***
Он провел на катке полдня, но толком так ничего и не получил. Личное впечатление Юры от тренировки – проебал время, которое можно было потратить на отработку серьезных элементов. Но, нет, Виктор подбирал ему какую-то музыку, заставлял делать короткие прокаты из нескольких дорожек и вращений, вспоминать целые блоки из прошлых программ и смотрел, смотрел, смотрел. Что он там видел, Юра не знал, но задолбаться успел прилично. И даже больше морально, чем физически. К тому же в тот день поговорить с Отабеком не получилось – он был чем-то занят до самого вечера. На следующий день терзания на льду продолжились. Казалось, без толку и какого-либо смысла. Приносило ли это Виктору садистское удовольствие или имело особую цель – понятно не было. - Он заставил меня прыгать каскады тыщу раз подряд! И сначала у меня получалось более-менее, а потом, конечно, я начал уставать и лажать. И только после этого он дал мне откатать старую программу. Когда я спросил нахуя, этот козел сказал, что ждал, пока я устану. Он сделал это специально! Бека, он ненормальный! Юра шипел в микрофон гарнитуры, разминая уставшие ноги. Отабек вздохнул где-то далеко, в Марселе, и посоветовал: - Попробуй обсудить с ним это. Не думаю, что Никифоров издевается над тобой просто так. Наверное, у него есть какой-то план. - Да больной он просто, - Юра хмыкнул, вспоминая, как Виктор вытащил его на лед и заставил отрабатывать каскады. – А ты как? Когда катаешь? - Всё хорошо. Тренируюсь, а отборочный через четыре дня. - Ого, долго они что-то. - Говорят, что зал не готов. Но это тоже неплохо – больше времени на отработку. Юра завидовал таланту Отабека искать положительные стороны даже в таких вещах. Он бы уже сошел с ума от ожидания. Лучше быстро справиться и забыть, чем вот так, до беспамятства практиковаться, когда уже готов. Ноги гудели. Голова тоже. На следующий день Виктору и его маниакальному синдрому лучше не стало. Юра всё больше убеждался в том, что его тренер не совсем тренер. И не совсем в себе. - Ты спросил, чего он от тебя хочет? – Поинтересовался Отабек в тот же вечер, выслушав очередную порцию не всегда цензурных впечатлений Юры от тренировки. - Да. Он сказал, что ищет музыку. То ли для меня, то ли во мне. Его же хуй поймешь, Бека, молчит и улыбается. А начинаешь спрашивать – только отшучивается или несет околесицу. Сегодня целый день гонял меня в зале. Я себя уже бальником чувствую. - Он тебя танцевать заставил? Голос в телефоне стал каким-то приглушенным. Юра посмотрел на экран, но связь не прервалась. Странно. - Практически. Представляешь? Ещё и под всякую фигню. - Понятно. Дальше разговор почему-то не клеился. Юра так и ушел спать с ощущением тяжести в душе и неотступающей головной болью. С каждым днем он злился всё больше, а Виктор становился всё менее жизнерадостным. Часто молчал, практически ничего не исправляя. Смотрел и думал о чем-то. Давал новые задания, отправлял отрабатывать движения в зал и искал, искал свою музыку. И однажды Юра не выдержал. - Слушай, по-моему, ты делаешь это специально! Если не хочешь меня тренировать, то так бы и сказал Якову. А не тратил моё время. - У тебя теперь этого времени – вагон и маленькая тележка. Он расшнуровывал коньки после очередного тяжелого дня, а Виктор как-то особенно внимательно следил за этим процессом. - Месяц? По-твоему это много? Если я из-за тебя ещё и на чемпионат не попаду, это будет круто. Зато Яков тебя хоть поблагодарит за заслуги. Вот на это я бы посмотрел. - Да посмотришь, не волнуйся так. Ты мне другое лучше скажи – ты когда мои прокаты пересматривал, похоже было, что я думаю об акселях, шагах и так далее? Юра от неожиданности забыл о шнурках и уставился на Никифорова. Совсем с катушек съехал или к чему-то ведет? - Не похоже. - Тогда почему ты это делаешь? Юра пожал плечами, не сразу найдя, что ответить. Да блин, потому что это важно. - Ты со своим артистизмом забыл, что за технику тоже оценку получать надо? Виктор отреагировал неожиданно бурно. - Юра, да тебе с твоим артистизмом никакая техника не поможет. Что с тобой произошло? Тебе всё это надоело? Ты устал от катания? Я битый день подряд пытаюсь это понять, но ты мне не даешь никаких подсказок. Посмотри. А потом Виктор ткнул ему под нос телефон. На экране он сам откатывал сегодняшнюю программу. И когда только успел записать? Выглядело действительно не очень впечатляюще. Но ничего