***
Юри быстро разбирается с первой частью задания в Китае. Никакого оружия — свернуть шею пьяному тамплиеру в туалете не составляет труда. Лёгким движением руки сжечь перчатки — и всё. Улики уничтожены, и никто не пострадал. Юри признаётся только себе, что это — самый быстрый способ снять стресс и волнение перед соревнованиями. Да, у него на руках кровь тамплиеров. Врагов, губивших его народ сотнями и тысячами. По возвращению в номер Кацуки долго пялится в потолок и пытается унять дрожь в теле. Ему жутко, до зубовного скрежета хотелось на лёд, ощутить контраст холода и жара, заставляющий естество гореть и перерождаться во что-то новое. Юри любил лёд, как никто. Юри любил дело своей семьи. Потому что семья — это всё. Юри любил. А вот кого, это уже отдельный пункт.***
Каток как очередное задание. Каждый выход на него — таинство для Юри. Даже если это просто тренировочный прокат, разминка или просто баловство в поздние часы. В такие моменты не существует человека Кацуки Юри. Есть только спортсмен, надежда Японии, способный показать, что есть истинная радость на льду. На него много кто смотрит. Японец чувствует, как взгляды — завистливые, заинтересованные, ненавидящие, испуганные — скользят по коже. Это подстёгивает, разжигает азарт. Он охватывает всё тело, заставляя лететь выше, прыгать сильнее, опускаться мягче. Да, извольте смотреть на него. Оу, вы не можете оторвать свой взгляд? Правильно, вам нельзя. Вы злитесь, что не можете? Что ж, смогите. Юри замирает в финальной позе. Ему не нужна музыка, что исполнить программу. Как заметила Мари, он и есть музыка. Его тело создаёт её. И это лучшая похвала от сестры. — Юри! — раздаётся на весь каток радостный голос. Кацуки не нужно оборачиваться, чтобы увидеть счастливое лицо своего тайского друга. Его голос разлетается по всему стадиону, заполняя собой всё пространство, разбивая на кусочки атмосферу напряжённости. Пхичит Чуланонт — весельчак, душа компании, обладатель заразительного смеха и удивительной способности заболтать собеседника. — Давно не виделись. Как доехал? — спрашивает азиат, подъезжая к бортику. — Замечательно, — отвечает друг, демонстрируя широкую улыбку. — Я тут видел неподалёку один ресторанчик. Цены низкие, а еда… Ммм, пища богов! Давай сходим туда! Отказать другу невозможно, поэтому дождавшись, когда у тайца закончится прокат, они дружно идут в то самое место. По пути они мило беседуют. Несведущему человеку показалось бы, что они ведут разговор ни о чём. Но кому как. Пхичит Чуланонт — хороший друг, прекрасный фигурист и профессионал в отравлении. — Слышал, недавно новое распятие покрасили. — О, об этом уже стало известно хозяевам? — удивляется Юри. — На следующий же день, — зевает таец. — Меньше ворон считать надо и пить, кстати, тоже. — Это да, — вздыхает Кацуки.***
— Может, этот бой выиграл и ты, но война не за тобой, — притворно дуется Пхичит, наблюдая за собирающимся другом. — Тебя так расстраивает, что я выиграл золото, а ты — серебро? Кацуки знает ответ, но не может не поддеть тайца. Это их маленькая старая традиция ещё времён Детройта. Кто быстрее, выше, сильнее. — Неа, — улыбается Чуланонт. — Просто там нас ждёт Виктор Никифоров. Сможешь его перекатать? Юри тяжело вздыхает. Он и без тайца знает, что это задача невыполнимая и недостижимая. Как до Луны пешком. Виктор Никифоров — гений фигурного одиночного катания, мужчина со сказочной внешностью и предмет преклонения Кацуки Юри. А ещё он — гражданский. Юри не может втягивать невинного человека в свои дела. Он не хочет, чтобы Виктор пострадал по его вине. — Как думаешь, сможешь одолеть его? — спрашивает таец, улыбаясь до ушей. Юри поворачивается к нему, и коснувшись струн несуществующей гитары, запевает на русском: — Не сыпь мне соль на рану~ Она ещё болит~***
После короткой программы на российском этапе Гран-При в туалете его зажимает зеленоглазый блондин и кричит что-то про «двум Юриям нет места не льду». Кацуки соображает с трудом — он только что откатал, перед глазами ещё плясали огни софитов, а в ушах гремела музыка. И что сейчас ему говорили, японец бы без хорошего сна не разобрался. А ведь ему ещё идти на второе задание. Подросток завёл руку назад, чтобы, очевидно, врезать ему хорошенько, но инстинкты, наработанные годами тренировок, работают, как часы. Миг — и блондин сидит пятой точкой на холодном кафеле. — Если вы хотели доказать, что сильнее меня, то показали бы это на льду. Уверен, у вас замечательная программа. Юри не слышал, что говорило юное дарование. Сейчас в голове японца были только две мысли — принести посылку адресату и завалиться спать.***
