***
Уже год я сознательно храню в душе под тремя печатями свою любовь к Виктору. Он очаровывает, влюбляет в себя с первого взгляда. И прекрасно знает это. Этот мерзавец настаивал на совместном номере каждый раз. Мы часто жили в одной комнате, и нам никогда не бывало тесно. Виктор любил покупать номера класса люкс с огромными окнами и джакузи. Мне было по вкусу и то, и другое, я никогда не перечил ему. Наслаждался аудиенцией по ночам, наблюдая за тем, как он любуется облаками и звездами, вздыхает при виде Луны, считая, что я давно уснул. Я никогда не рассказывал ему об этом. — Юри, о чем ты задумался? — по паркету, пританцовывая под мелодию, доносящуюся из стереосистемы, из-за арки эффектно выехал Виктор, в такт рассекая локтями воздух. — О виде из окон, здесь кра… — я оцепенел, когда пальцы Виктора проскользили по моей спине, очерчивая линию плеч. — О, да, тут очень красиво, — горячее дыхание обожгло мою шею, ноги предательски подкашивались от его голоса где-то под ухом. — В-виктор, что ты делаешь, нам надо идти на встречу, — мозг упорно не давал подступившим к горлу эмоциям прохода, посылая мысли о предстоящих событиях, одну за другой. — Кста-а-а-ати, — почти лениво протянул Никифоров, огибая меня, становясь прямо передо мной, хватая за плечи. — Я не хочу туда идти, Юри. Давай не пойдем, пожалуйста, Юри, там скучно! Вы видели кота из «Шрека»? А его взгляд вы видели? О, пожалуйста, именно с таким выражением лица 28-тилетний фигурист вымаливал у меня сейчас разрешение не идти на банкет. Я никогда не отказывал ему, это было мне не под силу. — Хорошо, Виктор. Можешь не идти туда сегодня. Послышалось тихое «ессс», а на лице появилась настолько солнечная и прекрасная улыбка, что я не смог не улыбнуться в ответ. — Раз уж ты не идешь, — я скинул его руки со своих плеч, — я должен прибыть туда раньше, чтобы всем растолковать, куда же делся мой всеми обожаемый тренер. Я в шутку подмигнул ему и направился в гардеробную, которую Никифоров любил называть шкафом. Он ее унизил этим словом, не находите? — Виктор, какая на тот раз отмазка? Ты испачкал рубашку соусом, пока доедал креветку, или же… — тут меня схватили за запястье и потянули назад. Мои глаза встретились с его. Так близко, что я мог разглядеть рисунок на радужке его глаз. — Юри, золото, ты же не бросишь меня тут одного? Я могу набедокурить… — говорил мне мой тренер практически в губы, не отводя взгляд ни на минуту, превращаясь из милого котенка в прислужника Дьявола. Я сглотнул. Спустя полсекунды последовал ответ. — Н-нет, ладно, отпусти, пожалуйста, Виктор. — прошептал я. Почти взмолился. Он без предупреждения каждый раз вторгался в личное пространство, заполняя его собой настолько, что негде было укрыться от этого всего, сносящего крышу: его запах, взгляд, словно он знает все твои секреты и мысли, все эти ощущения, когда он касается тебя, его руки ласково скользят по предплечью, задевая рукава футболки, от чего по телу проносится табун мурашек, пробуждая нервные окончания. Кожа в местах, где прикасались его руки, горит, а потом я слышу собственное имя. Лучшее, из всего сказанного им когда-либо. Я нащупал ладонью край стола и оперся на него, пытаясь выдворить непрошенного гостя из своего вакуума. Мне просто нужно больше кислорода. А он продолжает сверлить меня своим адски пылким взглядом, не двигаясь с места. Не выдерживаю. Перевожу взгляд на пол. Виктор отходит. Он придвинул стул ближе к столу, наклоняясь за конфетой. На стол в гранд-отелях всегда кладут что-нибудь вкусненькое, дабы подсластить пребывание гостя здесь. И получить неплохие чаевые. — Конфетку, Юри? — радостный Виктор зашелестел фольгой, обнажая молочный шоколад. — Эти отменные. Я прочёл название на