криминального он тоже не заметил и пожал плечами. - Унылая программа. Я с самого начала так считал. С такой не победить, тем более, я её сейчас не вытягиваю. Взглядом Виктора вполне можно было бы прошибать стены. Но когда он заговорил, Юре стало не по себе от холодного тона. - Ты со своей одержимостью победой немножко заигрался. Ты не забыл, зачем мы все здесь? - Где «здесь»? – Юра поморщился, предвкушая лекцию о борьбе и любви. – На льду? В большом спорте? - В жизни, Юра, в жизни. – Виктор склонился к нему, словно желая поделиться какой-то тайной так, чтобы никто не слышал. Хотя кроме них в зале никого и не было. – Между отработкой программы и золотой медалькой есть ещё куча всяких вещей. И если ты не понимаешь, зачем выходишь на лед, то дойти до пьедестала будет очень и очень трудно. Оглянись вокруг – много людей умеют чисто делать тройные лутцы и аксели. И ты сможешь, перерастешь, перестроишься. Но желание получить медаль – это ещё не всё. Чем ты отличаешься от них? Чтобы цеплять и побеждать, нужно знать, зачем ты пашешь на катке с восьми и до упора, Юра. А потом возвращаешься и снова по кругу. Ему стало ещё больше не по себе. Вспомнил видео. Какого хрена. Победа – самоцель. Пашешь ради неё. Этого мало, что ли? Уебать Джей Джея, уебать Кацуки, уебать всех. - Бред какой-то. Раньше у меня получалось, ничего не изменилось. Юра наконец-то снял коньки и, запрыгнув в ботинки, принялся надевать чехлы на лезвия. С первого раза ему это не удалось. Руки почему-то дрожали. - Потому что раньше ты хотел не просто победить. Ты хотел впечатлить. Слова Виктора ухнули куда-то вниз и эхом отразились в голове, как монета, брошенная в пустой колодец. Впечатлить тебя, идиот. Сколько он себя помнил в серьезном катании, всегда старался ради одного и того же. Стать лучшим из лучших. Показать всем, что круче нет никого на свете. Что нет никого достойнее. Показать Виктору, что он стоит внимания. Догнать и перегнать. Он, мать его, в Питер приехал ради этого. Деда в Москве бросил. Въебывал, как ненормальный, на этом катке. Поехал в Японию. Сделал юниоров, сделал Кацуки, сделал всех. Вложил и выложил всё, что было. На, бери, забирай. Мало? А у меня ещё есть. Я и лучше могу. Юра ни разу не усомнился ни в чем. Если у него не получалось – он просто брал более сложные прыжки, отрабатывал новые программы, искал новые способы зацепить. Он влез в образ, который изначально был ему не мил. Потому что мог. Потому что это впечатляло – извращенцев, девочек-подростков и много кого ещё. Главное, что впечатляло Виктора. Больше этого не хотелось. Чехлы наконец-то налезли на гребанные коньки. - Прости, что сломал шаблон, - всё так же тихо проговорил Виктор и похлопал его по плечу. – Зато зарастет быстрее. Научись получать удовольствие от катания, Юра, вот мой тебе совет. Это навсегда, тебе ещё первые места брать надо. А уж музыку я подберу. - Да иди ты… С катка он ушел раньше, чем собирался. Вечером Юра ни о чем больше думать не мог. В голове снова и снова звучали слова Виктора, будто их кто на повтор поставил. И самое жуткое было в том, что этот гад знал. С ним ведь было уже такое. Расслабился. Всё давалось легко, среди юниоров соперников не было и постепенно начал катать на автомате. Добивать своё техникой. Делать только то, что хотелось. Яков орал, как сумасшедший. А потом появилась цель. Будешь меня тренировать? Не будешь. Он так долго был погружен в свои мысли, что вздрогнул от неожиданности, когда зазвонил телефон. - Привет, Бека. Юра удивился, услышав, что голос сел. - Привет. У меня тренировка закончилась. Хотел узнать, как у тебя дела? Как у него дела? Виктор сказал, что пиздец Плисецкому, если он не научится катать ради того, чтобы катать, а не ради того, чтобы впечатлять самовлюбленных мудаков, которым по большому счету и положить-то на всех, кроме себя. А он сам, как оказалось, ради кайфа кататься не привык. Охуенно всё. - Да… так, - врать Отабеку Юра не хотел, но и грузить его своими проблемами перед отборочным этапом – тоже. – Устал очень. Наверное, если бы собрать вместе все аудио- и видео-записи их вечерних разговоров, то получилась бы история о человеке, попавшем на необитаемый остров. И чем дальше, тем больше Юре казалось, что он идет на дно вместе с этим островом. Но хуже, чем выбирать себе ориентиры в жизни, он умел только одну вещь – скрывать эмоции. - Что-то случилось? У тебя голос странный. Ну