— Ты уж прости моего внука, он не со зла, — в который раз повторяет Николай Денисович. Юри уже ничему не удивляется. Мироздание чётко дало понять, что оно — крайне внезапное создание, и на такие выверты охочее. Юрий Плисецкий — хам, грубиян и юный гений, дебютировавший в фигурном катании, внук Николая, ассасина со стажем, известного в быту как Северный волк, и главарь русской семьи ассасинов. Правда, здесь их именовали по-другому*, но Николай не советовал углубляться эту тему. — Ничего страшного, — спешно соглашается Юри, передавая посылку русскому. — Ты и ассасин? Серьёзно? — надменно спрашивает Плисецкий. — Да у тебя растяжка хреновая! Небось, ещё и навыки ужасные? — Юрочка! — восклицает Николай, поворачиваясь к внуку. — Разве этому я тебя учил? — Но, деда… — О моих навыках ты можешь судить по нашему первому разговору, — произносит японец, потирая переносицу. — Что же касаемо моей растяжки… К двадцати годам ты столкнёшься с такой же проблемой. Плюс, прибавь другое телосложение… — Оставайся ты у нас, — великодушно предлагает русский. — У тебя глаза на ходу закрываются. Юрочка, не спорь. Кацуки успевает коснутся подушки, как сознание махает ему ручкой. Он уже не узнает, что к Юре заходил в гости Виктор. Он уже не узнает, каким взглядом Никифоров смотрел на него. Уж Юра постарается.***
То, что его толкают, когда он на лестнице, Юри совсем не удивляет. Сколько он этого натерпелся у себя дома. Мари хоть и любит его, но, когда дело касалось тренировок, была безжалостная и беспощадна. Ежедневно спускала с лестницы. «Потолок красивый» — думает японец, летя вниз по лестнице, после чего не напрягаясь делает колесо пару раз и мягко приземляется. И давит свалившиеся с носа очки. Ж — жизненно. Откуда-то с боку донеслось знакомое цыканье. — Что, и не побежишь его наказывать? — Нет, Юрий, не побегу, — отвечает японец, не думая поворачиваться к Плисецкому. — Не в первый раз с лестницы падаю. В следующий раз смотреть по сторонам буду. Ладони немного саднят. Не смертельно, но неприятный факт оседает на языке. Профессионал, как же. — Если я сейчас побегу за ним — опоздаю на свою произвольную программу. Нужно уметь действовать по ситуации. Юрий молчит, и Кацуки благодарен ему за это. Каким-то чудом он улавливает голос приближающегося Виктора и прибавляет шаг. И пусть кто-нибудь кто-то посмеет сказать, что он сбегает. Ничего подобного. Это тактическое отступление. А то его сердце не выдержит.***
В Барселоне к нему подходит сам Виктор Никифоров и предлагает прогуляться по городу. Прямо в тот момент, когда Кацуки собирался пойти на встречу с информатором. Как там любит говорить Николай? «Ну ахринеть теперь» Виктор говорит много и порой не по делу. Но у Юри сердце при каждом шаге в пятки падает, стоит посмотреть в сияющие глаза цвета лазури. Свет праздничных огней дарит ему ореол, и Юри кажется, что перед ним святой. Или одной из Предтечей на крайний случай. — Может, в кафе посидим? — предлагает Виктор. Даже если бы он предложил пойти ему на костёр инквизиции, Кацуки без раздумий согласился. И получил бы удовольствие, если бы Виктор так же счастливо улыбался. Кацуки Юри болен Виктором Никифоровым. Неизлечимо и на всю жизнь. Эх, не видать отцу внуков. Они заходят в небольшое кафе, пахнущее пряностями и какой-то сладостью. В самом уголке, на мягком диване, сидят Пхичит и Крис. Ноосфера, прекрати. — Виктор! — радостно кричит Джакометти, зовя парочку с себе. — Тоже решил немного отдохнуть? — спрашивает у друга Никифоров. — Да, — лениво тянет Крис. — Думал встретиться со знакомым, но у него появились дела. «Так вот на кого ты меня променял, Юри?» — Он хоть предупредил тебя? — интересуется Виктор, заказывая что выпить. — В самый последний момент, представляешь? «Крис, я не специально» — набирает Кацуки, даже не смотря на дисплей телефона. Один из навыков современного ассасина — набирать смс-ки, не смотря в телефон. Удобно и внимания не привлекает. Именно