Смелость

      Огромный зеркальный шкаф-купе на всю стену, красивая модульная стенка, широкий раскладной диван, в углу приютился скромный компьютерный стол с самим компьютером. Паркет и небольшой коврик у дивана. Вот это моя комната в съемной квартире в спальном районе Москвы. Зато кухня выглядела, словно из девяностых. Ржавый кран и такая же страшная мойка под ним. Кран вечно капает. Допотопный холодильник, рядом второй холодильник — красавец (мой). Стол, два стула и еще два совсем узких столика с двух сторон стола с небольшим набором посуды на них.       Я делил двушку с чернявеньким парнем, учившимся в каком-то институте и приходящим всегда за полночь. Мы не виделись ни разу с того момента, как я месяц назад вселился в эту квартиру и заполнил своей мебелью комнатку. Холодильник помог перетащить сосед с площадки. И сейчас, услышав, как открылась дверь, напрягся. Мы ведь даже и не познакомились еще.       Тихие шаги по квартире, и я услышал, как он прошел в ванную и затем, помывшись, вошел на кухню, широко распахивая дверь с мозаикой на стекле. Он оробел и тут же прикрывшись, покраснел и быстро умчался. Затем, минуту спустя, пришел в широких шортах на голое тело.       — Антон. — я первый подал ему руку, он, смущаясь, улыбнулся, так открыто и беззащитно.       — Андрей.       Немного помолчав, Андрей спросил:       — Давно тут живешь?       Я кивнул важно:       — Ага, месяц.       Он тоже кивнул и сказал тихо:       — Я хочу сразу предупредить, Антон, я гей, и ко мне будут приходить иногда. Ты не против такого сожителя?       Я, пожав плечами, кивнул. Показав на кофе, спросил:       — Будешь? У меня настоящий, вон кофеварка.       Он оживился, и я заметил, что парень очень худ. Рассмеялся своим мыслям, что рассматриваю его.       — Андрей, ты когда последний раз питался? Худой, как моя жизнь.       Он растерянно оглядел свое тело.       — Да ты не думай, деньги есть, но вот на готовку времени — раз в неделю только.       Я подумал и предложил:       — Давай так, сделаем общую копилку на продукты. А готовить я буду. Я работаю из дома, так что будем сыты всегда. Готовить люблю, заканчивал даже курсы повара.       Тот неверяще смотрел на меня и тут же умчался куда-то. Вернулся, держа в руках несколько пятитысячных купюр.       — Да ты, да ты даже не представляешь, как выручишь меня. У меня аллергия на орехи и имбирь, Антон. Вот, деньги кладу на твой, по-видимому, холодильник?       Я кивнул и небрежно бросил:       — Насчет гостей, Андрей?       Тот, сразу потупившись, стал наливать себе кофе из машинки и, долив в чашку сливки, что стояли рядом, сказал тихо:       — Мы поссорились недавно, но он придет сюда сегодня. Мы не будем мешать или шуметь. Ты не подумай, что мы какие-то педики…       Я предупредительно выставил руки и сказал громко:       — Так, вот этого только не надо, ладно? Ты такой — я другой, и все, на этом закончим, лады?       Он благодарно кивнул. Я и так знал, что он гей, хозяйка предупредила меня сразу. Боясь моей неадекватной реакции. Но я заверил, что делить нам нечего. Я высокий, стройный блондин, любящий заниматься спортом. В свободное время вообще не вылезаю из фитнес клуба.       — Ко мне тоже приходить будут… дамы. И поверь, они будут мешать тебе спать…       Он хохотнул, пожирая мой огромный бутерброд, и добавил с набитым ртом:       — Уверен, что сильно будут стонать?       Я смутился, и резко встав, смахнул одну бумажку с холодильника и сказал громко:       — Так, я в магазин, хотя, наверное, все деньги возьму. Накуплю сразу на месяц продуктов. Не люблю, когда за мной висит долг. Вот мои также пятнадцать, хотя остатки буду класть вон в эту коробку, Дюш. — он уверенно закивал. — Обед будет через четыре часа, Дюш. Так что бери в моем холодильнике еще колбасу и сыр и делай себе еще бутер, пока я в магазине.       Он отрицательно помотал головой.       — Не, ты что, в магазин раз в месяц я буду ходить с тобой. Помощь лишней не бывает.       Я благодарно улыбнулся и прошел в свою комнату. Быстро переоделся и, накинув кожаную куртку на меху, вышел в общий коридор. Он уже был одет. Я удивленно оглядел его стиль. Этакий классический мальчик в черном полупальто, облегающая шапка до ушей и черные ботинки. Грязные, между прочим.       Он восхищенно смотрел на меня и, когда мы вышли на улицу, вскрикнул от радости, увидев мой джип последней модели.       — Да ты богач, Антон.       Я смущенно улыбнулся:       — Было время, вот, купил по необходимости. Ладно, командуй, куда едем? — включил навигатор, и он затараторил тут же, как нам ехать.       Спустя полчаса мы были в огромном гипермаркете. Мой список продуктов в телефоне обновился, и я довольно начал собирать все с полок, не замечая удивленного взгляда Андрея.       — Тох, ты такой…       — Какой, Андрей? — я замер, остановившись.       Он, смущенно потупившись, выдавил из себя:       — Ты такой уютный и добротный, прям вот сейчас думаю, где ты раньше был.       Я хохотнул и, сунув ему тележку в руки, схватил его пустую тележку и вновь стал забрасывать продукты. Когда и она заполнилась — отправил его стоять в очереди с тележками и, взяв еще одну тележку, прошел уже к другим полкам. Всё, теперь всё набрано, осталось расплатиться. Резко обернулся и увидел, как к Андрею подошел огромный мужчина. Он был одет очень недешево, его ухоженность просто бросалась в глаза. Андрей кивал ему и кивал. Вдруг, увидев меня, расцвел такой радостной улыбкой и помахал мне рукой. Не отвечая на его улыбку и серьезный взгляд мужчины, подошел к ним и деловито спросил:       — Что, не дошла еще очередь?       Он отрицательно радостно мотал головой и затем тихо сказал:       — Это мой парень, познакомься, Влад — это Антон. Антон — это Влад.       Я кивнул, слегка улыбаясь и, видя, что очередь уже наша, деловито скомандовал:       — Так, Андрей, выкладываем, Влад, если вы поможете, то будем благодарны.       Тот завис на какой-то момент и Андрей удивленно замер, видя, как Влад стал складывать на ленту продукты. Я подхватился и, пройдя за кассу, стал собирать уже пробитые кассиром продукты в тележку, командовал только:       — Андрей, вино к сокам положи, яйца в последнюю очередь. Влад, дай мне пакеты, да, примерно штук десять — пятнадцать. Во, спасибо. Девушка, пробейте и посчитайте.       Все вокруг завертелось, и я успокоился уже у машины, разгружая пакеты. Влад и Андрей выглядели неважно. Я хохотнул про себя и, положив все продукты в багажник, спросил Андрея:       — Ну что, со мной едешь?       Влад, грозно отодвигая Андрея себе за спину, сказал:       — Нет, он со мной поедет.       Я смутился на миг и, пожав плечами, кивнул.       — Так, Андрей, ты поможешь мне продукты занести или нет?       Он радостно кивнул и тотчас сел в мою машину, не глядя на Влада. Тот, не растерявшись, мрачно выдавил:       — Я за вами поеду.       Не глядя на него, кивнул и, сев за руль, резко сказал:       — Пристегнись, а то твой бой-френд не простит мне твоей смерти.       Андрей, испуганно и как-то виновато глядя на меня, зацепляет ремень, и пиликанье замолкает наконец-то.       — Андрей, неужели нельзя было ему сказать, что меня не интересуют парни?       Он молча смотрит, как я выруливаю со стоянки, и лишь через какое-то время говорит, всхлипывая:       — Он изменил мне с другом, понимаешь?! Он изменил мне!!! И мой друг снимал все тайком на камеру. Анжи часто предупреждал меня, что Влад мне изменяет, а я не верил. Вот и получил вчера по самое не хочу.       Я морщусь и, подъезжая к нашему дому, уверенно говорю:       — Ладно, пусть ревнует, но чтобы больше никому такого даже не намекал. И своих друзей предупреди, что я не гей и даже не би. Лады?       Смотрю на его заплаканную мордашку и трогаю за руку. Он кивает быстро-быстро, шмыгая носом, и мы начинаем затаскивать пакеты в квартиру. Влад подъезжает, когда мы уже втащили последние пакеты, и я, грозно встав у порога, цежу Владу:       — А теперь ты удостоверился, что мы доехали до дома? Давай, удачи, Влад. Больше чтобы я не видел тебя в квартире. И тем более, чтобы не отсвечивал даже рядом с Андреем.       Он, открыв рот, задыхается от гнева и вдруг выталкивает свою руку в направлении моего лица. Я, усмехнувшись, легко отвожу удар, и он стукается о бетонную стену позади меня. Глухо проматерившись, Влад начинает стонать, баюкая свою руку.       — Влад, еще раз, и я дам тебе сдачи. Все, уходи сам или с лестницы спущу. Натрахался с его друзьями — будь добр, имей совесть не приходить сюда. Андрей под моей защитой, понял?       Он, зло глядя на меня, сбегает по ступенькам лестницы, и я довольно закрываю за ним дверь. Разложив все продукты, начинаю готовку обеда и попутно наполняю себе ванну. Пропах потом и гипермаркетом насквозь. Вонь такая, что я морщусь, сдирая с себя шмотки и кидая их в новенькую машинку, что сам установил в этой квартире. Помывшись, не замечаю, как за пленкой занавески ванны застыл Андрей, и, отдернув занавеску, сам застываю.       — Андрей? Какие-то проблемы?       Он краснеет, не сводя взгляда с моего члена. Я, смутившись, хватаю полотенце и обтягиваю им свои чресла.       — Так, Андрей, это уже мне не нравиться.       — Ты… ты… очень красивый, везде. — он кивает, облизывая свои полные губы.       Я смеюсь и треплю его по голове:       — Мне об этом известно от женщин. Все, пошли, я сварил нам борща и даже успел приготовить второе.       Удивленно хлопая глазами, он отвлекается и восхищенно протягивает:       — Ух ты, сто лет не ел супа.       М-да, судя по его фигуре — он вообще ничего не ел с год, наверное.       Переодеваюсь не спеша в комнате и принимаю звонок от своей постоянной любовницы. М-да, сегодня я, наконец-то, буду трахать Ингу. Давно не встречался с ней. Оглядываю свою комнату и, немного прибравшись, иду на кухню. Ага, он уже все разложил красиво на столе и ждет меня, нетерпеливо грызя какой-то сухарь, неосмотрительно оставленный мной после завтрака еще. Бью его по рукам.       — Сладкое перед обедом портит аппетит. Ну что, наваливаемся? Мы заслужили!       Он вскидывает ложку и, делая глоток бульона, блаженно закрывает глаза.       — Ох, какой вкусный, как я люблю — с чесноком. Это очень вкусно.       Я рдею от его похвалы и сам опустошаю свою миску первым. Накладываю второе и сразу принимаю его пустую тарелку, чтобы и ему положить второе.       — Скажи Антон, если не секрет, сколько тебе лет?       — Нет секретов, тридцать пять, старый совсем. — пожимаю плечами и улыбаюсь смущенно.       Он тихо ахает.       — Ну ничего себе, а выглядишь, словно тебе двадцать три, ну, максимум — двадцать пять. Пьешь, куришь?       Отрицательно мотаю головой.       — Вино иногда, но по праздникам. Я и не начинал, если честно. Видел, как бросить не могут братья. У меня четыре брата, все старшие.       Снова улыбаюсь, вспоминая их. Мы были, все пять братьев, очень близки и всегда помогали во всем друг другу.       В дверь позвонили, и я удивленно поглядываю на Андрея. Он сам удивленно глядит на меня, и мы вдвоем идем в прихожую. В глазок никого не видно, и я спрашиваю через дверь.       — Кто там?! — не хотелось, чтобы Влад снова воевал за вход. Но там отчаянно молчат. Постояв у двери, кто-то уходит, я, пожав плечами, смотрю в глазок, и вижу уходящий силуэт огромного мужика. В телефон Андрею звонят, и он кидается к нему. Затем, бледнея, выслушивает что-то в трубке и, бросая её, едва слышно шепчет:       — Антон, у тебя из-за меня проблемы. Влад своих бугаев натравил на тебя. Это, видимо, они звонили в дверь. Прости, пожалуйста. Видишь, какой он тип грязный… боже, помоги мне!       Он хватает себя за волосы и начинает теребить свой ежик на голове. Успокаивающе хлопаю по плечу и прошу его:       — Ты позвони Владу и дай мне трубку.       Он согласно идет снова в комнату, и я прохожу вслед за ним. Едва трубку взял Влад, Антон, чуть не роняя, передает мне трубку. Я слышу веселый голос Влада:       — Ну что, пересрался, Антон? Теперь запомни мои слова, мои ребята не дадут тебе прохода, пока не съедешь с квартиры. Давай по-хорошему, Дюшка мой пацан, и тебе нечего около него жить и просто быть рядом.       Я выслушиваю его и беззлобно спрашиваю:       — Твои ребята сейчас у моего подъезда стоят?       Он согласно хмыкает:       — Они каждый раз, как увидят тебя — будут надирать тебе морду.       Снова спокойно говорю:       — Погоди, пожалуйста, пять минут. — кладу не отключенную трубку на диван к Андрею и иду в прихожую надевать ботинки. Андрей тут же в голос чуть не кричит.       — Не ходи туда, Антон, прошу. Я их знаю, они не будут разговаривать, а сразу бить!       Я, взяв ключи, выскакиваю на холодную улицу и ищу их глазами. Они выскакивают из машины вдвоем и чуть ли не бегут ко мне. Первого встречаю кулаком под челюсть, и он словно спотыкается, падает мне под ноги, потеряв сознание. Второй, не успев затормозить, кидает ко мне свою руку, и я лишь ставлю блок, о который он, натыкаясь, ломает руку в кисти и отчаянно визжит, словно свинья. Ставлю ему подножку и роняю его в снег. Он, как подкошенный, падает, ударяясь о дерево за маленькой оградой перед подъездом. Урна звонко тренькнула, когда его голова стукнулась о нее. Но он пытается встать, с матюгами и, баюкая свою больную руку, пинает первого товарища по несчастью. Спрашиваю коротко:       — Еще дать или сами уйдете? — оба трясут головой и, пошатываясь, уходят к машине. Только у самой машины они меняются местами. Видимо, тот, кому я сломал руку, был водителем. Он же ищет в кармане телефон, и я спокойно ухожу в подъезд. Странно, даже не волнуюсь.       Захожу в квартиру и вижу восхищенный взгляд Андрея. Беру трубку с дивана и спрашиваю Влада:       — Ты хлюпиками своими даже не угрожай мне. Если ты можешь себе позволить охрану, то хотя бы проверяй их на качество боя. Всё, отбой, завтра жду пополнения в ряду преследователей. — ну не стану я ему говорить о черном поясе и умении пользоваться всеми видами оружия, в том числе и катаной с длинной палкой. Братья мои знали, куда меня отправлять с пяти лет.       Влад так и молчал все это время, лишь прерывистое дыхание говорило о том, что он все-таки слушал меня.       Дальше, после этого случая меня никто не тревожил, и мы с Андреем очень даже мирно сосуществовали. Я работал из дома по охранным коммуникациям и сам лично выезжал раз или два в месяц, чтобы проверить систему охраны, взламывая ее при установке моими сотрудниками. Деньги, отложенные на квартиру, прибавлялись.       Инга стала чаще появляться у меня и, здороваясь с Андреем, я стал замечать его недовольство и через пару месяцев спросил его:       — Мы тебе мешаем, или она лично тебе не нравится?       Он, качнув головой, потерянно сказал:       — Да как сказать, Тох, она красивая и просто картинка. Но она какая-то холодная… кажется, будто она снежная королева. Всё деньги у тебя просит.       Я хмыкнул и сказал, якобы втайне:       — Она очень горячая штучка в постели, я скажу тебе.       Он, как-то странно посмотрев на меня, сказал:       — А меня вот Влад одолевает опять. Говорит, что любит, и не будет изменять…       Я напрягся и сказал тихо:       — Изменивший один раз не остановится, Андрей. Смотри сам. Если любишь — то конечно, прощай, пока он не… ладно, что я тебя учу. Сам наматывай свои ошибки. Все равно не будешь делать так, как я говорю.       Он бледнеет и, запинаясь, говорит:       — Да я не буду с ним. Я его не люблю и не любил никогда… я это сейчас понимаю.       Киваю удовлетворенно и спрашиваю вновь:       — Ты стал чаще дома бывать, неужели учебу подтянул?       Снова кивает и, кажется, взглядом пронзает меня:       — Антон, если я скажу тебе, ты не обидишься?       Отрицательно мотаю головой и смотрю на него вопросительно.       — Я люблю тебя, Антон. Как увидел тогда на кухне — так и влюбился.       Теперь я застываю и краснею, кажется. Еле нахожу в себе силы ответить.       — Ты перепутал любовь с дружбой, Андрей. Ты для меня словно брат, которого надо опекать и защищать от всех. Не больше.       После этого разговора прошло еще месяца два или три. Влада я часто видел у подъезда, даже когда Ингу провожал до машины. Пару раз отгонял его от квартиры и даже из квартиры, когда он чуть не изнасиловал Андрея. А случилось это вчера. Я пришел домой с концерта Кукрыниксов, и веселое настроение не проходило. Зашел в квартиру и сразу заметил, что дверь у Андрея закрыта плотно. Услышал сдавленное шипение и тихий выдох. С удара сломал замок в двери, и она распахнулась, ударившись о противоположную стену. Влад в одной рубашке на голом теле пытался войти в зад Андрея. Он лишь лягался и брыкался, отталкиваясь от дивана. Его сдавленный хрип и кашлянье сразу напугали меня, и я, подскочив к Владу, вырубил его ударом в шею, и тот, обмякнув на Андрее, свалился на пол. Я же, повернув того к себе лицом, выдохнул. У него был кляп во рту в виде шарика, и пришлось потрудиться, чтобы снять его. Влад сильно его затянул. Андрей, едва начал дышать свободно, выругался и зарыдал во весь голос.       — Ненавижу его, ненавижу, Антон. Я не впускал его. У него дубликат ключей. Он ждал меня тут!!! — он то кричал, то просто плакал. Пришлось прижать его голову к себе, и тут стал приходить в себя Влад. Я отложил Андрея на диван и накрыл его тут же простынею.       