Выбор

Ночь выдалась жаркой и душной. Батареи топили нещадно. Не спасало ни открытое окно, ни минус десять градусов на улице. Одеяло сбилось в ногах, путаясь и мешаясь. Мозг тоже не помогал, подкидывая одну за одной пикантные картинки. И тело было абсолютно не против. Рука сама тянулась к наполовину возбужденному, желающему ласки члену. Поднялась наверх, пробежав пальцами по впалому животу, дрогнувшему от прикосновения, ребрам, дотронулась до горошин сосков, сжав их напоследок. Волна жара прокатилась еще раз, теперь уже захватывая все больше и больше участков, распаляя тело и заставляя думать мозг лишь в одном направлении, превратив все тело в одну эрогенную зону. Воспоминания упорно лезли в голову. Но это были такие мысли, которые хотелось вспоминать раз за разом, смакуя и наслаждаясь каждым моментом. Прикрыв глаза, скользнуть рукой по шее, вниз к паху, выдохнуть и снова погрузиться в мысли… * * * На работе совсем нечего было делать. Выходной день, клиентов мало. Небольшое помещение наполнялось тихой музыкой, льющейся из маленького приемника на полке. Музыкой, что уже давно приелась, вплоть до угадывания последующих мелодий. Я смотрел в зеркало и думал, что делать со своими волосами — покрасить или оставить прежнего цвета. Филировочные ножницы вертелись в руках, пальцы мягко перебирали зубцы холодной стали. Бзынькнул колокольчик на двери, и в зал вошел тот, кого я совсем не ждал. Точнее — ждал, но совсем не готов был видеть. Он кивнул и плотно закрыл за собой дверь. — Привет, — не скрывая удивления, глянул на гостя, вытирающего ноги о коврик у входа. — Привет, — напряженно занимаясь очищением подошвы, запыхавшись ответил он. — Как дела? Стараясь скрыть свое удивление, пока оно не было замечено, оттолкнувшись ногами о пол, сел к нему спиной. — Нормально, — отдышавшись и пройдя, он снял сумку, поставив её на один из стульев. Я не поворачивался к нему, все так же наблюдая за его перемещениями в отражении зеркала. — Многолюдно у тебя тут, смотрю, — он усмехнулся и, отряхивая снег с капюшона, начал снимать куртку, матерясь, что так или иначе, разнес грязь по салону. — А то, — прикрыл глаза, чтобы не столкнуться с ним взглядом. — Зачем пришел? — А что, ты не рад видеть? — он встал позади меня, опираясь ладонями на спинку кресла. — Могу уйти. Я не смотрел на его лицо, но интонация говорила сама за себя. Я ненавидел этот сарказм в нем, бьющий по моим нервам. Он знал, что мое любопытство победит, и я выясню причину его прихода. И он знал, что я скучал. — Праздничные дни. В парикмахерской всегда мало посетителей, — я решил сменить тему от греха подальше, так как его поведение всегда меня задевало и его приход — отличный способ показать, что я изменился. Так мне казалось... — Ясно, — снова этот самодовольный тон. Покопавшись в сумке, достав из неё что-то, плюхнул мне на колени. — Я тебе подарок принес, в честь праздников. Поговорим? — О чем? — не выдержав натиска, поднял на него глаза. — Почему избегаешь. — Не думаю, что стоит объяснять это тебе. Либо сам поймешь… А если нет, значит — не судьба. Спасибо. — Посмотрев на сверток, понял, что это какое-то растение, обернутое бумагой от холодов. — Но мне надо это знать, — он пожал плечами и склонил голову на бок, ухмыльнувшись, и несколько прядей упали на глаза. — Ты обещал одно, а делаешь совсем другое, впрочем, как всегда. Я хочу понять... — Если хочешь — значит, поймешь. И не нужно изобретать велосипед. Я отложил сверток и ножницы на столик и закинул ногу на ногу, опустив