этому его обучил Кристофер — фигурист, немного извращенец и информатор. — А я вот наконец-то поймал Юри, — неожиданно похвастался Виктор, бросая взгляд на японца. — Он постоянно сбегал после выступлений. Неуловимый прям. Даже поговорить нормально не получалось. Кацуки хочется провалиться под землю от смущения. Хорош ассасин — краснеет, как девчонка от одного взгляда своего кумира. — Он мне о твоей великолепной программе все уши прожужжал, — пожаловался Джакометти. — Так что теперь ты просто обязан взять на себя ответственность за истязание русского гения. «Я мстю и мстя моя страшна» Ещё никогда Юри не был близок к позорному бегству.***
После окончания Гран-При, на котором, кстати, он занял второе место, уступив Никифорову десятые, Юри пришлось задержатся в Барселоне на пару дней. Сам виноват, что позволил себе расслабиться. Всё-таки Испания не зря считается родиной тамплиеров. Если не тот факт, что брат и сестра Криспино — фигуристы, Юри бы не разменивался по мелочам. Утопая в общении с Виктором, японец не сразу заметил кресты на их шеях. Эти двое заставили Юри побегать, но в конечном счёте, Кацуки не зря столько времени совершенствовал свои навыки. Он чётко дал понять этой парочке, что пока они — фигуристы, он и не подумает их тронуть. Но если они пойдут первыми, пощады не будет. Домой азиат вернулся немного не в настроении. Даже серебряная медаль уже не радовала. А он так надеялся избежать раздора хотя бы в спорте. На пороге встретила улыбающаяся Мари, что сразу вызвало у Юри подозрение о подвохе. — Тут к тебе гость приехал. Уже второй день ждёт, — весело сообщила она, уходя в глубь дома. Под ложечкой немного засосало. Идя вдоль по коридору, Юри перебирал всевозможные варианты того, кто это мог быть. Но увидеть Виктора Никифорова, разглядывающего его детский альбом, он совсем не ожидал. — Юри! Ты наконец приехал! — радостно воскликнул он, вскакивая с татами и крепко обнимая его. Только то, что азиат успел закусить щеку изнутри, спасло бедного русского от вывиха локтевого сустава. — Эм… Какими судьбами? Язык безбожно заплетается, а в голове настоящая каша. — Мне было интересно, как ты живёшь, — бесхитростно сообщает Никифоров, и Юри старается не подавать голоса, когда сильные руки фигуриста мигрируют на его талию. — Ты так быстро ушёл, и даже телефон свой не оставил, — канючит русский, не замечающий смущения японца. Юри никогда не был дураком. Ассасину не положено. Пары намёков было вполне достаточно, чтобы понять, к чему клонит его кумир. Он, Кацуки Юри, нравится Виктору Никифорову. — Мы…не можем быть вместе, — выпаливает Юри, пряча глаза от пытливого взгляда русского. — Почему же? — голос Никифорова пропитан удивлением, как торт шоколадным кремом. — Я…не женщина. — Это я уже понял, — смеётся русский. — Одни твои выступления повергли всю женскую половину зрителей в состояние экстаза. — Если ты останешься, у тебя будут проблемы. — Меня не волнуют скандалы, — произносит Виктор, прижимая японца к себе. — У нас никогда не будет детей. — Ничего, усыновим. — Господи, я ассасин! — не сдержал Юри и тут же прикусил свой язык. — Правда что ли? Кацуки боится поднять глаза и посмотреть в эти чистые, не омрачённые грузом забранных жизней глаза. — А если по правде, меня не волнует, — спокойно, словно это ничего не значит, говорит Виктор. — У каждого свои недостатки. — Ты… Юри вырывается из объятий и смотрит в глаза кумира. Там нет и грамма презрения. Лишь серьёзный, прямой взгляд цвета лазури. Не смотрите так на него. Он и так уже горит. — Я убиваю людей, Виктор. Если мне скажут — я это сделаю. И может настать такой момент, что я просто не вернусь обратно. На тебя могут напасть и шантажировать меня этим. Ты и в правду готов пожертвовать собой и своей спокойной жизнью ради этого? Выслушав всю тираду до конца, Никифоров берет ладонь Кацуки и, поднеся её к губам, чмокнул безымянный палец. — Это очень похоже на предложение. Хватит так счастливо улыбаться, мистер Никифоров. Ваша улыбка ослепляет. — Ты же не отступишься от своего решения? — устало выдыхает японец. — Неа, — снова заключает его в объятия русский. — Если тебя это коробит, мы можем сначала узнать друг друга получше. В воздухе звенит невысказанное: «А потом мы будем вместе. Не сбежишь от меня. Никогда.»