Влад, сев на пол и не обращая на меня внимания, просипел Андрею:       — Я люблю тебя, Андрей, солнце, не изменяю ни с кем. Ну, че ты в отказ ушел? Нам ведь хорошо раньше было.       Он медленно одевался. Андрей испуганно сжался в комочек на диване, и я, собрав шмотки Влада и схватив его за плечо, просто вытолкнул его в коридор площадки и, выкинув его шмотки туда же, порылся в карманах куртки. Ключи нашел и сказал:       — Замок поменяем, и тебе не советую сюда приходить. В следующий раз я отметелю тебя так, что ходить не сможешь.       Он закричал на весь подъезд:       — Ты, сука, ты мешаешь нам!!! Ты скоро пожалеешь о том, что вообще сюда переселился. Я натравлю на тебя серьезных людей, ты всю жизнь на них работать будешь, понял, сука?!       Я усмехнулся и процедил:       — А самому-то, что, слабо мне морду набить? Сам-то, что, не привык отказов получать?       Он, плюясь слюной, продолжал материться. Да, его угроза была серьезна, и я, не мешкая, на следующий же день установил у нас систему охраны, провозившись с утра до вечера и зарегистрировав ее в местном ЧОПЕ. Мало ли, меня не будет, хоть Андрея защитить.       В последующие дни все было тихо, и я с легкой душой уехал в свой любимый тренажерный зал и затем к своему учителю по дзюдо. Работал до изнеможения, как всегда, и лишь поздним вечером вылез из клуба на дрожащих ногах. Тело удовлетворенно ныло и приятно покалывало. Войдя в квартиру, сразу набрал Андрея, и он ответил почти сразу плаксивым тоном.       — Антох, ты это… ты не волнуйся, у меня все в порядке. Я сам разберусь со всем…       Договорить ему не дали и трубку перехватил Влад, как я понял.       — Слышь, ты, мудило, сейчас ты приедешь за своим любовником-педиком по адресу… — он быстро назвал свой адрес, и я, прикинув его на карте, мысленно уже сидел в машине. Холодный рассудок все же помогал мне всегда. А Влад, между тем, верещал с матами о том, как меня там нагнут и будут иметь всей оравой.       Я перебил его и спросил, тихо злясь на самого себя:       — Тебе что надо, Влад? Чего ты добиваешься? Ну не хочет с тобой быть Андрей, не хочет. Чего ты-то добиваешься?       Он, промолчав, сказал тоже тихо:       — Дело принципа, чтобы тебя наказали, понимаешь? Я буду не здесь, когда ты приедешь. Это дом моего отца, он сам все решит с тобой и отдаст Андрея, если посчитает, что ты выполнишь его условия. Андрея мы не трогали. Но твоя ошибка в том, что ты вообще ударил меня. Таких как ты, бомжей, надо наказывать сразу, а я тянул.       Он отключил трубку, а я со злостью чуть не швырнул ее о стену. Столько времени прошло с их разрыва, а этот Влад, кажется больной, свихнулся он на этом Андрее. Взяв пару ножей и револьвер, подаренный мне старшим братом на выпускной, быстро закрыл дверь и поставил ее на сигнализацию. Кинул сумку на заднее сидение и поехал по указанному адресу.       Ничего себе усадьба! Я охнул про себя и, подъехав к воротам, увидел, как они стали плавно разъезжаться в стороны. Медленно въезжая во двор, заметил метнувшиеся к машине тени и тотчас скинул револьвер в тайник машины под ногами. Все-таки подарок. Едва вышел из машины, как меня, скрутив руки, повели к задней части дома. Ну да, гостей-то они явно не так встречают. Меня подтолкнули к небольшой комнатке и, втолкнув в нее, уже пинком под зад, так ударили, что я чуть не взвыл не своим голосом. Еле удержавшись на ногах, обернулся, чтобы дать сдачи, но ребят и след простыл. Вот ведь козлы. Я кинулся к двери, но она, естественно, была закрыта. Я сидел, кажется, час или даже два, телефон у меня отобрали еще у машины, на дворе была ночь. За мной, скорее всего, придут завтра, и я растянулся на полу, оставаясь настороже.       Едва дверь тихо начала открываться, как я хотел было встать, но не успел. Метнувшиеся ко мне три тени — и я не успел даже выкинуть вперед руки в защите. Меня оглушили, я очнулся, когда меня тащили по коридору. Кровь текла по виску и уходила за шею, застывая в районе спины. Наконец меня приволокли в комнату покрасивее и побольше. Я увидел немолодого мужчину, очень похожего на Влада. Он выглядел уставшим и, показав мне на стул, махнул головой своим охранникам. Они тотчас подволокли меня к стулу и крепко связали руки за спиной.       Я оскалился в улыбке и спокойно спросил:       — Трудно было меня с Андреем отпустить сразу?       Тот медленно и также спокойно припечатал:       — Во-первых, я тут хозяин и правила мои. Антон, кажется?       Я кивнул.       — А я Александр Иванович. Так чем же ты так задел моего сына, что он хочет, чтобы тебя здесь и убили?       Я пожал плечами, и спина сразу похолодела.       — Влад попросил, чтобы ты отсюда не вышел, он взял с меня слово за свой подарок на день рождения. Я вот никак не могу его не выполнить.       В голове закрутились мысли в разных направлениях, но ничего умного я придумать не мог. Александр Иванович посматривал на меня с одобрением:       — Молодец, Антон! Не выделываешься и не грозишь. Я здесь хозяин и господин, и мои правила таковы. Ты слезно извиняешься перед моим сыном, кланяясь ему в пол головой, и мы, тебя немного побив, отпускаем. Ну, наказать-то все равно надо, и мое время ты занял всё-таки. Я только приехал. Андрея твоего мы не тронем. Сейчас я Владу позвоню. — и он, не спрашивая меня, тут же набрал сына.       Тот, видимо, ждал на трубке и тотчас ответил:       — Сынок, как тебе такой расклад: Антон извиняется перед тобой, слезно моля о пощаде, а ты прощаешь его? Андрея мы отпускаем. Антона чуть позже? Чего — нет?! Ну, мы его тоже побьем. За что ты хочешь его убить? Ну, так нельзя, Влад. Ты дурак и сам виноват. Ладно, раз я подписался в наказании, то я сам его накажу, как мне будет угодно, а твоего духу чтобы не было, и не появляйся у Андрея. Антон отработает за него всё сполна.       Он зло откинул трубку и, махнув кому-то за моим плечом, отвернулся от меня. Меня потащили обратно и закинули уже в другую комнату, легко кинув меня в угол. Я обратил внимание, что вся комната была обтянута матами.       В комнату вошли трое парней, перекачанных, на мой взгляд. Все слишком выпирало и смотрелось как грубая пародия на классическую фигуру атлета. Мои руки развязали, и в лицо полетел первый удар. Помотав головой, я перехватил второй удар и ушел из-под ноги и удара коленом. Не мешкая, вырубил одного ударом о свое же колено. Конечно, пришлось пожертвовать своим плечом, но удар был вскользь. Другого успел перехватить за шею и им же накрылся от второго удара нападающего. Моя защита охнула от удара в живот и сразу обмякла в моих руках. Скинув его в сторону, сам набросился на последнего и после тягания руками вывернул ему руку так, что он заорал от боли. Поставив его на колени, оглушил и откинул от себя. Быстро выскочив из комнатки, я пробежался по ряду комнат, и только одна оказалась заперта. Двинул по ней ногой и, едва она открылась, как мне навстречу выпрыгнул Андрей. Показал ему на губы и он, кивнув, последовал за мной.       Едва мы вышли на улицу, как раздался звон сирены. Я услышал собачий лай и кинулся к своей машине. Она хоть и была заперта, но я вытащил вторые ключи из-за бампера и, впустив Андрея, сел за руль, заводя ее сразу. Выехать нам не дали. Пришлось дать задний ход и со всей скорости въезжать в ворота. Они словно отлетели, и я, вздохнув, выехал на дорогу. Меня всего потряхивало. Хорошо, что я так и не принимал никакой пищи в той, первой, комнате. Тело от ударов болело. Все равно по мне ведь попадали и ногами и кулаками. Но Андрей был встревожен.       — Зря мы уехали, наверное, да?       Я кивнул и процедил:       — Надо было прибить Александра Ивановича. Но вряд ли я бы до него добрался. Ты знаешь, где Влад живет?       Он кивнул и испуганно посмотрел на меня.       — Не бойся, накажем его. Пусть теперь сам скидывает с меня его батю. Такой точно не отцепится… знаю я таких.       Через полчаса мы въезжали в черту города, и я свернул в сторону квартиры Влада. Уже у его дома я увидел охрану и, вырулив на основную дорогу, спросил Андрея.       — Тебе есть где пожить с неделю другую?       Он качнул головой, пока рассеянно, затем уже увереннее. Но я пихнул ему в руки визитку брата и набрал его номер.       — Захар, пусть у тебя мой друг поживет с неделю или две, лады?       Брат ответил сразу, не смотря на то, что на улице едва начинался рассвет.       — Не вопрос, высади его и скажи адрес. За ним сразу выедут.       Я выдохнул и, остановив у ближайшей остановки, кивнул головой Андрею.       — Сейчас за тобой приедут.       Он испуганно кивнул.       — Захар, адрес маякнул на карте, увидел? Я буду вот по этому адресу. Ага, да, там типа дач, но это особняк охраняемый. Если меня не будет два дня — начинай охоту.       Брат закашлялся.       — Антон, у тебя проблемы?       Пришлось рассказать все как есть, выруливая по обратному пути к особняку. Брат едва не собрался ехать ко мне или отправлять группу своих ребят. Пришлось отговорить его. Сам решу свои проблемы. Меня встречали как героя и, показав на стоянку, дали нормально выйти и тут же заломали руки четверо охранников. Я едва скрипнул зубами, как мне в руку что-то кольнуло. Я сразу потерял сознание.       Очнулся и, едва открыв глаза, застонал. Мое тело было распято на кровати. Сам я был голый и, дернувшись в сторону, так и не увидел ничего сквозь туман наркотика. Голоса раздавались то вблизи, то вдали.       — Ну что, Антон, героем себя почувствовал? — услышал я вблизи голос Александра Ивановича. — Ты ведь думаешь, что можешь все, да? Как насчет того, что я сделаю из тебя свою личную шлюху?       Он пролил мне между ног и на член маслянистой жидкости, и я дернулся в сторону, едва он тронул мой член. Он надрачивал его, пока тот не встал, сразу же пихнул пальцы между ягодиц и, нащупав колечко ануса, стал пропихивать силой туда свои пальцы. Я замычал с кляпом во рту и задергался. Его лица и даже силуэта не видел до сих пор. Внезапно стало больно, ноги приподняли и тело, казалось, натянули как струну. Он резко вошел в меня, приподнимая мои ноги все выше и выше. Даже если бы я и не был связан, я бы все равно не смог двинуться. Наркотик был очень сильный.       Александр Иванович двигался во мне все быстрее и быстрее, трогая иногда мой член. Боль, кажется, привела меня в чувства, и я всеми конечностями пытался хоть двинуться. Но все было тщетно. Отец Влада застыл на месте и вышел из меня. Из меня тут же полилась его сперма. Вдруг мои руки и ноги ослабли в захвате, и я потянул их на себя словно морской канат из воды. Эти тонкие цепи, что я нащупал, казались даже неподъемными. Но кое-как я все же попытался сдвинуться. Удалось не с первого раза.       Браслеты на руках и ногах расцепились, и меня перевернули на живот. Словно обколотую корову, меня вновь пристегнули и развели ноги еще шире. Стиснув зубы, я отчаянно моргал, но слез не было. Впервые я познал мужика и в такой позе. Ничего, я еще отомщу. А сейчас даже и голоса не подавал, чтобы разозлить еще больше. Мои волосы стянули назад, и голос у уха зарычал:       — Что, нравится, когда тебя трахают? — и он вновь вошел в меня резко и до упора. Я лишь дернулся. Кровь все так же текла по бедрам.       Очнулся лишь когда меня стали обмывать из шланга. Вода была просто ледяной. Зуб на зуб не попадал. После такой чистки меня перевернули на спину и вновь окатили из шланга. Всего посиневшего, обтерли полотенцем и тотчас ушли. До сих пор ничего не видя, вздрогнул от скрипа двери.       — Ну что, продолжим наше близкое знакомство, Антон. — голос Александра Ивановича звучал вкрадчиво. — Посмотри на меня, Антон.       Я смотрел вперед, ничего не видя. Передо мной пощелкали пальцами, и я услышал, как он усмехнулся.       — Ну что ж, притворяться мы все любим.       Все началось с ударов хлыста. Кожа лопнула с первого удара, а кровь потекла уже со второго удара. Сквозь туман почувствовал, как мои ноги опять вздернули верх, резкий удар между ягодиц, и он снова во мне быстро двигается. Только и смог наконец-то выплюнуть:       — Ублюдок.       Меня приводили в сознание, чтобы продолжить, и вновь начинали либо бить, либо насиловать мое тело.       Я уже потерял счет дням, и через какое-то время меня начали хлопать по щекам. Я услышал голос брата:       — Уроды, кто это сделал? Антон?! Ты жив?!       Вперемешку с матами он продолжал орать во все горло. Меня аккуратно положили на заднее сидение, и вскоре машина плавно тронулась.       — Антон, не молчи.       Я закашлялся.       — Захар… — он остановил машину.       — Что, братик? — я слышал, как он был обеспокоен.       — Я, кажется, ослеп… ты это… вези меня на ту же квартиру, где я и жил до этого…       Он тихо охнул и снова выругался матом.       — Нет, сначала больница, и пока я не узнаю, что с твоим телом все нормально — не успокоюсь. А потом ко мне поедешь. — он словно впечатывал слова. Я не стал с ним спорить.       Через какое-то время меня вынесли и положили на носилки. Едва меня коснулись, как меня пронзила боль, и что-то кольнуло в плечо. Я отрубился и, кажется, впервые заснул без страха быть снова изнасилованным. Проснулся от слабого толчка, как мне показалось. Я услышал тихий плач рядом с собой и улыбнулся:       — Андрей… — прохрипел я, и тут же раздался шум отодвигаемого стула. Моей руки коснулись, и голос Андрея сказал громко, так что я зажмурился сразу от головной боли, и он, тотчас понизив голос, сказал быстро:       — Их всех накажут, Антон, я дал показания и теперь живу у твоего брата. А еще Александра Ивановича тоже привлекут. Он… он сказал, что… — тут же голос брата отрубил болтовню Андрея.       — Андрей, иди-ка погуляй рядом с клиникой.       Я услышал, как дверь приоткрылась и закрылась, и выдохнул.       — Захар, ты никому только из наших не говори.       Брат, кажется, задохнулся:       — Тох, ну ты чего. Остальные же порвут этого больного урода. Сейчас, как только выйдет из-под следствия, я накажу его по-своему. Там соседи ведь вызвали на нас милицию. Пока я не показал удостоверение. А так бы еще и я виноват был бы в том, что вошел без предупреждения. Андрей вон, молодец, подсобил во всем. Написал заявление, что его удерживали тут силой и описал всех как надо. А зрение к тебе вернется, а может нет, неизвестно. Это от наркотика, Тох.       Я отвернулся от его голоса и не обратил внимания на то, что слезы полились градом. Брат участливо молчал, давая мне выплакаться, за ним закрылась дверь, и я скукожился на кровати, пытаясь переосмыслить все то, что со мной делали. Снова дверь открылась, и я хрипло спросил входящего:       — Сколько я был там?       Голос брата ответил:       — Неделю. В первую вылазку я не нашел тебя. Они держали тебя на минус втором этаже под землей. Там такая сложная система камер. Еле нашел, и то с группой. Пришлось вскрывать весь этот дом. Никто до конца не знал всех этих входов и выходов. Мужик этот сам перетащил тебя из комнаты в свою спальню. А спальня у него вообще чудно устроена. Он, видать, ушлый, сразу побежал в твою комнату, и мы только так и вышли на тебя. А он и не сопротивлялся, сдался мне без звука. Только все время твердил, что найдет тебя и окупит все. Не верю я, что он найдет тебя, ты у меня на даче, братишка. Андрей пока взял отпуск на месяц. Завтра отправлю его обратно. Ты ведь тут уже около месяца. Он так и не знает, где находится, в каком именно месте. Ему мои ребята глаза завязывали, когда везли сюда. Он и ухаживал за тобой. Ладно, ты отдыхай. Пробуй вставать. У тебя аллергия на этот наркотик была, как сказали врачи. А тебя им пичкали несколько дней. Сам мужик этот говорит, что не знал, что ты обколотый. Думал, что тебя избили так. Всё, я пошел.       Дверь тихо закрылась, и я, протянув руку, стал шарить по кровати. Через минуту сообразил, в какую сторону лучше вставать, и сразу выпал из кровати. Ноги едва держали. Пижама и брюки сразу порвались. Пижама на спине, брюки между ног. В комнату сразу вбежали, и брат негромко рассмеялся.       — Ну вот, теперь я вижу, что мой брат пришел в себя. Тох, погоди, сейчас дам другую пижаму, переоденешься.       Я кивнул, улыбнувшись, едва не разревевшись от безысходности. Пока он уходил, стер следы слез и уже поднялся по кровати, шаря впереди себя. Наконец-то обошел всю комнату и сел на диван у стены. Скрипнула дверь, и рядом со мной сел брат. Диван под ним прогнулся, и я чуть не скатился в его сторону. Он все тот же великан-богатырь, как я его называл в детстве про себя. Он положил мне на колени одежду и, подождав несколько минут в молчании, сказал нехотя:       — Ну, я выйду, пока ты переоденешься.       Я кивнул и попросил:       — Ты пока не приходи, ладно? Мне одному надо побыть.       Он засопел и вдруг всхлипнул:       — Братишка, я его убью за тебя, пусть только осядет немного. Ему не жить!       