правую щиколотку на левое колено и откинувшись назад. Поза казалась расслабленной, но в тот момент во мне все буквально кипело. Я был зол на то, что мне снова приходилось повторять все это по двадцать раз. Я был зол на него, что пришел, что напоминает всем своим видом мне о том, чего я лишился. Видеть каждый день, не имея возможности прикоснуться, разговаривать, не имея право сказать то, что действительно чувствую и хочу — это убивает. Но выбор сделан. И, увы, не мной. Мне просто сказали «подождать» в стороне. И я подчинился, отдав только большее предпочтение себе, а не поставленным условиям жуткого кукольного театра, где игра ведется настоящими человеческими жизнями. — Я правда не хочу с тобой ни о чем говорить, — взглянул на него. — Понимаешь? — Нет, — он покачал головой, засунул руки в карманы темно-синих джинсов. — Я хочу знать причину. Мне так будет спокойнее, чем гадать, что на этот раз перемкнуло в твоей голове. — Неужели не понимаешь? Не догадываешься? — мой тон уже начал переходить на сарказм — я проигрывал и в этот раз. — Не, я-то догадываюсь. Просто хочу услышать все от тебя, — он зарычал, наиграно откинув голову назад, сделав оборот к другому зеркалу так, что теперь мы смотрели друг другу в глаза, через множество наших отраженных копий. — Как же ты достал. — А как же Он? — А что Он? Мы сейчас разговариваем о нас, — его тон стал тихим и шипящим. — Нет никакого «нас»! — от моей усмешки, он сжал губы и сдвинул брови. — Не будет... — Ты обещал, — упрямо. — Друзья! — К черту! Я вскакиваю с кресла. Оно отъезжает назад, упираясь в него. Он стоит, не шевелясь, лишь выпятив вперед подбородок, дышит чаще и громче. Мне знакомо это чувство. Он все понимает и уже готов к войне, только вот о капитуляции речи не идет. Не я сейчас это все начал. Он снова заводит, снова добивается своего. — Ты не можешь это забыть? — не кричу, просто спрашиваю; время криков и глухих истерик давно кончилось. — Просто забыть. Ты сам этого просил. Получай. Или с каких пор мы поменялись местами? Он качает головой, смотрит внимательно большими темными глазами. — Конечно, тебе же нужны оба, правда? — усмехаюсь зло, поворачиваясь к нему всем корпусом. — Но что тебе нужно от меня? Что тебе даю я? Он молчит, только смотрит, гипнотизируя. Во взгляде появляется что-то непонятное, будто черти в омуте с ума сходят. И сводят с ума меня, маня к себе. — Что ты видишь во мне? Кого? — я подхожу к нему ближе, медленно сокращая расстояние. Я хочу увидеть ответ в глубине его глаз, прочесть в эмоциях и мимике, жестах. Его ответ, правду. Он скажет, проболтается. Надо только уловить, понять. Я останавливаюсь, подойдя почти вплотную, так, что ощущаю запах его парфюма и дыхание. Придя ко мне, он даже надушился тем, что мне нравится. Он заводит меня. Все построено на провокации. — Чего ты хочешь от меня?.. Что… хочешь? Его рука дергается и рывками движется ко мне, пальцы растопыриваются и касаются ткани рубашки. В ожидании тычка в грудь, закрываю глаза. Не это ли ответ на мой вопрос? Не этого ли мы хотим оба? Поставить эту заветную "точку", перелистнув страницу. Путь до входной двери кажется коротким. Шесть шагов в одну сторону, достать ключ из кармана, вставить в замок, провернуть два раза. Возвращаться медленно. Видеть его расширяющиеся зрачки, понимание в глазах и расползающийся румянец на острых скулах и длинной открытой шее. «Сегодня все будет иначе, не так, как привыкли мы. А так, как хочет твое тело. Я вижу его желания лучше тебя, я понимаю