***
Ускользающий с рассветом сон был избавлением от боли, и не сойти с ума было чертовски трудно, когда хмурое утро обрушивалось на плечи всей тяжестью серых небес. Вдыхать утренний туман, идя по пустой улице, вряд ли можно было назвать наслаждением, но торопливо и отчаянно надышаться им он старался изо всей силы, прежде чем спуститься в метро, где теплый пахнущий поездами воздух выгонит из головы все мысли. Он не знал конечную цель, не знал станции назначения, но упрямо прижимался спиной к дверям с надписью «не прислоняться», вглядываясь в таинственную темноту туннеля за окном. Он единственный выделялся среди остальных пассажиров, чьё внимание было сосредоточено на тёплых от ладоней смартфонах. Он держал руки в карманах, сжимая их в кулак, и старался не думать. Не думать о том, что там, за летящей сквозь тьму электричкой, крадутся его кошмары, и не чувствовать надоевшего страха и удушающего отчаяния. О боги, если бы только можно было поддаться нашептывающим голосам, соблазнительному искушению вынести себе мозги одним выстрелом, вняв их навязчивому: «ты просто бесполезное ничтожество», но нельзя было. - Блять, - выдохнул Эмеральд, прижимаясь мокрым от пота лбом к холодному поручню, и за шумом поезда его никто не слышал. Да даже если бы услышал, наверняка никому бы и дела не было. Ощущение, которое он испытывал накануне в парке, неожиданно вернулось. Он распахнул глаза и резко повернулся, встречаясь с пристальным взглядом парня, стоящего в конце вагона. И было в нем что-то неуловимо знакомое, такое же знакомое, как его еженощные кошмары, что высасывали последние силы, заставляя утром просыпаться лишь с одним желанием: умереть. Вибрирующий в кармане телефон заставил отвести угрожающий взгляд – какого хуя ты, сука, уставился? – и посмотреть на дисплей. Несколько слов заставили его вмиг разозлиться: «Классно выглядишь». - Мудак, - буркнул Эмеральд, а краем глаза уловил какое-то движение. Тот парень подобрался ближе и подмигнул, поднимая вверх свой телефон, и Эмеральд, сорвавшись с места, чудом успел проскочить сквозь захлопывающиеся двери поезда на платформу совершенно незнакомой станции. Жуткая тишина мгновенно обрушилась на него, будто рывком заставляя погрузиться в ледяную воду, а телефон, жужжащий в кармане, не успокаивался. «Почему ты убегаешь?» «Ты меня боишься?» «Я наблюдал за тобой ночью – там ты не такой смелый». Эмеральд застыл. «Я могу защитить тебя от них». «Я стану твоим проводником в стране кошмаров…» - Да пошел ты нахуй! – заорал Эмеральд, бросая телефон. Тот ударился о ступеньки, отскочил и разлетелся на кусочки. Сзади раздался смех. Парень из поезда сидел прямо на полу, на самом краю платформы, свесив с неё ноги, и курил. Эмеральд жадно втянул запах сигаретного дыма, и тот, заметив это, усмехнулся: - Хочешь? Эмеральд пиздец как хотел курить, но отрицательно покачал головой. - Кто ты? – резко спросил он. Парень недоуменно замер, и Эмеральд почти поверил его невинному удивлению. - Кто я? Кажется, я уже говорил это: я твой проводник. - Хватит нести чушь! Парень сделал еще одну затяжку и поднялся на ноги, бросая окурок прямо на пути. - Хорошо. Я – предмет твоих самых затаённых желаний, Эмеральд, - неожиданно тихо произнес он, подходя ближе. Почему-то Эмеральд не в силах был пошевелиться – слишком заворожили его по-кошачьи мягкие движения незнакомца и низкий хриплый голос. – Я твоё отчаяние, твой страх, твоё спасение. Прикосновение руки к руке оказалось до дрожи приятным, словно по пальцам прошёл электрический разряд, вызвавший возбуждение, заставляющий кровь бежать быстрее. А прикосновение чужих губ к длинным пальцам оказалось слишком интимным, слишком жарким, и сопротивляться этим жгучим касаниям не было сил. - Мне всегда нравился вкус твоих пальцев. - Всегда? – хрипло переспросил Эмеральд, поражённый реакцией своего тела, которое так предало его в такой момент. - Думаешь, я касаюсь тебя первый раз? Эмеральд не в силах был контролировать дрожь в руках и внезапно возникшую тошноту, которая подступала к горлу всякий раз, когда он чего-то боялся. Он резко выдернул руку из чужих ладоней, отходя на шаг назад. - Убирайся. Оставь меня в покое или, клянусь, я убью тебя. Он развернулся и побежал вверх по эскалатору, спеша выбраться наружу, ощутить освежающую прохладу улицы, когда его догнал жуткий, леденящий кожу смех.***
