В Питере

В Японии из открытых окон тянет сливой, вишней и только что попрощавшимся цую. Япония пропитана зелёным чаем, который заваривается со всей строгостью традиций, и рисом с всевозможными интерпретациями рыбы. Япония – это традиционные сёдзи, храмы и тории, маленькие статуи божков в лесу и сады камней. Япония – это горячие источники, гейши, хокку, Харуки Мураками и японский рок, разительно отличающийся от западного. В Японии много чего интересного, начиная с истории, заканчивая природой. Япония - это Юри с карими глазами и вечно взъерошенными каштановыми волосами. Это вечно извиняющийся и кланяющийся Кацуки в мешковатой одежде. Япония - это страна вечно восходящего солнца и людей-долгожителей, любящих и оберегающих свою природу. Но пока Виктор здесь внутри щелкает, трещит, мигает красным огнём в темноте. сирены не слышно Приветливая Япония - это не родная Россия. Россия - это Юра с сине-зелёными глазами и светло-русыми волосами. Это неоднозначный Плисецкий, который обжигает ледяным равнодушием и суровостью и топит в солнечной нежности и любви. Россия - это чай гринфилд или тесс из пакетика или кофе 3 в 1. Это оладьи с малиновым вареньем по утрам и на скорую руку макаронами по-флотски на ужин у мамы. Россия - это большая книга про хозяйку медной горы и малахитовую шкатулку, которую бабушка привезла маленькому Вите из Екатеринбурга, и которую уже Витя – которому слегка за тридцать - читает Юре – которому слегка за двадцать. а хозяйка медной горы ходит сквозь каменные своды и плачет янтарём да малахитом, пока вокруг ног вьются ящерицы Россия - это родной Питер с туманами по утрам, дождями в декабре, внезапными двадцатиградусными морозами в новогодние каникулы и неопределённое лето со смогом, дождями и палящим солнцем, что асфальт плавится. Питер – это мосты, реки, каналы, Финский залив, острова, дворцы и дворы-колодцы в центре, хрущёвки и девятиэтажки на окраинах с кучей торговых комплексов. Питер – это Юра, который засыпает на плече под Агату Кристи по радио и сказки Бажова вслух над ухом. Виктор поглаживает чужое предплечье, на котором паутиной сплетаются чуть заметные выпуклые полоски. Шторы раздвинуты, окна открыты, впуская в комнату шум машин и крики детей с птицами. Плисецкий щурится, смотрит на Виктора и поджимает губы на его улыбку. -Ты жестокий человек, Никифоров, - устало выдыхает Юра, жмурясь от солнца и утыкаясь в шею Виктора. Он ждёт, когда в комнате раздастся чужой звонок или сигнал о сообщении, а Виктор внезапно исчезнет, как и внезапно появился год назад. просто за это время Юра выработал в себе готовность к тому, что его могут оставить одного Ежедневные ожидания не оправдываются. Почему-то телефон не взрывается Listen to Your Heart, Виктор почему-то не улетает. Он продолжает лежать рядом на кровати, прижимая к себе снова заснувшего Юру. Здесь, в питерской квартире, пахнет солнцем и немного пылью, а ещё фруктовым шампунем Плисецкого и кофе с молоком. Здесь слегка поскрипывают половицы, тюль превращает солнечные лучи в решётку на обшарпанном паркете в "ёлочку". Старый советский сервант в гостиной блестит коричневым лакированным деревом, по которому недавно прошлись тряпкой с полиролью, а хрустальный сервиз в самом центре этого серванта отсвечивает радугой. Патефон в соседней комнате крутит скрипучую пластинку, напевая голосом Михайлова "Утомленное солнце", пока Николай разбирает в комоде пожелтевшие по краям чёрно-белые фотографии. На кухне пахнет выпечкой. Комната утопает в солнце. На белой подушке россыпь золотистых волос, Юра чуть хмурится, а Виктор накрывает его пледом и проводит пальцем между сведённых бровей, разглаживая упрямую складку, и посматривает на билет до Алматов на столе. Буквально на пару дней, - сказал тогда Юра. Виктор никогда его не отпустит. Не теперь.