однако отвлекло его от приятных объятий ощущение чьего-то взгляда на себе. Он поднял глаза и увидел в нескольких метрах стоящего Юрия. Тот посмотрел на Виктора и Юри привычным взглядом, оценивающе осматривая обоих и считая их идиотами, которые развалились на проходе, после чего фыркнул и скрылся за стеной. Виктор только усмехнулся и снова уткнулся в плечо парня, наслаждаясь моментом. *** — Давно пришел? — подходя к месту встречи, в привычной манере спросил Виктор, довольно улыбаясь. — Нет, только что, — безразлично ответил Юрий, смотря на Малую Неву. — Тогда ждем Юри. Я обещал ему сегодня показать как можно больше мест в Питере и хорошенько накормить русскими блюдами. — Русскими блюдами кормить надо дома. Кстати, а жить он где будет? — Со мной. — Ты серьезно?! — поворачиваясь в сторону Вити, недоумевал Юра. — Совсем рехнулся. — Нет, я мечтал об этом давно. Так что это будет лучшее время в моей жизни, — довольно промурлыкал Виктор. — Наконец-то буду свободно к нему прикасаться, точно зная, что никто из его семьи не заглянет к нам и не обвинит меня в совращении их сына… — Влюбленный идиот, — подвел итог разговора Плисецкий. — Бесишь неописуемо. — Я в курсе, — хмыкнул Виктор. — Спасибо тебе. Ты выложился на полную и переплюнул Юри. Благодаря тебе и этому проигрышу он передумал уходить. Я в долгу перед тобой. — Замолчи. Не хочу больше об этом слышать, — снова переводя взгляд на Неву, грубо ответил Юра. Воцарилась немного напряженная тишина, нарушаемая лишь лаем Маккачина вдали. — А вот и Юри! Ну же, Юрио, не строй из себя вредного мальчика! Он должен полюбить Россию всей душой, так что мы должны устроить ему великолепный день! — Как же ты раздражаешь, старикан… — разворачиваясь и опираясь спиной на часть моста, фыркнул Юра. — Ладно уж, один день можно. — Ура! Как только Кацуки приблизился, Виктор влюбленно улыбнулся и поднял руку вверх, зовя к себе. — Юри!