Я похлопал его по колену и повторил свою просьбу:       — Захар…       Он вышел, и я стал медленно переодеваться. Затем лег на диван во весь рост, и тело вновь начало содрогаться от рыданий. Спазмы в горле, казалось, даже дышать не давали. Нет, я не жалел, что заступился за Андрея. Но весь мир теперь окрасился в черный цвет. Кругом была темнота. Даже во снах стал чаще фигурировать черный цвет. Почему-то быстро забылась обстановка в той квартире, где я жил. Именно цветовая гамма. Раньше я не придавал этому большое значение. А сейчас мечтал увидеть или вспомнить, как выглядел синий цвет. Нет, я, конечно, помнил его, но сейчас хотелось увидеть всю его гамму оттенков. Но перед глазами стояла картина того особняка. Какие там были соседи? Там рядом на десять километров точно никого не было.       Я позвал брата и спросил, едва он зашел:       — Ты где меня нашел? По тому адресу, что я дал?       Он тут же ответил:       — Не, ты что, тебя оттуда вывезли. — и он назвал новый адрес.       — Мы прижали одного из охраны, и тот сообщил, куда тебя увезли. Ты был на другом конце Москвы, Тох.       Я кивнул и, кажется, снова ушел в себя. Снова и снова я слышал голос Александра Ивановича, такой возбуждающий. Я помнил, как болезненно кончал от его руки. Он заставлял меня кончать по нескольку раз, лаская то ртом, то рукой. Иногда я кончал, когда он был во мне. Как сквозь туман, ко мне стала возвращаться память, и в лицо сразу бросился жар. Облизнув пересохшие губы, вспомнил, как он меня жарко целовал, выдыхая надо мной мое имя. Мой пах окаменел, и я с ужасом осознал, что готов сейчас кончить лишь от воспоминаний об этом извращенце. Рука сама потянулась к члену, но я лишь одернул себя и, застонав, замычал в подушку. Хотелось, чтобы он овладел мной, как бы горько это не звучало. Хотелось под него.       С Андреем я прощался на следующий день неохотно и в то же время мне не хотелось, чтобы он видел меня таким беспомощным. Спустя неделю я вошел в тренажерный зал брата. По памяти обошел его и, довольно улыбнувшись, начал тренировку. Первое время стукался обо все подряд. Потом уже приноровился.       Сиделка, ухаживающая за мной, вела себя очень тихо, лишь иногда звала поесть да помыться. Она колола мне витамины и заставляла принять все таблетки. Через месяц я спокойно сидел перед телевизором и кушал под новости. Брат редко приезжал ко мне, но мне и не нужно было его присутствие. Он подолгу стоял у входа в тренажерный зал и следил, как я прорабатываю движения, уйдя в себя и растягивая мышцы. Тихо вздыхал и снова уходил. Я знаю, он относился ко мне теперь как к калеке.       Скоро о моем положении станет известно остальным братьям, скрывать от них будет безумием. Но я все отсрочивал это признание, вновь и вновь прося брата об одолжении. Сказать им о моем положении слепца, значит смириться с этим?! Нет, я до сих пор не мог свыкнуться с тем, что я на всю жизнь останусь слепым. Казалось, что ко мне вернется зрение, что не мог меня бог наказать так. Душа и тело растоптаны унижением изнасилования. Но если я как-то справлялся с тем, что уже зажило: ребра уже не болят, спина не ноет, то душа, конечно, была в грязи. Мне казалось, что от этого никогда не очиститься.       Если раньше я спокойно с чистой совестью занимался тренировками, уходя в себя, то сейчас я не мог заниматься медитацией. Наоборот, я словно окунался в тот страшный кошмар, где с болью принимал и наслаждение. От этого становилось еще гаже на душе, внутри меня. Я каждый день мылся по три — четыре раза и до зуда отмывал свое тело, в том числе и анус. Но ощущение гадливости не исчезало никуда, и по ночам приходил снова тот голос отца Влада. Память все шире и больше открывала мне страницы того, о чем я бы хотел забыть. Глаза закрывались днем отчаянно и слезились, если я их открывал вновь.       — Ты сегодня плохой мальчик, Антон. Ты должен понести наказание.       В мои сжатые губы тыкался напряженный член Александра Ивановича и, открыв силой мне рот, он втискивал в мое горло свой каменный стояк. С трудом сдерживая позывы, я принимал его глубоко в себя, задыхаясь от тошноты и головокружения. Он, сипло дыша надо мной, шептал со стоном мое имя, приказывая мне забрать его член все глубже и глубже, называя меня ласкательно на все лады. Двигаясь все быстрее и быстрее, вбиваясь в мое горло и прижимая мое лицо все ближе и ближе к своему паху. От него пахло чем-то древесным с нотками чайного дерева. Он, застонав, кончил мне в горло, и я поперхнулся, кашляя его спермой. А он гладил мое лицо и слизывал свою сперму с моего лица.       Я тогда выкинул у брата из ванны такой гель для душа, едва почувствовал этот запах. Потом долго не мог войти в ванну, боясь этого запаха.       Я подскочил вновь с дивана и, оборонив что-то на своем пути, сел на пол у огромного стекла. По памяти я знал, что в этой комнате было огромное окно от пола до потолка, и мне казалось, что именно в этой комнате мне легче дышать. Форточки здесь всегда были приоткрыты, и свежий воздух наполнял всю большую комнату. В других комнатах мне казалось душно, и я не мог найти себе места. И эта комната стала моим домом.       В один из дней, брат сел рядом со мной и спросил тепло:       — Если тебе что-то надо — ты только скажи. Есть столько приспособлений для слепых. Книги… я уже привез. Они… ну, их надо трогать.       Я кивнул, не отвечая.       — Тох, скоро наша сходка. Мы ведь все будем собираться, как всегда.       Я оборвал его:       — Скажи, что я уехал куда-то и не отвечаю на твои звонки. Я ведь не беру телефон и не отвечаю никому.       Он молчал. Затем провел по моей щеке и сказал тихо:       — Как ты скажешь — так и будет. Но братьям мы должны сказать. Новый год прошел, и они гадали, где ты можешь быть. Я притворялся перед всеми, разыгрывая из себя удивленного старшего брата. Я не хочу их обманывать.       Я вскочил и закричал:       — Какое им всем дело до того, что я слепой. Если я тебе в тягость, то сдай меня куда-нибудь. Я не против быть в любой клинике для слепых. Но только вот не надо жалости.       Теперь он вскочил, и я услышал, как он обижен и зол. Он, ничего не сказав, просто выскочил из комнаты. Я услышал, как он набирает на телефоне и через секунду говорит кому-то:       — Да, все отлично, я не задержусь, скоро приеду.       Охнув про себя, я не выдержал и пошел за братом.       — Захар, у тебя появилась девушка? — он молчал.       — Антон, какая разница, кто у меня появился.       Я замер, неужели он винит меня в том, что я мешаю ему встречаться с девушками. Я ему в тягость?! Эта мысль неожиданно сбила меня с толку. Сделав два шага обратно, прохрипел:       — Вызови мне такси.       Он, подскочив, почти неслышно выдавил из себя:       — Ты что задумал? Ты никуда не поедешь!       Я резко убрал его руку и гневно зашипел:       — Все равно уйду, ты меня знаешь.       Он спросил:       — Да что с тобой не так? Я-то чем тебя обидел?       Стало еще обиднее. Неужели от того, что я живу у него за его счет — не имею права на собственное мнение? Я мешал ему, был ему в тягость. Эти мысли били набатом в голове. Дышать становилось все труднее и труднее. Голова кружилась, так что я вновь положил голову на подушку дивана, к которому кое-как дошел по стене. Брат тяжело дышал позади и вдруг тихо спросил:       — Ты что думаешь? Что ты мне в тягость? Ты что, спятил? Мне денег некому оставлять и тратить их уже некуда. Я встречаюсь с женщиной, у нее есть сын. Он взрослый, уже институт заканчивает. И она обеспеченная всем, о чем можно вообразить. Ни в чем, ни себе, ни ему не отказывает. И о тебе она пока не знает. Но мне так хотелось представить ей всех братьев, всю нашу семью. Родители бы одобрили мой выбор. Она умная и решительная баба. Ты ведь знаешь, что я люблю вино выдержанное и крепкое, а не молодое и шальное. Так же и с женщинами.       Я усмехнулся. Это да, наш Захар всегда любил женщин в возрасте. И сейчас по его тону я понимал, что он сделал свой окончательный выбор. Его первая жена попала в аварию. Детей он не может иметь, так как бесплоден. И какое-то время все хотел усыновить. Но его работа очень долгое время была связана с риском, и он не решался рисковать и малышом. Он ушел из госструктур совсем недавно, на пенсию, и утащил оттуда свою группу. И теперь выполняет задания и этих структур также, но зато сам руководит всем процессом. Отбоя от клиентов нет. Его фирма занимается охраной и защитой клиентов и преуспевает в этом. Если Захар заключил договор, то просчитает все, и его клиент действительно будет под защитой, надежной и профессиональной.       Жизнь потекла в том же русле, я успокоился и уже не впадал в истеричное состояние страха и боязни остаться одному и быть никому не нужным. Стал мастерить что-то из досочек и по восхищенному голосу брата понимал, что моя работа по дереву до сих пор на уровне. Когда-то в детстве я часто заходил в пустой класс на уроке труда и часто занимался тем, что выстругивал различные узоры на дощечках. Брат стал притаскивать мне разные ветки, и я вспомнил, как вязал корзины и под радио иногда садился и за это занятие.       Однажды в комнату вошел кто-то незнакомый и быстро пошел в мою сторону. Я испуганно отвернулся от идущего ко мне и сказал глухо:       — Еще шаг, и я буду защищаться.       Человек тотчас замер. И затем я почувствовал запах женских духов. Неверяще втянул воздух, мою сиделку давным-давно убрали, и я спокойно обходился на даче брата один. И сейчас появление женщины сбило меня с толку.       — Я Ева, меня привезли сюда до завтрашнего утра. Утром увезут обратно.       Я, помедлив, спросил неуверенно, боясь ответа:       — Ты девушка по вызову?       Она сказала, чуть помедлив:       — Да, я проститутка. — с вызовом в голосе.       Почему-то это не оттолкнуло от нее, а наоборот, потянуло к ней. Она смело призналась в этом. Я вот, до сих пор не могу даже сам себе признаться, что я инвалид слепой. А она вон какая. Она приблизилась ко мне и спросила, едва дыша.       — Как ты хочешь, сладкий? — слегка тронув мои губы своими губами. И я мгновенно напрягся.       Сам потрогав ее лицо, приблизился к ней и поцеловал уголки ее губ, и она, задрожав потянулась ко мне, ответно прижимаясь. Я трахал ее в разных позах до утра, не смыкая глаз. Она лишь смеялась над моей ненасытностью. Я и не заметил, как она уехала. Казалось, едва закрыл глаза и провалился в сон. В то утро я впервые спал без снов и страхов.       Вечером проснулся под смех брата. Он разговаривал с кем-то по телефону и, увидев, что я проснулся, тотчас попрощался.       — Тох, вижу, что ты доволен и сыт.       Мой рот растянулся в улыбке. Я и не помнил, когда вот так открыто улыбался ему. А ведь он сам многое перенес со мной. На миг его стало жалко. Но застыл, когда услышал:       — Вчера видели, что у дачи типы ошиваются. Мои ребята засекли, как двое проверяли ворота. Надо перевезти тебя в другое место, Тох. Этот мужик активировался. С него сняли все обвинения. Часть денег он выплатил, как компенсацию. Я сам попросил, чтобы его отпустили. Два месяца, как он на свободе.       Брат, наверное, понял, в каком я напряжении нахожусь и тут же сказал тихо:       — Он не тронет тебя больше, ты ему и даром не нужен. Но я не рискну тобой, Тоха. Так что давай, одевайся. Я соберу твои вещи и книги с поделками. Дача сейчас наиболее уязвимая в этот сезон. Дороги расхлябанные, я добирался сюда пять часов, Тох. Пока поселю тебя на даче Стаса, моего друга. Не дергайся, ему ничего неизвестно, и вы даже не встретитесь. Он просто туда не приезжает. Так что расслабься. Стас уехал пока в командировку за границу. Примерно на два месяца. А потом обратно тебя увезу на свою дачу.       Я кивнул и приглушенно выдавил из себя:       — Спасибо тебе за все. Я знаю, что стал тебе в нагрузку.       Брат тут же зашипел и вдруг обнял меня.       — Тох, ну ты чего? Я о тебе как о сыне пекусь, ты мне и был всю жизнь сыном. Так что даже и не парься. Мне в радость, что я оказался тем, кто оказался рядом с тобой, и я имею то, что называется заботой о тебе. Мы — семья, и хватит об этом, лады?       Я кивнул, пряча слезу у него на мягкой шелковой рубахе. Через полчаса мы выехали, машину потряхивало так, что зубы иногда лязгали. И он ведь почти каждый день приезжал ко мне, терпя такую дорогу. Прислушался к бубнежу брата.       — Твою мать, эти дороги. Говорил же парням, чтобы наняли организацию и сделали дорогу нормальной. Эх, порву я Илью. Это ведь и их укрытие тоже. Ладно.       Он замолчал, а потом спросил:       — Тох, как тебе Ева?       Я улыбнулся и тотчас лязгнул зубами, прикусив язык.       — Ох, сейчас проедем участок. Неплохая девчонка, говорит, не надо ей денег. Оставила свою визитку, говорит, зовите к нему. Вишь, запал ты в душу. Хочешь на недельку — другую к тебе привезу ее?       Я отрицательно мотнул головой, затем выдавил:       — Не стоит, Захар. Не хочу привыкать, ей нормального подавай. Кстати, я звонил Инге. Она в курсе, что я слепой, значит, Андрей ей успел рассказать все.       Захар слышно скрипнул зубами.       — Не нравится мне этот Андрей, Тох. Вот хоть убей меня, не нравится. Снова встречается с этим Владом. Мои парни заступились было за него, когда тот снова пришел, а он машет руками, говорит, я сам позвал, мол, не мешайте мне личную жизнь устраивать.       Я сжал кулаки до крови в ладонях и, сжав зубы, процедил:       — Ну, значит, такова его судьба.       Через час примерно, Захар вильнул машиной и вдруг резко остановился. Я, матюгнувшись, зашипел от боли, ударившись лицом о переднее сидение. Ну и почему я не пристегнулся, спрашивается?! Сам виноват. Захар еле слышно просипел:       — Ублюдки, Тох, ну ты смотри, за нами едут три машины. И помощнее моей ласточки будут. Ладно, я оторвусь, а ты пристегнись. Сейчас будет весело.       Я судорожно сжался и быстро застегнул ремень. Захар по телефону вызывал свою группу, а я уже слышал рокот моторов других машин. Они объезжали нас с двух сторон. Замки щелкнули, это брат заблокировал все двери. Я услышал пиликанье машин, нас просили остановиться. Вот теперь страх вновь накрыл меня с головой. Наконец мы вырвались и Захар, трубно матерясь, орал по трубе парням.       — Илья, твою мать, не туда едешь, к самой даче подъезжай, Лёх, левее. Я сейчас скорости наподдам. Во… Сань… гони им наперерез, во красава, Сань. Лех, боком встаешь тоже. Ребят, вы умнички. Красавы мои, горжусь.       Машина плавно остановилась, и Захар тотчас вывалился из неё. Я услышал, как Леха, его заместитель, сдавленно ругнулся:       — Командир, ты ранен. Лена, аптечку и раны обработай.       Теперь я услышал сдавленный стон брата. В голове все не укладывалось, как такое могло случиться. Когда его ранили? Я не стрелял в него. Машина бронированная. Ох, точно, когда он заблокировал двери и, видимо, через окно и стрельнули, а я и не услышал в этом грохоте обгоняющих машин. Мне открыли двери, и я на ощупь вышел из машины.       — Где Захар?       Парни молчали, шумно дыша в три рта.       — Тох, брат ранен и… очень тяжело ранен. Мы его повезли в клинику нашу… надеюсь, успеем. Ты его зам, он нам сказал.       Я замахал руками и тут же громко оповестил всех:       — Лех, ты был замом — вот ты и бери правление. Альбертыч все так же ведет нашу бухгалтерию.       Парни, кажется, разом обмякли, и меня повели к усадьбе Стаса. Я шел, опираясь о руку Лехи. Он сжал мою ладонь и тихо сказал уже у комнаты:       — Спасибо, Тох. Мы все знаем, что не будь ты слепым, всех нас бы связал в один узел. Брат очень гордится тобой до сих пор. Ты молодец, что пришел в себя.       Я кивнул и залился краской, неожиданно эта похвала заставила гордо поднять вверх голову и расправить плечи. Я всегда шел вперед, не боясь ничего, и потому мой бизнес приносил неплохие доходы. Сейчас мои дела вел также Альбертыч, а ту часть, что раньше делал я — наняли просто специалиста, кажется, Олегом зовут.       — Ты не знаешь, кто нас преследовал? По мою душу или по Захарову?       Тон Лехи стал сразу серьезным:       — Это по нашу душу ребята были. Тебя заложником хотели взять. Все вылавливали босса. Видя, что он часто мотается туда. Последняя операция у нас прошла не очень. Оставили много сообщников, поторопились брать банду. Ну, ты не бойся. Тут дача по всему периметру под охраной и под током, днем охрана, а ночью с собаками. Высокий забор. Помнишь дачу Стаса?       Я усмехнулся.       — Так это не дача, а дворец, блин.       Он усмехнулся и сказал тихо:       — Мы будем рядом, Тох. Я только уеду в город, оттуда буду контролировать. У нас еще пара незакрытых дел. Там надо быть лично. Уровень другой, государственный.       Я кивнул поспешно, и в руки мне сунули трость. Я дернулся, но услышал голос Ильи:       — Это особая трость, Тох. Кнопочки чувствуешь? Вот с правой стороны — это лезвия на конце, два лезвия. А с левой — током шарахает. Так что аккуратно. И чувствуешь, она не очень легкая. Плюс ты ей защищаться можешь. Сплав тут очень серьезный, не погнется и не сломается. Не переживай. А учись ей управлять.       Я благодарно кивнул и прошептал:       — Спасибо, ребят.       Услышал, как дверь хлопнула и понял, что остался один. Через час, обследовав свою комнату, вышел в коридор и по памяти стал идти, встречая кого-то на своем пути и сразу приостанавливаясь. Палку я так и не выпустил из руки. Очень удобно было идти с ней.       — Ты это, Тох, аккуратней с ней. Не махай так, убьешь ведь. Сила у тебя еще та. — голос Саньки сразу заставил палку опустить.       — Так я ведь не знаю, кто идет.       Санька коротко хохотнул:       — Так ты с нами быстрее разберешься, чем всякие бандюги, пока мы тебя охраняем.       Теперь я уже улыбнулся и попросил:       — В машине мой телефон остался, можешь принести? А то тряска такая была, думал, душа улетит нафиг.       Тот мигом угукнул и умчался. Я так и остался его ждать. Услышал тяжелые шаги и сразу напрягся. Кто так ходит? А может и ходит, охрана моя. В лицо что-то кинули, и я тут же потерял сознание. Очнулся, глубоко вздохнув, словно только что среагировал на то, что помнил в конце. Рядом тут же услышал голос:       — Ну вот, проснулся птенчик ваш, Аркадий. И осторожно с лекарствами. У него тьма аллергий. Я читал в деле Санниковых. Они обкололи его, а он ослеп. — голос чуть дальше отозвался, видимо, уходя.       — Ну ладно, зовите меня, если что. — второй голос ухмыльнулся, и рядом со мной раздался вопрос.       — Антон Савецкий? — я кивнул осторожно.       — А мы вот решили тебя умыкнуть, для возврата долга одним маленьким парнишкой Владом.       Я осторожно спросил хриплым голосом:       — А я-то тут причем?       Тот рассмеялся:       — Ты как раз нужен для того, чтобы его папаша постарался вернуть этот долг. Ты для его папаши мечта и вожделение. Любовник Влада нам сообщил, что тот мечтает о тебе. Если он не среагирует, то прибьем тебя, как шавку. Тем более что Аргона, твоего брата, давным-давно надо наказать. Ох, и заварится сейчас каша, Антон. А пока живи тут. Палочку мы у тебя на время конфисковали. Вчера сообщили о тебе Зверю, кстати, это кличка отца Влада. Ты в курсе, что он боец в спарринге еще тот.       Я все это время молчал, сжимая тонкое одеяло в пальцах. Затем не выдержал и сказал:       — Он просто убить меня хочет.       Тот вновь рассмеялся:       — А нам какая разница, либо мы тебя убьем, либо он. Он либо трахает до смерти, либо убивает. Если ты выжил — значил трахал. Так что не прельщайся, Антон. Я все знаю и о многом догадываюсь. Знаю, что ты не педик. Сыну бы я своему такой участи не желал, и потому я сейчас тут и везде главный. Лес рубят — щепки летят, как говорится.       Он ушел, обдав меня запахом дорогих духов. Сдернув иглу с капельницей с руки, встал с кровати и обошел комнату. Все обыденно. Кровать, диван, стулья и окно с занавеской. С улицы был слышен лай собак. Я ведь даже не ориентировался, что сейчас — день, ночь? Зевнул и лег на диван, почти сразу и заснул. Страх за брата и его команду сковал обручами сердце. Про себя проклинал тот день, когда встретился с Андреем. Ну нафиг я тогда заступился за него? И в тоже время сердце отвечало, что я не мог иначе, я был так воспитан.       Проснулся, и тотчас голос рядом сказал тихо:       — Антон, еда рядом, аккуратно. Сок и бутерброд. Щи, борщи мы не варим. Так что обойдись и малым.       Отказывать себе в еде я не стал. Все равно убитым быть. Так хоть на сытый желудок. Поев, поставил все на стул и вновь уснул крепким сном. Но в конце вдруг приснился голос Александра Ивановича, он шептал, что скоро будет рядом со мной. Меня тотчас разбудили и грубо дернули к выходу.       — Все, пошли, за тобой приехали.       Я с тяжелым сердцем шел, спотыкаясь на каждом шагу от сна. На улице вдохнул полной грудью воздуха, и меня толкнули. Я услышал грубый голос вдали.       — С парнем сказали аккуратнее, слышал, Звон?       И тот мужик, что украл меня, первый отозвался.       — Сами перед ним танцы танцуйте, я вот лишь отдаю за долг. Мог бы и убить его.       Голос вдали напрягся и сердито сказал:       — Не дай бог, кололи. Приедем разбираться. Зверь сам сегодня приедет, кстати.       Голос Звона запаниковал. А меня уже сажали в машину.       — А че ему приезжать? Мы все обсудили по телефону. Вон деньги, вон парень его. Че еще надо?! — казалось, он сорвался, словно в истерике. Голос уже рядом со мной громко выкрикнул:       — Сам и разберешься с ним… ты ведь так хотел этого. — а потом чуть позже сказал уже потише. — Че, нечем прикрыться? Зря парнишку мне отдал. Теперь тебе баста, Звон. Ладно, на том свете увидимся, Звон. Покедова.       Машина дернулась и плавно поехала. Говорящий громко обратился теперь уже ко мне:       — Я Сеня, зам Зверя. Че, там делали с тобой что-нибудь?       Я отвернулся. Разговаривать с ним не было никакого желания.       — Да ты че отвернулся? Боишься, что убьем? Зря боишься. Зверь сказал ухаживать за тобой, потом в Швейцарию поедешь. Кстати, Звон на твоего брата Аргона давно зуб точил. Вот и двух зайцев поймал. Только вот ему сейчас уши оторвут.       А у меня сердце кровью изошло, вспомнил снова о брате. И Сеня, угадав словно, сказал тихо:       — Жив он, живехонек. Его ребята рыскают везде. Но Звона мы раньше убьем, чтобы он не вывел на нас. А ты нам нужен для босса.       Я вздрогнул и, повернувшись к нему было, снова отвернулся.       — Гордый, да? Ну, лады, скоро приедем, Антон. Кстати, у тебя знаешь, какая кличка?       Я снова повернулся к нему, он хохотнул:       — Ты Феникс. Думали, сломаешься, после Зверя. А нет, вон, как возмужал. Мышцы накачал больше прежних. Молодец, паренек. После наркоты и битья выжил всё же.       Я, брезгливо поджав губы, вдруг, сам не зная почему, выдавил:       — Слабо против меня выстоять?       Тот замолчал сразу.       — Ты знаю, силен, как и Аргон, но браться против слепого… Хотя, говорят, у них реакция быстрее. Ну что ж, порадую тебя, кости помнем друг другу. Добро, Феникс, как придешь в себя. Обследование пройдешь, и поборемся.       Я весь почему-то встрепенулся и замер в ожидании. Машина плавно затормозила, и я сам вышел первым и присел, меня подташнивало. Во рту стояла горечь, и место укола начало чесаться. Позывы стали чаще, и я начал блевать. Раздались крики, и у меня закружилась голова. Меня подхватили и в четыре руки занесли в тепло дома или квартиры.       Очнулся я от того, что из горла доставали трубку. Кое-как дав им закончить, все услышал, захлопав глазами:       — Напичкал вас Звон все же наркотой. Вон, до сих пор отдача организма идет. Мы сейчас вам капельницу поставили, Антон. Почистим вас от всякой дряни, негоже вам с ядом-то ходить.       Я уже закрывал глаза, как услышал ЕГО голос и задрожал от страха.       — Как мой птенец?       Второй голос заискивающе запел:       — Да вот, его Звон напичкал опять. Но ничего, вовремя его тошнить начало. Он молодец вообще, снова сам себя спасает от смерти. Этот наркотик ему как яд был. Реакция запоздалая почему-то, словно в его теле сидел, не подавая никаких признаков, а тут лишь показал себя, и тот среагировал правильно. Через сутки будет полегче ему. А пока не стоит беспокоить.       По моему лицу прошлись ладонью, я притворился спящим. Услышал тихий и такой до боли знакомый голос.       — Попортил я тебе, малец, жизнь и теперь все исправлю, насколько это возможно. А пока отдыхай.       Потом услышал снова голос Зверя, уже выходящего из комнаты:       — Тащи ко мне Дюху. Надо отвлечься после Звона. А потом и Звона ближе к ночи.       Не поняв ничего из сказанного, провалился в сон. Проснулся и, легко потянувшись, принюхался. Рядом со мной аппетитно пахло едой. Желудок квакнул во всю свою мощь. Хотелось в туалет. Я, выдернув из руки капельницу, обошел всю комнату и наткнулся на еще одну дверь, толкнул ее и по запаху хлорки догадался, что это уборная. Сердце радостно забилось. Нашел также на ощупь унитаз и ванну. Справив нужду, умылся и нырнул уже в полную ванну. Нашел шампунь и гель для душа. Гель для душа не так стойко пах и не был таким ощутимым на гамму ароматов. Помывшись и побрившись найденным станком, с аппетитом начал уплетать обед. Двери отворялись и снова закрывались. Я только поел, как услышал голос за дверью:       — Звона больше нет, можешь передать Фениксу.       Дверь открылась, и голос неизвестного спросил:       — Ну, ты слышал, да?       Едва заметно кивнул и спросил глухо:       — Что, затрахал его ваш Зверь?       Тот не ответил и, взяв поднос, вышел. За мной пришли через час.       — Ну что, Тох. — голос Сени я узнал и радостно про себя затомился. Хотелось до жути размяться. Брат не вступал со мной в спарринг давным-давно после своего проигрыша. А я и не просил его больше.       — Я держу свои слова, но и ты держи, лады? — я кивнул. — Я знаю, что ты мастер ломать пальцами, давай так… ты будешь работать и бороться на полную мощь. Не жалей сил и меня. — снова кивнул. — Но и ты не обессудь, я тоже не промах.       Меня подтолкнули. Пришлось обойти всю комнату прежде драки. И начать разминаться. Я услышал тяжелое дыхание Сени, ага, тоже разминается. Выйдя из прямого шпагата, остановился в ожидании. Он тотчас откликнулся:       — Ну что, начнем, что ли? Я тут предупредил ребят, чтобы, значит, все было честно. На нас сейчас смотрят пятеро.       Я вздрогнул. А я ведь и не слышал никого. Неужели сменили охранников на более нормальных. Я услышал, как он крадется ко мне, и сам прыгнул ему навстречу, сжимая его тело в своих руках в захвате. Резко упал на него, слегка подавшись вперед. Он стал дышать тяжело и неожиданно заскрипел зубами, пытаясь выдернуть мой замок, опираясь спиной. А я уже ногой сворачивал его ногу в захвате. Он лишь тоненько заскулил. Но мне было этого мало, и я лишь стал крепче сжимать его в своих медвежьих объятиях, так что остановился лишь тогда, когда его тело подо мной обмякло. И лишь сполз с него, как увернулся от летящего в меня то ли укола, то ли стрелы. Рядом дзинькнуло, и я услышал голос охранника:       — Тох, ты не балуй. Все честно, ты победил. Дай нам забрать Сеню.       Я отодвинулся от тела и, закрыв глаза, сел к ним спиной. Двое, громко топоча, потянули на себя тело мужчины, и я остался один. Мышцы ныли, требуя разрядки. И тут я услышал:       — Феникс, а меня повалишь?!       Голос Зверя заставил замереть меня. Я, боясь выдать радость, осторожно кивнул и, встав к нему лицом, приготовился к нападению. Услышал щелканье костей, лишь вздрогнул, когда рядом со мной сказали охранники:       — Готов?       Я кивнул, и тотчас Зверь скомандовал:       — Ну вот, опять старика обижать будут.       Парни хохотнули. Я отошел, когда Зверь кинул вперед кулак и, продолжив его удар, пнул коленом ему под грудь. Он отпрыгнул от меня и зарычал:       — Ого, какие мы умные, да? А вот такой финт ты знаешь?!       Он кинулся на меня и, резко падая, утянул меня за собой. Я оказался под ним с раскинутыми руками. Его лицо было совсем рядом. Он коснулся моих губ и спросил хрипло:       — Ты кутенок для меня, малыш. Твои удары я знаю наперед. Но доволен, что успел меня ударить. Ты сбросил напряжение?       Я молчал, отворачивая от него лицо. Я расслаблено замер и ждал, что он после будет делать. Я чувствовал его тело на мне и также чувствовал его сильное возбуждение, которое упиралось мне между ног. Он был очень крупным мужчиной. И почему-то эта тяжесть мне нравилась. Зверь застыл на мне и вздохнул рядом с моим ухом.       — Хочу тебя, малыш. Не могу забыть наши ночи…       Я зашипел и резко ударил его коленом между ног. Он завыл, скатываясь с меня. Я, собравшись, сгруппировался и вскочил даже чуть раньше него. Он кинулся на меня, а я, отведя его первый удар, сам врезал ему в лицо и, приняв его пинок в торс, мотнул головой и попал ему в челюсть. Он, охнув, уже не подходил ко мне. Я услышал, как он уходит и чуть не рванул следом за ним. Часть охраны ушла вслед за хозяином, двое остались рядом со мной.       — Антон, ты зря это сделал. Батя накажет тебя.       И я впервые, наверное, за все это время улыбнулся. Вот теперь пусть наказывает. Я перепрятал тонкое лезвие, что стянул у Севы с голяшки и довольно потер руки.       — Ну что, никто не желает боя?       — А научишь так же драться? — один спросил, слегка заикаясь.       Я отрицательно мотнул головой.       — Так же не получится, я с пяти лет учился. И до сих пор учусь. А вот просто подучить, согласен, только не знаю планов насчет меня у Зверя.       Парни нехотя сказали:       — Ну если сейчас не прибьет, то тебя повезут через месяц на обследование за границу. Пока договариваются об оплате. Там врач один, просто, наш должник.       Я согласно кивнул и пошел обратно в свою комнату, интуитивно догадываясь, где она находится. Парни следовали за мной. Так прошло несколько дней. Ко мне мстить никто не приходил. Лишь однажды я услышал голос Андрея и остолбенел, не веря своим ушам. И потом долго прислушивался, наверное, галлюцинации. Мне принесли книги и поставили радио. Кормили меня словно на убой, и однажды во время тренировки Игнат, тот парень, который просил меня об уроках, тихо сказал мне:       — Твой брат пришел в себя. Я знаю, что Зверь очень интересуется его здоровьем. Это ведь Звон его щелкнул с магнума. Звон сам признался перед смертью.       Я кивнул благодарно и потом спросил, как ни в чем не бывало:       — А что здесь любовник Влада, Андрей, делает?       Игнат замер в дыхании, затем нехотя ответил.       — Так это он ведь сдал о тебе инфу Звону. Пересрался и все рассказал о нашей жизни. Теперь его Зверь оприходывает под себя.       Мне внезапно стало противно.       — Ему что, нравится трахать более слабого? — я вывел Игнату слабый удар, показывая его слабое место и он, не успев увернуться, сплюнул.       — Так ведь это как в стае. Трахают того, кто слабее. Иначе, зачем такого содержать.       Я тотчас ответил:       — Ну так отпустите.       Игнат сделал бросок, выдыхая.       — Зверь сейчас оголодал без секса, он ведь гей, Тох. Парни говорят, что он влюбился в тебя не слабо так. Ты зацепил его чем-то. Он ведь каждую тренировку нашу приходит смотреть, а потом идет в камеру к Лизуну, ну, к этому, Андрею, вроде.       Я поморщился и, скрутив Игнату руки и ноги, замер, держа его в захвате. Он застонал от боли и, взвыв, свободной рукой стукнул по полу. Я зло выдохнул.       — Ищи путь сам, Игнат.       Он едва начинал двигаться, как я ему тотчас делал больнее, и он, взвыв, крикнул в пустоту огромного зала:       — Все, не могу больше.       Я, не выпуская его, процедил:       — Абстрагируйся от боли. Умей терпеть и вида не показывать. Еще раз пробуем. У тебя выходной ведь сегодня. Тренируемся до упора.       Я вновь нападал на Игната, и вновь, пока он не начал правильнее реагировать на мои выпады и удары, не прячась, а наоборот кидаясь мне навстречу. Отработав пять часов в спарринге, мы расстались, мокрые и уставшие, зато довольные друг другом.       Каждую ночь я слышал, как открывается дверь, и Зверь подолгу стоит и глядит на меня. Я же притворялся вновь спящим. Я так привык к этим встречам, что мне их стало не хватать. Однажды он сел ко мне поближе и погладил мое лицо. Я попытался тут же вскочить, но он, растянув мои руки над головой, спросил тихо:       — Я совсем тебе не нравлюсь, да?       А у меня в груди царапало от того, что он был с Андреем. Но я никогда не признаюсь никому, даже себе, что меня тянет к этому мужчине в годах. Запах его пота и возбуждения просто сводил с ума. Сейчас я слышал шорох скинутой одежды и порыкивание, глухое и такое возбуждающее. Он ухмыльнулся.       — А ты возбудился, малыш, позволь, я помогу тебе. — он вдруг зацепил мои руки, кажется, кушаком от халата и привязал прочно к кровати. — Я только помогу тебе, малыш, не дергайся. — и он прильнул ртом к моей шее, лаская меня поцелуями и облизывая мои уши, переходя к груди, покусывая и гладя по моему стволу. Я кое-как держался, чтобы не выгнуться навстречу его ласкам, прося о большем, и процедил лишь глухо:       — Отпусти, Зверь, по-хорошему прошу…       Он замер и, глухо рыкнув, тотчас развязал мои путы. Мне стало холодно и одиноко в постели без него. Я привык к его запаху и сейчас хотел внутри себя продолжения. Член пульсировал, и я, тронув его, сразу же кончил себе в кулак. На шатающихся ногах добрел до ванной, что была рядом. Там, сев на кафельный пол, заревел, как мальчишка. Не хотел я такой победы или проигрыша. Он насильник и ублюдок. Андрей тоже сейчас, им траханый, сидит в камере, ждет смерти. А я… я хрен знает, чего жду. Куда я могу убежать слепой? Я бы ушел… с радостью бы ушел. Но я чувствую, что сердце уже не хочет уходить от Зверя. Я знаю, что он сейчас пойдет кого-то трахать. А мне плевать, я хочу сам его… под него. Анус напрягся, и я вспомнил, как он был тогда во мне. Те ночи перевернули всю мою жизнь. Я и не знал, что так бывает хорошо и под мужиком. Я хотел еще и еще, пока не насыщусь его телом полностью.       Кое-как заснул, а утром орал ни за что ни про что на Игната, заставляя его трудиться в полную силу. К нам примкнул еще один охранник, Саша. Его интересовали болевые захваты. Я отрывался по полной, мутузя обоих, не давая им даже прикоснуться ко мне, оглушая болевыми захватами. Они орали и стонали от боли.       Так прошло еще два дня.       Я подуспокоился и однажды на тренировке услышал от Игната, он обращался к Саше:       — Сань, Лизуна увезли, да?       Тот хмыкнул:       — Еще бы, надоедливый такой. Просил, чтобы оставили его. Растраханный во все дыры, шлюха, блин, и стыд потерял. Батя хоть оставил его в живых.       Я грозно окрикнул их:       — Готовы?       