Не... раскрывайте меня

Иногда Холмсу кажется, что Уотсон понимает его без слов. Когда в темноте ночной лондонской улицы рассредоточены полицейские, не без главного участия детектива и доктора, с целью задержания преступника, каждый из них двоих с уверенностью смотрит в глаза друг другу, и думает о том, как не подвести ни себя, ни всех тех, кто лишен справедливости. А главное – не подвести, не разочаровать друг друга. Ведь, в противном случае, каждый будет думать, что не достоин сопровождать такого человека как своего товарища – человека чести, справедливости и своего рода мудрости. Но иногда Холмс считает, что не стоит подвергать своего друга опасности. Уотсон уже потерял детектива однажды, Холмс всё ещё сожалеет за ту боль, которую он доставил доктору, и всегда знает, что произойти может всё, что угодно. И понимает, что он сам не сможет вынести подобного. Все завязано на цене жизни друг друга, и доктор это понимает без слов и с трудом отпускает, а иногда – даже и не узнаёт об этом, но чувствует и догадывается. Когда Холмс приходит под утро уставший, едва стоящий на ногах, израненный, то Уотсон, пытаясь как можно скорее помочь другу, обрабатывает и зашивает раны, подавляет беспокойство, но не может подавить боль в душе, не осознание того, что всё закончилось хорошо, пусть и так. Доктор помогает Холмсу восстановиться, укрывает его пледом, приносит чай и просит заснуть, отдыхать до полного восстановления. Иногда Холмс про себя думает, что, наверное, плохо, что Уотсон понимает его без слов. Детектив видит в докторе особый интеллект, оттого и боится, что тот догадается… О тех мыслях, что их взаимосвязь больше, чем что-либо… Космос, космическая взаимосвязь – вот, к чему он пришёл за годы размышлений. Нет, Холмс пока не хочет, чтобы доктор видел это в нём, пока сам детектив это не поймёт окончательно. Он впервые испытывает такое, он боится, что это разрушит всё… И не может перестать думать об этом, когда не занят, разумеется. Холмс видит это, чувствует подобное впервые, но иногда ему кажется, что закончится это плохо. Дело не в обществе: они этого не могут знать, если Холмс считает, что сам-то этого не знает. Он полагается на случайность, он может частично верить, что будет услышан, но он точно знает, что ошибается. А ошибка эта – незнание того, что творится в душе у доктора. У Холмса всё – глубоко внутри. Иногда он зол на себя, что не может ничего сделать, что Уотсон понимает всё, но не самое главное. Однажды дело о пропаже военного открыло доктору старые раны. Больнее всего было… Холмсу. И он не мог отказать в просьбе доктора, проснувшегося от ужасного сна. Взяв в руки скрипку, детектив понимал, что ему больше ничего не кажется. Музыкальная элегия, прожитая Холмсом, в эту минуту обратилась к единственному слушателю. Мелодия поначалу была нейтральной, а потом некий импульс Уотсон узнал сам – это была их встреча, она и изменила направление их жизни. Кажется, композиция повторяла свои темы, и была более светлой, пока не оборвалась тремя годами разлуки… И вновь возродилась после смыслом в жизни, но этот смысл был печален, нес в себе глубокую искренность, страх за потерю близкого человека. Однако, чтобы не случилось – заканчивал Холмс – он никогда не забудет то, что было, то, что смог познать и навсегда будет благодарен доктору за это. Уотсон теперь точно видел и слышал, что ему… не казалось, когда детектив закончил играть. Он уже открыл глаза, из которых скатывались слёзы облегчения, уверенности и не осознания. Уотсон подошёл сзади к задумчиво смотрящему в окно Холмсу, взял из его рук скрипку, убрал в сторону. Доктор встал рядом с детективом возле окна, дотронулся до руки, взял за пальцы и прижал к губам… Холмс повернулся к Уотсону, но не увидел его сразу из-за затуманенных глаз. Другой рукой доктор провел по щеке Холмса и понял, как выглядит освобождение. Детектив порывисто обнял доктора, когда тот, разорвав объятия, коснулся губ Холмса… Ему было неловко, нужно время, чтобы привыкнуть, но никому из них теперь точно ничего не кажется.