его лучше, чем ты сам понимаешь себя. Просто отпусти себя. Отпустишь — получишь даже больше, чем ожидал. А если снова струсишь и сбежишь — то не сможешь уже заставить вернуться никогда.» — Решай, — шепот в ухо, в розовую мочку, не касаясь, опаляя своим дыханием. Я вижу, как он вздрагивает и кидает на меня испуганный взгляд, но не двигается с места. Ждет. Я тоже жду. — Ты хотел этого, нарывался. И не один раз, — невесомо провожу ладонью по свитеру, едва касаясь. — У тебя есть шанс. Воспользуешься? Ты можешь отказаться… — отвожу руку вбок, открывая путь к выходу. — Или согласишься… — легонько дотрагиваюсь губами до ушного хрящика. — Но после этого ты перестанешь лгать сам себе. Потому что мы оба будем знать, чего ты хочешь на самом деле. — Или, — беру его ладонь и вкладываю в нее ножницы, сжав, приставив к своей груди острием. — Ты можешь закончить все раз и навсегда, — перевожу острие к шее, слегка нажимая . — Все будет выглядеть, как защита... — усмехаюсь. Я договариваю последнюю фразу и замираю, давая ему время на размышления. Мой взгляд упирается в ушко, шею, покрывшуюся мурашками, ключицу, видимую за воротом. Она притягивает, и у меня совсем не остается сил сдерживать себя. Он тоже не двигается, делая выбор, затем медленно опускает руки вниз и закрывает глаза. А я, наконец, отпускаю себя и прижимаюсь губами к шее и бьющейся синеватой венке сбоку. Она пульсирует, как пойманная птица. Он выдыхает рвано, подается ближе. Руки ложатся на мою спину, сжимая ткань рубашки, то ли пытаясь усилить контакт, то ли оттолкнуть. Он поворачивает голову, находя мои губы, целует нежно и робко, усиливая напор, пытаясь вести. Но я не позволю ему это. "Все пошло не по твоему плану. Хотя, если и по твоему, то этот план мне нравится". Отстраняюсь, смотрю в расфокусированные глаза. Его повело. Уже. Так быстро. Но нет ничего удивительного. Наша близость была слишком давно. А тела и души слишком изголодались друг по другу. Видно, как он борется с собой, но отчетливо слышу, как шепчут демоны внутри него. Он сопротивляется, но желает проиграть. Его мазохизм — дело привычное. Теперь остается только приблизить к уже принятому им решению. Поднимаю руку вверх, опуская раскрытую ладонь на горло, обхватывая большим и средним пальцами шею, мягко сжимаю, глажу. Вторая рука подлезает под свитер, касаясь поясницы, притягивает ближе. Кожа -горячая, мягкая — обжигает. Как долго я не касался ее так — лаская. Но сейчас я не могу быть таким, как всегда. Сегодня мне нужно дать ему то, что он просит, то — зачем пришел. Неосознанно, но настойчиво. Целую сам, проходясь языком по краю губ, касаюсь зубов и нетерпеливо врываюсь внутрь, оглаживая его язык. Вкус его поцелуя прежний, словно и не касались чужие губы. Он все так же неумело отвечает, так же сопит носом и пытается набрать в легкие воздуха, чтобы выдохнуть его мне в рот. Это так по-детски, но это весь он. Мой, до сих пор мой, и лишь только на время разлученный со мной... Его руки все смелее и смелее хозяйничают на моем теле, пробираясь под рубашку, то гладя, то пощипывая, двигаясь вверх-вниз по спине, позвонкам, цепляясь за пояс джинсов. Я разрываю поцелуй, облизывая и чуть всасывая его нижнюю губу, тяну свитер вверх, выправляя его их штанов. Он вцепляется в мои запястья и смотрит настороженно, немного испуганно. Я отрицательно качаю головой. «Поздно. Ты уже сделал свой выбор. Твое тело сделало выбор за тебя. Моральной стороной вопроса обеспокоишься потом, а сейчас надо подумать совсем о