коробке, пока Никифоров возился с полагавшейся мне конфетой. Вдохновение. Если съем, смогу ли я вдохновить себя настолько, чтобы впечатлить Виктора? Если съем, смогу ли я стать его музой? Виктор протянул руку, поднося конфету к моим губам. Я приоткрыл рот и откусил немного. Приторно-сладкая жидкость с небольшой горчинкой протекла по горлу, на что я сделал кислую мину. — Ликер. Виктор, блин, ненавижу его! Услышав заразительный смех своего тренера, я тут же налил себе воды и попытался ей заглушить этот тошнотворный вкус у себя во рту. Руки Никифорова снова переместились на мои плечи. «Ну, Витя, я тебе это припомню!» — думал я, жадно глотая воду. Перестав корчиться от ликера, я обратился к Виктору. — С-спасибо, — снова шепчу я, набирая полные легкие воздуха. Прохлада его отдается в горле. Я медленно прихожу в чувства, все еще не решаясь задержать взгляд на русском, стоящем передо мной. — Юри, — сказал Виктор с неузнаваемой хрипотцой в голосе, — пошли в ресторан?***
В Ванкувере всегда было тепло и солнечно, этот вечер не был исключением. Мы гуляли по парку, переговариваясь о вкусах в музыке. — Не-е-е-ет, Юри, серьезно? — почти застонал Виктор, приплясывая от нервозности и разочарования. — У него хорошие песни, Виктор, отвали. — Но это же… Я грозно посмотрел на Виктора, пока тот размахивал руками, пытаясь подобрать слова на английском, хотя бы приблизительно описывающие его состояние сейчас. Никифоров, посмотрев на меня, замер. Затем выпрямился и высунул язык. Ему в этот момент как будто в рот уксуса налили, — вот какое выражение лица. — Элтон Джон, подумать только, Юри Кацуки, любовь всей моей жизни, слушает это! — он топнул и зашагал дальше, не оборачиваясь на меня. Я же замер. Мои щеки налились багрянцем, я чувствовал это. «…любовь всей моей жизни.» На моем лице появилась улыбка. Улыбка искреннего счастья от услышанных слов. Остаток вечера Виктор решил провести в непосредственной близости со мной, не отходя ни на шаг. Находиться в столь тесных отношениях со своим тренером и видеть, что ему приятно твоё общество — лучший подарок небес. Мы петляли по опустевшим тропинкам, разговаривая о различных вещах: о цветах, о вкусе и цвете борща, и чем он отличается от щей, о четверных сальховах, о любви Виктора к Красной площади и о детстве Маккачина. Он больше не трогал Элтона Джона и тему музыки в целом. Мы свернули к берегу, где все ещё было шумно. Люди носились по песку, пытаясь устоять от волн, упорно бьющихся о их ноги, но для купания было ещё слишком холодно. Я очень люблю беседки около набережной. Обычно в них отсиживаются влюбленные парочки, пришедшие полюбоваться закатом, ну и партнёром, конечно. Физически и морально. Виктор потащил меня в одну из таких беседок. Найдя свободную, он ускорил шаг, а я бежал сзади, практически спотыкаясь. — А здесь уютно, — осматривая оценивающим взглядом внутренность логова влюблённых сказал Никифоров. — Пожалуй, — согласился я и прошёл к лавочке. Стукнул по ней, навязчиво приглашая Виктора ко мне присоединиться. Он прошёл и сел в непосредственной близости от меня, уставившись на Луну. А я уставился на Виктора. Он определённо любил наблюдать за спутником нашей планеты, а я за своим спутником. Его зрачки едва заметно подрагивали, он видимо пытался рассмотреть кратеры, образовавшиеся от столкновения астероидов с поверхностью. Я смотрел на самого прекрасного в мире человека. Как я мог так влипнуть, влюбившись в своего кумира? Меня снова окутала пелена мыслей, я с головой окунулся в нее, выискивая ответ на свой вопрос. Меня всегда привлекало фигурное катание. Виктор Никифоров был моей музой детства, я катался, чтобы однажды выйти с ним на один каток и пытаться побороться за первое место. Это и