Они вскочили с пола и побежали ко мне. Тренировка пошла все тем же ходом. Значит, ему теперь некого трахать. Сердце, как ни странно, успокоено дернулось и забилось в спокойном ритме. На душе сразу полегчало. Этой ночью я вновь ожидал его, но он не пришел. Я расстроено отвернулся к стене и задремал. Мне снился Зверь, он дышал мне в ухо и звал меня, прижимаясь ко мне всем мощным телом. Я на миг прижался к нему задом и задохнулся от нахлынувшего возбуждения. И тут я понял, что это не сон. Его крепкие руки обнимали меня. А он тихо звал:       — Ты не скроешь от меня, что, хочешь меня, Феникс, мой маленький принц.       Я, рыкнув, дернулся и попытался отстраниться от него. Он дал мне развернуться лишь затем, чтобы впиться мне в рот поцелуем. Неосознанно ответил ему и, кажется, кровать стала уходить из-под тела. Я потерялся в ощущениях, он гладил и мял мое тело, навалившись на меня. А я млел под ним, раздвинув ноги. Едва он потерся о мой стояк, как это меня охладило, я снова дернулся и попытался отлепиться от его жаркого тела. Но он, обняв меня сильнее, повернулся всем телом, и я оказался сверху.       — Войди в меня, малыш. Хочу тебя…       Я уже был на самом пике и сейчас, как в тумане, неумело тыкался в его анус. Зверь лишь приподнял ноги, давая мне доступ к себе, и я резко вошел в него. Он зашипел, двигаясь мне навстречу.       — Не так сразу, малыш, ох… медленнее, двигайся же. Давай, мой звереныш… порви меня, бери меня.       Меня не стоило просить дважды. Я вошел в него на всю длину, и казалось, рухнул в него и задвигался с бешеной скоростью. Перед глазами отсвечивали молнии, и вдруг фейерверком осыпало и искрами. Я кончал в него, утробно рыча. Он кончил следом, себе на живот. Я откинулся от него и пошел в ванную, не оглядываясь. Да и ничего бы я и не увидел.       Ткнувшись в дверь, наконец-то смог ее открыть и, быстро ополоснув свой член и лицо, встал под душ. Сзади ко мне прижалось жаркое тело Зверя.       — Я скучаю по тебе, малыш. Давай, помоемся вместе?       Я лишь пожал плечами. На меня полился пахучий шампунь, и он начал мыть меня.       — Теперь твоя очередь меня мыть… — но я, не обращая на него внимания, вышел из ванной и пошел к дивану. Кровать пропиталась нашими запахами. Продолжения он не получит. Мне не хотелось привыкать к нему и уж тем более нежничать с ним. Я не услышал, как он вышел, и заснул, почти сразу проваливаясь в сон. Проснулся от духоты и сквозь свое тяжелое дыхание понял, что рядом со мной спит Зверь. Он собственнически обнял мое тело. Я поморщился от его стояка у своей задницы и дернулся, когда он прижал мои бедра так, что ягодицы впустили его член прямо к анусу. Теперь, едва дыша, замер и медленно стал выползать из его объятий. Он тихо зарычал и вновь прижал меня к себе. Так и пришлось лежать, даже уснул снова. Проснулся от его стонов. Он дрочил рядом со мной. Мне стало на миг стыдно от его манипуляций. Он замер и тихо спросил:       — Помочь не хочешь?       Я, гордо подняв голову, соскользнул на пол и рванул к ванной. Там, ополоснувшись, накинул на бедра полотенце. Выйдя, по привычке пошел к столу, где обычно уже лежал завтрак. Но сейчас там ничего не было, и я отстраненно застыл.       — Завтракаешь с этого времени со мной, малыш.       Я, стиснув зубы, процедил:       — Хватит уже со мной в прятки играть, Зверь. Так и скажи, что я тебе как подстилка нужен.       Я недовольно сел на стул у стола и почувствовал, как он упал на колени на пол и пошел ко мне. Он обхватил мои колени и зашептал:       — Прости меня, Антон, за все прости. Я не хочу, чтобы ты против своей воли был со мной. Я сам готов быть твоей подстилкой. Только скажи. Сегодня мы отправляемся вечером в другое место. Там тебя проверят кое-какие врачи и назначат свои рекомендации. Я их вызвал специально для тебя. Они мне должны. Проверять тебя будут на всяких аппаратах. Так что ты не пугайся, боли не будет.       Я вновь процедил:       — Мне ничего не нужно от тебя. Просто отпусти, считай, что я простил тебя.       Он вздохнул и вдруг, раздвинув мои колени, прошептал:       — Не могу я тебя отпустить, я не живу без тебя, а лишь существую. — он поцеловал мой вялый член, что начал тут же крепнуть. Я ненавидел сейчас себя. Откинувшись и раздвинув ноги шире, я застонал, когда он на всю длину принял мой член в рот и стал быстро двигать головой, надеваясь на мой член. Сил терпеть не было, и я сам, сжав его голову, стал двигать все сильнее и сильнее, прижимая его к своему паху. Застонав от приближающегося оргазма, удивлено охнул. Зверь пережал мой член у основания и прохрипел:       — Малыш, войди в меня, хочу тебя до дрожи в ногах, прошу.       Я резко откинул его и следом упал на него, роняя его на пол. Там, перевернув на живот, расставил резко его ноги и вошел в него до упора, без смазки. Он глухо застонал, и я, зло схватив его волосы, потянул на себя, продолжая вдалбливаться в его зад.       — Ты хочешь меня?! Так терпи, сучка, не дергайся даже.       Впервые вот так смело входя в тело мужика, я даже и не заметил, как мне это понравилось. Царапая второй рукой его бок, рвано подтягивал его к себе сильнее и глубже, и он буквально закричал от накрывшего его оргазма. А я продолжал долбить его дырку. Кончил я неожиданно и, стиснув его зад, прижал еще сильнее к себе за бедра и лег на его тело, тяжело дыша. А он уже посмеивался надо мной.       — Ну ты прям жеребец. Пошли мыться… или я понесу тебя на руках. А там снова отсосу тебе, хочешь?       Блаженно выдохнув, отвалился от него, выходя из его ануса. Полоскались мы уже вдвоем. Он деловито мыл меня снова и, тяжело дыша за мной, тихо сказал, ругаясь:       — Малыш, снова хочу тебя. — он тронул мой член, а я уже зло поворачивал его к стене лицом. Он с готовностью расставил ноги, я притянул его зад поближе к себе, сплюнул себе на кулак, растер по члену и мощно вошел в его растраханный анус.       Он тихо вскрикнул и, выпятив зад, тихо простонал:       — Трахай меня, да, так, мой жеребец, мой малыш, ох… твою ж…       Я уже не сдерживался, молотя вновь его зад своим членом. Наслаждение накатывало и ускользало от неудобной позы. Ноги скользили о гладкую ванну, но это только сильнее возбуждало. Его почти согнуло пополам, и я чувствовал, как мощные мышцы тяжело перекатываются под моими руками. Оргазм накатил плавно, предупреждая о приходе, и я застонал, и Зверь застонал мне в ответ. Он неожиданно стал падать, и я едва успел перехватить его тело. Ухмыльнулся про себя. Во мужик, еще и теряет сознание от оргазмов. Мой оргазм улетучился, но я, ополоснув тушу Зверя, кое-как донес его на руках, чуть не падая, в кровать. Сам застыл рядом и ойкнул, когда мой член накрыло его ртом. Он нежно ласкал мой член, но я отстранился от него.       Запах еды уже кружил, казалось, голову. Кушал он рядом со мной и иногда замирал, едва дыша. Я сам тотчас прекращал кушать. И он, шумно выдыхая, старался коснуться меня, якобы нечаянно.       Так прошло несколько дней, я по-прежнему тренировал, но уже не двоих, а пятерых парней. Гонял их и в хвост и в гриву. Парни меня уважительно боялись. Прошла неделя, я спал один, но неизменно завтракал с ним. Он меня приучал к себе. В клинике мне вынесли вердикт, что все в руках божьих. Я рассмеялся про себя горько. Ну, даже эскулапы ничего не могут сделать. Где-то через две недели я заскучал по его телу, хотя нет… скучал я всегда. Но стало уже невмоготу просто сидеть и ждать, когда он захочет меня. А самому просить было стыдно и как-то позорно, что ли. Просить взрослого мужика о сексе… Я терпел кое-как, и на очередной пробежке с парнями услышал:       — Сань, Сенька к нему дырку привез, да?       Тот, видать, махнул головой. Мое сердце ухнуло вниз. И отжимаясь, я спокойно спросил:       — Что за дырку?       Игнат ответил не сразу.       — Ну, Бате надо скрашивать одиночество. Вот Сенька, едва поправился, так привез ему подарочек на день рождения.       Я поперхнулся воздухом.       — У него что, сегодня день рождения?       Парни заржали в голос:       — Вчера было. Дырка спит уже давно и не хочет просыпаться. Заездили его. — противно хмыкая, сказал новенький Роман.       Я кивнул, не прекращая отжиманий и, поставив их в спарринги, приказал зычно:       — Последний бой мой помните с Игнатом? Повторите, и я проверю каждого.       Парни замычали.       — Опять перекидывать будешь, больно ведь, Тох.       Я усмехнулся.       — Ну потому вы не на месте дырки.       Парни замолчали сразу, и их удары посыпались друг на друга. Властный голос сзади буквально прошипел вопрос:       — Что за дырка?       Зверь, кажется, ощетинился, в воздухе запахло паленым. Я спокойно ответил:       — Мы говорим о подарке Сени тебе, Зверь. Дыркой его назвали вот. Может, кличку какую дадим, не знаю.       Мое сердце натянулось, а душа застонала от боли. Мне хотелось растерзать его. Александр Иванович молча тяжело выдыхал воздух, затем я услышал, как зал покидают парни, быстро и бесшумно. Они все вышли, и я остался один на один с ним.       — Тебя все устраивает, Тох?       Я отвернулся от него.       — Что именно интересует вас, Александр Иванович?       — Зови меня Зверем. — зашипел он.       Я повторил свой вопрос, снова назвав его по имени и отчеству.       Он наконец-то ответил.       — Тебе не нравится, что я делю постель с другим? — медленно и неохотно спросил он, через силу выдавил.       — Ну так вы, наверное, так и привыкли делать… чтобы не привязываться ни к кому. Я все понимаю и принимаю как данность, раз вы держите меня как узника.       Он вновь огрызнулся:       — Как друга тебя здесь держу, не ври. Ты занят, у тебя все есть. Ты нужен всем нам. Парни любят тебя, как брата. Никто ни разу ничего плохого не сказал.       Не поворачиваясь к нему, процедил:       — Ты всё узнал, что мне не надо ехать за границу, что на мне поставлен жирный крест. Зачем я тебе здесь? У меня есть братья, и я хочу к ним. Мне здесь делать нечего.       Дверь хлопнула, и я выдохнул. В эту ночь я закрыл дверь на ключ и оставил его в замке. Я перестал ждать его. Всю ночь ворочался, дергаясь от каждого шороха за стеной. Перед глазами стояла пошлая картина двух трахающихся мужиков. Один из них был моим Зверем. Слезы бессильно текли по щекам. Заснул лишь под утро и, смахнув подушку на пол, чуть не завыл от бессилья. За стеной тихо переговаривалась охрана.       — Ну что, Феникса отдают обратно. Здорово он нас отмуштровал. Я буду скучать по нему. Крепкий, выносливый мужик. Завидую я такому телу. Он ведь и самого… — на него шикнули, а я сполз к подушке и чуть не завыл в голос. Меня как шлюху выкидывают теперь. А что, сам хотел, сам просил, требовал, настаивал.       В комнату занесли завтрак, и Игнат вежливо и как-то по-душевному сказал тихо:       — Сегодня ты будешь дома. Зверь тебя отпускает. После завтрака и повезем тебя… Эй, у тебя все в порядке?       Я, не поворачиваясь к нему, глухо выдавил:       — Наконец-то.       Игнат замер и потом тихо сказал:       — Мы будем скучать. Я, знаешь, каким стал качком. За два месяца ты здорово поднатаскал меня. Мне, конечно, до тебя еще далеко… но спасибо тебе от всех нас. — он вышел, тихо закрыв дверь. И тотчас дверь вновь отворилась, впуская Зверя.       — Доброе утро, ну, тебе уже, смотрю, сказали новость.       Он подошел к столу, и тот едва скрипнул под его весом.       — Давай кушать.       А мне не хотелось, чтобы он видел сейчас мое лицо. Наощупь прошел в ванную и не спеша умылся, надеясь, что он уйдет. Но он ждал меня. Наощупь сел за стол и машинально стал глотать кашу, не жуя. На автомате выпил сок и съел хрустящий хлеб. На мои колени легла стопкой верхняя одежда.       — Я выполняю твою просьбу, Антон. Ты просил — я сделал. Я попытался вернуть тебе зрение и показал тебя врачам, каких только знаю, но увы, они все разводят руками. Если ты не хочешь оставаться со мной — что ж, держать силой тебя не буду. Не буду врать, хочу тебя и всегда хотел. Скучать буду. А ты будешь?       Я лишь пожал безразлично плечами. Всю ночь я свыкался с мыслью, что он имел других все это время со мной и до меня. Сейчас было уже всё безразлично. Эта жизнь не для меня. Его дыры и лизуны никогда не будут в моей жизни. Я никогда не буду делить своего любимого или любимую с кем-то еще. А устраивать сцены ревности — это не мое. Я взрослый мужик, и пора заканчивать сейчас со всем этим, пока совсем не затянуло, и я не стал таким же, как эти дыры и лизуны. Стал быстро одеваться и услышал едва слышный стон. Он, вновь упав на колени, пополз ко мне. Теперь я уже отходил назад.       Он замер и попросил:       — Не уходи… не хочу, чтобы ты уходил. Останься, прошу.       Я брезгливо процедил, как можно грубее:       — Мне что, твоей дыркой пользоваться? Нет уж, я с девушками лучше. Там хоть есть чем попользоваться.       Он вскочил и, вырвав у меня из рук одежду, зарычал в лицо:       — Значит, я дырка?! Ты, малец, не знаешь, что говоришь. — он развернул меня к стене и, расставив мои ноги, спустил пижамные штаны и зло дергал ногой, пока одна штанина не проскочила до конца легко, притянувшись ко второй ноге. А я даже не сопротивлялся. Смесь страха и возбуждения накрыла меня с головой.       Он наклонил меня сильнее и зашипел надо мной:       — Ты тварь бесчувственная, льдышка, я разложился под тобой. Открыл себя тебе, а ты… значит, дырка я для тебя, да?! Тварь, сучка, шлюха.       Он вогнал в мой анус член насухо и замер во мне, давая привыкнуть к своим огромным размерам. Слезы невольно прыснули из глаз. А он уже двигался на мне, срываясь на дикую скорость. Кровь уже текла по бедрам. Радости или приятного от соития я не получил, и когда он кончил, едва дыша надо мной, лишь презрительно встал во весь рост и, не оглядываясь, пошел к ванной на ощупь, гордо держа голову. Пришлось направить холодной воды на анус, чтобы кровь остановилась. Наконец, когда сперма вся вышла из меня, и кровь остановилась, обтерся полотенцем и, кинув его на пол, пошел к выходу. Он стоял у двери молча, видимо, смотрел на меня все это время. Я двинул его плечом и вышел в комнату собирать вещи по полу. Поморщившись, натянул на влажное тело свои брюки и, застегивая рубашку, услышал тихий вздох и едва слышное:       — Прости, мой мальчик…       Делая вид, что ничего не слышал, продолжил одеваться. Я вышел к ребятам, и те повели меня на улицу. На улице стояла жара невыносимая. Я задыхался и, втиснувшись в машину, с облегчением выдохнул. Кондиционер работал вовсю. Машина плавно тронулась с места, и я устало откинулся на спинку сидения.       Игнат спросил тихо:       — Он что, руки распустил, да, Антох?! — спросил как-то зло. Я помотал головой.       — Нормально все, Игнат. Мы попрощались, надеюсь, он не будет меня преследовать. А вам спасибо, что скрасили мое одиночество. С ума бы сошел, наверное, сидеть в комнате.       Игнат хмыкнул.       — Поверь, Зверь нашел бы тебе занятие. Мы одни с тобой в машине, Антох, и она не прослушивается. Скажу тебе честно — ты отличный мужик. А Зверь запал на тебя. Он ведь всегда был на всех тренировках. Часто приходил к тебе по ночам. А нас все расспрашивал о тебе, о чем мы с тобой говорим, чем ты интересуешься. Не болтаешь ли ты о бабах.       Я усмехнулся.       — Да не любит он меня, Игнат, ты что. У него там всякие лизуны и дырки.       Тот отозвался не сразу и потом сказал:       — Этого я не могу тебе сказать. Зверь приказал не говорить тебе о них.       Я напрягся.       — Не понял? То есть то, что они у него были — это можно говорить, а теперь — нельзя?       Игнат угукнул, и я растеряно спросил:       — То есть, он что, не был с ними? Вы ведь сами сказали, что он… что ему надо расслабиться.       Игнат молчал. Затем вдруг сказал облегченно.       — Вот остановка, о тебе сообщат. Ты никуда не уходи. Твой брат приедет за тобой.       Я кивнул и снова спросил:       — Ты мне так и не сказал.       Игнат, скрипнув зубами, сказал:       — Нельзя, прости. Я уважаю этого мужика, пусть он и не идеален, но пусть он сам расскажет тебе все честно. Но дам подсказку. Помнишь, Сеня был?       Я кивнул быстро.       — Ну, Сеня уехал в больницу после тебя, и сразу отправили от нас лизуна.       Я охнул про себя. То есть Сеня и был с лизуном, и дырку ведь тоже Сеня привез тогда. Ладно, если он не хочет мне говорить сам лично — значит, так тому и быть.       Я махнул головой и крикнул:       — Пока, Игнат. Прости, но надеюсь, не увидимся больше.       Он что-то сказал, и машина отъехала. Я, сев на ощупь на скамейку, охнул от боли в заду. Сволочь он. Получил, о чем мечтал. Ладно, я тоже трахнул его, и не раз. Через пять минут подъехала машина, и я услышал голос старшого.       — Ого, Тох, ничего себе тебя откормили.       Я улыбнулся, раскрывая объятия.       — Тох, кто тебя держал в плену?       Я сдержанно попросил:       — Давай не будем об этом, ладно? Я не был в плену, скажем так, но связаться с тобой мне не давали.       Брат напрягся, и какое-то время мы просто орали на всю машину. Все-таки я победил. Брат успокоился. Я успокоил его тем, что со мной все было в порядке, и меня никто не бил. Справившись о его ране, спросил:       — Ну что, куда теперь ты меня отправишь?       Он хохотнул:       — Обратно на свою дачу, куда же еще. Стас приехал. Кстати, Звона грохнули, недавно только узнал.       