другом. Например о том, как хорошо мне будет раздеть тебя и провести раскрытой пятерней вдоль ребер, сосчитать позвонки на выгнутой спине, очертить контуры лопаток, впадинку живота и пупка, острые тазовые косточки, линии бедер и колени.» Он дрожит под моим взглядом, ежится — или это дрожу я — уже не понять. Мы оба на пределе. Сумасшедшие черные глаза, прерывистое горячее дыхание и его возбуждение. Да, он уже возбужден. И это лучше всех слов доказывает правильность моих действий. Сам уже невнятно соображаю как под действием алкоголя, но это далеко не похмелье, это нечто иное, не сравнимое ни с чем. Он косится на витражное окно. Я разворачиваю его спиной к себе и направляю в сторону подсобки. Небольшой столик, стул. Большего не надо. Главное — что скрыто от посторонних глаз. Он останавливается резко, вцепившись длинными пальцами в край столешницы. Плечи напряжены, голова повернута в мою сторону. Он наблюдает за тем, как я прикрываю дверь и, расстегивая пуговицы на рубашке, снимаю ее. Следом очередь его свитера и футболки. Он вздрагивает от стылого воздуха, покрываясь мурашками. Я захожу со спины, прикасаясь грудью к нему. Контакт посылает по телу волны удовольствия и напряжения. Целую в шею, прихватывая нежную кожу зубами. Чуть сильнее надавить. Он морщится и дергается, пытаясь уйти от контакта, но я удерживаю за запястья, не давая сдвинуться с места. Начинает вырываться сильнее, но я лишь усиливаю хватку и нажим зубов. Он должен понимать, что, чем больше непокорности, тем явственнее будет виден след от непослушания. Его игры закончились. Сейчас время моих игр. Пусть он убьет меня за эти отметины. Но это будет позже. А сейчас я должен сделать то, что надо. Только так. «Ты поймешь, любимый, ты все поймешь сам…» Я слышу приглушенный стон и разжимаю зубы, осторожно зализываю следы языком. Скольжу руками по телу, согревая. Обмякнув, прогнувшись в спине, он трется задом о мой пах. Нетерпеливый. Вожу пальцами по предплечьям, плечам, изгибу шеи, мышцам спины. Вперед, на живот, соединить ладони треугольником, вниз. Под ремень джинсов одной рукой, осторожно. Он вдыхает, втягивая живот, давая мне этим самым больший доступ, откидывается спиной на меня, прислоняясь, кладет голову на плечо, поворачивая, тянется к моим губам. Я начинаю поцелуй, посасывая то нижнюю губу, то верхнюю, второй рукой потирая выпуклость на штанах. Его всегда возбуждало когда я сосу его губы и дразню, но сейчас, с каждой манипуляцией моих рук, мне кажется, что он скоро забьется в истерике. Дыхание срывается. Отстраняется, чтобы вдохнуть воздух, жмурится. Я расстегиваю болты на джинсах, молнию, приспускаю их вниз вместе с бельем. Он отклоняется еще больше назад, притираясь ко мне задницей. Горячий возбужденный член удобно ложится в ладонь. Головка скользкая от смазки, бархатистая на ощупь. Я слышу его стон и тихое мычание, он откидывает голову, прекращая поцелуй и проваливаясь в собственные ощущения. Мои движения выверенные, немного резкие. Вверх-вниз по стволу, прокручивая ладонь, накрыть головку, потереть, снова к основанию, сжать, перекатить в руке яички, надавить средним пальцем на чувствительную кожу за ними. Облизать ладонь и провести по головке, заставляя вздрогнуть и застонать. Знаю, насколько ему это приятно и неприятно одновременно. Обратно вверх по уздечке, задевая край головки короткими ногтями. Услышать его шипение сквозь стиснутые зубы. Кончиком пальца в маленькую дырочку уретры, потереть, сомкнуть ладонь и с нажимом снова вниз, придавливая