случилось тогда, в Сочи, где я занял позорное 6 место. Почти, но все равно обидно. Я был разбит и разочарован в себе настолько, что всерьёз подумывал бросить спорт. А потом свершилось чудо. Словно божья благодать, сошедшая с небес, сам Виктор Никифоров явился в Хасецу. Ко мне. Тренировать меня. Кумир. Тренировать. Господи. Мои мысли плавно уводили меня все дальше в прошлое, показывая моменты непринужденных комплиментов и целомудренных касаний. Я даже упустил момент, когда Виктор успел оторваться от Луны и посмотреть на меня. — Юри, — прошептал он, ладонью надавливая мне на коленку, — ты в порядке? Я сфокусировал свой взгляд на Викторе. Он выглядел немного обеспокоенным и одновременно светящимся от счастья. — Да, в полном. Я улыбнулся и посмотрел на его руку, все еще остававшейся у меня на коленке. — Я так счастлив, Юри, — заговорил Никифоров, заставляя перевести взгляд на его лицо. — Я так счастлив. — Я тоже, Виктор. Спасибо тебе за прогулку. Это реально лучше банкета. — Аудиенция со мной априори лучше банкетов, — Виктор подмигнул мне, я хмыкнул. Да уж, семпай, от скромности Вы не умрете. — Юри, — начал Виктор, — могу я поцеловать тебя? Я моргнул. Затем ещё раз. — Поцелуй меня, Виктор. По нему было видно, что это было именно то, что он хотел услышать. Облизался. Установил зрительный контакт и не отрывался от моих глаз до тех пор, пока не приблизился настолько, что я мог чувствовать его теплое дыхание на своих губах. Виктор прощупывал почву. Его рука поднималась вверх по моему колену, очерчивая линию бедер, предплечье и цепляясь сзади за шею, медленно приближая меня к себе. Он прислонился лбом к моему, глубоко вдыхая через нос. Я замер, нервно сглатывая. Уже бы пошёл на попятную, если бы не рука Виктора на моей шее, крепко фиксирующая моё положение. Гад, какой предусмотрительный. Я не знал, куда себя деть. Он снова в моем личном пространстве. Душа носилась по телу, сердце бешено билось под ритм чечетки. Неужели это тот самый момент? Виктор отстранился, проводя большим пальцем по моей щеке. — Юри, — прочел я по его губам, — ты веришь мне? Я медленно приподнял голову вверх. Подался вперед. — Да, — очень тихо. Я видел, как его зрачки расширяются. Видел, как глаза загораются. Как в них отчетливо читается желание. Он желает меня. Русский придвинулся вплотную. Осторожно провел языком по моим губам, закрывая глаза и целуя меня. Вкладывая душу в поцелуй, все счастье и отчаяние от того, что это будет длиться не целую вечность. Я никогда не чувствовал себя прекрасней.***
— Виктор, куда мы идем? — нарушил тишину я, поворачивая голову к Никифорову. — Я заказал столик в «Carderoʼs Restaurant», надеюсь, ты не будешь против морской кухни. Виктор причмокнул и улыбнулся. — «Carderoʼs»? — переспросил я. — А там хорошая рыба. Крис как-то заикнулся во время очередного словесного поноса в мой адрес. Виктор хмыкнул и приобнял меня за талию, не сбавляя скорости. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы идти с ним примерно на одной скорости. Черт тебя дери, куда ты гонишь?***
Виктору сегодня мог позавидовать даже самый вежливый и услужливый кавалер в Канаде. А я сегодня его принцесса. Как только мы вошли в гардеробную, Виктор прошмыгнул вперед и о чем-то переговорил с мужчиной во фраке на английском, затем, гордо улыбаясь и разводя руками, подошел ко мне. — Впечатляет, а? Зал и вправду был грандиозный: гигантские шторы до пола, цветы повсюду, приятная музыка, различная резьба и предметы декора — все, как в ресторанах уровня Виктора Никифорова. Он снял с моих плеч пальто, с подобающей аккуратностью отдавая его в руки гардеробщику, скинул с себя свое и протянул его следом. Вручив нам два золотых номерка, гардеробщик позвал