Двенадцатая по счёту таблетка сильного снотворного не принесла ожидаемого и желанного эффекта - то ли организм Эмеральда привык ко всякой дряни, которую он упорно в себя засовывал с целью отгородиться от кошмаров, то ли прошло слишком мало времени. В любом случае, каждое движение минутной стрелки на часах уже действовало на нервы. Жуткое рычание из глубин квартиры, жаркий шёпот на ухо, чьи-то завывания – не сойти с ума было практически невозможно, но это то, с чем приходилось справляться Эмеральду каждый грёбаный день его жизни, и это то, от чего ему действительно нужна была защита. «Готов к предстоящей ночи, милый?». Высветившееся в скайпе сообщение привлекло внимание парня, и он, раздражённо откинув со лба прядь спутанных волос, захлопнул крышку ноута, даже не собираясь отвечать преследователю. Он даже не знал, что взбесило его больше: скрытая угроза или это издевательское «милый». Какого чёрта вообще он боится какого-то парня? В конце концов, Эмеральд мог за себя постоять. Только вот к тому, что парень попадёт в его квартиру не через дверь, не через окно или каким-либо другим обыденным способом, а появится нежданно-негаданно, окажется сидящим прямо на его кровати, Эмеральд был совсем не готов. - Как ты сюда попал, чёрт тебя дери? - Ты не слушал меня? – ласковый упрёк в голосе и прикосновение указательным пальцем к щеке вызвало новую волну постыдного желания, и Эмеральд закусил изнутри щёку, чтобы ничем не выдать себя. Только вот зоркий взгляд гостя, кажется, видел абсолютно всё и абсолютно насквозь. - Нет, - выдохнул Эмеральд, когда проворные пальцы скользнули по губам, лаская подушечками нежную кожу, забрались в рот и он, кажется, даже начал их посасывать. Острые когти расцарапали язык, нёбо, и проникли в глотку, раздирая её… Горячие руки преследователя притянули его к себе, и чужой рот прижался к его, заталкивая язык в самое горло. Зловонное дыхание, тошнотворный запах гнили забивали ноздри, не давая сделать полноценного вдоха, и шершавый, словно наждак, язык ранил кожу… - Нет, - Эмеральд попытался оттолкнуть парня, сбежать от ужасного наваждения, но его руки перехватили – нет, не человеческие руки – когтистые лапы, сжали запястья, ломая кости, словно стекло. Собственный крик эхом отдался в ушах, когда одежда оказалась разорвана в клочья, когда острые когти уже раздирали грудь, добираясь до быстро бьющегося, словно испуганная птичка, чувствующего смерть сердца… - Отпусти. Слёзы казались слабостью, но сдерживать их было невозможно, и тёплый язык слизывал их со сладкой нежностью. Пальцы копались в его животе, доставали кишки, а он просто не мог ничего сделать, оглушённый болью, преданный своим же телом, своей больной ублюдской надеждой на конец этого кошмара… - Это никогда не кончится, любовь моя, - шёпот на ухо заставил вздрогнуть, забиться, сопротивляться, насколько это возможно, но блядское снотворное, наконец, подействовало. Так вовремя. Проникновение в тело было ещё более болезненным, будто внутрь вставили раскалённую кочергу, но сорвавший голос Эмеральд лишь хрипел и, кажется, просил о помощи. Кого? Едкая слюна прожигала простынь, оставляла страшные кровавые узоры на гибком молодом теле, когда язык проникал внутрь, вылизывал, ласкал, причинял мучительное наслаждение, отвратительную боль и невероятное удовольствие… - Перестань, прошу, не трогай меня, - шептал, словно в бреду, но с каждой утекающей секундой всё больше наступало какое-то странное равнодушие и безнадёжность. Злой холодный смех, жуткие горящие глаза, близко до непрекращающейся дрожи, сильно до выворачивающей наизнанку боли и совершенно невыносимо. Смятые простыни, мокрая от слёз подушка и холодные лучи утреннего солнца скользили по обнажённому окровавленному телу. Спутанные белые волосы, закрытые усталые глаза, сверкающий бисеринками на солнце пот, смешивающийся с кровью и собственной спермой, и отражение солнечных лучей в разбросанных по кровати лезвиях. Утро не приносит облегчения, когда ночь выматывает болью, но кто сказал, что оно не оставляет надежды?