средним и большим пальцами с двух сторон, делая немного сильнее, чем надо бы. Прокрутить, и заново вверх… Он дышит часто, толкаясь в мою ладонь. Его руки шарят по моим ногам и заднице, гладя и сжимая кожу сквозь плотную ткань джинсов. Он чувствует мой стояк. Не может не ощущать. Притирается к нему. Толчок вперед — членом в мою руку, и тут же назад — ягодицами о мой пах. Больше всего на свете в этот момент мне хочется его трахнуть. Не отдаться, как это было всегда, а именно закрепить свою власть над ним. Чтобы он понял, что есть тот, что может управлять его жизнью, принимать решения за него. Что есть тот, кто сможет постоять за себя и за него, взять на себя часть ответственности. Но взамен получить его всего, целиком. Его желания, его страхи и удовольствия, его волю. Тот, кому будет принадлежать он сам… Я оставляю одну руку на его члене, вторую поднимаю вверх, провожу по груди, задевая сосок, к его губам. Пальцем надавливаю на нижнюю губу, приоткрывая. Он нерешительно всасывает один палец, осторожно исследуя его кончиком языка, покрывая слюной. Затем — смелее — второй, посасывает, гладит. Я вынимаю их из его рта и целую в шею. Перед глазами стоит картина того, как он отсасывает мне. Это нехило возбуждает. Его рот на моем члене, плотно сомкнутые покрасневшие губы вокруг ствола и большие черные глаза, смотрящие на меня. При воспоминаниях прошлого — как он заставлял меня стонать и выгибаться от ласк губами и языком — начинаю задыхаться. Я на миг теряюсь в этом видении, но тут же трясу головой, понимая, что уже угодил в ловушку. Стоило отвлечься, как я уже прижат к стене, а мою грудь покрывают поцелуи. Медленно спускаясь вниз, этот чертенок ведет ногтями по спине, надавливая так, чтобы оставались красные полосы. Но сейчас боль не ощущается. Гамма коктейля из возбуждения, желаний, похоти, любви пьянит и будоражит меня, сбивая с ног. Рывок... и сорванная бляшка ремня летит на пол, брякнув о плитку. "Тебе никогда не нравились мои ремни, их трудно расстегивать." Вдыхаю и тут же остаюсь без джинсов и белья, которые не расстегивая, он силой стягивает вниз, оставив покраснения на бедрах. Глубоко, жадно, напористо. Он сразу начинает ласкать член, заставляя чуть ли не подпрыгнуть от удовольствия. Натянув яички вниз, не касаясь ствола рукой, водит по нему языком, огибая основание головки, а затем, создавая вакуум и сжимая губы, втягивает в себя, вырывая стон наслаждения. Но так нельзя. Живя так долго без чьих-то ласк — дичаешь, а я не хочу прийти к кульминации так быстро. Подтягиваю тебя к себе, целуя припухшие губы. Нет никакой брезгливости и не было. Это мои любимые губы, и я готов их целовать любыми. Наши члены трутся друг о друга, и он стонет. Одной рукой беру наши члены и, сжимая, начинаю водить по ним, растирая по головкам выступающую смазку. Разворачиваю снова спиной к себе. Опускаю руку вниз по пояснице, между двух половинок. Он дергается, инстинктивно соединяя ноги, напрягаясь всем корпусом. Ускоряю темп на его члене и слышу протяжный стон. Мыском раздвигаю ноги в разные стороны. Он сопротивляется, но потом все же подчиняется. Скользкий от слюны палец скользит по сжатому отверстию, надавливая на стенки и складочки, разминая и без того вспотевшее кольцо мышц. Осторожно, но настойчиво ввожу внутрь на одну фалангу. Он зажимается и пытается отстраниться, но тем самым усиливает контакт со второй рукой, хозяйничающей в паху, толкаясь в нее, потираясь о мой член и, снова теряется в ощущениях. Пугается, хочет