Я кивнул. Уж я-то знал об этом первый. Но сделал удивленное лицо, на всякий случай.       Я прошел по памяти в свою прежнюю комнату и вздрогнул от криков братьев. Так и замер перед входом, не веря своим ушам. Братья облепили меня всем скопом. Я задыхался, улыбаясь им и пряча слезы, то у одного на груди, то у другого. Плечи уже ныли от хлопков. Сколько мы проболтали — я уже и не помню, на все уговоры братьев поселиться у кого-то из них отбрыкивался отчаянно. Но Егор уговорил первый, чтобы я пожил у него с полгода хотя бы. Захар недовольно рыкнул, но пришлось вынужденно заступиться за Егора.       Наутро я уехал к брату в пригород Москвы. Там поселился в тихой глуши окраины города. Первый месяц я лез на стены, тоскуя о Звере. По ночам отчаянно дрочил, вспоминая, как трахал его податливое тело. Раздвигал сам ноги и выл от безысходности, когда брат отъезжал по делам. На второй и третий месяц занялся опять своей борьбой и накачкой мышц. На четвертый месяц уже невмоготу было находиться одному. Я хоть и выходил гулять у дома, но это было всё не то. Я задыхался без него. Мне не хватало его общества, я готов был на все, лишь бы быть рядом с ним. И я попросил брата отвезти меня к Захару, там я чувствовал себя ближе к НЕМУ. Егор, как и Коля, согласились сразу. А Захар очень даже обрадовался и затискал меня в объятиях. Еле-еле отбился. Он так и остался жить со мной.       Смертельной угрозы уже не чувствовалось, и мы расслабленно сидели перед телевизором, перешучиваясь о моей слепоте. Брат необдуманно выдал мне свежую информацию.       — Говорят, Зверь ищет какого-то Феникса. Вот парню не повезло, прости, что напомнил о нем.       Я, поменявшись в лице, спросил глухо, резко отворачиваясь от брата.       — Давно ищет?       Тот нехотя сказал, видя мое упавшее настроение.       — Да третий месяц уже. У моих парней интересовались всякие тоже, куда ты пропал. Я так понимаю, это твоя кличка, да? — он спросил не грозно, а почему-то обидчиво. — Мог бы и не скрывать, что ты находился у него и подружился. Я ведь, лишь бы тебя не обижали только. Я помню, что он сотворил с тобой.       Я закричал, срывая сразу голос:       — Что он со мной сотворил?! Он изнасиловал меня, сделал, мать его, слепым!!! А потом вернул себе через Звона, его заставили меня вернуть. Андрей сказал кому-то из ребят Звона, что тот жаждет меня. И я, как шлюха, ждал, что он опять меня изнасилует, а он нет, он благородно подставил мне свою жопу, которую я трахал. А потом еще и врачам показывал, которые только руками разводили. Он отсасывал мне, Захар!!! А я получал удовольствие, понимаешь?       Я замолчал, шумно кашляя. Брат сунул мне в руки стакан с водой, и я стал пить ее, давясь и проливая часть на себя. Слезы текли уже не только от удушающего кашля, но и от обиды.       — Они дали мне кличку Феникс, потому что я выжил после его траха. Никто не выживал, а я, видишь ли, выжил, счастье-то какое.       Брат успокаивающе сжал мое плечо и спросил напрямую:       — Ну хочешь, я грохну его?!       Я вздрогнул и еле слышно ответил:       — Да нафиг мне нужна его смерть? — слова в мозгу как продолжение: «Он мне сам нужен, а не его бездыханное тело. Я не трахаю трупы». — А его трахать как никогда хотелось. Казалось, я был до сих пор пропитан им всем.       Пряча свое возбуждение, положив ногу на ногу, тихо сказал:       — Я был бы не прочь с той Евой.       Брат хохотнул:       — Молодец, так держать. Сейчас вызову.       Я покачал головой:       — Давай завтра? Сегодня не готов.       Он согласно хмыкнул, и я, оправив брюки, пошел к себе в комнату. Его личная жизнь снова потерпела крах, женщину увел еще один герой, и брат сокрушался непостоянству женской натуры. Пройдя в комнату сел на пол и, вдохнув воздух комнаты, вспомнил, как сидел здесь и боялся, что Зверь найдет меня и убьет. А сейчас я хотел, чтобы он нашел меня. Открыл форточку и вдохнул морозного воздуха. Захотелось на улицу, побродить около дома. И я, сорвав свой полушубок, вышел на улицу. Охрана по рации деловито сообщила обо мне дальше на посты, и я спокойно вышел на морозный воздух. Моя дорожка была у самого забора. Я шел ощупью вдоль забора по веревке, натянутой для меня. Забыл надеть перчатки, пальцы тут же застыли от холодной веревки. Но она была моей связующей нитью с этим миром извне. Я держал ее машинально, иногда поглаживая, медленно идя вдоль всего забора. Ходить надоело, и я остановился, подняв голову кверху. Так казалось, что я ближе всего к небу. Голова закружилась от долгого стояния лицом кверху, и я вновь схватил веревку, идя по ней.       Услышав шум за спиной, замер, прислушиваясь к отдаленным злым голосам. Сердце тревожно застучало, едва я услышал голос, зовущий меня, и устремился к этому голосу. Не веря своим ушам, остановился, не в силах справиться с собой, ноги задрожали, и я едва не упал на снег. Я уже шел не по веревке и сейчас, когда наступила вновь тишина, протянул вперед руки. Потом услышал, как дверь хлопнула где-то, и пошел на этот звук. Наконец-то нашел веревку и, дойдя до заветного узла — входа в дверь, вошел в дом. Я слышал недалеко от себя глухой рык, затем тяжелое тело упало, и я, вскрикнув, догадался о произошедшем. Скинув полушубок, нетерпеливо повесил его наощупь на крюк и пошел по стене в гостиную. Поднялся по трем ступеням, отсчитывая их почти вслух, боясь упасть, и тотчас услышал крик.       — Тох, иди к себе в спальню, завтра поговорим.       Брат говорил тем тоном, который не допускает возражений. Развернулся и на дрожащих ногах пошел к себе в спальню на второй этаж. Там, словно зверь в клетке, заметался и, едва открылась дверь сзади, остановился и замер в ожидании. Вошедший молчал, и я пошел к дивану, боясь упасть.       Брат вошел чуть позже и спросил глухо:       — Ты, наверное, догадался, что рядом с тобой Зверь, собственной персоной. Тот, что насиловал тебя и оставил слепым. Я хочу, чтобы ты сейчас выгнал его. Он ждет твоего ответа.       Я еле слышно сказал:       — Уходи, Александр… прошу, уходи. Дай мне забыть всё…       Тот, обняв мои ноги, прошептал:       — Не гони… люблю тебя, малыш.       Брат выскочил за дверь и сказал, яростно давя свой гнев:       — Уходи Зверь, он сказал тебе ясно.       Зверь прижимал мои колени к своей груди, прижимаясь своим лицом к моему паху. Зашептал быстро:       — Дай мне пять минут, прошу, малыш. Ну же, тебе так трудно выслушать меня? И потом я уйду и никогда не потревожу тебя, слово даю!       Пришлось качнуть заметно головой, и брат прошипел Зверю скорее, чем мне:       — Тох, я рядом, за стенкой. Если что — только крикни.       Едва он закрыл за собой дверь, как Зверь беспомощным голосом прошептал:       — Люблю тебя, звереныш мой, люблю. Не хотел самому себе признаваться в этом.       Я сказал тихо ему:       — У тебя есть дыры и лизуны, отстань от меня.       Он, вскочив на ноги, сказал искренне:       — Я чист перед тобой, ни разу я не притронулся ни к кому. Только тобой дышал, и о тебе все мысли. Как больной хожу, сам не свой. Возвращайся ко мне, малыш. Я на все готов. Прошу. Мой зам, Сенька, сам оприходывал парней. Я впервые за все время… ладно, не буду говорить…       Я заметался в душе, тело и сердце тянулись к нему. Но я, охладив свой пыл, так и застыл.       — Что ж ты не продолжаешь, говори… Зверь?       Он сказал тихо:       — Я вижу, что ты ко мне не испытываешь вообще ничего, да? Твое лицо пустое, во время тренировок ребят я видел твои эмоции. Ты словно оживал.       Он едва дышал, неужели он ждет оправданий? За моё пустое лицо? Не дождется. Да, я тянулся к нему, но мысленно, и сейчас, когда брат был совсем рядом, мне не хотелось признаваться перед ним, что я полюбил мужчину. Я боялся почувствовать в его голосе фальшь и презрение и, того хуже, брезгливость. Он, Зверь, не боялся того, что он гей. Его все и так знают, что он может как с женщиной, так и с мужчиной. А я и так был в тягость брату, но еще и быть геем пока был не готов. Наверное, вообще был не готов. Я боялся. Ну, признаюсь я сейчас, что люблю его, уйду жить к нему, но я не знаю его. А потом, когда он меня выкинет, кому я буду нужен?! Да никому, слепой гей. Как бы это красиво не звучало — любовь… я был не готов сейчас открываться. Я промучаюсь, отболею. На мне давно пора ставить крест. Врачи ведь сказали, что не могут ничего сделать… все эти мысли сверкали в мозгу, а он все так же стоял рядом со мной.       — Скажи мне что-нибудь, Феникс.       Я поморщился и отвернулся от его голоса:       — Хватит меня называть Фениксом. Уходи, Александр Иванович, дай мне время отболеть всем этим, и я начну жить тихо и спокойно. Я переживу все это… — сказал уже тише. Услышал, как он, постояв немного, медленно уходит.       Слезы по щекам текли не переставая. Хлопнула входная дверь, и тихий голос брата говорил об усилении охраны дачи. А у меня словно ноги отказали. Брат не зашел ко мне после этого. Я был благодарен ему за это. Несколько дней не вылезал из комнаты, просто лежал и временами бегал в туалет, что пристроили к этой комнате. Почти ничего не ел, брат ходил за мной, словно тень, когда я выходил на улицу. Я чувствовал его дыхание за спиной. Правильно ли я поступил? А может, он моя судьба? Так прошел месяц, потом второй, на улице началась капель.       Братья навещали меня стабильно, раз в месяц. У Захара вновь появилась женщина, и я каждый раз замирал, когда она была у нас. Мы познакомились. Я чувствовал в ее словах жалость, и на душе становилось лишь тошнее. Я ненавидел себя за такое существование. Читал книги постоянно, не прекращая ни на минуту. Ума, конечно, не прибавилось, но понял, что надо, если любить — так до конца. Ненавидеть — всем телом. Но суть-то не в этом, а в том, чтобы идти до конца во всем, не смотря на то, в каком ты состоянии. Не надо бояться ничего.       Сердце сжалось, а ведь когда-то я таким и был. А сейчас вот всего боюсь. Боюсь, что меня отвергнет брат, боюсь остаться на улице и превратиться в лизуна? Но ведь я никогда им не стану лишь по той причине, что это не мой характер. А сейчас я ломал свой характер именно в этом направлении. Я не мог забыть Зверя, его крепкие объятия снились мне. Его возбуждение и радость от общения со мной я чувствовал там, во снах, и понял, что хочу к нему и не боюсь открыться. Но его теперь не вернуть… мне уже было плевать на все. У брата там, за стенкой, была своя жизнь. Мы после той встречи со Зверем перестали общаться вообще. Он, казалось, избегал меня. Наверное, он понял, что я гей и скрываю это от него. Уже было на все плевать. Я теперь просто существовал в этом мире. Ел, пил, ходил по нужде и мылся раз в неделю. А все остальное время я спал или читал. Никакого направления в жизни я себе не ставил. Я лишь жалел себя и ненавидел эту жизнь.       Ненависть разгоралась постепенно, после того разговора со Зверем. На второй месяц я уже подумывал о суициде. Пока я грел эту мысль, как ребенка, растил это в себе, грея тем, что я никому не буду ничего должен. Я не буду в том мире бояться того, что я гей. Я знал, что брат лютый гомофоб, как и остальные братья. И дышать становилось лишь тяжелее. О том, чтобы мне заказать девушку, речи уже не было, и брат даже и не предлагал мне ничего. А мне просить было стыдно. Я стал словно отвергнутый.       На третий месяц я, прогулявшись на кухню, взял нож и вернулся в комнату. Закрыл дверь в комнату и, наполнив ванну, лег одетым. Закатав рукава рубашки, легко полоснул обе руки. Правда, вторую руку было больнее полосовать подрезанной рукой. Опустив руки в воду, не заметил, как стал засыпать. Перед глазами вдруг появился Зверь, таким, каким я помнил. Он сидел за столом и надменно разговаривал со мной. А потом вдруг вскочил и начал ругать меня. Странно, а мы ведь тогда очень даже спокойно общались. Вот он кричит что-то, а мне так приятно. Проходит горечь от обиды на весь мир, на него, на брата, на его женщину Катерину. Даже на братьев всех обиделся. Егор и Захар уходили от меня медленно в черноту, вот и Влад с Андреем, кивнув мне слегка, пошли тоже в темноту. Моя первая любовь Аня, с которой мы встречались и после школы еще лет так пять. А потом она выбрала богача и быстро вышла замуж. Инга легко помахала мне ручкой, улыбаясь. Зато Зверь так и сидел за столом напротив меня, и кричал, что было сил, с пеной у рта. Он стал некрасивым и, кажется, превращался в настоящего Зверя.       Очнулся от боли в голове и, открыв глаза, зажмурился от света. Темные силуэты стояли на свету. Неужели я видел?! Как такое могло случиться?! Слезы счастья потекли по щекам, и я, подняв руку, стал смотреть на нее.       Голос Захара рядом хрипло спросил:       — Братишка… ты видишь?       Быстро киваю и начинаю рыдать, сжимая забинтованными руками обе руки. Капельница у стены, тонкий проводок к моей руке. Это казалось мне самой прекрасной картиной. Лица брата я не мог еще разглядеть, второй силуэт — Егора, судя по голосу, был сказкой. Я хотел взяться за карандаш и рисовать, рисовать эту прелесть жизни! Улыбка не сходила с моего лица. Я попросил зеркало, и мне тотчас принесли небольшое зеркало в красивой упаковке. И я, замирая сердцем, смотрел на свое исхудавшее лицо, густая щетина ушла почти бородой. Да, я запустил себя.       Дни начинались с того, что я с капельницей бродил по клинике брата. Я рассматривал всё и вся. Я смотрел всем в лицо, жадно ловя все оттенки настроений и удивлений. А еще я видел, как люди любят и как ненавидят. Сейчас я чувствовал это в голосе и, соединяя мимику, знал, когда они обманывают, а когда говорят искренне. Зверь словно отодвинулся от всего этого. Но теперь сердце тянулось к нему по-другому, по-светлому. Я не был в темноте, мне хотелось поделиться с ним своим счастьем и разделить с ним свой мир. Я просил брата не афишировать никому-то, что я стал видеть. И он, едва не срываясь на крик, все же пообещал мне это. А я взял руководство фирмой в свои руки и, сняв квартиру в другом районе, закупил все и поселился уже один, не деля ее ни с кем. Хотелось жить для себя. Я жадно относился к этому миру и своей способности все видеть и чувствовать все не только руками. А еще мне хотелось обнять мощное тело моего Зверя и, уткнувшись в его грудь, замереть. Спросил адрес Зверя у брата и, выбрав солнечный день, оделся получше и попросил отвезти меня к нему.       Он смотрел на меня хмуро всю дорогу, я попросил остановить машину на обочине и, повернувшись к нему, задал свой назревший вопрос, который меня мучил все то время, что я был слепым.       — Скажи, ты отвернешься от меня, если я тебе признаюсь, что я гей?       Брат смущенно уставился на руль и глухо обронил:       — Знаешь, теперь я смотрю на все иначе. Я ведь столько раз порывался сам позвать этого Зверя, я видел, как ты закрывался и уходил от мира все дальше и дальше, закрываясь в своей скорлупке. Катя сказала первая, что я потеряю тебя, если мы не поговорим. А я боялся сказать что-нибудь лишнее, и тогда ты неминуемо покончил бы с собой. Я боялся и тянул каждый день. Катя сама пыталась выйти на общение с тобой, но ты даже не обратил на нее никакого внимания. Ты ходил после того разговора со Зверем сам не свой. Мы тебя боялись и за тебя боялись. Братик, скажу по чесноку, я был когда-то гомофобом, это да. Но если ты гей, то я никогда, ни за какие блага этого мира, не откажусь от тебя и даже вида не подам, что меня от этого переворачивает. Просто дай мне время привыкнуть к тебе такому, ладно?       Удивленно глядя на него, подал ему руку, и он быстро пожал ее. Вот теперь на сердце потеплело, и я неохотно выдавил:       — Спасибо тебе за понимание. Спасибо тебе за всё, брат. Лучше сказать ты не мог. — он завел машину, и мы вновь поехали. Уже у особняка я попросил не подъезжать к дому и замер, глядя на дом жадно, казалось, впитывал его весь целиком. Брат, выйдя из машины, улыбнулся мне через плечо. Я со страхом ждал, чего же он задумал. Потом он вошел в ворота, которые открыли для него, и я со страхом чуть не закурил у брата сигарету, что лежала рядом с коробкой передачи. Ну, зачем он туда пошел? Он ведь без охраны. А если его… я готов был выскочить из машины, но увидев, как брат возвращается хмурый и прячет от меня взгляд, понял, что случилось что-то плохое. Главное, чтобы Зверь был жив!!! А остальное я переживу. Брат, выкурив сигарету на улице, не оборачиваясь ко мне, наконец-то сел за руль и процедил.       — Поехали отсюда, Антох. Нам тут больше делать нечего. — я кивнул и спросил резко:       — Он хоть жив, Захар? — тот кивнул и вновь закурил, открывая окно. На улице наступало предлетнее тепло, и легкий ветер, ворвавшись в нашу машину через форточки, упрямо не давал мне вздохнуть от облегчения. Значит, у Зверя кто-то был, судя по злому выражению лица брата. Камень в сердце начал расти, не давая мне вновь вздохнуть уже не от ветра. Я отвернулся от брата, пряча слезы и протянув руку к пачке, впервые в своей жизни закурил, давясь сигаретным дымом. Не докурив сигарету, бросил ее в форточку и потянулся за новой.       