вот, прекрасно. Довыебывался? Импровизируй теперь. - Поссорились с Никифоровым сегодня, - это даже была почти правда. По крайней мере, по ощущениям Юры. В непрошибаемости и незамутненности Витеньки он не сомневался. Завтра опять будет убивать наповал своим позитивом, как оружием массового поражения. – Бесит до сих пор. - Вот как. И что он тебе наговорил? Юра закусил губу. Сдерживаться было очень трудно. Он чувствовал себя раскатанным эго Виктора и его манией величия. Хотя, собственно, кто ему виноват. Сам повелся, сам дурак. Мог бы раньше заметить, что Виктор никогда не исполняет всё, что обещает. И память у него избирательная. - Да как обычно – что бестолковый я, не музыкальный. Всё никак трек мне не подберет для программы. Старьё всякое катаю на тренировках. Неожиданно остро ощущалась нехватка Отабека. За последнюю неделю перед российским отборочным Юра так успел привыкнуть к тому, что можно встретиться и просто посидеть рядом час-другой, что теперь платил за это непривычным чувством одиночества. Они слишком долго были на расстоянии одного звонка друг от друга. Забыл, что бывает иначе. А после того, как услышал знакомый голос, ощущение стало только ещё ярче. - Что-то ты совсем расклеился, - заметил Отабек после недолгого молчания. - Не совсем! Что-нибудь придумаю. Всегда придумывал, - резюмировал Юра, чтобы больше не вдаваться в подробности. Но убедить в этом не получилось даже себя. – Ты лучше расскажи, как там Гран-при. Гран-при был как обычно, тренировки тоже как обычно, и даже прокат уже тоже можно было проводить как обычно, зал в Марселе в полном порядке. Юре казалось, что он пропускает мимо ушей половину из того, что говорил Отабек, хотя искренне пытался не тормозить. Ему хотелось слушать знакомый голос. - Юр, ты только это… Не расстраивайся там из-за Никифорова и этих тренировок, - неожиданно попросил Отабек. – Ты точно справишься, я знаю. Всё будет хорошо. Не стоило ему это говорить, вот совсем не стоило. От поддержки Отабека и тепла в его голосе пережитым за день накрыло ещё сильнее. Юра понял, что дело труба, когда по его щекам потекли слезы. - Ага, справляюсь. Ладно, Бек, прости, мне пора, - он проговорил это на одном дыхании, чтобы не вызывать никаких подозрений и тут же нажал на отключение. Телефон полетел в сторону дивана. - Сука, Никифоров, какая же ты сука! Злость нужно было выплеснуть и Юра со всей дури врезал кулаком по спинке кровати. На костяшках пальцев остались ссадины. Он теперь должен хотя бы назло всем выкарабкаться. Чтобы Джей Джей не получал первые места. Чтобы пройти во все годовые чемпионаты. Чтобы Виктор знал, что на нем свет клином не сошелся. Чтобы не сдаться. И чтобы ожидания Отабека не оказались напрасными. Ведь он-то справится. Кто же ещё, если не Юра. Слезы всё ещё текли, и он с отвращением вытер их рукавом. Гадость какая. Не заслужил. Не дождется.***
Юре казалось, что после того разгромного выговора от Виктора его уже ничем не удивишь и не расстроишь. Но он ошибался. В отборочном Отабек проиграл. Он не упал, не оступился, не сделал ничего непростительного, но его программа была так себе, а нескольких мелких ошибок и касаний льда хватило, чтобы он как раз не вошел в число финалистов. Такое бывало. Как только он не дорабатывал, не дотягивал прокат – его тут же радостно сливали. Периодически Отабек попадал на четвертые-пятые места, но вот чтобы совсем не пройти в финал - с ним такого не случалось уже очень давно. Юра смотрел его выступление, злился и матерился. И считал себя отчасти виноватым в этом. Накануне они толком так и не поговорили – Юра не чувствовал в себе никаких сил для поддержки. Хотя честно старался это не показывать. Максимум, что он мог сделать теперь – это посочувствовать и сказать, что всё хуйня, потренируешься и сделаешь круче. На интервью после проката Отабек выглядел уставшим. Расстроен он или не очень сказать было сложно, но Юра не сомневался в том, что не пройти в финал – это охренеть как обидно. И он звонил несколько раз подряд, как любил и умел – до победного. Но в этот раз на звонки так и не ответили. Вечером телефон Отабека был выключен вовсе - до него не доходили даже сообщения. Он не появлялся онлайн ни в одной из сетей и мессенджеров. И эта мертвая тишина в эфире казалась чем-то ещё более диким и пугающим, чем его проигрыш. Всю ночь Юра ворочался в постели, невнятная тревога так и не дала ему нормально выспаться.