прекратить. Но не в этот раз. В этот раз все по-другому. Я касаюсь зубами шеи в том месте, где остались отметины и снова прикусываю чувствительную кожу. Я слышу его рычание сквозь стиснутые зубы, чувствую пальцы, вцепившиеся в мое в бедро — видимо до синяков — и проталкиваю палец еще глубже. Замираю. Рука на члене гладит медленнее, нежнее, успокаивает. За болью всегда следует наслаждение. За послушание — положена награда. Вновь зализываю шею, поднимаюсь губами к уху, всасывая мочку, облизываю, покусывая. — Ты же знаешь, я люблю уши... Это его слабое место. Чувствую, как он постепенно расслабляется. Он знает, что я не причиню ему вреда. «Верь, просто доверяй мне.» Палец двигается уже свободнее. Сегодня все иначе. Сегодня он не боится. Чего? Осторожно добавляю второй. Он пытается приспособиться и привыкнуть к ощущениям. Его руки снова блуждают по мне, касаются моего члена, пытаясь перехватить инициативу, заставляя срываться с ритма и прикрывать глаза, теряясь. Я получу свое, но позже. — Как тебе? Ощущать, что принадлежишь мне? Понимать, что я тебя трахаю? Он не отвечает, лишь дышит быстрее, издает то ли стон, то ли всхлип и сам начинает насаживаться на пальцы. Я чувствую, как выгибается его тело, как напрягается ствол, и горячие пульсирующие стенки плотно сжимают пальцы. Через несколько секунд теплые струи выплескиваются вверх — на грудь и мои пальцы. Несколько попадает на стол. Его лицо расслабляется. Розовые скулы, острый нос, длинные узкие губы. Острый дергающийся кадык на шее, светлые капли на груди. Я осторожно вынимаю из него пальцы, напоследок оглаживая вход, ласкаю, успокаивая. Он пульсирует под моими прикосновениями. Другой рукой еще пару раз провожу снизу вверх, подношу ладонь ко рту и облизываю мизинец, испачканный в его сперме. Он поворачивает ко мне голову и смотрит на меня, улыбаясь уголком губ. Он немного сладковатый на вкус, но в тоже время — терпкий. За мизинцем следуют указательный и безымянный пальцы. Мне хватает лишь нескольких настойчивых движений его ладонью по моему стволу, чтобы я пришел к разрядке, бурно кончив ему на живот. Его сперма послужила отличной смазкой. Стоять, грудью опираясь на его грудь, его голова на моем плече. Рукой он растирает сперму по нашим телам. Немного лениво, но так умиротворенно. Обычно — он тут же начинает все стирать с тебя и к нему приходит отвращение к произошедшему (включая и ко мне), но сейчас он другой. Поднимает голову, смотрит в глаза. Слова-то и не нужны уже. В них нет необходимости. Теперь не получится врать себе. Точка невозврата? Хотелось бы надеяться. Я увидел все, что хотел, главное, чтобы он тоже понял свои желания. Я мог бы его взять, но не хочу превращать в драму. Сильно люблю, чтобы так просто воспользоваться случаем. Он должен понять и принять. Он одевается споро, поглядывая на меня из-за упавших на глаза мокрых волос. Я улыбаюсь и молчу. Выходим в зал. Возле дверей никого не видно. Видимо, посетителей сегодня так и не будет. Я тянусь к его куртке, помогая одеться. Сейчас нужно меньше слов. Ему сложней, чем мне, ведь сегодня в нем рухнуло что-то и все это унесло ветром. — До завтра? — он смотрит на меня и ухмыляется, пока я отпираю входную дверь. «Чертов маленький провокатор.» — Как хочешь, — пожимаю плечам и улыбаюсь. — Иди аккуратней, на улице скользко. Он кивает, потом резко подается ко мне, быстро целуя в губы и выбегает на улицу. А у меня на лице расползается дурацкая улыбка. Я буду надеяться, что хоть это урок не прошел для него зря.