Камчатский краб

Я лежал в чем-то прозрачном и душном. Меня несли в неизвестность, шумно передвигаясь в непонятном для меня мире, где трудно дышать, тяжело двигаться, где все время то ледяной холод, то нестерпимый жар… Внезапно движение прекратилось и меня куда-то бросили, вспыхнул яркий свет, и я сразу же втянул глаза в панцирь, потому что мне стало больно. Больно — в который раз уже за то короткое время, пока я пребываю в этом чуждом мире, я чувствую боль? Кажется, что она постоянно со мной, и я невольно вспоминаю свой дом и родных, друзей, беззаботные деньки, когда я жил на рифе, свободно передвигался под водой и ел то, что считал съедобным. Надо мной склонились два ужасных существа. Эти чуждые твaри меня поймали, разлучив с домом, и теперь — вышвырнули на странную шероховатую поверхность, посреди незнакомого мира, наполненного странными вещами. Их щупальца неприятно касаются моего тела, они издают странные звуки. Они очень крупные и сильные, и даже мои клешни мне не помогут. Свет, и из-за него я дезориентирован, а они скребут чем-то неприятно холодным мой панцирь и громко, страшно звучат. Одно перевернуло меня и швырнуло на спину. Я вижу его — крупное существо белого цвета со странными пятнами на теле, с толстыми щупальцами, чем-то напоминающими мои клешни. Надо мной склонилось и второе существо — чёрное, мерзко звучащее. Я не понимал, где у них головы, где глаза, я не знал, как попросить их о том, чтобы они пощадили меня и отпустили домой. Я пытался говорить с ними на своем родном языке, но они, похоже, ничего не поняли. Лишь продолжали звучать и швырять меня то на спину, то на брюхо, дергать мои ноги, стучать по панцирю. В этом месте очень жарко. Удушливый жар поднимается из непонятной круглой емкости, что стоит слева от меня на возвышении пугающе правильной формы. Я пытаюсь просто сбежать, но светлое существо опять меня швыряет… И касается моей правой клешни своим щупальцем. Я вложил много надежды в этот жест: неужели, чуждое создание услышало меня, поняло и сможет спасти? Я вновь увижу братьев, возлюбленную и друзей? Буду кружиться в толще воды и ползти по песку? Но, кажется, я жестоко ошибся… Существа зазвучали вновь, и вновь перевернули меня на спину, прижали к шероховатой поверхности, и чёрное, страшное, хищное создание схватило мою заднюю левую ногу, уперлась щупальцем в бедро. Боль пронзила меня до самых глаз: чудовище с хрустом проворачивало мой сустав, и нога отрывалась от тела, вырывались мышцы, ломался хитиновый покров. Я не выдержал и закричал, но тут мироздание сжалилось, и нога осталась в жутком щупальце чудовища. Второе существо глядело — бездушно нацелило в мою сторону круглый вырост сверху своего тела и замерло, наблюдая мои мучения. Не мог прекратить конвульсивно дергаться: боль пульсировала, мучая меня. Я видел, как чёрное чудовище ломает в колене мою оторванную ногу и по частям бросает в емкость, откуда, клубясь, поднимается жар. И тут же белое существо навалилось на меня огромным весом, придавив, и вцепилась в другую мою ногу, накрыв ее неким мягким предметом. Снова боль, хруст хитина, и моя нога отрывается, я кричу, вцепившись в мягкий предмет дрожащей клешней. Из меня изливаются соки, и я слабею. Я прощаюсь с семьей, с возлюбленной, с друзьями и домом… Я понимаю, что это смерть и молю мироздание о том, чтобы она наступила быстрее, и я больше не почувствовал боль. Светлое существо рвет из моей клешни мягкий предмет, но клешня конвульсивно сомкнулась, и я не могу отпустить. Чёрное чудовище звучит, и тут же ломает мне еще одну ногу, я катаюсь, дергая оставшимися… И тут светлое переворачивает меня на живот, и в щупальцах его сверкает продолговатый предмет. Оно звучит, и чёрное чудище подхватывает звук. Высоко занеся продолговатый предмет, светлое существо с размаху вонзило его мне в голову, и наступило долгожданное освобождение. Мироздание услышало. Оно сжалилось. Оно ниспослало мне смерть.

***

— Да ты что, Друже, остатки теперь будут невкусными! — заорал Юрий Хованский, когда Славный Друже пробил голову краба ножом. — Да, все, я убил его! — гаркнул Славный Друже, выдернув нож. Положив его на столешницу, он принялся отрывать деликатесному членистоногому остальные ноги и класть их в кастрюлю так, чтобы не обжечься кипятком и паром. — Гангста хот-дог! — рявкнул над его ухом Хованский, подняв кверху свои руки. — Назовем его «ган-дог»! А краб тем временем кипел в кастрюле, довариваясь до красноты.