Брат высадил меня у моей машины, и я, не оглядываясь, сгорбившись, быстрыми перебежками побежал к своей машине. Стремясь побыстрее остаться один. Доехал до своей квартиры и, закрыв дверь на ключ, кинулся на кровать и застонал от боли в сердце. Меня словно испачкали. Так мне и надо, сам виноват. Хотелось хоть посмотреть на него, каким он стал. Хоть фотографию. Набил неуверенно дрожащими пальцами его имя и фамилию, и тут же открылась страница с похожими именами. Ничего похожего, даже отдаленно. А вот… он посещает какое-то открытие больницы, вот он помогает какой-то клинике с борьбой против рака. Да, он спонсирует разные проекты. И довольно известен в своих кругах. Странно, а ведь раньше никогда о нем с такой стороны не знал ничего. Я жадно впитывал его лицо и тело. Вот и сплетни о нем. Ага, гей, и не скрывает этого, но это не говорится открыто. Все сказано намеками. Вот он с новым фаворитом, какой-то фотомоделью. С ужасом вижу, что паренек очень похож на меня. На сердце потеплело, ладно, он счастлив. Надо всего лишь переболеть. Надо уйти в работу и тренировки. Занять всё свое свободное время. Шатаясь, прошел на кухню и сварил сразу и обед и ужин, принялся за выпечку и ответил брату на звонок.       — Все хорошо, Захар, можешь прийти ко мне на ужин с пивом. Я тут пироги пеку. — я хохотнул через силу. Зная, что брат не придет. Но то, что он позвонил, грело душу. Беспокоился обо мне, зная, в каком я состоянии ушел от него.       Дни побежали сначала быстро, затем все больше и больше я уходил в себя. Как-то увидел Андрея у фитнес клуба. Он жадно смотрел на меня, боясь подойти. Я сделал вид, что не заметил его, и сев в машину побыстрее уехал. Странно, он даже номер мой помнил. Тут же позвонил. Моя машина уже отъехала от клуба, и я ответил.       — Привет, Андрей. — сказал вежливо. Он, едва не срываясь на крик, дрожащим голосом спросил:       — У тебя все наладилось, да? — я отключил трубку. А хотелось заорать на него, не знаю почему, я был зол на него. Он подставил меня тогда, но я почему-то был ему и благодарен за это. Но заводить с ним дружбу уже не хотелось. Уйдя в работу и тренировки, не заметил, как наступила вновь зима.       За мной уже третий день велась слежка, я посмотрел на зеркало и оглянулся, нетерпеливо рассматривая машины. Сегодня их уже две. Что им понадобилось от меня? Живу, никому не мешаю, все чувства спрятал под замок, не разрешая себе никаких слабостей. Знаю ведь, сорвусь и просто сойду с ума. Открыл еще две фирмы и купил билеты для командировки. Надо разрастаться.       А еще хотел, чтобы моя новая пассия Ира родила мне ребенка. Нет, я не собирался жениться на ней. Хотел, чтобы ее потом как раз и не было. Ребенка я бы сам вырастил. Я уже договорился с ней, она, как ни странно, согласилась. И вот после командировки мы и решили этим заняться. А пока она закончит пить противозачаточные, почистит организм, и всякие дела еще. Планов наговорила мне тьму. Я лишь давал ей деньги на эти хлопоты. Слава богу, что пока мог это делать.       Машины упрямо вели меня к обочине. Резко вывернувшись из их капкана, рванул по МКАДу быстрее. Но поток машин не давал мне развернуться со всей скоростью. Машины запиликали, словно ругаясь, что я прибавил скорость. Свернул на свое шоссе и прибавил скорости. Надо оторваться, чтобы они не определили мою квартиру. То, что это Зверь, маловероятно. Тогда кто? Может люди Звона? Тоже вряд ли. Может опять кому-то насолил Зверь, и меня хотят взять выкупом? Ладно, остановлюсь. Я резко затормозил у обочины, дождался, когда машины проедут мимо и сверкнул им фарами. Они, резко затормозив, дали задний ход. Из машины вышел Зверь и тяжелой поступью пошел к моей машине. Я не стал даже выходить к нему, встречать. Обойдется. Постучав по стеклу, я отключил блокировку, и он, легко открыв дверцу, сел рядом со мной на переднее сидение.       — Антон… — он замер, не сводя с меня взгляда, напряженного и такого опасного. Я сам не мог удержаться и рассматривал его, жадно ловя оттенки его голоса и черты лица. Что ж, он замолчал. Стало одиноко.       — Что ты хочешь? — я спросил грубо, не здороваясь, без прелюдий. Он смотрел вперед и вдруг попросил тихо.       — Поехали, Антон, покатаемся.       Я, сцепив руки на руле, процедил:       — Я занят, не хочу тебя обидеть. Но дел еще куча…       — Едь, я сказал! — я почему-то повиновался и, заведя машину, просто поехал вперед. Он ткнул мне на какую-то кафешку и хрипло приказал: — Вот здесь останови и выйдем.       Пришлось повиноваться. Словно я был виноват в чем-то. В душе я чувствовал себя виноватым, но никогда бы не признался в этом никому. Даже Ему. Ему тем более, наверное. На задворках сознания я считал его еще тем ублюдком и отсеивал все мечты о нем. Он легко опустит меня на землю, если я выкажу ему какую-то нежность. Сам по себе он был грубым мужиком, без телячьих нежностей. И сейчас выйдя из машины, прислонившись к бамперу и скрестив руки на груди, ждал от него каких-то объяснений. Не знаю, зачем он упорно хотел этой встречи.       — Как у тебя жизнь Тох?       Пожал плечами, а душа кричала: «Плохо без тебя, Зверь», глухо ответил:       — Неплохо, Александр Иванович, как ты сам?       Теперь он пожал плечами. А я, казалось, слышал его душу: «Вернись ко мне, Феникс»       — Почему ты не появился у меня? — спросил он глухо, улыбнулся бесцветно       — А должен был? — он вновь пожал плечами. Собрав волю в кулак, оттолкнулся от бампера и сказал тихо:       — Ладно, поехал я, твои орлы заберут тебя. Прости, дел куча.       Он кивнул, быстро подошел ко мне и, слегка толкнув обратно к бамперу, положил с двух сторон свои мощные руки и хрипло спросил:       — У тебя нет никаких чувств ко мне, да?       Я напрягся и позволил ему прижаться своим пахом к мне. Чуть не застонал от возбуждения.       — Убери руки, или я не отвечаю за свои действия, Зверь. — он не двинулся. Я, занервничав, дернулся, и он тотчас прижал меня к себе. Сладко вдохнув его запах, понял, что если сейчас не оторвусь от него, просто растекусь лужицей под его ногами.       — Давай начнем все сначала, мой принц? — зашептал он мне на ухо, целуя мою шею. Он, распахнув свою куртку, прижал меня к своему телу, стараясь быть ко мне ближе. Он что-то сказал, я, не расслышав, поднял голову вверх, и он впечатался мне в губы. Его язык ворвался ко мне в рот, и я отдался поцелую, почти не сопротивляясь ему. Словно во сне я позволял ему гладить мое тело и, обхватив его бедра ногами, сам начал отвечать на его поцелуй, постанывая от удовольствия. Он отпрянул резко и грубо.       — А теперь скажи, что ты не чувствуешь ко мне ничего, звереныш мой!         Затуманенными от страсти глазами смотрел на него и чуть сам не дернулся ему навстречу за новой порцией ласки и наслаждения. Но он так и не приближался. Смущено снял с него свои ноги, кое-как встал, стараясь держаться уверенно.       — Ты что от меня добиваешься, Зверь?       Он заскрипел зубами и выдохнул:       — Скажи мне, что любишь меня! — вновь попытался меня обнять, но я уже уверенно оттолкнул его.       — Я тебе что, игрушка? То притянешь, то оттолкнешь. У тебя есть с кем играть. Ко мне не лезь больше.         Он грозно перебил меня:       — Ты не ответил, Тох! Скажи правду, и я не буду морочить ни тебя, ни себя.       Я выкрикнул отчаянно, не боясь быть услышанным:       — Люблю! Слышишь, люблю! Но пусть все так и остается. Быть вместе больно, порознь я привыкну. Мне побольше надо времени. А сейчас я уезжаю.         Отталкивая его все дальше и дальше, сел в машину и быстро вырулил со стоянки. Ненавижу его. Зато на сердце потеплело от своего признания. Я признался ему. Может, ему станет легче.       Уже дома достал билет и позвонил Ире, она ответила тотчас.       — Сладкий, привет.       Я улыбнулся и спросил тихо:       — Можешь сегодня навестить меня?       — Еду, мой хороший!       Она отключилась быстро. А я никак не мог справиться с накатившим возбуждением. Едва она вошла, как я набросился на нее. Кончить не мог долго. И лишь представив перед собой лицо Зверя, громко выдохнув, кончил в нее. Она шепотом спросила уже позже:       — Кто этот Зверь, Тош? — я замер, испуганно сжавшись. — Тош, ты когда кончаешь, я вот заметила не первый раз уже, говоришь все время: «Зверь».       — Всё, оставь меня, Ир. Я позвоню тебе.         Она кивнула и быстро начала собираться. Едва дверь закрылась, как я со стоном упал на подушку. Телефон ожил, и я, не глядя, ответил, думая, что это обиженная Ира сейчас меня будет отчитывать.       — Ир, прости, я…         Но меня сухо оборвали.       — Я рядом с твоей дверью, Ира уже ушла, села в машину и уехала. Открывай. — он произнес это таким тоном, что я почему-то послушно открыл дверь. И едва она впустила Зверя, он сам закрыл ее.       Он тут же кинулся на меня, целуя и кусая в кровь мои губы. Мне хотелось его с такой силой, что ноги едва держали меня. Я был в одних шортах, и едва он их снял с меня, как припал к моему члену, глубоко забирая его в горло. Он еще не успел раздеться, как я выстрелил ему в горло. Он выпил всё, облизнувшись, и лишь потом встав с колен, стал медленно раздеваться. Квартира стала наполняться запахом его голода. Я чувствовал его, чувствовал в нем хищника, что сейчас будет метить меня и свою территорию. Я знал, что он вряд ли оставит меня в покое, но мне уже было на все плевать. С готовностью прошел в спальню и, дождавшись его после душа, окинул восхищенным взглядом. Он словно сорвался с цепи и, смяв меня под собой, мял, кусал, как и я отвечал ему тем же. Я не уступал ему, и он, протянув мне смазку, прохрипел:       — Трахни меня, Тох.       Но я отвел руку и, кое-как совладав с голосом, прошептал хрипло:       — Нет, лучше ты меня.       Он, недоверчиво глядя на меня, открыл тюбик, выдавил дрожащей рукой на ладонь субстанции и стал растирать ее по члену и, приподняв мои ноги, смазал мой анус. Закусив губу, вскрикнул, когда он вошел в меня наполовину, и задрожал всем телом почти сразу, когда он вошел целиком, и замер. Я мечтал об этом, когда был слепым, и когда стал зрячим. Я мечтал, чтобы он овладевал мной как сейчас, с пошлыми шлепками его мошонки о мой зад, и радостно отдавался ему. Он кончил почти сразу и виновато прошептал:       — Прости, малыш. Надеюсь, не прогонишь за мою слабость?         Я, рассмеявшись, просипел, так как он весил — будь здоров.       — Ночь вся впереди, Зверь.       Он вдруг замер и вновь спросил:       — А потом?       Теперь я уже замер.       — А потом — как получится, Зверь. Я люблю жесткий секс и надолго. Справишься?! — я улыбался, видя, как его лицо разглаживается, и счастливо замер, увидев, как он преобразился на моих глазах. Он был счастлив, бисеринки слез затаились в углах его глаз и, не сдержавшись, потекли по его щекам с одной и с другой стороны. Лег на него и слизнул соленые капельки. А слезы все текли и текли. Он всхлипывал, и наконец, глубоко вздохнув, выдавил из себя.       — Спасибо! Спасибо, что простил меня!!! Ты мой свет и мой… ты просто мой звереныш, малыш.       Кивнул ему и прошептал почему-то:       — А я хотел, чтобы Ирка эта родила мне малыша, и я ухаживал за ним. Чтобы у меня был свой сын.       Он напряженно гладил мою голову и вдруг хрипло предложил:       — Можем нанять мамашку какую-нибудь, чтобы родила нам, тебе и мне, малыша? Как ты на это смотришь?         Пожал плечами и кивнул.       — Теперь хочу быть с тобой до конца, Зверь мой. Просто быть с тобой. — повернув его на живот, медленно входил в его узкое колечко сжатых мышц и, услышав его вскрик, довольно прошептал: — Нечего было блудить без меня. Получай теперь. — резко вышел из него и снова вошел, не обращая на его вскрики внимания. Изучающе рассматривал его распухший анус и вновь вошел в него с удара и требовательно приказал: — Ноги шире и привстань. Ну же! — он повиновался, и я заходил в нём, набирая скорость. Он застонал, стоило мне сменить угол ударов, и, выгибаясь, он кончил первым. Я через секунду, следом за ним.       Наполнив ванну вернулся к своему герою любовнику и замер, видя, как он одевается. Сердце ухнуло вниз. Даже не стал спрашивать ни о чем. Сел на кровати, и услышал грубый рык.       — Ну и что ты не одеваешься?! Оделся и за мной. Наш дом ждет нас, любимый. Ты чего такой бледный? Тебе что, плохо, Антон?         А я, едва не теряя сознание, кивал. Сердце кое-как успокоилось, и я с размаху ударил его в лицо. Он не увернулся, а лишь поймал мой кулак и сказал тихо:       — Прости, не думал, что ты ТАК любишь меня.       — Давно люблю, не шути так со мной больше. — просипел я уже увереннее.       Он серьезно кивнул и принялся помогать мне, деловито сказал:       — Завтра приедут за твоими вещами, хорошо?         Кивнул. А что мне делать в этой квартире без НЕГО? Нечего.       Моя жизнь словно осветилась всеми красками. Я неверяще смотрел на его лицо и походку. Он словно изменился. Засветился изнутри. Моя машина мчала нас в темноте города, плавно свернув в нужную сторону, я остановил у обочины, и он тут же спросил, волнуясь:       — Что, передумал? Антон, я ведь уже не отдам тебя никому, я…       Я закрыл ему рот ладонью и, покачав головой, сказал тихо, но с твердостью в голосе.       — Теперь скажи, чтобы для меня не было никаких открытий, приятных или неприятных. Я еще очень ранимый и делить тебя ни с кем не собираюсь. У тебя в доме есть любовники?         Он удивленно посмотрел на меня и покачал головой.         Давай без вранья только, Зверь, сейчас у нас начинается новая жизнь. Я завязал с Ирой, ты, надеюсь, со своим фаворитом?       Он удивленно посмотрел на меня.       — Каким фаворитом, Антон? Я чего-то не понял тебя. У меня никого не было, кроме тебя. Если ты о моей благотворительности, там, на фото, я был с Игнатом, моим охранником. Для прессы говорим, что будущая фотомодель. А Игнат до сих пор у меня работает, никакой между нами связи нет. Женат, есть дети.       Теперь пришел черед моей челюсти падать вниз. Он любит меня! А я?! Стало стыдно перед ним, покраснев, я отвернулся и, побарабанив руль, спросил тихо:       — Ты простишь мне связь с Ирой?       — Нет, но постараюсь забыть об этом. Наверное, если бы ты спал с парнем, мне было бы больнее. Иди ко мне. — он притянул меня и нежно поцеловал. Такой нежный и такой ранимый, я узнавал нового Зверя, закрывая глаза и тая в его лучах. Оторвались друг от друга мы не скоро. Сзади машины подали сигнал, и Зверь коротко рассмеялся.       — Парни беспокоятся о нас. Поехали, наверстаем упущенное, любимый.       Пришлось выруливать с обочины. Подъехав к его особняку и въезжая во двор, открыл двери, и тотчас ко мне подскочили три парня.       — Ого, ты накачался еще, Антох.         Я растеряно смотрел на них. Они засмеялись.       — Я — Игнат, этот вот кривой — Санька, а это Ромка.         Я кивнул и улыбнулся. Ничего себе бугаи. А я их гонял, помню, хотя вроде в спарринге со мной поменьше были. Поздоровался с каждым за руку и чуть не присел от испуга, услышав за спиной рык Зверя. Он медленно подошел к нам и тихо сказал:       — Парни, чтобы непоняток не было, сразу скажу, чтобы не повторять другим. Тоха — мой… любовник и муж, ясно всем?         Те кивнули, и Игнат сказал смело:       — Да знали мы, что любишь ты его, Бать. Давно знали и ждали, что Тоха ответит твоим чувствам. Старались, как могли, чтобы он ревновал тебя к Сенькиным любовникам. Да все зря.       Зверь помрачнел лицом и сказал угрожающе:       — Теперь без самодеятельности, мы сами разберемся во всем. Он такой же главный, как и я здесь. Его слушать и принимать слова на веру.         Те, кивнув, проводили нас до входа в дом, и я ойкнул от его шлепка по своей заднице.       Уже до дури хотелось разложить своего Зверя где-нибудь в укромном местечке. А тот словно и не торопился. Вальяжно идя по коридору и останавливаясь у каждой комнаты, хитро глядя на меня. Нетерпеливо прибавил шагу за ним. И едва он остановился у следующей комнаты, втолкнул его туда и начал раздевать. Он тихо рассмеялся и, дав мне засунуть руку ему в штаны, прошептал:       — Потерпи еще чуть-чуть.       Но я, хрипло застонав, припустил с него брюки и, нагнув к окну, скрывая предательскую дрожь в коленях, вошел без смазки в его узкое и горячее тело, едва не срываясь сразу в дикий марафон. Дав ему привыкнуть к моему немаленькому размеру, стал долбить его анус так, что голова закружилась. Царапнув его по спине, глухо рыкнув, стал кончать в него. Он сипло дышал, едва переводя дух и восхищенно поглядывая на меня.       — Ну, ты, блин, жеребец.         Сперма на его штанах уже стекала к колену. А я всё продолжал дергаться на нем.       — Успокоился? Пар выпустил? — хохотнул он. — Ну и как я покажусь в таком виде перед сыном?       Я охнул и виновато втянул голову в плечи, резко отодвигаясь от своего любимого. Но он, повернувшись, прижал меня крепче.       — Ничего, подотрем, и будет обычным пятном, не расстраивайся, мой сладкий.       Он, крепко поцеловав меня, наклонился поднять штаны, и я охнул, когда он чуть коснулся меня. Я был снова возбужден. Теперь он, встав на колени, сипло прошептал:       — Негоже тебе не помочь, да, малыш?         Вобрав мой член целиком себе в рот, он задвигался, держа меня за ягодицы и сжимая их, я захныкал:       — Хочу тебя в себе.       