официанта, представившегося нам, как Оуэн. — Прошу за мной, — Оуэн прошел вперед, открывая перед нами двери на летнюю площадку. Я неуверенно проследовал за ним, Виктор шел сзади. На летней веранде, несмотря на позднее время, было полно людей, громко беседующих между собой. Они чокались бокалами и выкрикивали что-то на мексиканском. Наш официант прошел по бревенчатому полу, сворачивая налево, к небольшому, украшенному «островку», мостик к которому был украшен различными цветами и огоньками. Он остановился, пропуская нас вперед. Виктор, к моему удивлению, тоже не спешил проходить, поэтому я пошел вперед. Я аккуратно ступал меж лепестками лилий, боясь задеть хоть один бутон. В моей голове проносились тысячи и тысячи мыслей со скоростью ракеты «земля-воздух». Незнакомое чувство поселилось где-то там, под сердцем, согревая меня изнутри. Душа ликовала. Никакие слова не в силах описать мое состояние сейчас. Мой взгляд устремился к шатру, ожидавшему нас. Ветер трепал белую ткань накидки, слегка приоткрывая вид изнутри. Я замер в нескольких шагах от входа. Виктор встал позади меня, нас разделял один шаг. Я всхлипнул, резко обернувшись, зарыдал Никифорову в плечо. Он заулыбался, поглаживая меня по волосам, другой рукой прижимая к себе как можно нежнее. Кивнул официанту, тот в ответ поклонился и зашел в шатер почти беззвучно. Я хныкал Виктору в пиджак, сжимая его воротник в своих руках. — Тш-ш-ш, Юри. Вслушайся, — прошептал он, опуская руку ниже, к талии. Я поднял на Никифорова заплаканные глаза, шмыгая носом, прислушиваясь. Услышав звуки песни, я задрожал, ощущая себя самым счастливым человекам на планете. Элтон Джон. «Nothings Gonna Change My Love For You». — Ви-и-и-и-иктор, — простонал я, слезы снова навернулись на глаза. Я растворялся в объятиях любимого человека. Не мог прекратить свою истерику. — Я надеялся, эта подойдет под ситуацию. — Виктор поднял мое лицо за подбородок, наклоняясь ближе. — И я не ошибся. Он улыбнулся, смотря мне в глаза, затем закрыл их, наклоняясь и целуя меня в уголок губ. Я зажмурился, краснея, пытаясь впитать в себя это прикосновение, чтобы запомнить навсегда этот момент. — Ваш столик готов, — сообщил официант, выходя из палатки. Виктор не спеша оторвался от моих губ, его глаза сверкали, как у маленького мальчика, нашедшего под рождественской елкой долгожданную игрушку. — Идем, Юри. Никифоров протянул мне руку, я неуверенно соединил наши руки, переплетая свои пальцы с его. Мы зашли внутрь. Я пораженно вдохнул. Посередине шатра стоял небольшой столик на двоих, на котором была белоснежная скатерть с блюдами, красивыми салфетками в форме лебедей и двумя бокалами. По всей площади стояли подставки со свечками, стояли белые диваны с фиолетовыми подушками, различные кресла. Виктор усадил меня за стол, затем сел сам. Официанты принесли два блюда, а Оуэн пришел с бутылкой игристого вина. «Abrau-Durso Gold Brut». Боже, оно же дорогущее! Одно из самых дорогих шампанских России, Виктор, что ты творишь? Сам же Никифоров восседал напротив и внимательно следил за эмоциями на моем лице. Ему явно это приносило наслаждение, да еще какое. Я лишь нервно сглатывал время от времени, молча захлебываясь от волнения. — За нас? — неожиданно спросил Виктор, поднимая бокал и выдергивая из пучины мыслей. Я осторожно взял бокал и поднес его к бокалу Никифорова. — За нас! — уверенно сказал я, осторожно чокаясь. Преподнося бокал к губам, я почувствовал великолепный аромат. А еще почувствовал прилипший взгляд Виктора. Сделал глоток, Никифоров повторил мое движения. Мои глаза закрылись сами собой. Боже, прекрасный вкус! — М-м-м-м-м, — сказал я так красноречиво, как только мог, на что услышал смех Виктора. — И это еще только начало.