Но он крепко держал меня, и вдруг я почувствовал, как между моих ягодиц скользнул палец в анус и, застонав, насел чуть на него.  Отпрянув от меня, он прохрипел:       — Ну всё, ты сам напросился. Потерпи теперь минуту.         Натянув на меня штаны и погладив выпуклость моего члена, встал и, глядя на меня со страстью, прошептал:        — К черту всех, успеем еще увидеться, пошли ко мне сразу.       Вот такой расклад дел меня устраивал полностью. Он, схватив меня за ладонь, потянул в другую сторону и, открыв магнитным ключом дверь, втолкнул меня в широкую спальню.       Возбуждение стало спадать, и я охнул, увидев свою фотографию в белом кимоно в огромном спортзале. В разных ракурсах. Вот так я выглядел слепым. Лицо было безучастным и каким-то словно вылепленным из пластилина. Высокие скулы и сжатая линия губ. Светлые волосы ершиком казались нелепыми, я был словно робот. Вот я улыбаюсь кому-то. Приглядевшись — понял, что меня фотографировали спящим. Сзади мою куртку потянули вниз, и я легко позволил себя раздеть, не отрываясь от фотографий.       — Я ждал тебя каждый день, мой принц, — хрипло сказал сзади, обнявший меня Зверь.       Он действительно ждал меня, вон, мой костюм лежит стопочкой или его? Чуть толкнув, он подвел меня к кровати и, заставив лечь на живот, снял то в чем я оставался. Плавно оглаживая мое тело, он хрипло простонал, потираясь о мои ягодицы:       — Мечта, ты моя мечта, люблю тебя…       Взяв смазку, выдавил на ладонь и тут же смазал между ягодиц, и я вскрикнул от боли, когда он резко вошел в меня. Удар, еще удар, и шлепок по заднице, похотливо выставив ему свой зад, получил еще ощутимый шлепок. Застонал и вновь ответил на его удар, сам насаживаясь на его огромный член, который, казалось, бьет в желудок. Его за член и называли Зверем. Как он меня не убил — не ясно. Но сейчас я наслаждался полнотой, что заполнила меня по самую макушку. Хотелось, чтобы это было вечно.       Я пропитался его потом и спермой насквозь. Он не слезал с меня весь вечер и ночь. Ноги дрожали уже от слабости, и я только постанывал, когда он вновь входил в меня и, притягивая к себе все ближе, вколачивался все быстрее и быстрее. И вновь отвечал ему тихим стоном, слова любви срывались с его губ так томно и так возбуждающе.       Проснулся от его движений во мне и тихо рассмеялся.       — Ты жеребец, а не зверь.         Он подул, медленно двигаясь надо мной, мне в лицо, и я зажмурился, раскрывая ноги шире и приподнимая их выше. Дернувшись на мне, он кончил и, полежав, спросил сипло:       — Ты как?       Я властно притянул его голову к своему паху и приказал хрипло:       — Соси.       Он послушно вобрал член в себя, и я начал ритмично вдалбливаться в его бархатное горло, когда уже оргазм накрывал меня, вздрогнул от его пальцев у меня в анусе, и едва он задел простату, как рассыпался на мелкие кусочки, чтобы снова собраться и рассыпаться. Такой силы оргазма я еще не чувствовал ни разу в своей жизни и, теряя сознание от блаженства, лишь охнул. Очнулся от теплой воды, что он поливал на меня. Оглядевшись, улыбнулся ему. Он положил мое тело на себя в удобной и широкой ванне и поливал из душа мою грудь.       — Ты такой чувствительный, Тоша.       — Не называй меня как собаку, — я поморщился.       Он кивнул и, убрав душ, стал обцеловывать мою шею, слегка прикусывая ее. Желудок квакнул, и он, рассмеявшись, спросил:       — Ну что, пошли, поедим?       Кивнул и, кое-как встав на колени, начал подниматься. Его жадные руки тотчас стали ощупывать мои ягодицы. Пришлось хлопнуть по ним.       — Да ты маньяк, слушай.       Мы смеялись почти все время, пока ели, так что давились оба. Наконец поев, я оделся в свое кимоно и попросил показать мне дорогу до спортзала. Он накинул домашние штаны и тесную белую футболку, проводил меня до него. А там уже были ребята. Почему-то стыда не было. Кивнув им, начал с растяжки, и они словно только этого и ждали. Встали напротив меня и тотчас стали повторять за мной движения. Я все боялся, что его сперма выйдет из меня, но видимо, вся вышла в ванне. Все обошлось без эксцессов. Побегали поспарринговались. Набил первые шишки и пару раз чуть не свалился позорно.       Опустошенным, без спермы, прыгается куда легче, подумал про себя. Легкость была дикой. Словно невесомость. Пока показывал новый прием ребятам, взял кисть Игната и, слегка его приобняв, кинул назад его тело, стараясь не свернуть ему руку. Стараясь не показать испуга, тотчас подсел к нему и, взяв его руку, стал смотреть, чтобы не было вывиха. Тотчас за спиной услышал грозный рык и, не оборачиваясь на него, спросил у Игната:       — Не болит рука?         Он, покрутив головой и затем рукой, отпрянул от меня со страхом.       — Нет, нет, все отлично, Тох.         Я кивнул, и меня тотчас дернули вверх и к себе лицом.       Парни уже выходили из спортзала, а я смотрел в раскрасневшееся лицо своего любовника. Видел, как ему тяжело даются слова, и сам впился в его рот и, оттянув его штаны, взял в ладонь его член. Он отвечал бурно, покусывая меня за язык и глубоко пропихивая свой язык мне в горло. Пришлось встать на колени и, нервно дернув его за штаны вниз, оголить его напряженный член. Он охнул от такой наглости, но стоял твердо на ногах, не пикнув. Лишь когда стал кончать мне в рот, застонал, вышептывая мое имя. Пришлось грубо опустить его на пол и оттрахать по полной в позе собаки. Он лишь стонал, позволяя мне делать с ним, что вздумается. Расслабленно лежали на полу оба, и я спросил, улыбаясь и глядя в его лицо, такое любимое и родное, срывая иногда его поцелуи.       — Заревновал, да?         Он кивнул, пряча от меня свои бесстыжие глаза.       — Я не смогу ни с кем переспать, Зверь мой. Я хотел попробовать как-то, но даже не возбудился. Эй, это до Иры было. Черт, больно.       Он сворачивал мою руку, холодно глядя на меня. И кто меня за язык тянул? Рука распухла и ныла. А он вскочил с пола и ушел, не глядя на меня, натягивая штаны и поправляя свою уже не белую футболку. Я сел и задумчиво посмотрел на широкую закрытую дверь, баюкая больную руку. Дернул в нужном направлении, что-то хрустнуло, я мыкнул от боли, сжимая зубы. Прошел в угол к аптечке и перетянул бинтом кое-как. Сзади подошел Игнат и тут же кинулся помогать, затягивая бинт сильнее. Я охнул и прошептал ему:       — Спасибо Игнат, вот, упал случайно.       — Ага, понял уже, — он хмыкнул и хохотнул.       Я покраснел смущенно и, встав с пола, наткнулся взглядом на стоящего в проходе открытой двери Александра и, глядя на него, виновато первый опустил глаза. Он вошел в спортзал и вдруг громко приказал Игнату:       — Игнат, в спарринг против меня.       Я неверяще выдохнул, Игнат согласно кивнул и послушно стал раздеваться, снимая тяжелую обувь и куртку охранника. Он остался в футболке и военных штанах. Скинув ботинки, Зверь начал растягивать свои мышцы. Едва дыша наблюдал за ними, всё порываясь уйти, но голос Зверя приказал:       — Веди бой судьей, чтоб не покалечил.       Пришлось остаться и смотреть за исходом. Покружив друг перед другом, Зверь первым набросился и, поймав кулак Игната, отбросил его вперед и отпрыгнул. Снова рывок вперед, и вновь кидает от себя тело Игната. Кажется, он даже и не вспотел, как Игнат. Меня пронзила мысль, да он играется с ним. Как зверь перед обедом с мышью, пытаясь поднять себе аппетит. Теперь я напрягся, зная, что он может покалечить. Рука до сих пор ныла. Он вновь кинулся на Игната, и я увидел, как он со всей дури выкидывает в него кулак. Едва успевая, кидаюсь наперерез кулаку и встречаю его лицом. Мощный и оглушающий удар в висок.       Проваливаюсь в забытье, и тут же боль в руке вытаскивает меня обратно. Что-то хрустит в руке, и я пытаюсь встать, скребя больной и здоровой рукой. Сзади меня подтягивают к себе сильные руки. Ошалело моргая, отталкиваюсь от него и, шатаясь, иду к выходу. Шум в ушах, плетусь на улицу и, взяв ключи от своей машины, кидаюсь к ней под громкий оклик ребят:       — Заправили, Антон.         Не успеваю завести машину, как тут же вслед за мной наперерез выскакивает Зверь, тяжело дыша. Кулаки все в крови, футболка тоже. Странно, крови вроде не было.       Злость кидается в лицо, и жму на педаль газа. Рывок машины назад, проскакиваю мимо бегущего к другой машине Зверя. Выжимаю газ и стремительно несусь к лесу. Там выпрыгиваю на какой-то овраг и машину скособочивает. Ничего не понимая, вылезаю из машины и подталкиваю ее от оврага. Она плавно скатывается и останавливается, не доезжая до маленького озерца. Сажусь на землю и опускаю голову. Ах, вот она где кровь. С виска закапало на песок, провожу рукой по шее и чувствую только сейчас сырость. Тело задрожало, реакция на произошедшее только сейчас пришла. Бурный откат накрыл меня с головой дрожанием всего тела. Истерика и паника прошла. Задышал глубоко и посмотрел на чистое небо. Ух, какой адреналин! Чистое небо и… ага, тучи. Скоро дождь будет. Ничего, почищусь от крови. А то озеро какое-то подозрительное. Не чистое ни разу.       Ехать обратно не хотелось. Не тянуло даже на секс со Зверем. Ну, заревновал, ну и что. Я долгое время упорно жил с мыслью о том, что он спит с другими, и он ведь не дал мне повода в этом сомневаться. Кажется, даже радовался, что я так думаю.       Сзади послышался топот ног, и обернувшись увидел Зверя, бегущего ко мне. Кровь уже остановилась, лишь рука стала синеть. Только сейчас обратил внимание. Зло посмотрел на него, и едва он подошел ко мне, прошипел:       — Не смей касаться меня.       — Прости любимый, не знаю, что на меня нашло… — он прошептал виновато, но я перебил его и, садясь в машину, как можно беззаботнее сказал:       — Поиграли в дочки — сыночки и хватит. Не готов ты к тому, что бы я был рядом. Да и я, видно, тоже, раз допустил это все. Удачи.       Машина легко завелась, и я, оглянувшись, увидел скрюченного Зверя, что сел на мое место у озера. На сердце стало тоскливо. Ну, куда я без него? Открыл дверь и процедил:        — Ну что, мне руку перевязывать одному ехать?! Давай быстрее.       Он непонимающе устало посмотрел на меня, и вдруг всё поняв, подскочил на месте и рванул ко мне, огибая мой джип.       Доехали до поликлиники и долго ждали своей очереди. Потом приехал Игнат и, протянув Зверю пачку бумаг, тихо мне шепнул:       — Спасибо тебе, Тох.         Кивнул ему. А Зверь, уже деловито поднявшись, скомандовал мне:       — Поехали до моей клиники. Тут недалеко. Игнат привез документы. Так то и без них бы приняли, но так оно лучше.       В его клинике мою руку быстро обследовали и наложили гипс. Сел в машину за руль и понял, что не смогу теперь водить. Зверь лишь хохотнул, виновато закрывая рот ладонью. Затем, не выдержав, прыснул в кулак.       — Зато не сбежишь, блин. Хоть и левая рука.       Руку мне перетянули аж с плеча, увидев какой-то легкий вывих. Хмуро глянув на него, отдал ему место водителя и скомандовал:       — В мою квартиру вези, или пешком пойду.       Теперь он жалобно глянул на меня, а я, сцепив зубы, старался не улыбнуться. Он довез меня быстро. Пробок не было. У квартиры затормозил, связку ведь оставил у… ну да, в машине. Снова вернулся к машине и, взяв ключи из бардачка, вновь пошел к квартире. Зверь все это время стоял у подъезда.       — Ну что, Александр Иванович? — прошел мимо него, спрашивая. — Кого-то ждете? Ушли все, никого нет? Можете на чаек зайти, так уж и быть, угощу вас.       Он, грустно глянув на меня, сказал негромко:       — Ну ты чё, издеваешься? Я ведь… не специально. Думал вот…       Я перебил его, открывая дверь квартиры и вталкивая его насильно в прихожую.       — Ты специально, и хватит уже врать, ты душу хотел на Игнате оторвать. Мне руку вывихнул специально, ревность твоя дикая, с ума сошел. Так вот, я сразу скажу тебе, что приводил сюда парня, попробовать трахнуть его, но не вышло. Он мне хотел минет сделать, но я заплатил ему и отправил на улицу. Зря я тебе сказал, но почему вырвалось, не знаю. В какой-то миг захотелось с тобой быть откровенным и честным во всем. Проверял я себя, встанет у меня на кого-нибудь другого или нет. Оказалось, только на тебя и встает и еще на баб… по привычке, наверное. Все ясно? Устраиваю я тебя такой? — я прижал его к стене, и он быстро кивнул мне.       Я оттолкнул его вновь от себя здоровой рукой и сказал сквозь зубы:        — Всё, уходи. Мне надо отдохнуть.       Но он не сдвинулся с места. Я, уже не обращая на него внимания, лег на кровать и, как ни странно, сразу заснул. Проснулся среди ночи от жары и жажды. Рядом тут же завозился Зверь, и я попросил его:       — Принеси воды.       Он, не говоря ни слова, умчался на кухню и принес воды. Судорожно заглотнул и закашлялся. Он носился со мной как нянька. А мне душу грела его забота. Только вот не хотелось больше, чтобы мне руки ломали и по голове давали. Он стянул с меня штаны и заботливо стал обтирать тело влажным полотенцем.       — Саш, спасибо. Ты прости меня, черт дернул меня за язык к такой откровенности.       Но он, потрепав меня по волосам, сказал нежно:       — Дурачок ты мой, это ты меня прости. Как же я за тебя боялся, малыш. Думал, опять наворочу дел и лишу тебя чего-нибудь.         Я рассмеялся, он лег рядом вытянув свои длинные ноги.       — Дураки мы оба, помнишь, ты как-то отпустил меня от себя и перед отъездом зашел ко мне? — спросил я.       Он кивнул, серьезно глядя на меня.       Я продолжил:        — А мне перед этим парни сказали, что тебе привезли подарок на день рождения, паренька одного. Я всю ночь мучился от ревности, представляя вас двоих в постели. Так тяжело было, Саш. Очень тяжело. И ты сам не приходил ко мне больше. И ведь ты тогда не стал мне ничего говорить о том, что парень не твой.       Тот вздохнул и спросил тяжело:       — И ты все это время думал, что я был с другими после тебя?       — Почему ты мне дал тогда повод так думать? Думаешь, вызовешь у меня ревность, я кинусь к тебе в ноги и буду просить о милости?       Он посмотрел на меня хмурым взглядом.       — Я тогда не понимал до конца своих чувств к тебе и любовь впервые в своей жизни встретил. Я был растерян, не знал как себя вести. Всегда ждал любовь, и вот когда она пришла, не рассмотрел… думал, привязанность, жалость. И когда взял тебя в последний раз силой, понял, что не хочу тебе боли причинять. А потом понял, что не хочу другого, ну не могу и все. Как отрубило, понимаешь?         Я кивал, иногда попивая из стакана в здоровой руке глоточки воды. А потом словно накрыло меня это полное понимание своего состояния. Люблю, был готов кричать об этом на весь мир.       — Стал искать тебя. Тогда парни снимали твой бой на телефоны, вот я и попросил, чтобы скинули мне все эти видео и фото. Наделал кучу фоток и жил одним тобой, каждый день с твоими фотками разговаривал, как дурак. Потом к тебе приехал, к Аргону. Ты послал меня, мягко говоря. И я сна лишился. Казалось, что будет что-то плохое, сердцем чуял. Как-то приснилось, что ты с перерезанными венами лежишь в ванной. Ох, совсем тяжко в те месяцы было. Звонил твоему брату. Он, словно пожалел меня как-то, и сам позвонил. Сказал, мол, ты теперь видишь и живешь уже сам по себе. И, мол, ко мне вы приезжали. А Аргона в лицо никто и не знает. Парни и сказали ему, шутя, мол, у парня своего батя наш. Отдыхает, типа. Я ополоумел, чуть им всем языки не повырывал. Навел кипишь. Они всю неделю уборку наводили у меня в наказание. А ты ко мне холоден, как лед. Думал всё, сам покончу с собой. Без тебя все равно не жизнь.       Распорка на плече съехала, и я дернул ее, выкидывая на пол. Стало намного легче. Обнял его голову и поцеловал его.       — Давай, ты не будешь меня ревновать?       — Да не могу, хоть убей, не могу. Понимаю все, а рядом вижу с тобой кого-то, крышу сносит сразу. Давай, ты пока без тренировок?         Я покачал головой, и самому мысль пришла в голову:       — Мне по работе надо уехать.         Он тотчас зарычал, я поднял руку и предложил:        — Давай вместе? Как, типа, в свадебное путешествие, а? Наедимся друг другом досыта, и поспокойнее будет. Мне кажется, я и сам ревновать тебя ко всем буду. Хорошо, Сеню твоего не вижу. Прибил бы его за такие подарочки.       — Да он нам на двоих привез. А я отказался и всю ночь дрочил, думая о тебе. Стыдно признаваться в этом тебе, но раз уж все по-честному… давай, Антош, съездим вместе. Ты номера забронируй.         Он протянул мне пластиковую карточку, и я, побледнев, спросил:       — Ты что ж меня, как шлюху?..         Я не договорил, увидев, как он суматошно прячет пластик в кошелек.       — Сам, сам покупай, бронируй нам номера, чтобы люкс были, и чтобы еду в номера, и мальчиков.       — Я буду твоим мальчиком, — шутливо ткнул ему вбок. Он согласно кивнул.       — Тогда на все согласен. Даже не на люкс.       Притянул его к себе и поцеловал в закрытые губы, вдыхая пряный аромат моего возбужденного Зверя. Так, с гипсом на руке, и поехали мы. Отношения у нас стали лучше прежнего, после трех недель постоянного секса вперемешку с гулянием и пробежками по утрам, мы, наконец-то, более или менее уравновесились. И не обижали друг друга неосторожными словами. И теперь только учились любить друг друга до конца, не тая свои чувства. Было очень тяжело, но мы смогли.